Раскалённое шоссе, змеящееся сквозь выжженную солнцем преисподнюю Аризоны, манило обещанием свободы, но манило и в пасть к дьяволу. Старенький "Кадиллак", прозванный "Гробовщиком", глотал мили, как алчный зверь, и в его утробе мы – я и мой неразговорчивый попутчик, чьё имя лучше не упоминать – бежали от теней прошлого, преследовавших нас неотступно, словно проклятие.
Пейзаж за окном – калейдоскоп жуткой красоты: колючие кустарники, будто скрюченные пальцы мертвецов, скалы, вздымающиеся ввысь, словно обелиски забытым богам, и палящее солнце, которое выжигало не только землю, но и душу. Ночь спустилась, как саван, и мы свернули на просёлочную дорогу, где, согласно карте, должен был находиться заброшенный мотель "Полуночный приют".
Завывание ветра, словно плач банши, пронизывало насквозь. Мотель встретил нас зияющими глазницами окон, чёрными дырами в истерзанном временем фасаде. "Здесь даже мухи дохнут от тоски", – пробормотал мой спутник, и его слова прозвучали зловещим пророчеством. Внутри нас ждали обшарпанные номера, пропахшие плесенью и отчаянием, и тишина, столь густая, что её можно было резать ножом. И тогда начался кошмар, превративший нашу поездку в адский трип, где грань между реальностью и безумием стиралась с каждой минутой, а тени прошлого обретали плоть и кровь.