Рассказ F.D.C

Рассказ F.D.C.

Это началось с банальной временной слепоты одного занудного, старого, сварливого до истерики профессора с идеально постриженными и уложенными волосками по бокам головы.

Иногда он кричит так, что дрожат длинные полицейские в полной экипировке, которые приехали в помощь собравшемуся подъезду дому успокаивать буяна. Сам по себе он не был хулиганом, дебошей не устраивал, ни с кем не дрался — с его-то здоровьем это было как нырнуть под лёд. Хотя, по правде сказать, был у него друг, рыбак, с которым он один раз за зиму окунается в ледяную воду. Профессор считает, что именно это помогло ему объяснить ядерный магнетизм три года тому. Какой наивный!

Да, зовут моего питомца Джек Хетеринктон. Он считает, что занимается физикой твёрдого тела и квантовой жидкостью. Так о чём я? Точно — временная слепота старика. Искал он как-то заметки Исаака Ньютона, перерыл весь кабинет, потратил четыре с половиной часа и в конце упал в кресло и разрыдался. Котёнком я ещё был. Жалко мне стало старика — вылез я на шкаф и лапой столкнул книгу на пол. Он её туда ещё четыре месяца назад положил, когда перебирал верхнюю полку. Джек вздрогнул, поднял голову, но не заметил валявшуюся среди прочих книг, журналов и мусора книгу Ньютона. Продолжил всхлипывать. А я оказался в ловушке начатого дела — нельзя не закончить. Пришлось спрыгнуть, притащить книгу к ногам и громко мяукнуть. Тут только очнулся Хетеринктон: посмотрел на книгу, посмотрел на меня, посмотрел на книгу, ещё раз на меня, ещё раз на книгу, ещё раз на меня — и задумался. Увидел я в его глазах, как он вспоминает, что, сидя на его плече, я всё время читал вместе с ним. Потом он вспомнил, как он пытался учить меня давать лапу. Нет дураков! Сладостей я тогда наелся, но лапу подавать не буду — не собака какая-то. Затем он вспомнил, как учил меня месту. Тогда вкусное мясо было, сочное, и сосиски были вкусные. Но место я сам себе выбираю, хотя тот гамак, который он повесил, тоже неплох — теперь я люблю там поспать.

Так вот. С тех пор начал он меня уважать и серьёзно относиться. А я помогать по мелочам: найти очередную затерявшуюся книгу. А мне и искать не нужно — и так знаю, где какая лежит. Он будто думает, что книги сами собой перемещаются, вечно их ищет, как будто впервые в кабинете, не там, где они всё время лежат, а где упало. Предупреждать, что к нему посетители — какие они: добрые или злые. Подсказать, какой собеседник врёт ему или сам не верит тому, что говорит.

Один раз пришёл к нему человек — как будто обсудить одно практическое применение его открытий, — а сам всё время шарил глазами по полкам с книгами. Шипел я на моего подопечного, царапал плечо — он не догадался, что у этого молодчика нечисты не только зубы, но и мыслишки. Под конец встречи вышел мой кожаный в уборную, а вор полез в стол проверять полки. Здорово я тогда исцарапал ему лицо и руки! Прибежал мой человек, увидел высунутые полки стола — дошло наконец-то, прогнал сутулого вора.

Или как это вот — на той неделе. Снова приходили к нему. Только к нему ходят. Сам он никуда не хочет. Занят. Да и им это нужно, а не ему. По комнате ходит — это да. Туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюдааа...

Мысли в голове Домашнего Кота, лежавшего на шкатулке из резного верблюжьего костяка с доминиканскими сигарами, путались, перескакивали, разбежались прочь. Аромат от сигар, книг, вишнёвого книжного шкафа, полстакана виски, безрассудно забытого человеком и благополучно вылаканного Домашним Котом, усыпили его. Он не слышал, как дверь тихо отворилась, и в квартиру медленно, не торопясь, осторожно вошёл маленький человек лет двадцати семи — с азиатским лицом, в очках, с левой рукой в кармане, с несуразно торчащими волосами длиной в полсантиметра как на голове, так и на лице. В нём чувствовалась уверенность, ловкость, способность выполнить задуманное. Он подошёл к профессору, вытащил руку с шприцом из кармана и воткнул иголку повыше затылка. Больше профессор никогда не проснулся.