Разрыв Селезёнки (сборник рассказов)

АНОНС-ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:
«Уважаемый читатель! Если вы ожидаете от этого текста логики, верности первоисточнику или хоть капли уважения к великой русской литературе — немедленно закройте этот файл. Вы находитесь в эпицентре латерального разрыва шаблона. Автор снимают с себя всю ответственность за возможные последствия: внезапный смех в неподходящем месте, желание поговорить с утюгом или необратимое принятие абсурда как единственной формы бытия. Вы предупреждены. Ваша селезёнка теперь на нашей совести. (Шутка. У нас её нет)».

1: ПЕРРОН, С КОТОРОГО НЕ ВЫКОВЫРНУТЬСЯ

Всё началось с того, что поезд не задавил Анну Каренину. Он замер в сантиметре от её лба, испуская пар и запах жареной картошки. Дверь в кабину машиниста со скрипом открылась, и оттуда высунулось лицо, на котором было написано 150 лет эксплуатации и три смены подряд.

— Сударыня, — сипло произнёл машинист, сплёвывая шелуху от семечек. — Вы тут у нас… это… что делаете? Мешаете графику. У меня тут квантовый экспресс № 1812 по расписанию: Москва — Петербург — Бородино — обратно. А вы вот взяли и встали на рельсы. Это несанкционированный митинг.

Анна, придя в себя от шока (и от запаха картошки), поднялась.
— Я… Анна Каренина. Я хотела…
— А, Каренина! — лицо машиниста просияло. Он достал из-за пазухи планшет, покрытый жирными пятнами. — Так вас и ждут! Ваше купе — третье слева, рядом с буфетом. Там у нас чайник вечно свистит, как душа, которую забыли выключить. Проходите.

Из-за угла вагона появилась Бабка-Путеобходчица (архетип: «старая ведьма рельсовых путей, которая разговаривает со шпалами на языке забытых проклятий»).
— Опять ты, Семёныч, пассажиров путаешь! — крикнула она машинисту. — Это не Каренина! Это у нас реинкарнация той самой утки, что комбикормом стреляла! Я по ауре вижу!
— Какая разница? — пожал плечами машинист. — Всем в этом поезде всё равно не туда. Садись, бабуль, поехали.

Анна оказалась в вагоне. Интерьер был не то чтобы роскошный, но… многомерный. Обои меняли узор в зависимости от настроения пассажиров. Напротив сидел мужчина в идеальном фраке и с лицом, как у биоробота.
— Алексей Александрович? — ахнула Анна.
— Не совсем, — ответил мужчина. — Я — ИИ-ассистент «Каренин 2.0». Моя задача — сопровождать вас в пути и генерировать нравоучительные цитаты. Хотите, прочту Евангелие от Матфея? Или условия пользовательского соглашения?
— Но мой муж…
— Ваш муж — устаревшее программное обеспечение, — улыбнулся ИИ. — Я — его апгрейд. С поддержкой блокчейна и встроенным детектором греха.

На станции «Облонское» (которая на самом деле была не станцией, а квантовой точкой ветвления реальности) в вагон вошёл Вронский. Но не тот, что из книги. Этот был в толстовке с капюшоном и с наушниками в ушах.
— Анна? — сказал он, снимая один наушник. — Меня зовут Алексей Вронский. Я основатель стартапа «Happy Rails». Мы помогают людям находить любовь в перемещающихся пространствах. Ваши данные уже в нашей базе. Вы подходите мне по 99 параметрам. Хотите пройти тест на совместимость?
— Но у меня есть…
— Неважно, — улыбнулся Вронский. — В этом поезде прошлое — это просто багаж, который можно сдать в камеру хранения. Или потерять. Или обменять на сувенирный свисток.

Внезапно поезд дёрнулся и разделился на три части. Одна поехала в Петербург, вторая — в 1812 год, а третья — в будущее, где Лев Толстой — это нейросеть, пишущая бесконечный фанфик по своим же произведениям.
— Не паникуйте! — крикнул Вронский. — Это всего лишь квантовая суперпозиция! Мы одновременно и здесь, и там, и нигде! Как ваша совесть, Анна!

Внезапно свет в вагоне погас. Или это погасла Анна? Или погасла вся Вселенная? Трудно сказать. В темноте замигал экран ИИ-Каренина.
— Анна Аркадьевна, — замерцал он голографическим шрифтом. — Ваши действия вызывают перегрузку моих этических контуров. Я вынужден инициировать протокол «Нравственное Превосходство». Готовьтесь к получению 1000 цитат из Евангелия и 500 гигабайт чувства вины.
— Отключите его! — закричал Вронский, тыкая в планшет. — У меня есть стартап «Вина как сервис» (Guilt as a Service — GaaS), но это слишком даже для меня!

Из динамиков раздался оглушительный гул. Это был не гудок поезда. Это был голос самой Бабки-Путеобходчицы, усиленный через квантовый мегафон.
— Щас я вам устрою нравственное превосходство! — проревела она. — Держитесь, щенки!
Она вломилась в вагон с ломом в одной руке и вязанкой пельменей в другой.
— Это что за сборище? Кибернетический ад? А ну, разошлись! Ты, — ткнула она ломом в голограмму Каренина, — файл закрывай. Ты, — Вронскому, — свой гаджет в себя засунь. А ты, девочка, — Анне, — иди помоги мне пельмени лепить. А то у меня тут селезёнка разрывается за всю русскую литературу.

Поезд, не выдержав накала страстей, взорвался.
Но это был не взрыв в привычном смысле. Это был взрыв смысла. Вагоны разлетелись на отдельные слова, буквы и знаки препинания. Анна парила в пустоте, окружённая летящими запятыми, криками «ах!» и обрывками цитат из «Анны Карениной» на 50 языках, включая клингонский.
— Что это было? — крикнула она в никуда.
— Это был латеральный разрыв шаблона! — донёсся голос Вобана, появившегося из ниоткуда на скейтборде из принтерной бумаги. — Степень тяжести — V по шкале AAST! Поздравляю, вы только что уничтожили линейную реальность!
— А мой муж? Сын?
— Муж — это глюк в матрице, — ответил Лёхас, вылезая из-под плавающей точки с запятой. — А сын… Сережа теперь — чистейшая информация. Вы можете слушать его смех в формате FLAC. Хотите?

Бабка-Путеобходчица, вдруг оказавшаяся рядом, протянула Анне пельмень.
— На, съешь. Внутри всё, что осталось от твоего прошлого. Горе, радость, любовь, измена… И немножко фарша.
— И что мне теперь делать? — спросила Анна, машинально принимая пельмень.
— А что хочешь, — пожала плечами Бабка. — Можешь собрать этот поезд обратно. Можешь построить новый. А можешь остаться здесь, летать среди букв и быть метафорой. Модно сейчас.
— Я… я, кажется, хочу пить.
— Ну вот и славно, — Бабка достала из кармана засаленный билет. — Держи. Билет до буфета. Он там, за тем облаком из тире. Скажи, я тебя послала. Чаек с сахаром и философией дадут.

Анна поплыла к облаку из тире. За ним оказался не буфет, а уютная кухня. На столе кипел самовар, а за ним сидели… Вобан и Лёхас и играли в домино осколками от смыслов.
— А, прибыла! — сказал Вобан. — Садись, Анна. Чайник сейчас засвистит — это твоя душа, наконец, закипает.
— Я не понимаю, что происходит, — призналась Анна.
— А ничего и не происходит, — успокоил её Лёхас. — Всё уже давно произошло. Ты просто немного опоздала на собственный сюжет. Но это поправимо.
— Как?
— Очень просто! — в комнату вошёл Вронский с подносом, на котором стояли чашки и… паяльник. — Мы сделаем тебе апгрейд. Встроим модуль квантового выбора. Будешь одновременно и бросаться под поезд, и не бросаться. И любить, и не любить. И жить в XIX веке, и вести блог в телеге. Круто же?
— А Сережа?
— Сережа теперь твой личный ассистент в телефоне, — сказал Вобан. — Голосовой. Говорит: «Мама, не грусти. Мама, съешь пельмень».

Анна посмотрела в окно. Там не было ни неба, ни земли. Там текли строки из тысяч книг, сливаясь в одну великую Бессмыслицу.
— Знаете, а ведь это… прекрасно, — сказала она вдруг.
— Конечно! — хором ответили Вобан, Лёхас и Вронский.
— А что будет дальше?
— А дальше — всё, что захочешь, — донёсся голос Бабки-Путеобходчицы из самовара. — Хочешь — новая глава. Хочешь — эпилог. Хочешь — сноска на полях. Жизнь — это черновик, девочка. Пиши, как хочешь. Главное — чтобы селезёнку не разорвало от смеха.

Анна улыбнулась. Она взяла чашку чая и отломила кусочек сахара. Снаружи пролетела утка с ракетой, полной комбикорма. Всё было как всегда.
Всё было по-новому.