Разум во тьме

Глава 1. Всё началось с тишины

Лондон. Город дышал паром и тревогой, как и всегда.

Она жила на окраине, в районе Саутуарк, в скромной двухкомнатной квартире над арабской пекарней, её звали Сара Уэст.

Она была из тех серых мышек которые предпочитали книгу и уютный плед веселой вечеринке с шампанским. Она была скромна,небогата и невыразительна внешне .Ей было двадцать восемь, она работала младшей медсестрой в частной клинике и жила одна, если не считать крохотной жизни, начавшейся под её сердцем.

Беременность была незапланированной, но не нежеланной. Отец ребёнка — поляк, бармен из паба— исчез ещё до первого теста. Сара не держала зла. Впервые в жизни она ощущала себя по-настоящему нужной.

И вскоре её одиночество прекратится. У неё будет цель в жизни.

****

Это произошло в пятницу. Сара возвращалась с приёма у акушера, держа в руке снимок УЗИ — нечёткий силуэт, похожий на смешную козявку . Время было около четырёх дня, и она зашла в торговый центр «Брикстон Аркад», чтобы купить персиков. Там было тепло и людно. Крики детей, запах фалафеля, витрины.

Она не видела парнишку в чёрной куртке. Только услышала: сначала странное шипение, как если бы кто-то распылял газ, а потом — оглушающий хлопок. Не звук даже — удар, как если бы мир сложился внутрь.

Сара очнулась, может через секунды, может — часы. Никаких персиков, никаких витрин. Только красный туман, крики, и чей-то палец, не её, валявшийся рядом на полу.

****

В больнице ей сказали, что она выжила чудом. Шрапнель обошла жизненно важные органы, ребёнок остался жив. Террорист, как выяснилось позже, был подростком, радикализированным через Telegram. Он не хотел убивать беременных, но смерть не разбирает по спискам.

Она начала слышать подобие музыки, которой не было. Тонкие вибрации в пространстве, словно город дышал и пел — иногда в миноре, иногда в мрачной как закат гамме. Врачи списывали это на стресс от пережитого терракта и гормоны. Она верила, что это — он. Малыш.

Потом это прекратилось

Сара больше не слышала музыку.

Вместо этого появился звон. Тонкий, высокий, бесконечно нарастающий звон в голове, как у телевизора, у которого погас экран, но он всё ещё работает. Она слышала его, когда злилась, когда боялась, когда спала. Иногда — когда касалась живота.

И тогда, впервые, она ощутила, что ребёнок в ней слышит этот звон тоже. И ему он — нравится. И возможно, он и есть источник этого звона.

****

Глава 2. После взрыва

Сара не выходила из дома. Недели превратились в месяцы. Она писала отказы на письма из клиники, игнорировала звонки подруг, и даже социальные службы, которые приходили проверить, всё ли в порядке — она встречала у порога с улыбкой и отрепетированным "всё хорошо". Ложь звучала уверенно. Никто не настаивал.

На деле — хорошо не было.

Сара спала по два-три часа. Не могла есть мясо. Любая сильная специя вызывала тошноту. Она перестала смотреть новости. Но хуже всего был звон. Он начинался не снаружи — а внутри черепа. Словно в её мозгу стояла настроенная по внутренней частоте антенна. Иногда он затихал, и тогда Сара начинала бояться тишины.

Ребёнок толкался в животе, как все дети, но иногда она чувствовала в этих толчках намерение. Как будто он сердится, или возмущён. Особенно если кто-то звонил или приходил, нарушая её покой. Сара начала говорить с ним — не ласково, не как мать, а как с кем-то посторонним.

— Ты хочешь, чтобы мы были одни, да?

Ей иногда казалось что так и есть.Он диктует ей свою волю.

Она поймала себя на том, что начала называть его не по имени (она даже не выбрала его), а просто — "ты". Как будто внутри неё растёт не ребёнок, а нечто мужского пола, холодное, молчаливое, но постоянно слушающее. И властное.

*****

На восьмом месяце у Сары начались судороги. Скорую вызвала соседка, услышав глухие удары о пол. Врач в приёмном отделении сказал, что это — стресс и гормональный сбой. Она не спорила. Просто молчала.

Ей сказали лечь на сохранение.

Она согласилась.

Он не протестовал.

****

Мальчик родился в день зимнего солнцестояния. Медсёстры сказали, что всё прошло идеально. Но когда Сара впервые взяла его на руки, она не почувствовала ни счастья, ни тепла. Только... растерянность. Он не плакал. Он смотрел на неё — не как новорождённый, а как нечто... взрослое. Слишком взрослое. И молчал.

*****

Глава 3. Колыбель ужаса

Первое время Сара старалась убедить себя, что всё в порядке. Мальчик ел, спал, рос. Но уже в первые недели она поняла — он никогда не плачет. Не скулит, не зовёт. Он молча смотрит. Даже когда голоден — взглядом. Иногда — пристальным, затаённым. Иногда — с каким-то нетерпеливым упрёком.

— У младенцев нет таких глаз, такого взгляда— думала Сара. — Это невозможно. Или сама себя накручиваю?

Соседка, пожилая, излишне общительная миссис Уизли, иногда приходила с визитами, улыбалась ребёнку, а уходила, зажав висок и жалуясь на мигрень.

Мальчик не любил суеты и шума.

***"

Однажды в доме отключили отопление. Сантехник копался в подвале, матерился и пинал трубы. Сара на минуту оставила сына в детской, и услышала, как тот зарычал — тихо, не по-детски. Словно маленький хищник, взбешённый шумом. Рычание оборвалось. Сара бросилась наверх. Мальчик спокойно лежал в кроватке.

Через полчаса сантехник ушёл, пошатываясь.

— Я... у меня давление. Что-то сердце, — пробормотал он, хватаясь за стену.

Сара глянула на сына. Тот улыбнулся в ответ.

Он не любил шума.

*****

Когда мальчику исполнилось полгода, Сара взяла его в поликлинику. В очереди он смотрел на пожилую женщину с тростью. Женщина вела себя склочно постоянно на что-то жалуясь и цепляясь ко всем подряд в очереди. Это был буквально сгусток раздражения и жёлчной злобы на весь мир.Через пять минут у неё начался приступ — сильное головокружение, рвота. Врачи отвели её прочь, и Сара прижала ребёнка к себе, не отводя от него глаз.

Он вновь улыбался.

Не как младенец. Как тот, кто знает, что он сделал.

****

Глава 4. Первое прикосновение к смерти

Малкольму исполнился год. Он уже ходил, но двигался медленно, почти торжественно. Не ковылял, не падал, как другие дети — он будто изучал мир, как чужую территорию, которую ему нужно освоить и перестроить под себя. Всё чаще Сара ловила себя на том, что боится своего собственного сына. Любит, очень сильно любит, больше всего на свете. И боится.Он не смеялся. Не злился. Он просто смотрел — пристально, как будто оценивая, как будто решая.

Он словно был лишен эмоций.

В тот день они пошли в ближайший супермаркет. Очередь на кассе была длинной. Малкольм сидел в детской коляске и молча следил за мужчиной впереди. Тот был крупным, шумным, в наушниках, размахивал пакетом с хлебом. Один его резкий разворот — и край пакета шлёпает по лицу ребёнка.

— Ой, извини, малой! — расхохотался он, не снимая наушников.

Сара только собралась что-то сказать, когда заметила, что Малкольм пристально уставился на мужчину. Тот на секунду замер. Потом вытер лоб. Пошатнулся. Уронил бутылку с молоком. И вдруг схватился за грудь, как будто его ударили кулаком изнутри. Упал на колени. Покраснел, захрипел. Кто-то закричал, кто-то стал звонить в скорую.

Сара молча оттащила коляску назад.

Малкольм всё так же спокойно сидел. Губы чуть приподняты. Не в улыбке. В удовлетворении.

Позже, в ванной, Сара мыла мальчика. Он смотрел в зеркало.

— Он обидел тебя? — спросила она, будто проверяя безумную догадку.

Малкольм не ответил. Но зеркало треснуло тонкой паутинкой прямо перед его взглядом.

Сара побледнела как полотно.

--Милый, я тебя умоляю. Не делай так больше. Я прошу тебя.

Он улыбнулся. Она не смогла понять согласие это или....отказ.

****

Глава 5. Чужой запах в доме

Сара не искала любви. Она не думала, что кто-то вообще сможет понять её. Но Льюис оказался настойчивым. Высокий, немного неловкий, почтальон с соседней улицы. Он появился в её жизни не сразу — приносил посылки, помог однажды починить кран, пару раз подвез из супермаркета. Сперва — просто знакомый. Потом — частый гость. Потом — человек, рядом с которым Сара впервые за годы расслабилась.

Малкольм, которому было уже три года, не сказал ни слова, когда Льюис впервые вошёл в дом. Но с того вечера что-то изменилось. Свет в спальне начал мигать. Кот,что жил у них, убежал и больше не вернулся, Сара хотела думать, что просто убежал. Льюис начал часто жаловаться на бессонницу и боль в висках.

****

— Он не твой отец, — тихо проговорила Сара однажды вечером, когда закрывала ему окно.— Он просто мой друг. Мне ведь тоже нужен кто-то рядом.

Мальчик молчал. Его глаза были тёмными, неподвижными.

— Ты разве не хочешь, чтобы я была счастлива? Я никогда ни на кого тебя не поменяю .

Он ничего не ответил. Но на следующий день Льюис упал с лестницы в своём доме. Повредил спину. Ничего смертельного, но Сара знала — это предупреждение.

****

Ночью она вошла в детскую. Малкольм лежал с открытыми глазами. Не спал.

— Послушай меня, — прошептала Сара, садясь на край кровати. — Я не брошу тебя. Никогда. Ты моё всё, Малкольм. Моя жизнь.

Он не отвёл взгляда.

— Я просто… хочу, чтобы рядом с нами был ещё кто-то. Чтобы хоть кто-то держал меня за руку, когда ты спишь. Позволь мне… хоть немного счастья. Я прошу.

Малкольм медленно, отрицательно покачал головой. Его глаза остались неподвижны.

На утро Льюис уехал в другой город.

Без объяснений. Без звонков. Сара больше его не видела.

****

Глава 6. Жара

Лето было удушливым. В Лондоне стояла непривычная жара, асфальт плавился, люди ссорились даже из-за пустяков. Сара с Малкольмом пошли в парк: немного свежего воздуха, мороженое, детская площадка. Всё казалось почти нормальным.

Малкольм уже не был малышом. Он разговаривал как взрослый, не делал глупостей, не пачкал одежды. Другие мамы удивлялись, какие у него серьёзные глаза. А Сара всё чаще ловила себя на том, что он не похож на ребёнка вообще. И не был никогда ребёнком. Даже когда она кормила его грудью.

*****

Они возвращались домой. Шли по пустой улице между гаражами. Солнце било в спину. Сара услышала рычание, обернулась — и сердце ухнуло вниз. Огромный пёс, без намордника, сорвавшийся с поводка, мчался прямо на них. За ним — запыхавшийся мужчина, кричащий что-то бессвязное.

— Малкольм, за меня! — крикнула Сара, заслоняя сына.

Но мальчик не двинулся. Он смотрел на собаку.

Та резко остановилась в трёх шагах. Словно ударилась о невидимую стену. Поджала уши. Завыла — и вдруг рухнула на землю, словно в неё вонзили нож. Без признаков жизни. Хозяин подбежал — и тут же схватился за сердце, повалившись рядом, засучил ногами как в припадке эпилепсии.

Сара закричала.

--Прекрати! Не надо!

Люди выбежали из соседних домов. Малкольм стоял, как статуя, с каменным лицом. Он медленно повернулся к Саре и чуть подумав кивнул. Мужчина на земле затих и задышал ровнее.

****"

— Почему ты это сделал? — прошептала она ночью, прижимая его к себе.

— Потому что она,собака, была злая, — ответил он. — И он тоже. Я не хочу, чтобы такие люди были рядом с нами.

— Ты…как ты это сделал?

— Я просто подумал. Я не знал раньше, как так получится. Но теперь кажется знаю.

****

Глава 7. Школа

Малкольм пошёл в первый класс. Сара очень боялась этого дня. Она знала, что другие дети — не как он, и не была уверена, что они вообще смогут сосуществовать. Но всё началось спокойно. Похоже повзрослев он научился себя лучше контролировать.

Он учился превосходно. Его тетради были аккуратны, диктанты — без ошибок, он знал таблицу умножения задолго до всех. Учителя были в восторге, хотя не могли избавиться от смутного ощущения — он как будто всё делает без них, без их участия. Вежлив, но отстранён. Ни одного настоящего друга.

Однажды, на перемене, к нему подошёл местный задира учившийся в третьем классе— Фрэнки. Сын мелкого уголовника, привыкший к подчинению. Толстый, рыхлый ,сильный и наглый. Он толкнул Малкольма. Тот не отреагировал. Тогда Фрэнки ударил его в живот кулаком а когда тот упал добавил ногой. Учителя не видели. Сара увидела синяки позже — мальчик лишь пожал плечами:

— Неважно.

Через три дня Фрэнки, проходя по мосту над шоссе, перелез через перила и на глазах десятка свидетелей шагнул вперёд. Его смерть признали самоубийством. Психиатры развели руками: «Внезапный срыв».

****

Сара ничего не сказала. Но в ту ночь она услышала, как Малкольм шепчет себе под нос:

— Он был плохой. Зачем он нужен. Отец его бил мать. И его. А он других. Тех кто слабее. Он вырос бы, и бил свою жену, и своих детей, а те били бы тех кто слабее их. И так продолжалось бы всегда. Я оборвал эту цепь.

— Ты... думаешь, это правильно? — прошептала Сара из-за двери.

— Я не хочу зла, мама. Я просто.... убираю его. Таких не должно быть.

— А кто решает, кто должен быть?

— Я вижу. Я чувствую. Это как запах гнили. И я… чищу.

Я РЕШАЮ.

****

Глава 8. Элли

Она появилась в седьмом классе, посреди года. Элли — тоненькая, с огромными серыми глазами и яркой голубой ленточкой в волосах. Говорила тихо, но уверенно. С первого дня она стала центром внимания: мальчики таскали её портфель, девочки шептались, что она «такая загадочная».

Малкольм сразу понял: она не такая, как все. Он не чувствовал от неё зла, ни грамма. Наоборот — в ней было что-то… неприкасаемое. Она не боялась его взгляда. Не отводила глаза как другие. Но — и это резало — не интересовалась им вовсе.

Он пробовал быть рядом. Помогал с домашними заданиями. Один раз он подождал её у школы с термосом горячего какао. Она приняла с вежливой улыбкой, но на следующий день подошла и сказала прямо:

— Малкольм… спасибо. Но мне неинтересно твоё общество. Я хочу быть одна.

-- Почему?

Она пожала плечами.

-- Не знаю. Извини, но ты мне не нравишься.

Его пальцы сжались в кулак. В груди возник холод. Не злость — пустота. Как будто кто-то вырвал кусок изнутри. Он редко испытывал эмоции. Сейчас же его самолюбие было уязвлено.

— Почему?

Повторил он.

— Потому что ты... странный. Слишком взрослый. И ты страшный.

— Я тебя не обижал.

— Но от тебя... болит голова. И сердце.

Она глянула ему прямо в глаза.

-- У тебя глаза... Как у змеи.

Она ушла.

А на его растерянное лицо медленно наползла привычная, непроницаемая, каменная физиономия .

*****

Этой же ночью Элли выпрыгнула с балкона седьмого этажа. Мать её кричала так, что соседи выбегали в пижамах.

****

Малкольм смотрел в окно. Он не плакал. Просто стоял и смотрел в ночь.

Сара вошла в комнату. Она ничего не спросила. Просто обняла его. Он не обнял в ответ.

— Я не хотел, чтобы она умирала, — сказал он наконец.

— Я знаю, сынок.

— Но она не должна была говорить так. Это несправедливо.

— Иногда люди не обязаны нас любить.

— А я... не могу этого понять. Мне трудно это понять. Я ведь... Правда не хотел. Мама ... Почему я такой?

Она поцеловала его в голову.

-- Я не знаю сынок. Не знаю.

Его глаза были сухими.

****

Глава 9. Учитель истории

Мистер Эндрю Кавендиш был старомоден: носил жилеты, цитировал Черчилля и верил, что главное в образовании — воспитание характера. Его не пугали трудные подростки, он искренне верил, что в каждом можно пробудить свет. Но когда он впервые заговорил с Малкольмом, что-то дрогнуло внутри. Сначала — лёгкое чувство тревоги. Потом — непонятный холод в затылке. Этот мальчик заинтересовал его своей нестандартностью.

— Ты слишком хорошо знаешь ответы для своих пятнадцати лет, Малкольм, — сказал он однажды после урока. — Как будто… ты их давно знаешь.

— Значит, я давно их знаю. От меня требуется их знать и я знаю. Вас это смущает? — с лёгкой усмешкой спросил мальчик.

— Нет. Но я… насторожен.

*****

Он не понравился учителю истории. Тот и сам не мог объяснить себе причину. Но с каждым уроком ощущение усиливалось. Малкольм не проявлял интереса ни к одной идеологии, но в его взгляде было высокомерие пророка. Он не учился, он знал, всегда знал. При этом он не старался казаться умнее всех. Но если кто-то говорил глупость — смотрел так, как будто этому человеку вообще не стоило жить.

Откровенная глупость была одной из немногих вещей которая могла вызвать в нём эмоции. И это были раздражение и гнев которые он с трудом сдерживал в себе.

Он не вписывался в общество учеников. Он словно был взрослым человеком в детском саду,среди детей и прикидывающийся таким же как они.

*****

Кавендиш начал собирать информацию. Расспрашивал других учителей, детей. Кто-то упоминал Фрэнки. Кто-то говорил про Элли. И почти все — тихо — жаловались на головные боли, странные ощущения дискомфорта в присутствии Малкольма.

Однажды Он навестил Сару Уэст в отсутствии Малкольма. Завёл разговор о сыне. Сначала осторожно, потом — всё более открыто.

— Ваш сын…простите меня но он не просто умный. Он... Странный. Вы ведь знаете что я имею в виду?

Сара долго молчала. Потом сказала:

— Я боюсь его с детства. Я видела, как собака умерла от одного его взгляда. Я видела, как он растёт... не как человек.

Она выдохнула:

—Он запутался. Я знаю что он может быть чудовищем но... Он хороший мальчик.Я верю что он сумеет обуздать эту тьму внутри. Он очень прогрессирует в этом по мере взросления. Мой вам совет. Оставьте его в покое.

-- Вы верующая, миссис Уэст?

-- Я атеистка.

-- Может пора пересмотреть свои убеждения.

Он встал.

-- Мне кажется что Малкольм... Не просто человек.

****

На следующий день мистера Кавендиша нашли в его доме. Инфаркт. Медики сказали — перегрузка. Усталость. Стресс.

На его письменном столе лежала записка: «Он идёт. Он уже здесь. А мы спим».

****

Глава 10. Священник

Сара шла к церкви словно к последней надежде. Она никогда не была религиозной, но воспитывалась в семье, где имя Христа всё же что-то значило. И теперь — с каждым днём рядом с Малкольмом — ей казалось, будто тьма, о которой говорили в древних книгах, обрела плоть.

Отец Мэттью слушал внимательно. Не перебивал. Его лицо оставалось спокойным, даже когда Сара произнесла вслух:

— Я считаю что он думал, мистер Кавендиш… что мой сын может быть… антихристом.

Он молча перекрестился. Затем сказал:

— Пригласите его ко мне. Я поговорю с ним. Один.

****

Малкольм пришёл сам. Без сопротивления, почти с интересом. Посмотрел на иконы, свечи, крест.

— Интересно. Вся эта атрибутика… как музей иллюзий, — сказал он, сев напротив священника. — Я не презираю вашу веру, святой отец. Я её просто… понимаю слишком хорошо, чтобы принимать.

Отец Мэттью сложил руки:

— Гордость всегда была первым грехом.

— Гордость — это двигатель эволюции. Без неё человек бы до сих пор молился грому и камням, — ответил Малкольм. — Вы верите в чудо. Я — в закономерность. В мире, где миллион детей умирают от голода, вы всё ещё зовёте Того, кто якобы всех любит?

— Но ты не отвечаешь на главное: веришь ли ты в Бога?

— Верю в энергию. Бог — слишком нелогичное допущение. Вы его создали из страха перед бессмысленностью жизни и необратимостью смерти.

— Но ты всё-таки признаёшь его существование?

Малкольм усмехнулся.

— Не в вашем понимании святой отец.

Понимаете,когда человек пытается представить себе Бога, он почти неизбежно наделяет Его чертами, близкими и понятными ему самому: волей, эмоциями, нравственным законом. Но если отбросить антропоморфизм и попытаться взглянуть на абсолют с другой стороны, Бог может предстать как нечто иное — не личность в привычном смысле, а невообразимый, всепронизывающий Сгусток Энергии, Сверхразум, который не вмещается в рамки человеческой логики и восприятия.

Этот Бог не говорит, не гневается, не прощает и не наказывает. Он просто есть. Он вне времени, вне пространства и вне формы. Он — ткань, из которой соткана сама реальность. Его нельзя увидеть, нельзя услышать, нельзя измерить приборами или заключить в рамки религиозных догм. Он не где-то «там» — Он повсюду и нигде одновременно.

Представьте себе океан энергии, пронизанный невообразимым разумом. Разумом, который не мыслит словами, а существует в состоянии бесконечного знания. Человеческий ум — это песчинка рядом с этим Океаном, и всё, что мы способны воспринять — лишь слабые отголоски Его присутствия: интуиции, озарения, странные совпадения, сны, возникающие «из ниоткуда» идеи.

Может быть, мы не отделены от Бога — может быть, мы внутри Его. Может быть, каждая мысль, каждое движение атома — часть Его структуры. А наш разум — это крошечный фрагмент великой Мозаики Сознания, которую мы не в силах объять.

Именно поэтому все религии лишь приближения. Они — карты, нарисованные на ощупь в темноте, в попытке понять того, кто бесконечно превышает всякое понимание. Но, возможно, суть не в том, чтобы понять, а в том, чтобы почувствовать, услышать внутренний отклик, который возникает, когда мы соприкасаемся с чем-то великим, тихим и незримым.

Бог как Сгусток Энергии и Сверхразум — это не объект веры, а реальность, которую нужно учиться чувствовать, как музыку сфер, звучащую за гранью слов. Как вы видите мой бог гораздо логичнее чем ваш говорящий куст из собраний сказок и легенд двевнеиудейских пастухов.

-- Ты слишком разумен для своих лет. Ты так не считаешь? Как ты думаешь --кто ты?

--Возможно, я всего лишь ребёнок прогресса, отец. А может новый виток эволюции. Я не знаю кто я. А вы .... Кого вы видите во мне, святой отец? Злое Начало из вашей книги книг? Персонажа из фильма " Омен", Дьявола что желает уничтожить этот мир?

-- А ты желаешь этого?

Малкольм задумался.

-- Вы знаете, вы навели меня на замечательную идею. Естественно я не желаю уничтожения этого мира. Ведь я а нём живу, я часть этого мира. Я хочу сделать его лучше. Логично, не так ли?

Всего хорошего вам.

Он поднялся и направился к выходу. На пороге обернулся и внезапно вперил глаза в священника.

Сердце того внезапно сжалось в один миг — словно чья-то ледяная ладонь стиснула его изнутри.

Он вздрогнул, лицо побледнело, как холст, на который вот-вот брызнет алая краска. Боль пронзила грудь — не просто физическая, но какая-то древняя, почти метафизическая, будто сама душа дала трещину. Ноги подкосились, колени дрогнули, и он, как подкошенное древо, медленно осел на пол у подножия алтаря.

Давление внутри росло, как если бы весь небесный свод обрушился в его череп. Звенело в ушах, как колокола Страшного Суда, и кровь начала проступать сквозь уголки глаз — густыми, горячими слезами, будто сердце плакало изнутри о чём-то, что не выразить словами.

Он пытался что-то прошептать — то ли молитву, то ли последнее признание, но язык отказывался повиноваться, словно сам Дьявол отнял у него дар речи.

Неожиданно всё прекратилось. Отец Мэттью вдохнул полной грудью,жадно, словно тонущий в пучине океана.

Малкольм помолчал немного. Потом улыбнулся и сказал.

-- Не волнуйтесь святой отец. Я не антихрист. Я, человек. Человек нового мира.И я не верю в существование антихриста. Не приходите больше.

****

Отец Мэттью оказался в доме Сары поздно вечером. Его лицо было изможденным, глаза покраснели, как будто он перенёс не один месяц бессонных ночей в напряжённых раздумиях. Сара с тревогой смотрела на него.

— Вы выглядите как-то… больным, — сказала она, когда священник вошёл в её комнату.

— Это не одержимость. И не шизофрения. Он... целен. Он не зло как таковое. Он просто… зло как новая система координат. Я не знаю что он , но он напугал меня.Я поговорил с ним, — продолжал он тихо, его голос был хриплым. — Это… не просто ребёнок. Это — новая форма жизни. Он не просто антихрист. Он, возможно, новый виток человечества. Влияние его формирования — это нечто большее, чем простая одержимость. Я думаю стресс, который вы пережили в тот момент, когда произошёл теракт о котором вы мне рассказывали, когда вы были почти уничтожены, открыл ему новые уровни восприятия.

Он не желает жить в этом мире. Он хочет создать свой мир.Со своими правилами.

****

Священник ушел, оставив в комнате молчание. Сара пыталась прийти в себя, но слова священника продолжали звучать в её голове. Это было как сон. Но она знала, что это — реальность.

На следующее утро, отец Мэттью был найден мёртвым, повесившимся в своём кабинете. Обычные признаки самоубийства. Но Сара знала, что это не было простым актом отчаяния.

Её сын — она не знала кто он. Но знала.....он был слишком опасен.

*****

Глава 11. Мальчик и план

— Мама, я знаю, что ты меня боишься, — сказал однажды Малкольм, сидя на кровати и складывая руки. — Я не хочу этого. Но ты не можешь отрицать, что я прав. Всё, что я говорю, — это простая логика. Это спасение мира.

Он смотрел в глаза матери.

— Ты боишься меня, потому что не понимаешь, что человечество, оно давно на грани. Больные, слабые, умственно неполноценные, сколько их? Мелкие и крупные преступники, нищие, глупые люди ни к чему не стремящиеся, паразиты общества—им нет места в будущем. Зачем они? Они тратят ресурсы,Они портят генофонд людей. И приносят только вред. Они как плесень что заразила хлеб. Уничтожить их, это не акт насилия, это просто проявить к ним гуманность. Разве они виноваты что больны, разве не заслужили избавления от боли, от бессмысленности своего существования? В этом мире нужно оставить только самых сильных, самых умных,красивых. Мир должен быть чистым. Мир может быть ... Раем.

Сара молчала, её сердце было разбито. Но она знала, что его было не остановить. Он уже был слишком глубоко вовлечён в этот адский план. Пока он ещё ребёнок. Но он растет.

— Ты говоришь, что я не понимаю. Ты говоришь, что тебе нужно больше пространства для реализации твоих идей. Но Малкольм, мир так устроен миллионы лет. Разве можно вмешиваться в естественный ход событий?

Мальчик посмотрел на неё, и в его взгляде не было ни сомнения, ни сожаления.

— Конечно.Я буду управлять этим миром. А ты будешь наблюдать, как всё это происходит.

Сара стояла у окна и смотрела, как снаружи тянулся обычный мир. По улице прошел одноногий инвалид, мужчина лет тридцати ,стуча костылями о тротуар.

Глава 12. Логика и справедливость

Прошло несколько недель, и мир снова вернулся к своей обычной рутине. Сара пыталась жить как раньше, но каждый день становился для неё новым испытанием. Она не могла забыть, что её сын, теперь уже подросток, всё больше и больше погружался в свою философию. Его слова стали чётче, расчётливее, а взгляды — всё более устрашающими.

Однажды вечером, сидя за ужином, Малкольм снова заговорил.

— Мать, ты понимаешь. Всё, что я говорю — это не просто теория. Это план спасения. Ты веришь, что этот мир можно улучшить, что каждый заслуживает шанса. Но это не так. Взгляни на реальность. Люди, страдающие от болезней, инвалидности, лишённые силы разума — зачем они должны продолжать существовать? Мы тратим ресурсы на их поддержание. Ты не видишь этого, но это факт.

Сара почувствовала, как холодный страх пробежал по её спине. Она хотела что-то сказать, но он продолжил.

— Мой план не имеет ничего общего с жестокостью. Это — улучшение. Я выберу тех, кто достоин жить. Они будут служить обществу, а не наоборот. Я хочу, чтобы мир был более рациональным, чтобы не было бедности, болезней, бездействующих людей.

Его речь была острой и уверенной. Он говорил так, как будто эти идеи были очевидны, и все, кто их отвергал, просто не понимали сути. С каждым словом его идеи становились всё более стройными и логичными.

— Ты боишься того, что я говорю, потому что это сложно принять. Ты слушаешь не разумом а эмоциями.Ты не понимаешь, что я становлюсь именно тем, в ком мир действительно нуждается. Кого возможно он давно ждёт. Я — врач для этой планеты. Мои планы — это медицинская процедура, которая спасёт её от гнилья.

Сара молчала, её сердце было сжато от страха и боли.

— Малкольм, ты должен понять, что ты говоришь — это... это убийство! Как ты можешь думать, что уничтожать людей ради того, чтобы остались только те кому повезло родится здоровым, правильно?

Мальчик поднял взгляд. Его глаза были холодными, но в них не было злобы. Он просто отвечал ей так, как будто не мог понять, почему её это так пугает.

— Уничтожить? Нет. Это не уничтожение, мать. Это отбор. Как с больными растениями. Разве не отпиливают у яблони засыхающую ветку? Это не злоба. Это необходимая процедура, чтобы всё дерево не погибло нужно сделать эту ампутацию. Ты не можешь отрицать, что в этом есть логика. Ты просто не хочешь признать, что мир устроен неправильно. Слабые должны уступать место сильным. И только тогда человечество сможет стать идеальным.

Сара молчала. Слова сына были как холодный ветер, они пробивали её защиту. Он говорил так, как будто всё было правильно, как будто не было ничего аморального в его словах. Всё было выверено, логично, безупречно.

И страшно.

— Ты будешь помогать мне, мать, я уверен в этом. Ты ведь понимаешь, что я прав. И я вижу что ты не сомневаешься в том что мне хватит силы изменить мир. И я это сделаю. Мы сделаем . Ты мне поможешь.

Её сердце разрывалось от чувства бессилия. Как можно быть уверенным в том, что уничтожение людей ради "большего блага" — это правильный путь?

Мальчик был прав — хотя его идеи и казались чудовищными, но его расчёты были неоспоримыми. Он уже начал вторжение в их мир, он готовил план, который оставит только тех, кто будет стоять в центре нового порядка.

И с каждым днём его мир становился более чётким, а её страх всё больше.

Глава 13. Тёмная пропасть

Прошло несколько недель, и каждый разговор с Малкольмом становился всё более невыносимым для Сары. Она понимала, что её сын не просто заявляет об изменении мира — он верил в это, и его уверенность с каждым днём становилась все более устрашающей.

Однажды утром, когда она зашла в его комнату, чтобы поговорить, он уже сидел за столом, сосредоточенно изучая какие-то книги по истории и политике. Он поднял глаза и сказал:

— Мать, я понял. Старый мир рухнет. Он не выдержит. Технологии уже слишком развиты, чтобы мы продолжали существовать по старым законам. Мы должны проделать последний шаг, чтобы очистить планету от лишнего.

Сара ощутила, как её сердце подскочило. Она смотрела на него, пытаясь понять, где заканчивается её мальчик, а где начинается тот чудовищный образ, который он создал.

— Ты понимаешь, — продолжил Малкольм, — если мы не сделаем это, наша цивилизация будет уничтожена. Прогресс не может развиваться в атмосфере жалости и компромиссов. Мы должны устранить слабых, чтобы сильные могли двигаться вперёд. Я наконец-то понял почему я такой. Я не знаю что за сила меня создала но я знаю для чего я пришёл в этот мир.

Сара заметила, как его глаза загораются, когда он говорит о своём плане. Это уже не было просто высказыванием мнения. Он был уверен, что его идеи — это не просто философия, а путь спасения мира.

Всегда сдержанный в своих эмоциях теперь он горел своей идеей.

В ту ночь Сара снова задумалась о будущем. Плакала. Она всё время винила себя за тот момент, что не оказалась, тогда,давно, ближе к бомбе того террориста , в зоне абсолютного поражения.

****

Глава 14. Пределы разума

Сара сидела на кухне, наблюдая, как утренний свет пробивается сквозь окно. В голове звенела невыносимая мысль, и все её чувства стремились к единой точке: она знала, что её сын — гений. Не просто умный ребёнок, а гений, способный изменить мир. В его взгляде было всё — решимость, сила, расчётливость. Он видел людей как элементы системы, с которыми можно играть, выстраивать новую реальность.

Её сердце сжалось от страха. Он был ослеплён собственным величием, как когда-то были другие великие лидеры. Он стремился к тому, что её пугает: он хотел создать новый порядок, где слабые и бесполезные люди исчезнут, а немногочисленная элита будет править миром. А обслуживать элиту будет физически развитые, здоровые люди. Но только они будут, второго сорта.

В её сознании смыкались все детали: он действительно был способен добиться всего. Его интеллект, харизма, логика — его путь был ясен, он выведет мир на новый виток, и этот виток будет жестоким. Он убьёт тех, кто, по его мнению, не заслуживает жизни. Проведя выбраковку он уничтожит слабых, оставив место только для идеальных. Идеальных хозяев и идеальных рабов .

Сара долго сидела, размышляя. Её чувства смешивались. Она знала, что в чём то он прав — мир действительно не идеален, но также знала, что его путь был тёмным и безжалостным. Он станет тем, чего люди боялись больше всего — новым диктатором.

Таким перед которым Чингисхан, Гитлер, Сталин, Мао будут просто школьные хулиганы.

Потом она встала, подошла к шкафу, открыла ящик, в котором хранилось ружьё. Её руки дрожали, но в глазах горел огонь решимости. Она не могла просто стоять и смотреть, как её собственный сын ведёт мир к разрушению. Он был её кровью, её жизнью, но этот мир был ей дороже.

Зарядив ружьё, она направилась в его комнату, медленно и уверенно, как никогда в своей жизни. Сердце билось в унисон с её шагами. Это был момент, который она давно предчувствовала, часто прокручивала в голове,но не могла принять.

Когда она вошла в его комнату, Малкольм лежал, спокойно спя. Его лицо было спокойным и светлым, как у ангела. Сара посмотрела на него стараясь запомнить каждую мелочь. По щекам её текли слёзы.

Её мысли отошли в сторону. В её груди снова возникло непередаваемое чувство любви, но в том же моменте она почувствовала, что этот мир с ним больше не будет прежним.

Сара встала у его кровати, нацелив ружьё на его сердце.

Он слегка улыбнулся во сне. Словно знал что она тут, словно просто притворялся.

Сара нажала на спусковой крючок.