Разделить и сохранить

— Пошли, все уже двинулись!
— Да пока ещё соберутся...
— Старый Кантер ещё из дома не вышел, без него-то всяко не начнут.
— Ну да, зато к выгородке будет не протолкнуться, пошли уже!
Подростки, гонявшие на мелководье пузырь рыбы-толстуна, постепенно вылезали из реки.
— Михал, мяч вытащи!
Тощий загорелый дочерна Михал ухватил пузырь за перевязанное устье.
— В кусты закинь и бежим! Кантера уже выводят! Остальные мастера, небось, на месте все.

Стайка подростков понеслась к отгороженному выгону на краю посёлка. Половина местных уже расположилась вдоль изгороди, глазея на мастеров зверей, рассевшихся по тюкам сена.
— Слышь, а вот кстати, чего их всех мастерами зверей зовут? А, сосед?
— А как их звать-то? Ты, дружище, вечно какую-то плешь спросить норовишь, как ни спросишь, так даже и не ответить...
— Ну вот сам посмотри. Вон Дьючек кособокий сидит, так у него половина разделённых — птицы всякие. А у Аниты, вишь, которая с косами, вообще два питонища на привязи. Чо, звери, что ли?
— Ну не придумывать же своё слово на каждый раз. Всё равно ж звери в основном у мастеров! И вообще, давай-ка баклажку, что под полой ныкаешь, а то жара разбирает.

Михал обогнал своих товарищей, ловко проскакивая между собравшимися поселковыми, и первым оседлал развилку яблони у самой изгороди.
— Сюда, живей, отсюда вообще всё видно!
Ещё трое присоединились, заняв места на толстенной наклонной ветви.
— Сезона через три на тебя будем смотреть, Михал! — светловолосый Терни ткнул пальцем в бок.
— Или на тебя, — огрызнулся Михал. — Выходи да заявляйся, если разум лишний есть!
— Ему нельзя, — заржал басом Петер. — Он с первым зверем разделит, а в голове ничего и не останется.
— Да никто и не заметит! — поддержал Венко из безопасной позиции выше по ветке. До него Терни было не дотянуться.

Михал отвернулся от приятелей, пытавшихся сбросить друг друга с ветки. На выгон через ворота вывели качающегося и машущего правой рукой человека с лицом, заросшим до невидимости. Кантер был старейшим мастером зверей в посёлке. "Вот стоит начать, а конец всегда такой!" — Михал оторвал взгляд от дёргающегося старика.

— На него нечего смотреть. Он очень много разделил, а упражнять голову никогда не хотел.
Михал обернулся. Около яблони стоял дядя Дервик.
— Глянь на Владиса. Он не моложе, между прочим. А вполне в разуме.
— Ну да, если рядом с Кантером. Не, дядь, не хочу я этого.
— Ну, заставлять никто не будет. Только мало мастеров, а дел для них меньше не становится. А у тебя талант, Михал, тут никаких сомнений. Ты касаешься домашних животных просто на бегу и можешь одёрнуть злую собаку не глядя.
— Коснуться кто угодно может, дядя. Я в зверей не влезаю. И не хочу, вот не хочу и всё!
— Но ты всё равно пришёл посмотреть на сбор мастеров.
— Все сюда приходят.
Михал уставился на поселкового старшину, выходящего к мастерам зверей. Соседи по яблоне смотрели туда же, притихнув.

— Сегодня особые люди, не просто особые, а гордость, именно гордость наших мест... — непонятно, как можно громогласно мямлить, но у старшины это очень даже получалось. Михал терпеливо ждал окончания обязательной речи.
— Они всегда, неизменно, каждый раз нас поражают, да... — жители посёлка посмеивались, но беззлобно. Решать всё, что нужно, старшина умел вообще почти без слов, так что нудятину речей можно было и потерпеть.
— Приветствуем, дружно все приветствуем наших мастеров!

Под радостные крики, хлопки и посвист первый из мастеров поднялся с тюка сена. Совсем молодой парень, заметил Михал. Взгляд живой и острый.
— Шуст! Шу-у-уст!
Мастер зверей слегка поклонился и замер, разведя руки в стороны. С двух сторон из-за дальних домов донёсся топот, ощущавшийся ногами раньше ушей. По два огромных буйвизона вылетели с каждой стороны и понеслись к выгону, на бегу постоянно пересекая друг другу дорогу. Огромные животные, вдвое больше простого быка, проскакивали друг перед другом, как играющие кошки. На лице Шуста постепенно ширилась улыбка. Буйвизоны обогнули изгородь и подбежав по дуге к мастеру, резко встали. Ладони Шуста легли на кончики рогов ближайших к нему.
— Шу-у-у-уст! — казалось, вопли и свист спугнут огромных буйвизонов, но те стояли спокойно, пока мастер не кивнул и они не разошлись по краям выгона.

— Ну даёт! — Терни отбил ладони, хлопая. — А когда они просто работают, он тоже всё время так с ними?
— Нет, — Михал продолжал смотреть на усаживающегося обратно мастера. — Он только направляет.
— Непонятно...
— Тебе, чтоб подержать деревяшку, где просят, нужно думать, как рукой двинуть и пальцы сжать? — поднял голову Дервик. — Вот так и мастеру. Часть его разума в звере, потому и говорят, что зверь с ним разделённый. Он той частью думает, что надо делать, а дальше зверь всё сам.
— Это чо, он и своей головой думает, и звериной?
— Да. И чем больше у него звериных, тем меньше в своей голове остаётся! — Михал почти выкрикнул это.
— А если не брать много зверей?
— Ни у кого так не получается. Вот, гляди.

У Аниты оказалось не два, а четыре шестиметровых питона, которые сплелись в поднявшуюся над землёй колонну, увенчанную головами. Над колонной закружили орланы, подлетая вплотную и уворачиваясь от выстреливающих навстречу пастей на гибких шеях.
Поселковые срывали глотки восторженными криками, а на лице Аниты проступало блаженство, смотреть на которое Михалу казалось непристойным. И похожее выражение было на лице старого мастера, привставшего со своего тюка и переминавшегося с ноги на ногу.

— А старый Кантер будет что-то показывать?
— Показал бы, понимай он, где находится и кто он такой... — грустно усмехнулся Дервик.
— А он вообще что-то может? — свесился сверху Петер.
— Сторожить. Он только это и делает. Появись дикая стая, он своими волкаррами заметит и нападёт. На это как раз хватает тех частей, что он разделил. А сам он только смотрит и радуется.
Михала начало мутить и он почти не видел следующего выступления. Он вообще ничего не хотел видеть и слышать, но внезапно крики толпы изменились.

— Бешеная стая!
— Гиенисы! В круг, люди!
Поселковые плотно сбились у изгороди, в руках у многих появились топорики на длинной ручке. Мастера зверей поднялись и отошли к изгороди с другой стороны. Кантера вели под руки, почти несли.
— Вот, вот они!
Через поле неслись пятнистые твари, из широких пастей торчали кривые зубы и летела пена. С боков на них наскакивали волкарры, полосуя шеи гиенисов бритвенными клыками, но широкие складки клочковатой шкуры принимали удары на себя. Коренастые твари приближались к людям.

Буйвизоны понеслись по кругу вокруг людей, по пути снеся мешавшие части изгороди. На гиенисов набросились тапирофанты, подсекая пятнистые лапы короткими хоботами и давая волкаррам возможность вцепиться в брюхо или наконец достать горло. Мастера зверей блаженно улыбались, слегка помахивая руками.

— Бей! Хана тварям! Мастера!
Орланы рвали морды гиенисам, стянутым петлями питонов. Последние пятнистые твари метались, пытаясь проскочить к людям, но шансов у них не было. Старый Кантер хохотал, брызгая слюной. Двое мастеров ритмично качались, подняв руки. Остальные замерли со счастьем в глазах. С разных сторон прибывали всё новые звери, спеша поучаствовать в схватке.

— Вот так, парень. Только мастера и спасут, случись что.
Дядя Дервик по-прежнему был под яблоней, только в руке его теперь был топорик. Михал молча кивнул, продолжая смотреть на побоище.

В толпе взвизгнули, люди рванулись в стороны. Между руками, ногами и взмахами топориков метался щенок гиениса. Совсем молодой, со среднюю собаку. Его тащила уже не одержимость стаи, а простой страх, но бежать было некуда.
— Руби!
— А-а! — кого-то зацепили топориком. Щенок проскочил мимо раненого и бросился к изгороди. Подростки на яблоне подтянули ноги повыше. Щенок врезался в Дервика, опрокинул его и вцепился зубами в руку.
— Нет! Стой! — Михал коснулся разума гиениса, как не раз делал с собаками, но этого не хватило. Щенок оскалился.
— Держи! Вот он я! — Михал потянулся вслед за касанием. Щенок повернулся и посмотрел на него.

"Страх-злость-страх-рядом-страх-касание-злость-друг-страх-это-я-друг-это-я-это-тоже-я..."

Два тапирофанта протопали сквозь толпу и прикрыли замершего щенка от людей с топорами.
"Это-я-и-это-я-другой-я-другой-не-я-и-тоже-я..."
Никто не смотрел на гибель бешеной стаи. Мастера улыбались, но иначе, чем только что, направляя своих зверей.

"Я-здесь-и-немного-там. Немного меня — этот гиенис. Я — это опять я. И немного гиенис."
Михал, новый мастер зверей, медленно слез на землю.