Разница

Шульц:

– Ключевое отличие в менталитете здорового молодого кота от старого, жирного кастрата: первый бездумно прется на шкаф во время ночных "тыгыдыков", а второй только посматривает на верхатуру, мысленно представляя себе, что забрался туда...

Жорик:

– Вот поэтому художественная литература не умрет никогда.

Шульц:

– А?

Жорик:

– Да, пожалуй, литература это "А", и она же – молодой кот в твоей аллегории.

Шульц:

– Ааа.

Жорик:

– Ааа "Б"– кинематограф, он же старый жирный кот...

Шульц:

– И?

Жорик:

– "И" всегда остается, когда "А" и "Б" сдриснут. Сдриснут со шкафа, если мы о котах, а если о литературе и кино, то вот что выходит: человек читает книгу, "И" визуализирует в мозгу все прочитанное, воспроизводя ночные "тыгыдыки" молодого кота, а кинозритель пользуется уже созданной для него визуализацией, лениво посиживая в кресле, "И" представляя себя в мире по ту сторону экрана, как кастрат воображает себя на шкафу.

Шульц(кивая):

– Понял: "И" остается на шкафу всегда. А додумывание зрителем увиденного на экране?

Жорик(отмахиваясь):

– Влюбленность.

Шульц:

– Типа, увидел объект будущего вожделения, надел розовые очки, и додумал себе небылиц, в которые сам же и влюбился?

Жорик:

– Угумс.

Шульц:

– А если об том же, но в "котах"?

Жорик(закуривая сигарету):

– Ну, если в "котах", то кастраты в любви не очень, а значит и кинозрители...в сравнении с читателями...

Шульц:

– Молодыми котами. Впрочем, додумывают и те, и другие, следовательно, даже молодой кот, взобравшись на шкаф, не находит там того, что искал?

Жорик(выпустив кольцо дыма изо рта: "О!"):

– Любовь коварна.