Работник месяца

Жанр: мистика-хуистика, 118+

Данный рассказ является самостоятельным произведением, но по логике вещей продолжает сюжетную ветвь рассказа «Офаним»: https://author.today/work/451624

Я ужо битый час чалился в полутёмном кабинете, вперившись отсутствующим взглядом в канделябр в углу и с силой сжимая онемевшей рукой край платка старухи Вёльвы. Кровь всё не унималась, зараза. Хотя ну какая нахрен кровь? Эфир. Бесконечный, самосозидающий и дьявольски ледяной. В теории из меня мог вытечь его хуев океан, и ничё б со мной не сталось. О как. Подумаешь, новый водоёмчик образовался бы, вопреки причудам рельефа, да притом самого жуткого свойства? Зато красивый, аки серебро. Однакось ни одна капля не упала на пол: эфир испарялся, еле уловимо искрясь на ткани да и только. А вот мутило меня знатно. С перепою и то оно полегче как-то. В общем, за время своего совершенно бездарного бдения я пришёл к закономерному выводу, что бухать — это лучше, чем работать. Здоровье поберечь — дело-то хорошее.

Чуть попозжа в кабинет вошёл Мастер. Я сидел всё там же, всё так же неподвижно, изображая мебель, правда с некоторой несвойственной предметам интерьера лиричностью облокотясь на край столешницы. А чтобы пуще придать позе задумчивого лоску, подпирал щёку рукой, перемотанной грязной тряпкою. Курить хотелось зверски, да тут оно не принято было. А хуже того, не имелось в наличии. Вот я и не рыпался, изображая всем своим заёбанным видом вящую благовоспитанность и безмятежность херувима при исполнении. Заёбанность, её ведь легко и с просветлением спутать.

Подойдя к столу, колдун оперся на него рукой, сверху вниз поглядев на меня, изучавшего свои ушатанные в говнину ботинки охуеть до чего внимательно.

Аки настоящий ангел, я завсегда ставил внутреннее превыше внешнего, а посему предпочитал вкладывать скудные свои барыши в горючее, а не в обувь. Из дырок между подошвою и носком в следствие чего торчали когти, зато душа была умыта нехреновым таким вискарем. Это вам не коней в шампанском купать, конечно, но тоже за дворянскую придурь сойдёт.

«Обязательно каждый раз устраивать спектакль?» — ровно поинтересовался тем временем Андрас.

Бля, курить захотелось ещё сильней, хоть ворот балахона жуй. Только от кофтюры моей разнесчастной одни рукава только что горелые и остались.

..Эх, а лучше и вовсе накатить для верности, — про себя мыслил я, как завещал Декарт. И исподволь поглядел на Мастера.

Ну, сильно чихвостить меня за распиздяйский подход сёдня не должны. Я же вон чего! Эвон какой молодец! Отличился, нашёл! И вообще. И в общем. Да. Не работник, а загляденье. Пример остальным.

«Как там этот недоощипыш?» — осведомился я, невинно проигнорировав адресованный мне ранее вопросец.

«Тебе не всё ли равно?» — усмехнулся Мастер, обойдя стол и усевшись в кресло напротив.

«Вообще поебать, — стараясь придать голосу невозмутимости, фыркнул я. — Это я так, для проформы».

«Что с рукой твоей?»

«А? — я недоумённо вскинул голову, поглядев на изувеченную кисть так, будто впервые её вижу. — Ах это.. да б.. — я на миг замялся. —..удем живы — не помрём».

«Платок», — колдун недвусмысленно протянул руку.

Я нехотя размотал порез и отдал тряпицу.

Мельком изучив проступившие на ткани руны, Мастер убрал ветошь в ящик стола.

«Ладонь».

Я разнузданно шлёпнул пятернёй о стол и разжал пальцы. Ну они уже держались получше, а не на одной сопле, как до этого. Но порез упрямо не зарастал. Сука, ну какого ж етического ляда?!

Однако вслух я сформулировал посыл иначе: «Чё-то как-то не в ажуре».

«Это я вижу, — задумчиво проронил колдун, опершись на сложенные домиком кисти рук. — Зачем ты вообще…» — едва заметно нахмурился он.

«Ну а как, блять?! — не выдержал я. — Пока это хуйло пернатое изнанкой навзничь там выворачивалось, мне чё надо было? Рядышком посиживать и в небо поплёвывать, нах?!»

От нахлынувших эмоций меня качнуло. Мир противно размазался, поплыл мерзкой кляксой. Я стиснул зубы, обложив судьбину-паскуду херами в три ряда. Не думал, что кроме того сраного ножичка выискалась на мою голову ебучая железка столь же зловредная. Вот свезло так свезло! (это был сарказм если чё).

«Выпишите мне больничный», — немного подостыв и брякнувшись мордой в стол, выдал на-гора я. И добавил уже лёжа харей в столешню: «И премию».

«Премию, значит? — Мастер с прохладной усмешкой покачал головой. — Это после того, что ты в соборе устроил, дорогуша?»

«А чё я такого устроил? — я обиженно приподнял мордас от поверхности. — Этот ебантяй заколдованный ваще мог всех к чертям-угодникам спалить! Я просто оперативно среагировал, действуя по ситуации, как и подобает квалифицированному сотруднику, ёбана».

«Как ты думаешь, — чуть прищурившись, заговорил Андрас, — что сейчас происходит с людьми, которые всё это светопреставление наблюдали воочию?»

«Уверовали», — злорадно ухмыльнулся я во всю широту души ангельской, демонстрируя острые змеиные зубы.

«Не смешно, мой хороший», — с холодком заметил колдун.

Всё-таки всыплют, — приценился я к направленью беседы. Эх, не везёт, ну что за блядскость?

«Ой, да подумаешь!» — взмахнул я рукой, так, что серебристые капли с пореза веером разлетелись по комнате. Но пропали без вести в воздухе.

«Ещё и это, — Мастер взглядом указал на мою руку. — Если б твоя кровь попала на человека? Или на того ангела?»

«Да боже ж мой! — нарочито фильтруя базар, возмутился я. — Если б! Дак не стряслось же!»

«Пока рана не закрылась, проклятие нужно снять», — как ни в чём не бывало заключил колдун.

Я моргнул.

«В смысле?»

«В прямом, — вздохнул он. — Иначе оно так с тобой и останется».

«Еба.. — я недоуменно выгнул брови. — И я типа буду во всякую такую херь превращаться по праздничкам?»

«Далеко не факт, что на тебя сработает точно так же, как оно сработало с тем несчастным, — задумчиво погладив подбородок, резюмировал Мастер. — Это вопрос веры».

«Значит, звездец проклятью, — мрачно оскалился я. — Хер я во что верю ваще».

«Это ты так думаешь, — возразил он. — И если вознамеришься расправить крыла, все, какие есть, так соизволь убраться отсюда подальше, а то я тебя знаю, Азраил», — досказал колдун.

Ну приплыли. Азраил то, Азраил сё. Хтонь найди. Проклятье сними. Подальше уберись. Тьфу. Жызь моя жестянка, нах. Без выходных ебошь и без премий. Замечательно. Просто заебца! На работу как на праздник!

«Не хочу я крылья.. тем более все», — мрачно буркнул я.

«Тогда пеняй на себя, — равнодушно парировал Мастер. — Проклятье Люцифера никому даром не обходится. Ты и сам видел».

«Да б.. безусловно!» — запнувшись, процедил я сквозь зубы и поднялся, сжав руку в кулак.

«Подожди-ка, дорогуша», — колдун поднялся со своего места.

Я, закатив глаза, протянул ему руку с порезом. На кожу легла ангельская руна. Акесо в простонародье. Сука, как же жжётся! Но кровь зато не текла больше. Только что серебрилась по краям пореза.

Ладно, коль так. Придётся тащиться на кудыкину гору. И расколдовывать себя самому. Это будет пиздец неприятно, как я подозревал. Но с этой сраной работёнкой иначе не бывает.

…

Я с очевидно недовольной харей замер посредь пустыни. Песок лениво шебаршил по сторонам: ветер еле заметно пересыпал барханы, орудуя невидимыми своими пальцами. Красное громадное солнце, под собственным весом будто не удержавшись на хлипкой высоте, падало за край сей необитаемости, чуть подрагивая в раскалённом мареве.

Я, блять, стоял в свитере. В шерстяном. С оленями. И невьебенно уместно смотрелся посредь этого инфернального пекла. Джингл белс, нахуй. Ниче другого тупо не нашлось в штаб-квартире, хз как эта-то ветошь там обнаружилась. Может, с трупака в морге сняли по приколу, да так и завалялось. А смотаться до хаты — времени мне было жаль. Зато на край свету — это пожалуйста. Это ж не на край городу. В городе крылья нельзя. Крылья нельзя, служебный транспорт не дают, за проезд плати, бля. Осточертело. (Ну сюда же: бухло не воруй, людей не пугай, за базаром следи, ёкарный, а).

Так. Ладно. Солнце скроется — муравейник закроется. В общем надо до темноты управиться. Как же я этого не хотел. Прям сложно было вообразить себе экзистенцию, коей я не хотел бы больше в этом затёрханном мире.

Крылья. Сука. Как же я слепо и тупо желал их себе в иное времечко. Мечта идиота, нах. Ну типа ангел без крыл — это ж зашквар лютый. Ну теперь зато дохера их. Если б штуки четыре хотя бы — я б не жаловался. Вещь-то хорошая, хуле. Ну правда. Удобная. Но в комплектике, что мне в наследство завещали, их оказалось.. ну как бы это сказать.. поболе. Явить их можно было по-разному. Но к каждой парочке прилагалось особое свойство. Первые два свойства я мог и не проявлять. С остальными было сложней.

Всё, хорош бакланить без толку, — осадил я себя, сознавая, что намеренно тяну волынку. — Погнали.

Раз.

За спиной вольно раскинулось два чёрных крыла. Вокруг тотчас стремительно потемнело. Медно-красное солнце теперича парило в темноте, таращась на меня злым алым оком, вмёрзнув в кромешность, стиснувшую его со всех сторон. Мир застыл.

Два.

Ещё пара крыл. И вот в ёбаной пустыне случились пиздейшие заморозки. Казалось, воздух от холодрыги звенит. А на мне свитерок, хоба!

Три.

То есть ещё два штука. Песок почернел, сделавшись сажей. Запахло гарью и тленом. Я шевельнулся. Вкруг несчётным полчищем тотчас взметнулся пепел. И застыл, закручиваясь оцепеневшими вихрями. Неподвижными в безвременье.

Я сжал кулаки и стиснул зубы. Да, теперь я его чувствовал. Проклятие. Чёрной змеёй оно оплетало каждый позвонок, вгрызалось в рёбра, растворялось в эфире. Увы, всё оказалось херовей, чем я предполагал. В разы. Хитровыебанная штука: чем сильней ты, тем сильней и оно. Тому ощипышу еще фартануло.

В общем, да. Шестью тут явно не обойтись. А расправлять последнюю пару крыл я тащемта не рвался. Очень оно.. тяжко.

Колючий пепел лез в нос, от холода щипало глаза. Я сердито нахлобучил шапку, натянув по самые уши.

Люц, ну какого ж хрену?! Я ж тебе ничё плохого не сделал! Хотя проклятье на вещь — это как пращей в лоб получить. Кому прилетит тому прилетит. Ничё личного.

Когда в стародавние времена Михаил Архистратиг разнёс меч Денницы, расколол на три части… Ну я б тоже психанул, чё уж, если б мою косу так расхуярили. Особо, чтоб потом обломков этих касались чужие руки… Кому ж понравится?

Сук, курить бы… о, одну ж стрельнул как раз.

Я, как мог, оттягивал неизбежное. И, вынув сижку, кое-как прикурил. Казалось, сам огонь мёрз, никак не желая рождаться из искры зажигалки. Время здесь существовало лишь для меня одного. Я был одиноким центром этого блядского мироздания. Этой ебучей сингулярности. За горизонтом событий же маячило абсолютное нихрена.

Сигаретный дым пах то ли ладаном, то ли сладкой полынью с горьким и пряным миртом. Вот щас докурю и… Спину отягощали аж шесть крыл, так можно и сколиоз заработать. Или вон вообще грыжу. А физиопроцедур и массажей в нашей шараге не назначают. Лечитесь народными методами, бля, как хотите. Пояс из собачьей шерсти вам в исцеление.

Да, курево кончилось быстрей, чем я рассчитывал. Солнце касалось края густой черноты, намереваясь утонуть в вязком как смола мраке. Только то было уже не солнце. Кой-чего другое.

Ух, это будет мучительно. Остервенеть как.

Ну, давай, нах! — скомандовал сам себе я и болезненно зажмурился.

Четыре.

Здравствуй, Тиамат. Давно не виделись.

На спину навалилась давящая тяжесть. Перед глазами поплыли радужные разводы. Проклятье, пустившее было корни, начало вымерзать и крошиться. А по итогу будтоть под кожу тебе зашили битую тыщу острых лезвий. Малейшее движение — пускай и палец согнуть — боль. До одури, до оцепенения, до скрежета зубов. Свобода дорогой ценой даётся, это не в новьё. Но надо бы себя в руки взять. Надо. Вон у меня делов-то не переделанных! В безвременье оно канеш неплохо, если не хвораешь. Но пора и честь знать.

Выдохнули. А теперича… Взмах. Всеми восемью. Отпусти меня. Отпусти.

Эх, хорошо я не галгалим и не офаним. Всего восемь крылов, тю. И глаза два. Скромненькая весьма для чину моего комплектация. А вот офанимам поди ж на паспорт сфоткаться сущая морока — то один глаз моргнёт на ободе, то несколько. Никак ракурс не выгадать.

О такой дурацкой ерундовине я подумал, ощущая, как чернота вовне таки пожрала едкую черноту внутри. Красна солнышка я больше не видел. Только тишина могильника заливалась в уши тонкими струйками. Полная депривация всех ощущений.

Нет меня. Только этот мрак. Которому не нужны лица.

Ещё один взмах. Отчаянный и немного злой.

Очнулся я от того, что кто-то бессовестным образом сыпал мне на морду песок.

Я заморгал, сощурился, начал отплевываться.

«Гном, блять! Завязывай!»

Демон нарочито досыпал пригошню на мою харю, отряхнув ладони, и проговорил предосудительно: «Нет, вы гляньте да поглядите, никуда не уходите! Работы непаханое полюшко — широко раздольюшко, а он загорать изволит! Тебя обыскались уже, а ты в самоволку, ай же, ваша крылатость на вас! Я за честный труд!»

Тараторил он как всегда тыщу слов в минуту, аж башка от его трепа заболела.

«Тебе когда разрешение-то выдали, коротыш?» — садясь на остывший с ночи песок, потёр я глаза рукавом свитера, но сделал только хуже, как наждачкой по еблету прошёлся. Песок запутался в петлях пряжи и ну его к едрене фене! Песок этот сраный теперь был везде! Шапка валялась неподалёку: я выкопал её и напялил на башку не глядя, снова обсыпавшись ебучим песком — в ней его оказалось полным-полно, как в детской формочке!

«Когда выдали тогда выдали, — умостившись рядом на песок, гном будто бы небрежно пожал плечами, отвечая на мой вопрос. — Мне собственно своих забот с избытком, а я тебя разыскиваю, понимаешь ли!»

«Ну спасибо, нахер! — всё так же сидя, я взмахнул рукой, типа кланяюсь до землицы. — Вот уж без тебя б не сыскался». И поглядел на ладонь: порез пропал.

«Ну и ладно-ладушки, — с этими словами он достал из-за спины дюже нарядную бутыль вискаря, откупорив ёмкость нарочито неторопливо. — Симпатичный свитерок, кстати. Праздничный. Тебе идёт. Только с праздником ты чутка промахнулся — рановато ещё. И на спине вентиляция не по сезону».

А, это крылья-то… вечно от них во всю спину прореха.

Я сглотнул, изучая взглядом предъявленную воочию тару. Вот же сволочь.

«Это чё у тебя, Октомор, да?»

Гном нарочно безучастно развернул бутылку этикеткой к себе, будто так не знает, чё там приволок, и кивнул: «Он».

Потом покосился на меня и заржал, подлец: «Нет, ну ваш пернатость, ну насмешил! Вашу б мордяшу сейчасошнюю на доску почёту с подписью наискось «Работник месяца». Оченьки бы славненько смотрелось, правда-правда! Не совру! Затравленность и угрюмочное отчаяние вкупе с трудовым энтузиазизмом! Глаза-то как горят, красота! Сразу видно: готов к труду и обороне!»

«Ну и тварь же ты», — устало высказал я, плюхнувшись на песок, а чуть подумав пошерудил руками по сторонам. Не снежный ангел, так хоть песчаный. Опа, теперь песок в рукавах, ну заебись. И под шапкой.

«Ты давай тушку подымай, навалялся уж вдоволь, тунеядец. Хлопнем за встречу и айда. Горбатиться во имя хлеба насущного: семейство-то кто кормить будет? Я-то сам по себе собственный, а у тебя полный комплект!»

Я вздохнул про себя: ну это да. Души легально только так раздобыть можно. И мигом приободрился: значит, поделится бухлишком, паскудник.

Я снова уселся сидя.

Взяв у гнома из рук бутыль, я оценивающе покрутил её в руках, с пристрастием изучая изысканные изгибы. Эвон как оно!

«Курчаво живёшь, гляжу».

«Не тужу», — в рифму, как привычно, сморозил демонюк.

Даж рогатым платят поболе: мне таких деликатесов с моим-то окладом не видать, как своих ушей. А премии не допросишься. А этот вон чё!

Я сделал большой глоток. Солнышко уже поднималось, размазав розовую гуашь во весь окоём.

«А ничё, но не за такие бабосы, — вынес я свой вердикт. — Порт Шарлот куда как побаче по соотношению цена/кайф».

«А не нравится — так давай отдавай!» — гном красноречиво потянулся бутылкой.

Я ещё раз приложился к горлышку. И жизнь хороша, и жить хорошо.

«Не жадничай шибко: тебе ещё объяснительную писать, где ты три денёчку кандыбался да отлынивал».

Я аж поперхнулся сим на деле-то изумительным, но чё-то уж порядком переоцененным пойлом.

Ну.. — таки отдав бутыль Абигору, рассудил я здраво. — Три дня не три года. И не тридцать… ну тут можно не продолжать.

В общем, дожали мы на пару детище Айлы, пора было выдвигаться.

«Ну чё, гном, трудоВыебудни нас ждут?»

«Ага, великие дела», — смешливо поддакнул демонюк.

«Тоды погнали: кто, если не мы?»

«Ну не мы — так и не мы, вот уж горюшко!» — ничуть не расстроился гном.

Тот ещё лодырь и прохиндей — не перетрудится. Это я вот.. спину гну, себя не жалею, аки оратай на пашне.

Под лопатками мучительно заныло, будто я вагоны разгружал, бля. А потом загружал. А потом разгружал. И до тех пор, пока хребет не надломился. Не бережём мы себя, работники месяца-то.

И, между прочим, тут есть и третья часть: https://author.today/work/460305