Старший послушник Хан Люй-Ко вошёл в келью настоятеля и остановился в недоумении. Уважаемый Син До сидел перед ним в непривычной мирской одежде, такой, в которой служитель из деревни обычно приносил им еду, а его оранжевое сэньи аккуратно висело рядом на спинке стула. Хан Люй торопливо сложил ладони, поклонился, приветствуя старшего, и замер, пытаясь разобраться в происходящем.
Монах никогда не снимет сэньи во время бодрствования. Это всё равно, что заявить окружающим о возвращении в мир. Но никто в своём уме никогда и ни при каких обстоятельствах не захочет уходить в суетный и несовершенный мир из старейшего и самого важного на Земле монастыря. Тем более из Чешичо. Ведь каждому послушнику известно, что та цель, которой служит их монастырь, то, ради чего он и был основан целых пять веков назад – нужнейшее дело в мире.
- Вижу, ты удивлён, Хан Люй, - с лёгкой улыбкой заметил настоятель.
- Не просто удивлён, учитель, - послушник наконец вышел из ступора. – Я не могу понять, что происходит. Если кто-то увидит вас одетым в мирское вместо сэньи, то всех, до последнего сяо, охватит паника. Они решат, что дух древнего Шихо вырвался из заточения.
Син До еле заметно, одними глазами, улыбнулся, взял крошечную керамическую чашку с изображённым на ней драконом, подаренную монастырю ещё триста лет назад, и сделал глоток чая. На секунду закрыл глаза, чтобы сконцентрироваться на вкусе, после чего с улыбкой посмотрел на старшего послушника.
- Сядь со мной, Хан Люй-Ко. Прояви толику уважения к старшему.
- Я прошу вас, учитель Син, не издевайтесь над своим учеником. Зачем вы зовёте меня «Ко», словно только начавший обучение послушник? Наоборот, кому, как не мне проявлять к вам уважение. Ведь вы не только первое лицо нашего монастыря, вы ещё и воспитывали меня чуть ли не с первых дней моей жизни. Вы для меня больше, чем отец, учитель Син.
Люй увидел, как маска озабоченности сменила улыбку на лице настоятеля. Он словно внезапно постарел. Тот, кто видел бы сейчас учителя, ни за что не понял бы, что перед ним хранитель запечатанного в гранитной горе духа Шихо – дракона-пожирателя миров, сильнейший боец на свете и настоятель старейшего и главного во вселенной монастыря Чешичо. Сейчас на Хан Люя смотрел усталый и расстроенный старик.
- Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, мой мальчик, - негромко произнёс он. – Дело в том, что я больше не настоятель.
- Как?! – Хан Люй уронил чашку, вскочил, но не заметил этого. Он, вытаращив глаза, рассматривал настоятеля. Наконец, придя в себя, вернулся на место и заметил. – Вы не похожи на умирающего, учитель.
Никто и никогда не покидал пост настоятеля монастыря по какой-либо причине кроме смерти. Так было пятьсот лет назад, когда Великий Защитник Престола Императора Победитель Воинов Ляо Хо обрушил на убитого им дракона Шихо Пожирателя Миров вершину высочайшей горы планеты и наложил сверху свою печать. Тогда-то он и основал монастырь Чешичо, главной задачей которого было воспитание сильнейших в мире воинов и наблюдение за духом дракона-пожирателя миров. Тогда на горе осталась вся армия Ляо Хо – все двести четырнадцать воинов. Лучших в мире воинов. Сто из них и основали этот монастырь, избрав настоятелем своего предводителя. Остальные отправились в ближайший город. Но через год вернулись с жёнами, чтобы основать вокруг монастыря деревню Монкан.
Ляо До оставался настоятелем до самой смерти. И его преемник, Сяо Ма, тоже. И его преемник. И так продолжалось до сегодняшнего дня, пока учитель Син До не позвал к себе старшего послушника Хан Люя. И вот сейчас он спокойно говорит о том, что собирается покинуть пост настоятеля, то есть умереть.
- Я, может, и не похож на умирающего. Тем более, что я и не умираю. А вот что ты скажешь про наш монастырь?
Хан Люй некоторое время молча смотрел на настоятеля, после чего еле заметно улыбнулся.
- Этот пришлый, похоже, не сумев победить в честном бою, пытался вас заболтать. Но я уверен, что и здесь нет повода для беспокойства. Ведь вы его победили.
Син До минуту рассматривал дно своей чашки, склонив голову, затем поднял глаза на ученика.
- Нет, Хан Люй-Ко. Я его не победил. Я его зарезал. Подло. В спину. И потому больше не могу называться настоятелем.
- Не победили? – старший послушник удивлённо рассматривал всемогущего учителя.
Этого просто не могло быть. Учитель был сильнейшим. Его никто не мог победить. Даже в монастыре. А Чешичо потому и был изолирован от мира, что являлся домом сильнейших воинов. Да и не могли бы другие одолеть дракона Шихо. И было это полтысячи лет назад. С тех пор воинское искусство сделало большой шаг вперёд, и послушники, приходящие к ним учиться, могли бы сравниться с лучшими мастерами древности. Видимо, учитель говорил иносказательно, вот только что он имел в виду? Ведь не настоящую же победу чужака.
Хан Люй вспомнил, как ударил гонг, и в открытые ворота вошёл первый в его жизни по-настоящему незнакомый человек.
До этого монастырь посещали только жители деревни Монкан, а их назвать чужаками не смог бы никто из насельников. Ведь и монахи, и «зазаборыши» жили рядом с самого первого дня. Одни охраняли ворота, преграждающие путь проклятому Шихо в мир. Вторые сеяли рис и морковь в горной долине, разводили яков и уток. И каждый деревенский мальчишка в возрасте десяти лет входил в ворота Чешичо. Или для того, чтобы, изучив счёт и каллиграфию, вернуться, завести семью, и жить дальше, или для того, чтобы развивать дух и тело, совершенствовать боевое искусство, а позже сменить кого-то из стражей духа дракона.
Когда же в воротах появился чужак…
Хан Люй как раз проводил тренировку с сяо. Увидев чужого, даже внешне не похожего на любого из них, старший послушник схватил щётку, которой разравнивали песок между занятиями, и замер, глядя на незваного гостя.
- Я пришёл к вам, чтобы учиться боевым искусствам, - громогласно прокричал незваный гость в мгновенно наступившей тишине.
Даже голос пришельца отличался от привычных. Грубые, словно вырубленные топором слова, явно непривычный чужаку язык.
- Я не буду даже говорить с тобой, пока ты не покажешь свои умения. – нашёлся настоятель. Как обычно, он сидел в кресле на верхней ступени лестницы, наблюдая за занятиями. – Давай начнём с простого. Видишь брата с метлой, что смотрит на тебя?
Чужаку потребовалось время, чтобы понять слова Сина До. Но в конце концов он кивнул.
- Сможешь ли ты победить метельщика?
- Я не знаю, - пожал плечами гость. – Пробовать надо.
Тут вновь ударил гонг, и Хан Люй бросился на пришельца. Он успел сделать четыре классических удара – в колени, чтобы обездвижить, в живот – перекрыть путь ци к сердцу и голове, и в лицо, чтобы выбить врага из равновесия с миром. А потом произошло невероятное. Противник ударил всего раз. И старший ученик, проведший больше трёхсот схваток, покатился по присыпанной песком площади, будто соискатель, что только что поднялся к воротам из деревни. Когда Хан Люй пришёл в себя, то увидел, как чужак следует приглашающему жесту настоятеля и уходит вглубь здания. Больше его никто не видел. И сейчас учитель говорит, что не победил какого-то чужого.
- Этого не может быть, - в изумлении сказал Хан Люй.
- Увы, сяо, - развёл руками Син До. – Никто из насельников этого не знает, но я не смог победить пришельца в честной схватке, и потому подло зарезал ножом.
- Вы наговариваете на себя, учитель. Я не верю!
- Когда гостю, кстати, его звали Дан Нил, надоело катать меня по камням пола, словно кошке клубок шерсти, мы долго разговаривали. Я угостил великого воина чаем, а он поведал мне свою историю.
- И кто же он? Не иначе, чемпион чемпионов? Великий боец, вершитель судеб?
- О! Как бы я хотел, чтобы так и было, Хан Люй. Но Дан Нил оказался всего лишь спортсменом. Причём, не из лучших. От одного своего соперника он услышал старую легенду о затерянном в горах Тибета древнем монастыре, где, как говорил ему соперник, живут величайшие в мире бойцы. Три долгих года Дан Нил собирал информацию всеми доступными способами. В том числе с летающих столовых приборов, что, если верить его словам, много лет уже крутятся над землёй, создавая самую полную карту мира.
- Он вас обманул, учитель! – Люй не выдержал и вскочил, расплескав чай.
- Увы, нет, друг мой. Позже я убедился в правоте его слов. И захотел показать гостю ответное чудо.
- Неужели…
- А разве есть что-то ещё, чем мы можем удивить человека, живущего в мире, в котором можно разговаривать с другом, находящимся в другом городе так, словно стоишь с ним рядом? Или плавать под водой с одного конца света до другого. Или летать над горами, подобно драконам. Была лишь одна вещь, способная на равных выступить в этой схватке диковин.
- И вы…
Хан Люй всё понял. Учитель, стремясь поразить гостя, что оказался неизмеримо выше любого в их закрытом мирке, провёл его туда, куда никому и ни при каких обстоятельствах ходить не следовало. И такое место было только одно.
- Ты всё понял, друг мой, - кивнул Син до. – Я повёл его за Железные ворота.
- Но никому…
- Да можно! – настоятель махнул рукой. – Мы там были.
- Как же вы выжили?
Син До криво улыбнулся, сделал ещё глоток и печально посмотрел на ученика.
- Да нет там никакого дракона. И не было никогда. Единственное, что мы нашли, это дневник Чо Нянь, помощника великого Ляо Хо. И знаешь, что он написал?
- Что? – еле слышно спросил послушник. Он боялся даже дышать, чтобы не пропустить ни малейшего звука в речи учителя.
- Ляо Хо сбежал в эту деревню, спасаясь от войск императора. А чтобы жители их не убили, придумал сказочку про дракона.
- Этого не может быть, учитель. Я не верю. Это…
- Тогда-то я загнал нож Дан Нилу в бок.
- Но ведь…
- Вот так-то, Хан Люй. Я пригласил тебя, чтобы попрощаться. Я стар, но ещё крепок. И, пока боги не призвали мою душу, хочу своими глазами увидеть хотя бы часть из тех чудес, что рассказывал Дан Нил. Так что оставляю тебя один на один с монастырём и его тайной. Прощай, настоятель Хан Люй.
Син До поднялся, подобрал заплечный мешок, что всё время лежал возле его колен. Взял посох, без которого ни один монах не выйдет за стены. Последний раз оглядел келью, в которой прожил столько лет, и сделал решительный шаг.
Хан Люй сделал стремительный выпад, затем вытер клинок тонкого ножа о сэньи бывшего настоятеля, и без сил опустился на пол.
- Я тебе не верю. Не верю. Ты обманывал меня, учитель, - повторял он, глядя в никуда пустыми глазами.