Рабыня Господа Бога 1

Этот страшный день начался для Катилины на удивление поздно. Январское небо над головой полыхало серыми полчищами облаков, неистовое и злое. Возможно поэтому, серые полчища варваров на другом конце горизонта вышли в поле из своих шерстяных кибиток всего пару часов назад.

Миллион человек стоял сегодня по обе стороны океана из ковыля. Ковыль был сухой, припадший к земле, слегка припорошённый снегом. Мохнатые лошадки врагов жевали такой с радостью, и с лёгкостью выдерживали сумрачную прохладу зимних галльских ночей, покрытых инеем кровавых восходов. Вормс, Майнц, Трир и Мец уже пали под их копытами.

Оба несметных воинства – Катилины и вражеское, были настолько огромны, что построились к битве лишь к трём часам дня. Не только число бойцов служило помехой. Полумиллионная армия старого легата являлась лоскутным пледом, сотканным из сотен народов.

Аморианцы и готы, сарматы и саксы, франки и белги, аланы и бургунды – все они встали под его истасканные знамёна. Тулузские готы со своим Теодорихом построились справа. Сам Катилина – слева, во главе немногочисленных легионов. Огромный центр, аморфный и рваный, составили остальные. Злая усмешка судьбы – или звериный оскал – но именно этому сброду предстояло решить судьбу огромного континента, его великой цивилизации…

Внизу взвыла медь. Штабной офицер кричал сквозь рёв трубачей, но Катилина не слушал. Было ясно итак – гунны двинулись. Наконечники гуннских стрел сулили гибель всему, что Катилина знал с детства и чем дорожил. Время слов миновало. Искусные политика и манёвры, интриги в сенате и соблазнение варварских королей – всё рухнуло в прошлое, за долю мгновенья, скользнуло, как тонкая ткань по бедру роскошнотелой наложницы. При столкновении столь чудовищной массы бойцов на столь необъятном пространстве, ни один хитроумный план полководца не сможет быть выполнен. Ни засада, ни маневр, ни обман, ни хитрость не приведут к результату. Судьбу вселенной решит лишь доблесть сотен племён, вставших в этот сумрачный день на защиту своих идолов и отчизн.

Катилина плотнее нахлобучил на голову лёгкий шлем и, не доставая меча (рано ещё, до гуннов едва не миля), хлынул в битву вместе с тысячами своих катафрактов. Шумно дыша на морозном воздухе, лошади покрывали расстояние до врага неспешной рысью. Тяжелые всадники покачивались в седлах, гремя доспехами и бряцая оружейным железом. Галоп сейчас был не нужен и невозможен, а потому, обе стороны сближались медленно, не торопясь умирать.

Наконец – сблизились. Последние метры прошли на рывке. Сталь стукнула в сталь, миллион мужских глоток исторг в небеса крики ненависти и гнева. Два человеческих моря столкнулись, одна за другой накрывая волнами обречённые передовые колонны.

Битва была отчаянной и свирепой. Полуиссякшие ручейки, протекавшие по гигантской долине, внезапно покраснели от потоков крови, и раненные, утоляя жажду, умирали мгновенно, затоптанные копытами лошадей.

Час спустя Катилине сообщили, что король Теодорих, объезжая свои войска, был убит во время бешенного наскока остготов.

Пал Велимир, предводитель аланов. И Ардарик Саксонский подарил своё сердце припорошенному кровавым инеем ковылю.

Бессчётными эшелонами, косматые орды гуннов рвались прямо в центр его строя, слишком растянутого по замёрзшим Каталаунским полям. Атилла, убийца Бледы, повелитель всего Востока, во главе своих рабов и вассалов, наседал на задыхающихся союзников.

Под натиском варваров держался один левый фланг. Имперские катафракты рычали и бились как львы. Колонны держали строй. И медленно, шаг за шагом, вбивали врага в мёрзлый дёрн. Ещё один стадий, размышлял Катилина, и линия невысоких холмов, разделявшая поле на две почти равные части, останется позади. Хрупкий баланс между победой и поражением, чуть сдвинется в его сторону – ведь полчища пеших гепидов, которых старый легат и его хрипящие всадники резали в ковыле уже более часа, оставались единственной силой, что отделяла их от обнажённого бока гуннов.

«Я должен пробиться сквозь них!» – внезапно решил Катилина. Смять гепидов, и рухнуть на спины косматых дикарей-степняков. От этого зависит победа.

Мгновенно и остро осознав эту истину, могучий легат взревел во всю мощь своих лёгких. Раздвинув телохранителей, он бросился в первый ряд. Вместе с эти движением, тысяча глоток бешенных катафрактов, вдохновленных подвигом полководца, гаркнула оглушительным рыком.

Лава хлынула в бой. Кипящей, неистовой силой, тяжелые всадники обрушились на врага. «Стоптать их!» – стучало в висках, и окрики центурионов тонули в солдатской ярости.

Рваные ряды дикарей щетинились лесом из копий, но старый легат смеялся – этого слишком мало, чтобы остановить катафракта в полном доспехе, мчащегося во весь опор на врага!

Со скоростью урагана и весом каменного ядра, он вонзился в ряды гепидов как осадный таран. Огромный контус катафрактария прошил ближайшего варвара, словно пущенное из катапульты бревно – сломав как солому, вместе со щитом и доспехом.

Ужасная сшибка пробила в неплотной колонне брешь, варвары разлетелись как кегли и, не сбавляя напора, Катилина выпустил контус и вытащил длинный меч.

Спата сверкнула молнией громовержца! Гримаса гнева, забрызганные кровью доспехи гигантского всадника, внушали животный ужас, и, пользуясь чужим страхом, легат сносил врага одного за другим – везде, куда доставал клинок. Гнедой под ним танцевал, рисуя дикую пляску смерти, сшибая копытами беснующихся в боевом запале людей, толкая грудью, грызя зубами. Отрубленные руки и разбитые черепа, сражённые мечом Катилины, мелькали перед глазами как картинки дурного сна. Спата блистала и пела, переливаясь на солнце в кровавых брызгах и ветре. И разваливала тела пополам. Дождь из дротиков лил вокруг смертным ливнем. Люди падали, кони ржали. Трупы варваров расстилались ковром под копытами катафрактов…

За долгие годы службы легат видел множество битв, но никогда не видел подобной этой. Ни в дни Республики, покрытые замшелым прахом на пергаменте плесневеющих манускриптов, ни в славные дни Империи - никогда не сходились на одном поле такие гигантские армии. Никогда столько разных племён не кромсало друг друга со столь безумным остервенением. Воистину, то была Битва Народов!

Повсюду слышались крики. Гортанные хрипы севера, пение запада, древнее шипение юга и совсем молодые слова, пришедшие в Европу с востока лишь сто лет назад. Проклятия взрывались в воздухе почти на сотне наречий. Команды отдавались в основном на латыни, однако стоны и возгласы умирающих подчинялись иному порядку: отправляясь к Создателю, каждый шептал молитву лишь на своём языке…

Катафрактарии прорвались. По горным хребтам из трупов, превращённых в месиво подковами лошадей, Катилина въехал на вершину холмов, разделяющих обе армии. За три часа эти холмы подросли. Ковёр из тел был глубок и мягок. Ныне, он громоздился выше самого высокого ковыля. Копыта хлюпали в этом кровавом ковре, словно в болотной грязи. А снег исчез, покрытый подмёрзшей плотью. Над полем клубился пар – то ли дыхание выживших, то ли испарения мертвецов. Судя по неохватным просторам, что занимало сейчас гигантское кладбище, вокруг Катилины покоились сотни тысяч…

«Оплакивать их слишком рано», – подумал он.

И осадил коня. И оскалился. И яростно закричал. Центр гуннов теперь был открыт, и кровавое лезвие спаты указало префектам катафрактариев, на спины увязших в атаке варварских орд. Атилла, убийца Бледы, дерущийся во главе своих полчищ, стоял к ним спиной и боком. И это значило…

– Рим!!! – в страшной ярости прокричал Катилина, раздирая лужёную глотку.

Повинуясь его приказу, а также собственной неистовой, почти безудержной страсти, великолепные всадники рванули с места в галоп. Через мгновение они слетели с холмов словно ангелы смерти и рухнули на врага. Махая крыльями, над ними мчалась сама Победа…

Катилина вздохнул. Полководец не нужен более. Его турмы справятся сами. Старый легат снял шлем, встряхнулся, вытер со лба скользкий пот. Одышка мучила его, колени дрожали. «Возраст», – подумал он.

И пал лицом вниз.

Горло харкнуло кровью, кровавыми, вязкими сгустками. Острие гепидского дротика, вонзившегося в затылок, вышло из кадыка. Легат захрипел.

«Убийца! Умри!» – услышал он за спиной. Последним страшным усилием, Катилина повернул голову, волоча по земле висок, и увидел уцелевшего, окровавленного, израненного гепида, бегущего к нему с топором.

Сталь прыгнула к облакам. И упала.

Пройдя сквозь череп, топор скрипнул о позвонки…

***

Пропищал незнакомый звуковой сигнал, и перед глазами легата мелькнуло матовое пятно… Это был свет. Далёкий свет приближался, быстро преображаясь в нечто, похожее на контур огромных врат.

Как просто, подумал римлянин. Он знал о чем-то подобном, слышал, а может быть чувствовал: смерть – это лишь вход.

Зуммер пропиликал ещё раз, и сияющие врата рухнули на Катилину как туша хищника.