Развод. Шаг в сторону

ГЛАВА 1. Очередь

Арбатские переулки. Моя студенческая молодость. Мне повезло, что на взлёте жизни я жила на Арбате. Особое место, где переплеталось очень много выдающихся судеб. А сколько историй любви помнят эти переулки! Собственно, всё продолжается…

Я и сейчас тут живу, немного переместившись к Москве-реке.

Сивцев Вражек, 20. Сижу уже десять минут в МФЦ с талончиком в руке. Напротив на кресле пожилая женщина с живыми любопытными глазами и в непонятного фасона кепи на седых кудрявых волосах. Мне кажется, ей ничего тут не надо, в этой суетне, она просто смотрит по сторонам и пьёт бесплатный кофе. На Арбате же кто только не живёт, и все сюда время от времени заходят, даже знаменитости. Никуда не денешься, иногда надо лично. Ей страсть как интересно, но она напускает на себя важный и недовольный вид.

- Девушка, а где вы сделали копию? – показывает глазами на мои бумаги и спрашивает соседка справа, блондинка с красными ногтями и губами. Ярковато, но ей идёт.

- В третьем кабинете, но тоже по талончику.

- Не успею, - строит недовольную гримасу блондинка, показывая красивые зубы.

Читаю в телефоне статью про пептиды и особого внимания на девушку не обращаю. Она звонит какому-то Роме и хихикает, как школьница.

- Сегодня обязательно, слышишь? А то обижусь. У меня день рождения, в конце концов! Ты, что, не можешь ради любимой женщины что-то там насочинять?

«Бедный Рома, придётся насочинять» - проговариваю я в мозгу, улыбаюсь, отрываюсь от текста про пептиды и бросаю взгляд на девушку.

На ней белая дорогая рубашка с длинными рукавами, заправленная в светлую мини-юбку, лодочки на каблуках, обутые на стройные, слегка загорелые голые ноги. Она очень привлекательна. Я опять смотрю на рубашку. Последняя верхняя пуговка из натурального перламутра застёгнута на самом критичном месте, но ничего лишнего не видно, то есть небольшая круглая грудь полностью спрятана от посторонних глаз. Девушка периодически встаёт и садится, она очень эмоциональна, взволнована, от неё просто пышет сексом.

Старушка в кепи тоже смотрит на девушку и жадно пьёт её глазами. Её взгляд скользит по тонким щиколоткам, коленкам, потом резко переходит на длинные распущенные волосы с мягкими локонами. Старушка не стесняется на них смотреть, она не замечает, сколько секунд не может перевести взгляд… десять… двадцать… Она заворожена. Когда? Сколько лет назад я была такой же стройной, и у меня была такая же гладкая кожа? Это я читаю в её взгляде из-под кепи. И много чего другого.

Девушка опять встаёт и уходит с телефоном к окну. Опять хихикает, шевелит головой. Солнечные лучи из окна играют в её пшеничных шёлковых волосах. Возвращается.

Я уже не читаю про пептиды, не могу. Мне становится трудно дышать, но я продолжаю сидеть и смотреть на рукава своей соседки. В манжеты вставлены золотые запонки в виде старинных монет. Это запонки моего мужа, которые он потерял несколько месяцев назад, забыл в номере отеля, когда был в командировке в Питере.

Вторых таких запонок в природе не существует, они сделаны на заказ лет десять назад у нашего знакомого ювелира. В каждой вставлен маленький рубин по четверти карата. Рубины из старой бабушкиной серёжки. Она одну потеряла, а из той, что осталась, мы взяли камни.

- Где запонки-монетки, Ром? Я что-то давно их у тебя не вижу? – вспоминаю я свой вопрос.

- Ань, ты знаешь, я, кажется, их потерял.

- Как? Когда?

- Оставил в номере в Питере в гостинице. Спохватился уже в аэропорту. Очень жаль, дорогая. Я туда звонил, но, к сожалению, они их не нашли.

- Ну, как же так?

- Да ладно, ничего не поделаешь. Буду внимательней. Ерунда. Что теперь?

Когда это было? Сейчас июль. В марте, точно. После Восьмого марта, в двадцатых числах.

Ничего другого не нашёл ей подарить? Да он в состоянии купить всё, что угодно! Почему именно то, что так нравилось мне? Из дома. Как пощёчина. Встаю, наливаю из кулера воды в пластиковый стаканчик и не знаю, куда мне деться.

Это же измена. Очнись! Эта девушка, которая сидит рядом с тобой в очереди, любовница твоего Ромы, с которым ты прожила четырнадцать лет, от которого родила двоих детей, Диму и Дашу, с которым у тебя до этого ужасного момента текла размеренная счастливая жизнь. Она, что, вот сейчас, в это мгновение, закончилась? Это с ним, с моим мужем, она разговаривает по телефону? Получается, что с ним. Он же Рома.

Мне сорок, Роме сорок два. Да, он потянет такую, как эта. Не поперхнётся. Он в прекрасной физической форме. В клуб мы почти всегда ходим вместе, даже последние месяцы. Она не из спортивного клуба, я бы хоть раз, но её увидела, хоть вдалеке. Внешность запоминающаяся. Редкая красотка.

Как такое могло случиться, что я ничего не заметила?

Уже три года, как я вернулась в профессию после рождения детей, я реставратор, и это, наверное, сделало меня менее внимательной к тому, что происходит дома. Да, он чаще стал уставать на работе, я это замечаю, но нам же не по двадцать лет.

Вспоминай. Детали, любые, что угодно. Одежда, бельё – ничего необычного, всегда был в меру элегантен и не носил старья, отвозил ношенную одежду и обувь в один монастырь, предварительно всё почистив в химчистке. Я сама с ним ездила. Причёска такая же много лет, гладко выбрит или с короткой щетинкой, по-разному. Новая машина, да, но у старой истёк срок, он не держит машины дольше трёх лет. Ничего не соображаю, не сейчас.

Иду сажусь рядом с ней. Её номер в очереди после моего с той же буквой.

- Вероника! – слышу женский голос и вздрагиваю.

К ней подходит знакомая. По электронной связи объявляют номер моей очереди. Встаю.

- Ты давно из Питера? – слышу я вопрос.

Хватит уже. Это невозможно! Иду искать окошко номер двадцать два.

ГЛАВА 2. Бордюр

Выползаю из МФЦ и медленно иду по направлению к дому. Он на той стороне Садового, на внешней, около реки.

Цепляюсь ногой о торчащий краешек плитки, спотыкаюсь и падаю плашмя на тротуар, выставив ладони. Это из-за платформы на новых кедах. Но скорее всего из-за того, что я думаю о Роме, его измене, блондинке, запонках и не смотрю под ноги вообще. Ладони разбиты в кровь, на брюках дырки на коленях, особенно на правом, телефон неизвестно где. Сумка, из которой всё высыпалось, лежит рядом.

- Девушка, вам помочь? – слышу какого-то мужчину.

Меня берут под руки и поднимают, суют в руку сумку.

- Это ваш телефон?

- Да , спасибо.

Телефон разбит вдребезги. От стекла ничего не осталось.

На ладонях кровь и грязь.

- Давайте руки, - это уже какая-то женщина.

Она льёт мне на выставленные ладони перекись водорода. Саднит и щиплет.

- Коленку, коленку поднимите правую.

Поливает коленку.

- Вас проводить? – спрашивает мужчина. Тёмные волосы и яркая седая прядь справа надо лбом.

- Нет-нет, спасибо. Я дойду сама.

- Вы уверены?

- Абсолютно. Спасибо большое. Всего вам доброго.

А где женщина с перекисью? Не вижу. Не успела поблагодарить.

Спускаюсь у МИДа в подземный переход, выныриваю на той стороне Садового и иду в знакомую мастерскую электроники чинить мобильный. Я уже меняла там стекло на этом телефоне. Или лучше забежать домой и переодеться? На кофте тоже дырка и пятно. Штаны совсем новые, кстати. Только купила. Всё в помойку, естественно.

Захожу в подъезд.

- Аня, что с тобой? – соседка идёт гулять со своим джек-расселом Майло. Всё, как в фильме Маска. Долго не думали. Так удобнее.

- Упала, зацепилась ногой о плитку, - говорю, как есть.

- Я знаю, это подмётка высокая на кедах, сама чуть не навернулась недавно, - качает головой.

Дома тишина. Димка в лагере, Дашенька на даче у моих родителей. Как же я всё это переживу? Как мне это ему сказать? А вдруг он сам мне сегодня скажет: «Аня, я люблю другую». Слёзы текут рекой, ладони болят, а правая коленка просто горит. Нет, сегодня не скажет, почему сегодня? Как почему? У неё сегодня же день рождения, у Вероники. Ему надо любыми путями освободиться от жены и быть с ней. Интересно, сколько ей исполнится? Лет двадцать семь-восемь, не меньше. Она, хоть и зашибенно хорошо выглядит, но далеко не юная. Это хуже.

Бинтую коленки, одеваюсь и бегу чинить телефон.

- Часа два потребуется, - говорит мастер.

- Хорошо. Я зайду через два часа. Договорились?

Оплачиваю и выхожу.

Иду к реке, сажусь на панорамную скамейку на высоком берегу и смотрю на площадь перед Киевским вокзалом. Какая прекрасная погода! Завтра пятница, хотели забрать Дашеньку и поехать к Кузьмичёвым на шашлыки. Там ещё будут дети. Дети-то будут, а нас с Дашкой нет. Ничего теперь не будет, как прежде. Предатель. И как искусно маскируется, скотина! Комар носа не подточит. Как его только хватает и на меня и на неё!

Непривычно без телефона, но два часа уже прошли.

- Пожалуйста, - ставит передо мной поднос с телефоном мастер, - весь блок заменили. Проверьте.

Включаю – работает, все настройки сохранены.

Не успеваю пройти и десяти метров по улице – звонок. Рома.

- Аня, что случилось? Не могу дозвониться уже два часа, - озабоченный такой.

- Всё нормально. Телефон чинила. Упала вот на улице, когда выходила из МФЦ, зацепилась за плитку.

- Сколько раз я тебе говорил смотреть под ноги, Аня! Уже не первый раз.

- Коленку содрала и ладони. Пройдёт.

- Я сегодня задержусь на работе. Бизнес встреча. А потом , наверное, ресторан.

- Аааа. Какой ресторан?

- Зачем тебе?

- Интересно.

- Спрошу у секретаря. Кажется, «Пингвин».

- Дорогой.

- А как иначе?

- И когда тебя ждать?

- К двенадцати буду, может, пораньше. Не скучай, Бобик!

Слышу и не слышу. Моя девичья фамилия – Боброва. Бобик – это я, когда всё между нами хорошо. А Рома тогда Кузя.

- Не буду. Зачем мне скучать? – спрашиваю я, но дальше язык не поворачивается.

Только сейчас замечаю, что сижу на бордюре, то есть испортила ещё одни белые штаны. Бордюр только что покрасили в зелёный цвет.

Захожу в подъезд. Опять та же соседка с джек-расселом.

- Аня, у тебя брюки сзади испачканы зелёной краской, ты в курсе?

- Да, я специально, - несу я какую-то ерунду.

- Как специально? Шутишь? Я тоже вот недавно испачкалась. Красят, а таблички не ставят.

Плохо слышу, что она говорит. До меня даже не долетает смысл её слов. Всё, что она сказала после «табличек», не могу воспроизвести.

Лежу на полу в гостиной. Как Витрувианский человек Леонардо да Винчи, который вписан в окружность - с разведёнными в стороны руками и ногами. Без подушки.

Всё сходится. У неё сегодня день рождения, они идут в ресторан. В двенадцать он приедет, как обычно после бизнес встречи и ужина, слегка навеселе. Странно, она пользуется такой яркой помадой, а я нигде не видела её следов. Вот это конспираторы! Сегодня вечером проверю. И заору, наверное, если что-нибудь найду. Не выдержу.

Смотрю на потолок. Нашла маленькую трещину. А не сходить ли мне тайно в ресторан «Пингвин» сегодня вечером и не посмотреть на своего мужа в действии? То есть мне не хватает. Надо, чтобы ещё больнее. Чтобы наверняка.

ГЛАВА 3. «Ариана»

Недалеко от Пречистенки есть кафешка «Ариана». Это кафешка моей подруги Поли. Она старше меня, ей под пятьдесят уже, поэтому она считает меня маленькой девчонкой и всегда подтрунивает, когда я начинают хныкать.

У неё в кафе никогда не бывает пусто, многие там просиживают часами. Кто-то работает в компе, отсев подальше, кто-то торчит у стойки и треплется с барменом, у неё продаётся алкоголь, кто-то прибегает на обеденный перерыв, чтобы перекусить приготовленной на совесть еды, кто-то назначает вечерние встречи. Поля там почти всегда. У неё ещё особенные и необыкновенные визуалы блюд, редко такое встретишь в небольшом кафе. Она делает всё очень красиво и с большим вкусом во всех смыслах. Талант.

Ариана - её отдушина и спасение после грандиозного развода, стоившего ей таких переживаний, что я боялась за её психическое здоровье. Всё из-за детей, кто с кем останется и прочее. Муж был непростой, со связями и с ужасным характером, как оказалось. Как будто раньше она этого не видела. Значит, не видела. Мы же в иллюзиях очень часто, что нас так сильно и беззаветно любят, как никого другого до нас.

- Если учесть, что процентов восемьдесят баб понятия не имеют об изменах своих мужей и живут с наивной убеждённостью своей исключительности в его глазах…

- Перестань! – перебиваю я её, - я не буду молчать и наблюдать за развитием событий. Нет!

- Да, но Дима с Дашей любят папу, не только тебя. Такого папу, кстати, нельзя не любить. Он отличный папаша, внимательный, щедрый, умный, состоятельный. Мне б такого.

- Какого? Гуляющего с молодой питерской… - я задумываюсь, потому что не знаю, как её обозвать. Я ведь понятия не имею, кто она такая. Модель, секретарша, сотрудница какого-нибудь офиса, администраторша в отеле, чья-нибудь жена, хотя нет, на чужую жену не похожа. Но она явно без ума от своих фантазий в адрес моего мужа.

Я же помню её состояние возбуждённости, трепета, горящего лица, когда она разговаривала по телефону в МФЦ. С моим мужем. А он, наверное, уединился в кабинете и держал руку на пульсе, то есть известно где. «Да, Вероника! Я обязательно приду сегодня. О чём ты говоришь? Какая ещё жена? Что за мелочи! Не волнуйся! Всё будет хорошо. Верь ме!» Или сейчас очень модно среди мужиков вот это: «Доверься мне!» Ещё не хватает в конце слова «дура», но оно и так понятно.

- Что ты решила? – спрашивает Поля.

- Пойду в «Пингвин» вечером подсматривать в окно.

- Во-первых, тебя погонят оттуда, как дворового пса, - крутит Поля пальцем у виска, - во-вторых, ты всё равно через окно ничего не увидишь. Окна очень высокие, там только два окна есть, откуда видно, да и то вряд ли тебе удастся что-нибудь рассмотреть. И даже если увидишь, он её от этого не разлюбит.

- Может, он её и не любит, а так, - тут же ловлю её на слове.

- Может, и так, но и этого достаточно. Узнать бы, кто она такая.

- Зачем? Я с ней встречаться не собираюсь. Пусть забирает… - говорить дальше не могу, потому что понимаю, что в голове опять туман, и решения никакого нет, а рот просто мелет всякий вздор.

Поля ставит передо мной чашку какао.

- Выпей. Шоколад повышает уровень эндорфинов. Успокойся, хоть немного, иди домой и дождись Рому из ресторана. Посмотри на него внимательно – обязательно поймёшь, с бабой он был или на бизнес встрече. Понюхай его до того, как в душ нырнёт, незаметно. А утром поговори. Вопрос задай, пусть ответит.

- Какой вопрос?

- Самый свой важный вопрос. Иди его и придумай. Время есть.

- Развод? Я же не смогу это принять.

Тупик какой-то. Может, пока дети на отдыхе, куда-нибудь свалить? Хоть на неделю? Свалить вот так втихаря, а он пусть голову ломает. Записку оставить, чтобы в полицию не звонил. Хочется исчезнуть от всего этого в другую реальность, в прошлое, во вчера, когда я понятия не имела об этой Веронике.

- Спасибо, Поль, пошла домой, - встаю.

- Не вздумай позориться и ходить выслеживать его в ресторане.

Поля не церемонится, говорит, что думает, и таким тоном, каким считает нужным.

Подходит, обнимает и гладит по голове.

- Справишься. Не ты первая, не ты последняя.

- Безвыходных ситуаций не бывает, - киваю я и произношу ничего не значащий набор слов.

На улице ещё светло, народу вокруг полно, домой не хочется. Страшно оставаться одной со своими мыслями. Думаю о детях. Димке двенадцать, всё уже понимает, Дашенька тоже быстро сообразит, что между родителями проблема, начнут переживать. Димка и так средне учится, не троечник, но и не отличник, кроме математики. С математикой всё хорошо. Дашенька в сентябре в первый класс должна пойти. Она ждёт, что мы её оба отведём. Сто раз уже сказала. Вот как это всё пережить?

Дети любят отца, Поля права, Рома - хороший отец.

Но я не выдержу любовницу, никто не выдержит, мы так сделаны, так воспитаны, да и не за чем такое терпеть и нарабатывать себе всякие женские болезни на нервной почве. Ревность – жуткое чувство. Даже не знаю, чего во мне больше: ревности или обиды.

Идти от «Арианы» до дома пешком, не так уж далеко, но только не с больной коленкой, а то и с двумя. Правая не ноет, а начинает по-настоящему болеть, и хочется скорее присесть. Ковыляю до остановки, и тут, как по заказу, подъезжает автобус. Я захожу, он почему-то необычно резко трогает. Я и так еле-стою, а тут такой толчок. Лечу назад прямо в чьи-то руки.