Разбитое сердце помещицы Лимоновой

Помещики Лимонова Анна Ивановна, Никонов Федор Иннокентьевич и дворовая девка Дуняша наслаждались утренним пением птиц и пили чай на веранде. Все трое ждали уездного исправника Ивана Никитича Пирогова, чтобы расспросить его о последних новостях минувших дней, произошедших в их деревне Гробово. Однако, он как всегда запаздывал. Покой и умиротворение нарушил мчавшийся со всех ног Ермолай. В руках он держал перевязанный красной лентой конверт. Все трое заулыбались и Дуня быстро забрала письмо.

- Стало быть личным присутствием нас порадовать не может - жуя баранку и косясь на помещицу, с улыбкой заметил Федор Иннокентьевич.

- Мы и письму от него рады - ответила ему Дуня, лукаво улыбаясь.

- Прочти Дуняша, что пишет нам Иван Никитич - сказала раскрасневшаяся Анна Ивановна.

Все собравшиеся приготовились услышать отчет уездного исправника о произошедших событиях и причинах его отсутствия. Предвосхищая, что разговоров после будет на неделю, Дуня сделала вдох, окинула всех взглядом и на выдохе, зачитала послание, написанное красивым каллиграфическим почерком.

- Милостивая, Анна Ивановна! Позвольте пригласить вас на мое бракосочетание с помещицей Борщовой Марией Николаевной, которое состоится завтра в три часа дня в церкви - с испугом в голосе выпалила Дуня.

Иван Никитич вместе с надкусанной им баранкой тотчас же упал со стула. Анна Ивановна побелела в лице, а на ее глаза накатились слезы. Она медленно повернула голову в сторону Дуняши и недоуменно на нее посмотрела.

- Что? - лишь одними губами спросила Анна Ивановна.

Ошарашенная Дуня, впилась глазами в письмо и еще раз его перечитала. Покрутив письмо и так и сяк, она убедилась, что ошибки нет. Письмо действительно для помещицы Лимоновой, а написал его Иван Никитич Пирогов.

- Иван Никитич изволит жениться и приглашает вас на свою свадьбу, с некой дочерью помещика Борщевой - глядя на помещицу с глазами полными слез, трясущимися губами тихо произнесла Дуня.

- Это как это? Когда это он успел? - негодовал поднявшийся с пола помещик Никонов.

Все трое переглянулись и некоторое время сидели в состоянии шока. Федор Иннокентьевич смотрел перед собой и регулярно вытирал платком проступающий на лбу пот. Сотрясаемая в беззвучном рыдании Дуняша, время от времени поглядывала на Анну Ивановну. От ее взгляда не ускользнули ни покрасневшие глаза помещицы, ни дорожки слез на ее бледном лице.

- Значится, завтра идем втроем на свадьбу к этому нехристю! - заключил Никонов, ударив кулаком по столу.

Дамы от неожиданности подпрыгнули на месте. На следующий день, все трое прибыли в указанное место. Недовольная Дуня оценивающе осматривала с головы до ног светившуюся от счастья невесту и ее родственников. Невеста стояла с видом победительницы, высоко задрав подбородок перед всеми кружившими вокруг нее гостями. Помещик Никонов, выставив ногу вперед обмахивался платком. Его презрительный взгляд свысока, сводил на нет все тщеславие невесты. Если она хотела слыть победительницей в устах окружающих, то Федор Иннокентьевич просто им был.

Как всегда собранный, жених Иван Никитич кого-то высматривал в толпе. Случайно оглянувшись, он встретился с самыми дорогими его сердцу глазами. Анна Ивановна стояла в стороне от толпы. Она была неотразимо красива, а ее грустные глаза, смотрящие на него, били своим острием в самое его сердце. Безнадежно влюбленный в помещицу, исправник Пирогов, усилием разорвал зрительный контакт и направился с выгодной для его служебного положения невестой к алтарю. В скором времени, благодаря родственным связям супруги его ждало повышение в чину и переезд в столицу.

Троица не стала дожидаться бракосочетания и вернулась в поместье Лимоновой. Федор Иннокентьевич как мог развлекал дам, чтобы те не впадали в уныние. Он плел им венки из одуванчиков, угощал малиновым вареньем собственного приготовления (а на самом деле присланным ему маменькой) и пел красивым баритоном песни собственного сочинения. Вечером, распрощавшись с дамами, помещик Никонов напевая себе под нос, вышагивал в сторону своего поместья, любуясь вечерними красотами Гробово.

Девушки после ухода гостя отправились спать. Анна Ивановна ворочалась в постели и не могла уснуть. Её душили предательски катящиеся из глаз слезы. Все надежды на предложение руки и сердца от столь дорогого ей Ивана Никитича рухнули в одночасье. Счастье, казавшееся таким близким, покинуло помещицу Лимонову, накрыв напоследок ее черной вуалью пустоты и разочарования. Помещица провалилась в сон.

***

Утром Лимонова подскочила на своей постели от ора Дуняши.

- Хавронью украли! - орала со всей мочи Дуня, под самым ухом, только что проснувшейся помещицы.

- Какую Хавронью? - недоуменно спросила Лимонова спросонья.

- Так как же Матушка, чушку нашу любимую! - рыдала в три ручья в ответ Дуня.

Анна Ивановна тяжело вздохнула, выпроводила Дуню и начала собираться. “Даже погрустить спокойно не дадут” - с грустью в душе подумала про себя Лимонова. Быстро оделась, нацепила на глаз монокль и вышла во двор, на поиски следов Хавроньи. Дуняша шла не отставая от помещицы и периодически всхлипывала.

- Не иначе как закололи, мою Хавронюшку - подвывала Дуня помещице вслед.

Лимонова уже начинала злиться, что вездесущая Дуня мало того, что отвлекала, так еще ее подвывания постоянно пугали идущую по следу помещицу. Обойдя со всех сторон болото, Лимонова с Дуняшей учуяли запах жареного мяса. Дуня бросилась на запах, помещица семенила за ней.

Выпрыгнув из кустов Дуня увидела соседей - помещиков Григория Федоровича Мстиславского и Егужинского Иннокентия Павловича. Два закадычных друга и повесы, жарили мясо с картошкой на костре.

Сердце Дуни ушло в пятки. Мстиславский и Егужинский испуганно взглянули на внезапно появившуюся в воинственной позе Дуню, которая уже ломала прутья деревьев и шла на них как стадо диких кабанов. Переглянувшись между собой, они быстро смекнули, что им лучше бежать. Сорвавшись с места они оставив провизию бросились прочь. Дуняша орудовала прутьями как хлыстом, одаривая каждого из помещиков чувствительными ударами прутьев по спине и ягодицам.

Лимонова решила не встревать и повернула назад в сторону поместья. Дойдя до ворот она услышала знакомое похрюкивание. Федор Иннокентьевич улыбаясь и подмигивая помещице, нес для нее цветы в руках, а следом за ним с розовым бантом на шее семенила весело похрюкивая Хавронья.

Лимонова сотряслась в истерическом смехе, потому как в это же время двух бездельников от души и с особым рвением охаживала прутьями по чувствительным местах Дуняша.

Анна Ивановна улыбнулась Федору Иннокентьевичу и пригласила его на чай. Несмотря на то, что разбитое сердце все еще ныло, небольшое утреннее путешествие в поисках Хавроньи, вернуло Лимоновой дыхание жизни. Федор Иннокентьевич светился от счастья как только что натертый самовар.