Разум над материей

Из торпора я выходил долго, но вайв-эдитор еще до инъекции предупреждал, что при такой модификации это норма. Мир проявлялся постепенно - как на древних полароидах, вытекая из темноты различными предметами. Белое, хром, зеленое стекло лаборатории.

Вот и лицо Дзиро, острые мелкие черты и усики, как у крысы. Но это не химеризация, он сам по себе такой, ну и комплектом - секвенционный имплант с золотой линзой, занимающий всю левую глазницу.

— Кисуга-сан, - эдитор, следивший за тем, как химервирус перекраивает мое тело, аккуратен и внимателен. — Все готово. Показатели стабильны. Как вы себя чувствуете?

Вопрос вызвал желание поглядеть вниз. Тело в инвалидной коляске едва ощущалось. В желудке порхала боль. Все-таки кинул взгляд. Ах. Будто из бледной куклы вынули все кости. Жертвы полио и то были симпатичнее.

— Спасибо. — Прохрипел я. — Дзиро, ты ведь… ты сделал, как я попросил?

Нервно сглотнув и покосившись на камеру наблюдения, вайв-эдитор кивнул. Потом наклонился, так, будто хотел поцеловать меня, своего кёдай - но вместо этого прошептал:

— Ваша рука, Кисуга-сан. Я провел полный сплайсинг генома, выделил нужное. Слабость неизбежна, да, но в силу пониженного метаболизма вы сможете накопить энергию.

Пока Дзиро вправлял меня вначале в кимоно, а потом в хаори, я смотрел на вышитые гербы.

Сплетающиеся тела трех cоболей.

Мои гербы. Гербы клана Тэн.

Хотелось ощериться, дать гневу выплеснуться наружу, но я знал, что вместо хищной улыбки, которая раньше пугала и копов, и рядовых бойцов, выйдет нечто жалкое. Языком нащупал лунки вместо задних зубов, пробелы на месте клыков.

Меня, лидера Тэн, химеризировали в ленивца. Сплайс-заражением вычистили из человеческого генома привилегии хищника, и превратили в это - в инвалида, в беспомощного слизняка.

В назидание другим.

Оябун Широ Итачи считал, что наказание будет, как он выразился, «поэтичным». Кисуга Тэн, из-за лености и разврата, вместо того, чтобы самому присутствовать на сделке с Нефритовыми Драконами, поручил это своим лейтенантам. И как итог - поставка дури из Афганистана была сорвана атакой клановцев в оптокамуфляже из семьи Орочи.

Моих солдат сейчас разбирали на биотех-полуфабрикаты где-то на заводах в Жухэ. А мне было официально приказано провести над собой деградирующий вайв-эдитинг. И доставить результат непосредственно заказчику.

— Мне жаль, Кисуга-сан. Вы всегда были… справедливым, честным человеком. Лучшим кёдай, которого можно пожелать такому ничтожеству, как я.

— Не стоит меня жалеть.

Дзиро Фукаши был у меня на ставке всего два года. Слухами земля полнится, но всего обо мне он знать не мог.

Иначе жалел бы оябуна, не меня.

***

Я рассчитывал на тщеславие Широ.

На лимузине меня провезли через огни Макао, под грозовым тропическим небом выгрузили у «Неоновой Цубаки», клуба, который мы крышевали от китайцев.

Заставили на коленях отсидеть всё собрание кланов Итачи, корчась от едкого презрения других вакагашира и младших лейтенантов, пока они докладывались о своих успехах.

Это называлось «Охота на куниц» - подразумевалось, что вакагаши, соревнуясь, топят братьев-конкурентов. Немилость оябуна в отношении кого-то другого ценилась выше, чем милость к себе.

После того, как все виски было выпито, все девки потисканы и джипы укатили от «Цубаки», Широ Итачи решил заполировать урок личным общением с наказанным.

— Выглядишь дерьмово, Кисуга. Тюк дерьма. — Хохотнул Широ.

— Разве не на то расчет? — тихо огрызнулся я.

— Твоя правда.

— Всё для Итачи-сама.

Он подкатил коляску к прудику с карпами и уселся на корточки напротив меня. Для здоровенного, прилизанного до лоска детины поза была почти ребяческой. Оябун часто пользовался этим недоступным мне миксом детской непосредственности и готовности к насилию.

— И во что ты вырядился? - Попыхивая сигаретой, он оглядел хаори, широкие рукава кимоно. — Сейчас не 19-й век. Только не говори, что у тебя и дедовский клинок на боку.

В семье Итачи, к которой принадлежал и клан Тэн, вайв-эдитинг проводился на основе куньих, поэтому «ленивец» был позором. Печать Тэн - это скорость реакций, сила рук и челюстей, заточенная в мономолекулы злоба. Но вряд ли Итачи, при всей его власти понимал, что последнее - исключительно вопрос психики. И то, что он заставил меня сделать в покаяние, унизил физически, это ещё не конец меня как кёдай.

Разум всегда стоит над материей.

— Нет, оябун. Клинок у меня не здесь.

— Что, прости?

Отдавая мне приказ в том стылом ангаре, Широ понятия не имел, что из себя представляет такой зверь, как ленивец.

В стробирующем свете клуба блеснули как серпы, изогнутые когти, сплавленные из костей усохшей левой руки.

Сверкнули, да, ох как сверкнули перед широко раскрытыми в ужасе и неверии глазами…! И вошли Широ в живот, вскрывая слабые мышцы от одного бока до другого под шелест распоротой дорогой ткани.

В этот удар я вложил всю обездвиженность, всю ярость от нанесенного оскорбления и боли.

Оябун только и охнул, когда на изумленное лицо плеснула жидкой красной лентой его же кровь.

Я ухмыльнулся - полубеззубой, изуродованной пастью, и потащил кишки через разрез.

— Не прощу.