Рабство бессмертия

«По всей вероятности, гравюра – не что иное, как новодел авторства какого-нибудь чересчур умного студента. Может, даже группы старшекурсников, сбившихся в стайку и пожелавших смутить их "лечащего" профессора», — думал Вадим Романович, не отрывая взгляд от металлической пластины с незнакомыми символами, глубоко, но аккуратно выгравированными на серой матовой поверхности.

Символов было восемнадцать. Они располагались на пластине размером пятнадцать на тридцать сантиметров, и размещались в три ряда, по шесть в каждом. Все миниатюры, как их любовно окрестил профессор, только на первый взгляд напоминали смесь ранних шумерских пиктограмм с современными урбанистическими, а на самом деле были оригинальными знаками. Ни в одном электронном каталоге данные надписи-руны не значились, и это обстоятельство внушало Вадиму Романовичу некоторое недоумение.

С одной стороны, ему было радостно за обучаемых оболтусов, придумавших нечто своеобразное, если не сказать экстравагантное. С другой, он робел, рисуя невиданные картины обстоятельств явления на свет данного изделия из лёгкого, но прочного металла, толщиной в десяток миллиметров. Изделия, которое не поддавалось никаким механическим воздействиям.

Точнее, ножницам и отвёртке, без дела валявшимися в лаборатории, которая соседствовала с профессорским кабинетом. Ни вмятины, ни царапины нанести ими не получилось, хотя Вадим Романович не меньше пяти минут старательно занимался непривычной слесарной физкультурой. Пока не вспотел. Пока до крови не поранил левую ладонь. И пока не вспомнил о втором по счёту кардиостимуляторе, усыновлённом им чуть более полугода назад.

«М-да. Поверхность состарена, скорее всего, искусственно. Но каким же образом, если она такая прочная? Первое, что приходит на ум, её обрабатывали кислотой. Или же аккуратно засовывали под мелкозернистый пескоструй. Но в университетских закромах данного аппарата нет и никогда не было, значит, всё-таки с помощью химии. Сколько же времени и сил потратили ради шутки?

Доподлинные оригиналы. Доподлинные! Нужно попытать ассистента, где он раздобыл диковинную пиктограмму. Если, конечно, этот субчик признается. Ну, да, поживём – ума наживём. Остановлюсь на том, что это новодел, и точка. Даже за оригинальность хвалить не буду.

Но картиночки так и приковывают взгляд. Так и гипнотизируют.

Окаянные!.. И картинки, и студенты!» — разнервничался Вадим Романович, что ему было категорически запрещено докторами, увы, медицинских наук, а не коллегами по университету.

Аккуратно положив пластину на край стола, профессор Триярус откинулся на спинку кресла и зажмурился. Необходимо было успокоиться и отдышаться, а ещё обработать ранку антисептиком, после чего заклеить её пластырем. Но перед глазами продолжалась пляска миниатюрных издевательств, претендующих на разумное шифрованное послание, поэтому «профессор не спешит, профессор отдыхает».

* * *

— К вам можно, Романыч? — пробился сквозь дрёму к профессорскому разуму голос его ассистента.

— Н-н… нужно. Заходите, голубчик. Чем обязан? — как можно вежливей ответствовал Вадим Романович, вернувшись из неконтролируемых грёз о шумерских царях и их бесчисленных наложницах.

— Так вот же она! Это из-за неё я к вам ввалился. Из-за скрижали, — обрадовался будущий преподаватель и, возможно, учёный Сергей Куликов, и смело шагнул в профессорский кабинет.

— Из-за шумерской... Кхм! Извините. Из-за фальшивой чешуйки дракона? Ну-у, господин адъюнкт-профессор, вынужден вас разочаровать... — начал, было, умничать Вадим Романович, но поперхнулся, увидев, как округлились глаза у собеседника.

— Я эту... чешуйку... с... случайно оставил в сейфе лаборатории. Не для вашего... Не для розыгрыша, — чуть ли не побожился ассистент и потянулся за новоделом, всё ещё лежавшим на краю профессорского стола.

Заподозрив неладное, Вадим Романович внимательно взглянул на бледное и осунувшееся лицо аспиранта, ассистента и лаборанта в одном университетском флаконе, и спросил:

— Отчего вы такой бледный, милейший? У вас со здоровьем всё порядке? Никаких интоксикаций алкогольного происхождения?

По изумлённому взгляду подчинённого профессор понял, что сморозил неуместную шуточку, но извиниться не успел.

— Нет-нет. Никаких контактов с... Только в физике соль! Всё остальное...

— Да, признайтесь, наконец, что это за металлолом с иероглифами! Отчего ваши руки напоминают о дедушке Альцгеймере, а лицо о бабушке... Зависимости. Присядьте и выложите начистоту. Присядьте, я вам говорю!

Умолять не умоляю, но... требую объяснений. Чья идея? Какова технология изготовления? Металл или сплав? Кто автор миниатюр? Наши студенты додумались? Или соседские гуманитарии? Ну, же! — профессор с новой силой разгорячился и перестал контролировать эмоции, отчего его лоб увлажнился, а губы пересохли. — Решили меня до инфаркта... Э-э, проводить? — кое-как выговорил он напоследок и глубоко задышал, но красноречивого взгляда от возмутителя спокойствия не отвёл.

— Как вы правы… Правы и неправы одновременно, — пролепетал кандидат в кандидаты наук и занял стул для профессорских допросов. — Извините, но никакого розыгрыша не было. Этот... артефакт настоящий и... В общем, я над ним уже пару месяцев... Голова вот-вот лопнет. Оказалось, он...

— Живой? — рассмеялся Вадим Романович, взяв себя в руки и перестав сердиться. — Принесли его домой, оказался он... головоломкой?

— Именно. Именно живой и головоломный. Ещё какой головоломный. Когда расскажу о своих экспериментах... А сами вы, как себя чувствуете? — спохватился аспирант, когда окончательно пришёл в себя и перестал трястись над потерянным сокровищем, которое теперь любовно прижал к груди, словно Ромео письмо Джульетты.

— Сомневаетесь? Если продолжите держать в неведении, обещаю распоясаться и... И оседлать карету скорой, — отшутился Триярус.

— Нет-нет. Никаких тайн. Просто... Процесс определения происхождения и природы данного... предмета затянулся. Я бы давно его представил, но, зная вашу нелюбовь к фальшивым сенсациям... Прикажете поведать историю его обретения или сразу перейти к тестам и экспериментам?

— Только о последнем из них. Из экспериментов. Судя по состоянию, в котором пребываете, именно он вас потряс, — кивнул Вадим Романович и удобней расположился в кресле, собравшись обстоятельно анализировать очередные псевдонаучные потуги подающего надежды ученика.

— О последнем, — отчего-то поморщился новоявленный докладчик, но взял себя в руки и начал рассказ: — Последним был гипноз. Пять добровольцев. Стандартный договор. Согласие, медицинская справка, и так далее. Юр отдел оформил. Я оплатил специалиста...

— Что-о?! — с новой силой взорвался профессор. — Вы оплатили? И какую сумму? Что ещё за специалист? Надеюсь, нашли его не на сайте добрых услуг? Вы и волонтерам готовы платить, лишь бы добиться... Не знаю, чего. Почему не посоветовались?

В кабинете профессора повисла не просто мёртвая тишина, а мертвейшая и, к тому же, сгущённая. Всё пространство помещения, казалось, стало желеобразным и липким. Вадим Романович впервые заподозрил, что реальность перестала быть действительностью, но недолго продолжавшееся вселенское оцепенение развеялось, и он услышал не иерихонская трубы, означавшие конец света, а всего лишь своего собеседника:

— Ну, не грант же мне клянчить, в конце концов, — заявил аспирант Куликов, и, после глубокого вздоха, продолжил оправдываться. — И потом, оригинальность происхождения я так и не доказал. Не обозначил. Точных способов определения возраста сплавов не существует, а остальные тесты показывают одно и то же. Металл – железо. Но такого быть совершенно не может. Даже по объёму... Вот только если это один из видов аморфного состояния… Но я бы…

В общем, пришлось идти на крайние меры. То есть, допустить, что артефакт настоящий, и начать его расшифровку.

— Никуда не годится. Никуда! Это мальчишество. Детский каприз. А вы уже достаточно взрослый. Ну, да, переходите к ошеломляющим успехам. Пришёл гипнотизёр и, что дальше? — Вадим Романович в очередной раз потушил гнев, засунул куда-подальше желеобразный временной глюк Вселенной, и сосредоточился.

— Провёл пять раздельных сеансов. Каждого волонтёра... Каждому добровольцу показывалось увеличенное изображение одного из символов, после чего тот вводился в краткосрочный транс и отвечал на вопрос о его предполагаемом значении. Ответ снимался на видео. Весь эксперимент записан и... И вы можете прочитать мой отчёт.

Поначалу ничего интересного не происходило. Добровольцы исправно отвечали на вопросы и покидали лабораторию. Но потом... Специалист предложил показать одному... мне...

Аспирант Куликов сделал виноватое лицо и шагнул к окну, за которым собрался увидеть не родной кампус, а что-нибудь этакое, которое отвлечёт от унизительных оправданий и послужит поводом для смены темы…

Нет, не разговора начальника с подчинённым, а допроса с пристрастием в каком-нибудь подвале НКВД. Но Ягода, Ежов и Берия вместе взятые, не могли тягаться с профессором Триярусом, когда тот… принимал экзамен. Или, как здесь и сейчас, допытывался «откуда дровишки», и какой такой «отец» нарубил очередной воз поленьев.

— Значит, тоже были в числе подопытных морских свинок? Хороший же вы исследователь. Ничего не скажешь, — более-менее спокойно отреагировал профессор на очередную «сенсацию», приберегая силы для атаки на результат эксперимента.

— Извините. Один из участников не...

— Не явился на ваш алхимический шабаш?

— Оказался стойким, и гипнозу не поддалась. Не поддался, — поспешил ассистент исправить оговорку и покраснел.

— Вы и мадам Углерод привлекли? Ничего святого не осталось! — с пафосом, но фальшиво простонал Вадим Романович и схватился за голову.

— Она помогала стенограф... Записывать на видео. Может, перейдём к тому, что предложил гипнотизёр? — раздосадовался помощник-многостаночник из-за того, что проболтался, где «болтался», и с кем разделил не только тайну золотого ключика с пиктограммами, но и рай в однокомнатном шалаше.

— Я уже понял, что корыстолюбивый шарлатан предложил и вам подвергнуться гипнозу, чтобы избежать потери одной пятой оговоренной суммы. Покайтесь, что было дальше, и покончим с устроенными вами транс-мутациями разума. — продолжил профессор распинать чересчур самостоятельного и скрытного подчинённого.

— Каюсь. Но... Корыстолюбивый шарлатан сам всерьёз заинтересовался экспериментом, и сеанс со мной провёл бесплатно, — заявил аспирант, а профессор поморщился оттого, что подчинённый решил, что его распекают за незапланированные траты бюджета. — При всём вашем скепсисе, скажу, что о происхождении картинок с символами он осведомлён не был.

Изначально не был. После я соврал о новой компьютерной игре для детей с отставанием в развитии. О попытке разбудить подсознание, подстегнуть интуицию, и так далее.

— Ну, и, что вы увидели в состоянии транса? Что поняли? Ваши толкования кардинально отличались или частично? —увлёкся следствием Вадим Романович, но вдруг зачесавшаяся ранка на ладони ненадолго его отвлекла.

— Мои толкования... резюмировали. Я не читал символы поодиночке. Толковал послание... целиком, — еле слышно пролепетал «Болотный птенец», как его в уме обозвал профессор.

— Поднимите мне веки, о, недалёкие человеки! Я, аки Вий, алкаю узреть глаза грешника, осмелившегося на неслыханное кощунство! — в шутку возопил Вадим Романович, никак не желая положительно воспринимать содеянное подчинённым, чего с ним отродясь не случалось, и удивился самому себе.

«Старею? Или это из-за недавней… Временнóй аномалии?» — промелькнула мыслишка в многомудрой голове учёного.

Вместо какой-либо реакции на очередной демарш профессора Сергей достал из нагрудного кармана листок бумаги и прочитал:

— «Послание шагающего в Радость: “Цивилизация Пленников Вечности благодарит Живую Планету за обретение смерти. Пусть Внешний Разум встретит своих детей у входа в Загадку!”» Подпись: «Тодех-хедоТ». Ну, как один из вариантов.

Пока Вадим Романович усиленно моргал и проветривал металлокерамическую улыбку, его помощник сделал вид, что не заметил шока корифея и продолжил доклад по всей форме:

— «Внешний разум» – это один символ. «Своих детей» – тоже. Слова «пусть» на скрижали нет. Пребывая в... транс-мутации, добавил для красного словца. «Послание» вставлено как предполагаемое название… Назначение пластины.

Если всё откорректировать, получится: «От Тодех-хедоТ, шагающего в Радость: “Цивилизация Пленников Вечности благодарит Живую планету за обретение смерти. Разум встретит детей у входа в Загадку”».

— Наповал, — выдохнул Вадим Романович и рухнул в кресло. — Наповал, кроме имени. Каким образом озвучили?.. Ах, да. Гипноз. Окаянный гипноз!

— Это только начало. Я об озарении, — отчего-то смутился Сергей и снова устремил взгляд в никуда. — Точнее, о результатах опытов с гипнозом. Далее мы... с мадам Бриллиант долго сверяли ответы четырёх добровольцев, но разночтений не выявили.

В той или иной степени, почти все символы толковались одинаково. Пленники – рабы. Вечность – бесконечность или бытие. Живая – живчик, шустрик, озорник. Планета – мир, земля, пристанище. В таком ключе. Но пара, так называемых, промахов всё-таки имеется.

— И первый из них – Бриллиант. Вы что, уже укротили и огранили этого мустанга женских кровей? Может, поместили в золотую... Нет. В платиновую клетку? Золото и алмазы не сочетаются, извините. А о промахах... Вернее, о разночтениях скажу, что их быть не должно. Если, конечно, они не результат сговора.

После такой циничной тирады ассистент Куликов выпучил на профессора глаза, адресуя начальству недоумение в степени неприязни, причём дуплетом. Левым глазом за беспардонное покушение на даму сердца, на которой Сергей недавно тайно женился. Тайно от профессуры и прочего большого и малого начальства ВУЗа. А правым оком – из-за ляпа о невозможности разночтений, которые всегда бывают, если эксперимент настоящий, а не очковтирательный.

Не успел аспирант заготовить по этому поводу реплику с классическими «кое-где у нас порой» и «но только не в нашем районе», как профессор сообразил, что оговорился.

— Наоборот. Конечно, наоборот. Если гипнотизёр и все ваши добровольцы настоящие, значит, разночтения обязаны иметь место. Обязаны, — вымолвил профессор бесстрастным тоном, которым читал лекции.

Теперь аспиранту стало понятно, что Вадим Романович всерьёз воспринял его слова, потому и сосредоточился на них, а говорил глупости и шутил по инерции.

— Куда уж мне. Я о клетке. Об оправе, — в свою очередь стушевался Сергей, потому что тема разговора о мадам Углерод давно сменилась на актуальную – эксперимент и интерпретацию его результата.

Взяв себя в руки, профессорский раб лампы сделал над собой усилие и кое-как выговорил:

— В промахах, кстати, тоже много интересного. Символ, истолкованный мной, как Загадка, другие обозвали раем, наградой, рождением и ответом. Радость получила в родственники свет, океан, удачу и основу. Если не придираться... любые из этих толкований не портят впечатление о разумности послания.

— Но и не облегчают нашу работу. Не облегчают. Что вполне предсказуемо, — вздохнул профессор и встал с любимого кресла. — Оставили что-нибудь на десерт? Не думаю, что цвет лица вы потеряли только из-за разночтений. Загрузите мой процессор под завязку, да я удалюсь переваривать ваш гуголь-муголь.

— И снова в яблочко. Как, всё-таки, вы правы!.. — неизвестно чему, изумился Сергей.

— Решили меня подобру-поздорову не отпускать? — насторожился Вадим Романович, нутром почуяв, что вечер сюрпризов, устроенный любознательным подчинённым, хорошо не закончится.

— Я сформулировал четыре варианта предполагаемого послания и прогнал их через сетевые поисковики. В одном из них всплыло кое-что интересное. Критическая статья. Скорее, рецензия на серию рассказов, написанных на конкурс несколькими начинающими фантастами. Название сайта, на котором они публиковались, мне ни о чём не сказало. Какой-то «Временной Вихрь Вселенной». Да и самой статье якобы больше десяти лет...

— Рожайте уже. Кто написал? Что? Какое это имеет отношение к вашей находке? — шёпотом взмолился четырежды доктор наук. — Не то-ми-те.

— Ничего конкретного. Самих рассказов я не нашёл, а в статье только скептические нападки на стиль изложения, сюжеты, пунктуацию, и прочее. Всё как обычно. Кстати, половина авторов прямо названа графоманами и с лихвой осыпана обидными эпитетами. Именно критику в адрес одного из авторов отыскал поисковик, — пробубнил аспирант Куликов.

Потом он перевёл дух, снова развернул волшебный листок с предполагаемым текстом скрижали, после чего сделал траурное лицо и продолжил доклад:

— Вот, что интернет выудил из недалёкого прошлого: «Додуматься до такого мог только гениальный сумасшедший. Инопланетяне прилетают на нашу планету затем, чтобы умереть? Ещё и благодарят за избавление от рабства бессмертия и вечности? Нонсенс! Абсурд! Вывернутая наизнанку “Война миров” Уэллса. Стало быть, разновидность плагиата.

Вся современная наука только и делает, что ищет панацею от болезней и старости, а значит, это самое бессмертие. А у автора они с радостью шагают в Храм Света, то есть, умирают, чтобы попасть к Великому Разуму в гости».

— Наповал. В этот раз без оговорок, — бодро вымолвил Вадим Романович и неожиданно пошатнулся. — Экий вы с... с...

— Садист? — удивился аспирант.

— Ск... — еле выдохнул профессор и закатил глаза.

— Сказочник? Скоморох? — зациклился Сергей на оскорблениях, не понимая, что именитый наставник приготовился потерять сознание. — Может, скотина?

— Скорую... пожалуйста.