Re:Персона

Москва. Конец января. Снег ложится медленно, беззвучно, как пепел. Тротуары покрыты крошками льда, будто город заболел и теперь сбрасывает с себя старую кожу. На углу дома трескается цветастая витрина алкомаркета. Застывшее отражение неона в её осколках дрожит, как поверхность горного озера на ветру.

Илья Грачёв просыпается в шесть. Не из-за будильника. Он не ставит будильников с тех пор, как ушёл из управления «К». Его тело живёт по инерции, как старая машина: даже когда ты выключил мотор, он всё ещё прогревается. Квартира — переделанная однушка в панельной коробке где-то между «спальником» и промзоной — не центр, но и не глушь.

Илья встаёт в темноте, босыми ногами на холодный линолеум. Бредёт на кухню.

На кухне — тусклая лампа под потолком, плитка со щербинками, забытые кружки с запёкшимся растворимым кофе. Металлический щелчок чайника — единственный звук, кроме ветра за окном. Илья открывает холодильник. Берет бутылку. Делает глоток. Приятное и до боли знакомое жжение в горле.

Возвращается в комнату. Его спальня. Гостиная. Кабинет. Пространство человека, который больше не принадлежит системе, но так и не научился жить без нее.

Главный источник света здесь — холодное мерцание экранов. Два монитора, один ноутбук, пара планшетов с треснутыми стеклами — все это образует нервный узел его оперативки.

Стол — стальной, как в его бывшей оперативной части. Только завален не папками, а проводами, переходниками, дешевыми китайскими гаджетами с перепрошивкой. На столе — клавиатура со стершимися буквами, банка из-под Ред-Булла с отпечатками пальцев на алюминии и окурком внутри. Рядом старый советский паяльник. Провода сплетаются в клубки, как цифровые змеи, готовые укусить за неосторожное движение.

Стены — бледно-серые, местами покрывшиеся желтизной. На одной — карта Москвы с булавками, как в старых детективах, только вместо ниток — QR-коды, ведущие к его облачным хранилищам. На другой — постер с «Бегущим по лезвию», подарок от какого-то клиента, впоследствии бесследно исчезнувшего в бездне даркнета.

Кроватью служит раскладной диван, никогда не убранный до конца. Одеяло в винных пятнах, подушка с вмятиной от головы. Рядом на тумбочке — грязный стакан из-под виски, зарядка от смартфона и травматический пистолет системы «Наган».

Воздух густой, пропитанный запахом сигарет «Лаки Страйк», разлитого вчера виски и жженных электронов.

Окна заклеены черной летной, сквозь которую едва пробивается тусклый свет уличных фонарей. Грачев не любит шторы — они напоминают ему казенные кабинеты с их вечной паранойей и подслушивающими устройствами. У него нет умного дома, нет голосового помощника — только глушилка на подоконнике. Потому что в его деле лишние уши — это не просто неудобство. Это смерть.

За окнами — Москва, ее огни и бесконечный белый шум. Повсеместные камеры создают иллюзию контроля. Иллюзию безопасности, столько необходимую её обитателям, давно и плотно сидевшим на зависимости от денег и власти.

Илья вновь откупоривает бутылку и наливает в грязный стакан дешевый виски. Садится на диван. Делает глоток. Ещё один. Немного полегчало.

Сервер в углу издал глубокое, металлическое гудение. Где-то в сети шепчется информация, которая кому-то сломает жизнь. Возможно, с его помощью.

Он выдернул зарядку из своего старого ноутбука Lenovo. Единственный друг, который не покидал его все последние годы. Включил VPN, проложил тоннель через три сервиса в Сербии и Польше, запустил скрипт.

Письмо он заметил не сразу. Оно пришло ночью — через зашифрованную почту, на старый ящик, который он давал только тем, кому когда-то доверял. Кто знал его до увольнения из органов. До его грехопадения.

Имя отправителя: Ольга Холодова.
Сообщение короткое:

«Илья Игоревич, здравствуйте. Ответьте, пожалуйста, это очень важно.

Моя дочь, Алина, пропала.
Она стримит каждый день, но это не она. Я точно знаю – это не моя дочь.
Это что-то другое.
Прошу, помогите. Я заплачу сколько потребуется.
— Ольга»

***

Необходимый фактчек занял у Грачёва не больше 15 минут.

Алина Холодова. Известная всем как Allie Arven. Двадцать три года. Стримерша.

Тысячи глаз в онлайне, жадно впитывающих её трансляции. Уютная гиковская комната на заднем фоне. В центре она. Бледная, почти фарфоровая кожа, красивая улыбка, с той самой ироничной, но доброй полуусмешкой, за которую её любили подписчики. Глаза цвета ночи. За ними – живой ум. Рекламные контракты, фан-арты, мемы. 472 тысячи подписчиков на Twitch.

Как показалось Илье, в отличие от других медийных, от одного вида которых его выворачивало наизнанку - она не была пустышкой. Иногда в её эфирах проскальзывало что-то не от мира TikTok. Какая-то печальная грусть. Как будто она всегда знала что-то больше, чем говорила.

***

Грачев связался с Ольгой через телеграм. Он менял там профили, как фокусник тасует краплёную колоду: плавно, без единой заминки, будто сам был частью этого алгоритма. Цифровая маскировка стала для него чем-то вроде утренней чистки зубов — рефлекс на уровне костного мозга. Базовая сетевая гигиена в мире, где каждый чих оставляет цифровой след.

В полдень того же дня они встретились на Юго-Западной, в сетевом кафе с безликим интерьером и одинаковым вкусом латте во всех его филиалах. Когда-то здесь была другая франшиза — раздавленная жерновами времени где-то на стыке нулевых и десятых. Новый логотип, тот же фальшивый уют. Коммерческая эволюция в условиях рыночного давления.

Они сели за столиком у окна. За стеклом тянулся проспект, тускло поблёскивая мокрым от растаявшего снега асфальтом.

Ольга Холодова ёрзала на месте, сжимая руки в коленях. Голос её молчания был громче любой истерики.

Илья сел напротив, чуть откинувшись назад и вжавшись в пластиковый стул. В голове у него всё гудело. Дешёвый утренний виски медленно раскручивал центрифугу где-то за глазами. Пульс шёл вразнос.

Пристегните ремни. Ваш организм входит в зону турбулентности, — подумал он, наблюдая, как Ольга теребит кольцо на безымянном пальце правой руки. — Ремни пристёгнуты, но кислородные маски уже не помогут.

Подошёл официант — молодой, с замыленной улыбкой, будто на полставки подрабатывал статистом.
— Что будете заказывать?

— Большой американо, — сказал Грачёв, не поднимая глаз. — И сэндвич с курицей.

Ольга молчала.

Официант повернулся к ней:
— А вам?

— Мне… воду. Просто воду. Без газа. — она едва выговорила это, будто слова застревали в горле.

Официант кивнул и ушёл.

Грачёв посмотрел на Ольгу. Она сжала ладонь свою ладонь до белых костяшек.

Он знал, что его кофе будет горячим, сэндвич — тёплым, но разговор, что их ждёт, несомненно, будет ледяным.

— Она не отвечает…Ни на звонки, ни на сообщения, — начала Ольга. — Я уже в полицию ходила, но мне там — заявление, протокол, и «если она стримит, значит жива, здорова». Я знаю, как это звучит. Но я чувствую. Это не она. Я знаю, как она говорит. Это… что-то другое. Что-то в голосе. В глазах. Запись? Не знаю.

Илья не спорит. Он слышал такое раньше. Иногда это бред. Иногда — гораздо хуже.

Ольга продолжает говорить. Типичная женщина московского среднего класса, с тем особым налётом усталого достоинства, которое появляется у тех, кто всю жизнь старался жить «как положено». Грачёв «пробил» её ещё до встречи. Когда-то — корпоративная карьера, бухгалтерия в нефтянке, отпуск в Турции, «Рено Логан» в кредит. Сейчас — тихий развод, ипотека и таблетки от давления.

Ей чуть за сорок, но выглядит старше — не из-за неухоженности, а от тревоги и бессонных ночей. Высокая, худая, почти аскетичная фигура. На лице макияж усталости. Тёмные волосы с прожилками стали собраны в низкий пучок. Небрежно, как будто делалось это в спешке тысячу раз.

Она держится прямо, но плечи выдают усталость: не физическую — ту, которую носишь годами. Говорит спокойно, почти холодно. Без слёз. Но в каждом слове — трещина. Так говорит человек, который всю жизнь всё контролировал — пока у него не украли самое главное.

Грачёв молча слушает отчаянный монолог Ольги. Глаза прикрыты, пальцы постукивают по фарфоровой сахарнице.

В этот момент к ним подошёл официант. На подносе: чёрный кофе, сэндвич, стакан воды.

Он молча поставил всё на стол. Чашка коснулась деревянной поверхности с глухим стуком. Сэндвич был завернут в вощёную бумагу, горячий и скомканный, с выскользнувшей полоской расплавленного сыра. Стакан воды — мутноватый, с мелкими пузырьками.

— Спасибо, — бросил Грачёв, не глядя. Официант кивнул и ушёл, растворившись между столиками.

Ольга продолжала говорить, будто не заметила паузы, не заметила официанта, еды, стакана, ничего. Как будто она сидела тут одна — в городе, где для неё осталась лишь фантомная боль.

Илья взял чашку. Сделал глоток.

— …Поэтому, Илья Игоревич, я прошу вас, найдите мою дочь – произнося последнюю фразу голос Ольги предательски задрожал.

Грачёв молчит. Потягивает кофе. Горечь впивается в язык.

— Я вижу её каждый день, — продолжает Ольга. — На экране. В прямом эфире её стримов. Но это не она.

Ольга немного помолчала, но затем посмотрела Грачёву прямо в глаза:
— Голос её. Лицо её. Но — не взгляд. Пустой. Стерильный. И мимика…

Грачёв медленно кивнул и поставил чашку на блюдце.

— Вы уверены? У цифрового слепка всегда есть погрешности, и они очевидны.

— Я её мать, — тихо, но твёрдо сказала Ольга. — Я знаю всё о своём ребёнке. Или… Знала. Это — что-то другое. Что-то, что надевает её лицо, как маску.

— Стрим идёт?

— Идёт.

— А телефон?

— Выключен. Недоступен с шестого числа. На сообщения — тишина. Но все медийные аккаунты активно ведутся. Только всё слишком правильно, идеально. Как будто кто-то научился общаться как она.

Грачёв долго молчал. Медленно посмотрел в окно. За стеклом проходила женщина с коляской. На голове серая вязаная шапка. Камера на фасаде здания напротив поворачивалась медленно и вяло. Внезапно, в отражении стекла появилось лицо.

Отражение всплыло как системная ошибка. Он не ожидал увидеть себя. Не здесь. Не сейчас.

Прошло три года с того дня, как он был отправлен в отставку. Вышел в тираж. Три года — будто кто-то нажал "ускорить воспроизведение".

Из прохладной глубины стекла на него смотрел мужчина с короткими, с трудом приглаженными чёрными волосами. Бледное лицо с сероватым подтоном. Как у человека, который слишком много времени проводит между экраном монитора и тенью неоновых вывесок. Глаза — чуть припухшие, с красноватыми прожилками у внутренних уголков. В тридцать два он выглядел на все сорок, если не считать резкости движений — тело ещё помнило тренировки, но психосоматика явно просела.

Ольга говорила что-то про детство Алины — про школу, про первую камеру, про её манеру сжимать губы, когда нервничает. Голос её плыл, тихий, отрывистый. Грачёв слушал. Почти.

Он потрогал свой подбородок — гладко. По крайней мере, с этим всё ещё был порядок. Три года, а он до сих пор бреется каждое утро — привычка, въевшаяся глубже, чем следы от наушников оперативника.

Он смотрел на себя дольше, чем следовало. Как смотрят на чужого, с кем когда-то были знакомы. Или на двойника.

— Всё в порядке? — тихо спросила Ольга.

Грачёв поднял чашку кофе, сделал ещё глоток. Привычная обжигающая горечь. Почти утешение.

Он моргнул. Вернулся.

— Просто... — Грачёв отвёл взгляд. — Увидел призрака.

Ольга неуверенно кинула. Грачёв прямо посмотрел на неё:

— По вашим словам, кто-то сделал из неё цифровую куклу. На потоке. Живую симуляцию. Но это всего лишь старая интернет-байка, понимаете? Городская легенда. Таких технологий не существует. А если они и есть, то их точно не будут использовать для оцифровки стримерш.

— И всё равно, я прошу вас найти Алину. Мне больше не к кому идти. Полиция мне не поможет, вы и сами знаете. Работали в системе.

Грачёв откинулся на спинку стула. Дешёвый бангладешский пластик издал пронзительный хруст. Он уже знает, что согласится. Но всё ещё ищет способ этого избежать.

— Как вы обо мне узнали?
— Чернышенко Максим Дмитриевич. Он порекомендовал вас. Сказал, что вы были самым способным курсантом в академии, и что среди тех, кто отправился на вольные хлеба – вы самый толковый.

Отправился на вольные хлеба. Грачёв отчётливо помнил сцену с заседанием дисциплинарной комиссии. Словно это было вчера. Доклад Чернышенко. Без него может бы и обошлось, но это был гвоздь в крышку его гроба. Напарничек знал, как он делал дела. Они делали их вместе. Зато теперь на его плечах красуются погоны подполковника. Не за горами очередное звание. Должность в главном управлении. Если и продавать дружбу, то не за тридцать сребреников.

Интересно, подумал Грачёв, что замыслил Чернышенко - подкинуть мне работёнку, или окончательно утопить.

— Пожалуйста, Илья, — тихо, почти шёпотом сказала Ольга. — Я прошу вас. Как мать.

Грачёв кивнул. И вдруг ему стало ясно — жребий брошен, приговор подписан. Не понадобилось ни ручки, ни ЭЦП.

— Хорошо, я возьмусь, — сказал он глухо. — Но, возможно, вам не понравится, что я найду.

— Я согласна, — решительно сказала Ольга. — Я должна знать.

Последний глоток американо остывал в кружке, оставляя на её стенках тёмные контуры, как годичные кольца на срезе дерева — отметины времени, которое уже никогда не вернётся.

***

После встречи с Ольгой, Грачёв решил пройтись пешком. Маршрут был составлен так, чтобы уклоняться от всевидящих ок камер наблюдения. Но даже он знает: полностью скрыться невозможно. Системы видеонаблюдения Москвы — это не просто камеры. Это «Поток-2», «Орёл», «ГеоТень» и десятки автономных ИИ-модулей, которые шьют твой маршрут даже без лица. Распознают походку, микрожесты, тепловую подпись.

Он вспоминает, как они сами внедряли эту систему. Сначала — для поиска педофилов и убийц. Потом — для преследования политических активистов. Ну а затем — просто по привычке. Государство, которое боится тени.

Улица дышала смогом и влагой. Мелкий снег, почти незаметный, висел в воздухе, как цифровые помехи на старом экране. Асфальт блестел, отражая редкие огни фар и холодный отблеск вывесок — неоновых, уставших, чужих. Всё казалось мокрым и уставшим.

Грачёв шёл медленно, будто не по тротуару, а по своим воспоминаниям. Пальцы в карманах нащупали ключи и зажигалку. Вторая — давно не работает, но греет ладонь. Трофей из прошлой жизни.

В переходе пахло мочой и тлением. Фоновый гул: чьи-то шаги, гул колонок с уличным рэпом, голос старухи, что бормочет проклятия в сторону какого-то прохожего. Над ним — камеры. Он их не считал. Даже не смотрел туда. Просто знал: они есть.

Вышел на проспект Вернадского. Сильный ветер. От витрины отделался лист пластика — хлопнул, как выстрел. Он даже не вздрогнул.

Взглянул на витрину. Остановился. Достал из нагрудного кармана другую зажигалку. Ту, что работает. Закурил. Сигарета чуть-чуть задрожала. Дым тонкой струйкой растекался по воздуху. Люди проходили мимо и их безликие силуэты медленно растворялись в ночном пейзаже города.

Илья смотрел в пустоту — ту, что за стеклом, между отражениями, в которой иногда прячутся ответы. Или те, кто их стёр.

***

Первая встреча с квартирой Алины. Москва-Сити, башня «Федерация». Один из тех стеклянных ульев, куда селятся «цифровые». Не дом, а декорация для стрима: всё симметрично и чисто.

Лифт плыл медленно, словно протискивался сквозь слои заряженного воздуха, разрезая этажи аккуратно и беззвучно. В зеркальных стенах кабины его отражение дробилось и множилось — тёмный силуэт, чёткая линия рта, тени под глазами. Всё казалось слишком гладким, как будто город здесь был отполирован до стерильности.

Дверь квартиры открылась после пары минут возни с замком. Грачёв получил дубликат ключа на ресепшене небоскрёба. После небольшого спектакля с участием своего старого удостоверения, которое он так и не сдал.

Квартира встретила его пустотой. Тишиной, которую не осмеливался нарушать даже продвинутый климат-контроль. Просторная студия, залитая глухим, рассеянным светом от панорамных окон.

Грачёв прошёл внутрь.

Идеальный порядок. Как на фото из каталога IKEA. Плед аккуратно сложен на диване. На столе — три книги, доставленных одним известным маркетплейсом. На кухонной стойке — чашка, вымытая и поставленная ручкой к стене.

Он прошёл к рабочему месту у окна — там, где стоял стриминговый сетап Алины: два тонких монитора, кольцевая лампа, микрофон на штативе. Всё было выключено. Экраны покрылись тонкой пылью, будто ею прикрыли сцену после финала спектакля.

На полу у стола — выбившийся из-под ковра кабель. Как будто его в спешке вдавили ботинком. Илья нагнулся — белая прядь волос зацепилась за ножку стула.
Не чёрная, как у Алины. Седая и мёртвенно-бледная. Искусственная, синтетическая на ощупь.

Грачёв проследовал в спальню и медленно открыл дверь. Словно ожидая, что тьма за ней вцепится в него руками.

Пустота.

И странное ощущение: запах. Едва уловимый — дешёвый пластик и озон, как от серверов в дата-центрах. Искусственный запах, там, где должен быть аромат духов и мятой постели.

Кровать застелена идеально, подушки выставлены по углам как на рекламных фотографиях сетевых отелей.

Вдруг Илья почувствовал едва неуловимое движение за спиной.

Резко обернулся.
Ничего.

Только слабый сквозняк качнул открытую дверь шкафа.
Там, среди одежды, на вешалках висели платья, футболки, куртки. Все — неестественно новые, будто кто-то только что заполнил гардероб, имитируя жизнь, которую уже стерли.

Грачёв вернулся к рабочему столу Алины. Пальцы машинально провели по клавиатуре — тонкой, белой, стерильной. Ни пылинки.

Он нажал на кнопку питания.
Ноль реакции. Система не загружалась.

Второй монитор отключён. Шнур питания аккуратно свернут под стол.

На полках у стены с гиковской атрибутикой — выключенный iPad. Илья коснулся его и экран ожил, заискивая пароль. Бессмысленная затея, подумал он.

Грачёв прошёл мимо, к дивану. На подлокотнике — пульт и USB-ключ. Он нащупал его машинально. Маленький, будто часть гардероба, без маркировки. Но главное — вес. Это не была дешёвая флешка. Металл, редкий сплав, чуть прохладный, с микроцарапинами от ногтей.

Он достал из рюкзака свой старенький Lenovo. Автономная система, отрезанная от сети. Подключил накопитель.

Внутри — короткие фрагменты видео, по тайм-коду видно: это записи стримов. Но звук — обрезан. Только изображение.

Он кликнул на первый файл.

Алина — в своём обычном образе: улыбка, тёплый свет, привычный кадр. Но что-то не так. Моргание неестественно ровное. Зрачки не фокусируются. А во второй половине записи её губы начинают двигаться... отдельно от слов. Как будто видео — наложено на синтезированный голос. Как будто перед ним — не человек, а кукла. Маска, управляющаяся по каналу, скрытому за горизонтом.

Грачёв замер.

На экране, на долю секунды, в нижнем углу кадра вспыхнул синий артефакт — будто системный сбой. Он перемотал. Поставил на паузу.
Пиксельный сдвиг. Координаты. Метка? Или тестовый сигнал?

Он сделал скриншот. Увеличил. Внутри артефакта — вкрапление текста:
neurolize.synx

Он не знал, что это.

Но понимал, что это — не ошибка.

Это был хвост. Цифровой след, который кто-то не успел стереть. Или оставил специально.

Илья отошёл от ноутбука и шагнул к окну.

В городе под ним мигали неоновые вывески, ползли потоки машин, шли сквозь ночь тысячи безымянных теней. Где-то там ещё были настоящие люди. Тут же — одна симуляция.

Он стоял в этой чужой, слишком правильной идеальной квартире и точно знал: Алины здесь больше нет.

***

Грачёв начал с анализа стримов. Скачал записи последних 60 эфиров. Скормил их через поведенческий модуль, алгоритмы которого когда-то помогал разрабатывать в МВД. Совпадения пугали: фразы, жесты, даже мимика — всё повторяется с точностью до сотых долей секунды.

На пятнадцатой минуте стрима от 18 ноября Алина ответила на вопрос с паузой в 1.7 секунды. Точно такую же паузу он нашёл в стриме от 22 ноября.

Только отвечала она на другой вопрос.
Система не думала. Она копировала и повторяла.

Копнул глубже. Нашёл трассировку донатов —кипрский мультикошелёк, обёрнутый через китайский микрофонд и три анонимных DAO. Тупик.

Вдруг Илья заметил, что один из донатов сопровождался голосовым сообщением. Жуткий мужской голос:

«Ты прекрасна, Али. Мы ждём тебя.»

Отправитель: Neurolize.

***

Грачёв связывается с Данилой — бывшим оперативником по цифровой безопасности. Они вместе учились в академии, вместе начинали службу. Данила ушёл ещё раньше, когда его поймали на несанкционированном доступе в архивы МВД. Теперь он — что-то между подпольным журналистом и цифровым анархистом, автор телеграм-канала «Мёртвая Москва».

Они встречаются в Битцевском парке. Пробираются в самую его глубь. Данила носит чёрную медицинскую маску и передвигается на старом электросамокате.

— Они клонят сознания, Грач. Это не deepfake. Это — управление личностью. Ты не понимаешь масштаб. Холодова — первая, кого выставили на публику. Но такие уже давно есть в корпоративных структурах. В госконторах. В медиа. Говорящие маски.

— Кто за этим стоит?

— Нейролайз. Они числятся как лаборатория цифровых интерфейсов. На самом деле — окологосударственная шаражка. Проектируют цифровых двойников. Закон не запрещает, если есть согласие. А «согласие» можно купить. Или подделать.

Грачёв показывает ему добытые логи. Данила достаёт свой ноутбук и сверяет коды со своим архивом.

— Да. Это Нейролайз. Их сигнатура — псевдочисловая ошибка в конце архива. Они оставляют её, чтобы отслеживать утечки. Все эти файлы отслеживаются.

— То есть за мной уже идут?

— Конечно.

***

Грачёв пошёл дальше. Сеть. Форумы. Даркнет. Закрытые чёрные рынки, где торгуют лайв-контентом без цензуры. Нашёл упоминания: «Arven Protocol». Алгоритм, способный симулировать стримера в реальном времени. Камера — фейковая. АИ — нейрообраз. Голос — синтетика, точная до мельчайшего тембра.

Но для этого нужен был источник. Образ. Профиль. Данные.
И нейронная карта.

Её можно снять с человека.
Если он — жив.

Или был жив.

***

Кира жила в подселении на Кутузовском, в доме с навесными датчиками, утыканными, как грибы после дождя. Стены подъезда были исписаны антигосударственными тегами, но на каждом из них — наклейка с QR-кодом: «для жалоб на экстремизм». Москва умела контролировать протест.

Она встретила Грачева фразой:

— Я думала, ты мёртв.

— Иногда и я так думаю.

Кира — криптожурналистка. Раньше работала на крупный расследовательский медиапроект, потом ушла в даркнет. Её последний текст назывался «Лица без тел» — про цифровые аватары и ИИ-дубликаты, работающие в рекламе и разных сетевых сервисах. Её чуть не отравили полгода назад, но она выжила. Теперь живёт как тень.

Она смотрит на найденные Грачевым файлы и сразу узнаёт их структуру:

— Это Нейролайз. Я брала у их бывшего сотрудника интервью. Его убили через неделю. Эти ребята очень быстро заметают следы.

Кира закрыла ноутбук и внимательно посмотрела на Илью:

— Смотри, насколько я поняла, у них четыре уровня доступа. Коммерческий — для шоу и рекламных кампаний. Корпоративный — для HR и психоаналитики. Государственный — для выборов и чиновников. И экспериментальный — туда и попала Алина.

Грачев вспоминает, как его заставляли сфабриковать дело против одного IT-предпринимателя, который отказался передать свои разработки. Илья долго возражал начальству. Говорил, что так работать не будет. Это было началом конца его карьеры в органах.

— Они не просто копируют, — продолжила Кира. — Они обучают копии быть лучше оригинала. Меньше ошибок. Больше уверенности. Более «продаваемые».

Илья понимает: оригиналы уже никому не нужны. Только управляемые, фильтрованные тени. След был ясен: Алину похитили. Сняли нейронную копию. Сгенерировали цифровую куклу, кормящую аудиторию всё новым и новым контентом.

Их принцип работы весьма прост: разные имена, одни и те же лица. Клоны. Маски. Люди, которых больше нет. Или гораздо хуже.

Но оставался ещё один вопрос, на который у Грачёва не было ответа.

«Если они могут заменить стримера — кого ещё они уже заменили?»

Однако, это было не так уж важно. Ведь он должен был закончить свою работу.

***

Грачёв знал, что они наблюдают.

Москва смотрела на него. Через линзы на светофорах. Через зеркала в лифтах. Через мертвенно-синие глаза экранов мониторов.

Он выключил все свои устройства и старые привычки.

В метро возле него стоял человек без какого-либо выражения лица, без телефона, без реакции на объявленные цифровым кондуктором остановки. Пустые глаза.
На мгновение, Илья поймал на себе его взгляд, и тот улыбнулся. Но лишь на долю секунды.

Грачёв вышел из метро.
Сбросил телефон в реку у ближайшей станции МЦК, предварительно прожёг SIM-карту.
Подключался теперь только через терминалы, которые сам собирал из подручных материалов и цифрового мусора. Никаких биометрий. Только шум, хаос и анонимность.

Москва стала враждебной.
Город, где раньше он знал каждый угол.
Теперь каждый угол знал его.

***

Этой ночью Грачёв ночевал в старой квартире его бабушки в Чертаново. Место, в котором он не появлялся много лет.

Продолжил копать. Нашёл утечку. Кто-то в закрытом чате на серверах T0rNet выложил фрагменты криптоданных — загрузка пакета под именем Allie_v4.73_final_build.

Запустил дешифровку.

В этом конструкте был код.
Слепок личности.
Фрагменты Алины — голос, поведение, визуальный образ. Система обучения — адаптивная.

Он видел, как система «училась быть ей».
Включала грусть в нужный момент.
Задумалась «в стиле Алины».
И... рассмеялась. Совершенно по-человечески.
Слишком по-человечески.

***

Утром Грачев проснулся от глухого удара в стену. В соседней квартире кто-то курил, громко играла музыка. Его ноут перегрелся, а вентилятор захлёбывался — значит, кто-то пытался его взломать. Он проверил лог — так и есть. Подключение через гонконгский дата-центр, маршрутизировано через Камбоджу. Но оставлен цифровой отпечаток:

«Грачёв, хватит.
Это не твой уровень.
Остановись.

Или следующая копия — ты.»

Илья улыбнулся. На отпечатке был оставлен IP.
Скорее всего намеренно. Но это была зацепка.

IP вёл к компании: «NEUROLIZE MEDIA».
Москва, старое здание, бывшая типография на Электрозаводской.

Он поехал туда ночью.
Снег падал, как статическое электричество — белым шумом поверх города, который привык молчать.

***

Здание стояло отстранённо, как будто и не в Москве — вне контекста, вне города. Стекло, поглощающее свет. Вход — через подземный паркинг, потом длинный коридор, глянцевый, без опознавательных знаков. Только тонкая линия света вдоль пола, как на взлётной полосе. Neurolize Media не нуждались в табличках.

Грачёв шёл медленно, с тем показным равнодушием, которое раньше пугало допрашиваемых им лиц. Слева — стена из глянцевого чёрного материала. Справа — стекло с подсветкой. Он увидел своё отражение.

Дальше шёл белый коридор, мёртвый искусственный свет и звук шагов. Дверь в конце открылась автоматически, без щелчка.

Помещение походило на операционную, но без медицинского антуража.

Экраны, шепчущие данные. Холодный воздух, как на серверной ферме, и прозрачные стены, по которым ползли проекции лиц. Женских и мужских, старых и юных. Все — как с обложек. Но с каким-то странным выражением лица. Как будто их эмоции были отрендерены не до конца.

Когда он вошёл, его уже ждали.

— Капитан Грачёв, — высокий короткостриженый мужчина в тёмном костюме стоял у стола с голографическим проектором. На его сером лице застыла холодная улыбка — как в корпоративных презентациях. — Вы пришли вовремя. Даже чуть раньше, чем прогнозировал наш поведенческий алгоритм.

— Я давно не капитан. Кто вы?

— Зовите меня Куратор.

Грачёв промолчал. Внутри пульсировала ярость, но он держал себя. Он слишком хорошо знал, к чему может привести потеря контроля.

— Вас, должно быть, интересует... Алина? Или Элли Арвен, как её теперь все знают.

— Где она?

Куратор прошёл мимо, и на одном из экранов вспыхнуло изображение. Лицо Алины. Она сидела за столом, в студийном освещении, говорила в камеру, улыбалась. Её голос был весёлым и лёгким.
— Она прекрасна, не так ли? Идеальна. Без усталости. Без эмоций, мешающих контенту.

Грачёв на мгновение замер:

— Где Алина?

Куратор посмотрел на него взглядом, которым смотрят на фотографии погибших людей, к которым всегда были равнодушны:
— Мы освободили её от слабостей плоти. Сделали её бессмертной

— Вы... — голос Грачева сорвался, — Вы убили её.
— Нет, — Куратор покачал головой. — Вы просто не понимаете. Мы не убиваем. Мы конвертируем. Это — будущее. Вирусы старой этики не выживают в мире новой цифровой парадигмы.

Он провёл пальцами по стеклу, и изображения сменились. Эстрадная певица, недавно возродившая в интернете свою карьеру. Оппозиционный политик, якобы живущий в Европе, в изгнании. Инфлюенсер, недавно переехавший в Дубай. Все — улыбаются. Все — продолжают вещать. Сконструированные версии их цифровых душ.

Куратор усмехнулся:

— Мир больше не интересуется настоящим. Людям нужно только впечатление. Симуляция тепла, без тепла. Вы не смотрите на человека — вы потребляете продукт.

Элли — наш самый успешный кейс в данном квартале. Её цифровой двойник генерирует больше контента, чем она за всю жизнь. И ни одной жалобы от фанатов и рекламодателей.

Грачёв шагнул ближе.

— Зачем вы мне это показываете?

— Потому что вы всё равно ничего не сможете сделать, — Куратор обнажил идеальные белые зубы. — Но, как старомодный человек, вы должны это увидеть. Должны страдать. Всё это — тоже часть шоу.

В этот момент открылись боковые двери. Два охранника в черной тактической форме и в масках. В руках обоих штурмовые винтовки Steyr AUG A1.

— На сегодня вы свободны. Вас никто не держит.

Тишина. Холодная, напряжённая.

Грачёв стоял не шевелившись, до крови стиснув руки в кулак.

— Вы не первый, кто ищет правду, капитан, — голос Куратора стал ниже. — Но знаете, что общего у всех тех, кто её находит? Они исчезают. Просто исчезают из алгоритмов. Перестают существовать для мира. Нет лайков, нет упоминаний, нет тени. Мертвее, чем мёртвые.

Грачёв молча прошёл мимо охранников, мимо хищных стен, по белому коридору, как по мёртвому туннелю между мирами.

На выходе он не обернулся.

***

Он вышел из здания Neurolize. За его спиной остался гул системных вентиляторов, стерильный свет коридоров, пустота, упакованная в глянец корпоративного ада. Воздух снаружи резанул щеки — внизу скапливался январский смог, густой и вязкий.

На углу, между камерой и граффити, он остановился.
Вытащил смартфон. Экран сразу ослепил белым.

Предпринимаемые им ранее меры предосторожности уже не имели никакого значения.

Он открыл приложение такси.
Известный бренд с кристально чистой репутацией. Хотя когда-то он знал их тёмные секреты.

Адрес — Октябрьская улица. Марьина Роща.
Подтвердить.
Ожидание — 4 минуты.

Экран погас, оставив лишь его собственное отражение — бледное, вытянутое.

Такси подъехало беззвучно. Серый седан, еле заметная пыль на колёсах, водитель в чёрной куртке, с трудом говорящий по-русски.

Грачёв сел на заднее сиденье.
Машина тронулась.

Водитель смотрел вперёд, не включая музыку. Небо над Москвой было серым и стеклянным, как экран его старого CRT-монитора. Проезжающие мимо машины сменялись одна за другой— как слайды в бесконечной презентации.

Где-то среди размытого света фар он увидел огромный светодиодный биллборд. Реклама. Лицо.
Её лицо. Allie Arven.
Смеётся. Говорит. Живёт.

Её голос, узнаваемый, как рекламный джингл, пробивался даже сквозь шум улицы.

Он ехал к Ольге. На разговор. Но уже чувствовал тишину. Ту самую, которую он ощутил в квартире её дочери.
Пустую, цифровую.

***

Кафе, куда он её позвал, было наполовину пустым. Здесь пахло корицей и жареным беконом. От запаха последнего Грачёв вспомнил, что не ел уже целую вечность. Ольга сидела у окна, склонившись над чашкой кофе. Её пальцы нервно постукивали по белому фарфору.

Грачёв сел напротив неё, не раздеваясь. Её глаза — потухшие, тоскливые, как у человека, который перестал надеяться, но ещё не перестал бояться.

— Ну? — голос Ольги дрожал. — Вы что-то нашли?

Илья долго молчал. Смотрел в чашку, на её отражение. Всё, что хотел он сказать, слиплось в один сплошной ком.

— Да, — наконец выдавил он. — Но вам это не понравится.

Ольга напряглась. Он заметил, как резко сжались её плечи, а глаза стали ещё стекляннее.

— Она жива?

— Нет, — сказал он. Просто. Прямо. Как в рапортах, которые когда-то писал. — Они убили её. Но перед этим... скопировали. Сделали копию. Цифровую куклу. Как вы и предполагали. Она продолжает стримить. Работать. Зарабатывать. Для них.

Ольга не пошевелилась. Только моргнула. Медленно, как будто внутри что-то выключилось.

— Вы... уверены?

Он кивнул. Смотрел не на неё — в сторону, в мутное окно, где отражалась вывеска аптеки напротив. Всё, что он мог дать — это правду. И это был самый жестокий подарок.

— Кто они? — прошептала Ольга.

— Компания. Нейролайз медиа. Часть системы. Деньги, технологии, связи. Вы ничего не сможете им предъявить. Никто не сможет.

Ольга отвела взгляд и устало провела рукой по лицу.

— Зачем вы тогда всё это говорите?

— Потому что вы им не верили. Потому что вы первая, кто почувствовал, что её больше нет. — Он помолчал. — Она ваша дочь. Вы имеете право знать.

Вдруг в кафе заиграла музыка. Вирусная песня той самой певицы, которую он видел на дисплеях в офисе Neurolize. Угасшая звезда, недавно перезапустившая свою карьеру в интернете.

— Я не знаю, что мне теперь делать, — едва слышно прошептала Ольга.

Грачёв посмотрел на неё. Уставшую, иссохшую, надломленную. Женщину, у которой отняли не просто дочь — у которой отняли возможность скорбеть по-настоящему.

— Я тоже, — тихо сказал он. — Но я знаю, с чего начать.

Илья встал, не дождавшись её ответа. Пальто холодное, сырое, как погребальный саван. Он посмотрел на неё в последний раз и вышел из кафе. Дверь закрылась за ним с глухим щелчком. Снаружи город продолжал дышать электричеством и мокрым воздухом.

Ольга осталась за столом, молча, с глазами, в которых застыл вопрос, на который не существует ответа. Через минуту она беззвучно разревелась, сотрясаясь в конвульсиях.

***

Он не ждал, что это что-либо изменит.
Просто хотел, чтобы хоть кто-то знал.

Слив занял пять минут. И целую жизнь.

Грачёв сидел в полутьме, слушая треск старого вентилятора, и наблюдал, как отметка прогресс-бара доползает до ста процентов. Архив слился, все имеющиеся у него доказательства и улики: цифровые следы, расшифрованные ключи, видеофрагменты, схемы цифрового клонирования — были аккуратно упакованы в один пакет, с обтекаемым названием: Allie_LastSession. И главное — поток Allie Arven с наложенным реверс-логом, доказывающим, что это не живой стрим, а отрендеренная симуляция. Кукла, гладко прогоняющая спонсорский текст. Жизнь и смерть в 4K.

Илья закинул архив сразу в несколько точек доступа: закрытые форумы, два торрент-трекера, анонимные блоги. Слил в несколько бот-сетей, где это разлетится по тысячам устройств прежде, чем кто-то попытается стереть. В телеге — автомат с предохранителем на случай его «внезапного исчезновения». Скрипт будет активен ещё шесть часов. На всякий случай.

Грачёв проверил первые реакции на слитый архив.

Комментарии — полны хохота.
«Цифровая кукла? Ну и что? Если контент — годный, то какая разница?»
«Элли умерла? Серьёзно? Бля, очередной хайп для подписоты.»
«Эти цифровые образы сейчас с тобой в одной комнате? Автор, иди лечись.»

Он понял, что проиграл.
Потому что публика не хочет знать.
Она любит куклу.
Потому что кукла — идеальна.
Никогда не стареет.

Не устаёт.
Не спорит.
Всегда улыбается.

Илья откинулся на спинку стула, чувствуя, как затылок скользит по холодному гипсу стены.
Посмотрел в окно. За стеклом — пустой двор и скрип ржавых качель на детской площадке.
Ночь ещё только собиралась.

Он закрыл ноутбук, накинул своё пальто.
Нужно было срочно выйти на улицу — за чем-то реальным.
Например, за бутылкой.

Он шёл по темнеющему двору, засунув руки в карманы. В алкомаркете на углу всё как всегда: шум холодильников, свет выжженной люминесцентной лампы, полная женщина в фартуке, с тяжёлыми мешками под глазами. Он взял бутылку ирландского виски. Расплатился наличными.

На обратном пути Грачёв заметил, как опять пошел снег.

Сперва робко, потом всё наглее, пока не затянул улицу тонкой пеленой.

Подъезд уже был виден, когда он услышал шаги.
Не быстрые, не крадущиеся — просто шаги.
Он обернулся.

Чёрная куртка. Низко надвинутый капюшон. Лицо не запомнилось. Только приглушенный звук.

Щёлк.

Щелчок раздался сзади.
Как выключение света.

Вспышка. Первый выстрел — в живот.

Шёлк.

Вспышка. Второй выстрел — выше, в голову.
Илья упал на спину. Рука с бутылкой ударилась о лёд. Бутылка треснула. Виски вытекал медленно, тёмным пятном на белом снегу.

Никакой боли. Только странная тишина, как будто кто-то выключил мир.

Вверху — фонари, будто прожекторы, в которых заканчивается дешевая драма, некогда являвшаяся его жизнью.

Последнее, что увидел Илья перед смертью — была камера у его подъезда.
Мигнула красным и отвернулась. И промолчала.

***

Через два часа тело Грачёва увезли.
Через три — дело классифицировали как убийство на бытовой почве.
Через четыре — приостановили за отсутствием подозреваемых.

Но архив уже жил своей жизнью.
Люди скачивали. Перекидывали. Обсуждали. Пугались. Смеялись. Кто-то делал ролики, кто-то копии.
Правда не взорвала мир.
Она просто начала капать.

Как капли на глухой бетон.
Как память о человеке, который всё понял.

***

В следующую ночь Allie Arven вышла в эфир.
Она смеялась. Шутила.
Говорила, что любит своих подписчиков.
Что впереди их ждёт интересный контент, новые проекты и светлое будущее.

Эпилог:

[ВКонтакте | паблик «Голос Цифры»]

19 декабря 2025, 01:13

Пользователь darknet_nomad:

Кто-нибудь ещё заметил, что у Allie Arven теперь зрачки не двигаются, если смотреть в 4K?

Комментарии:
— replay_junkie: да пофиг, всё равно красиво
— karmakid97: я думал это фишка фильтра
— ultra_сonspirator: вы просто не понимаете… она умерла в ноябре. теперь стрим — это AI. всё документировано.
— MiraSync: забаньте этого психа, это уже не смешно

***

[YouTube | канал «TechInsiderRU»]

Видео: «ИИ Заменяют Людей? Разбор кейса Allie Arven»

Лайки: 218 тыс.
Дизлайки: 41 тыс.

TechInsider:
Это не теория. Мы исследовали голосовые спектры Allie за последний год.
Результат: фальсификация с точностью 96%.
Это означает, что живого человека там нет уже как минимум с ноября.

Кто управляет образом? Кто получает донаты?

Мы не знаем.

Но это — не она.

***

[Reddit | подфорум /trueRuWeb]

Топик: «Покойся с миром, Грачёв»

user_4815162342:
Помните Илью Грачёва? Бывший мент, потом частник, расследовал исчезновение стримерши.
Его нашли мёртвым у подъезда.
Ни камер, ни следов.
Из улик только бутылка виски и две пули.

Никто не ищет убийцу.
Никто не поднимает вопрос.

Просто ещё один труп в Москве.

А между тем стримы продолжаются.

***

[Twitter | @posthumandawn]

25 декабря 2025

В мире, где можно симулировать лицо, голос, реакцию — смерть больше ничего не значит.

Мы живём среди мёртвых.

Просто они теперь лучше, чем мы.

***

[Подкаст | «Московский Код»]

Выпуск #172: «Иллюзия присутствия»

— Мы потеряли грань. Понимаете? Мы больше не знаем, кто настоящий.
— Но если это работает, если кукла говорит нужные слова, развлекает, улыбается — какая разница?
— Разница в том, что реальность умирает.
— Или, может быть, мы сами убили её, когда начали платить тем, кого нет.

***

[Камера наблюдения | архивный фрагмент]
Локация: подъезд, Перово. Дата: 03.12.2025

22:41:13 — Мужчина (Илья Грачев) подходит к двери.
22:41:19 — Появляется неизвестный.
22:41:21 — Вспышка.
22:41:24 — Камера выключается.

Доступ к записи: отсутствует.

***

[TikTok | viral trend #beHerAI]

«будь идеальной. будь как Allie.»

Девочки гримируются под неё.
Подбирают фильтры.
Повторяют движения.

Комментарий под видео:

— catbyte94:
Она уже не человек.
Она — часть системы.

***

[Фоновый шум столицы. Москва, 2026.]

Стрим включён.
Мягкий свет, приятный интерьер.
Allie Arven улыбается, смотрит прямо в камеру.

— «Мои дорогие, спасибо, что вы со мной.
Я всегда буду рядом.»

И никто не спрашивает — кто она теперь.

P.S.

Поначалу это были стримеры.
Геймерши, бьюти-блогеры, лайфстайл-персонажи с голосами, обработанными до шёлка.
Они смеялись. Благодарили за донаты. Ненадолго исчезали. Но возвращались уже совсем другими. Чуть меньше пауз между словами.
Чуть больше идеальности в каждом кадре.

Затем пришли политики и ведущие новостей.
Слишком ровная речь, без запинок.
Взгляд — прямо в камеру, прямо в душу.
Идеально подобранные слова.

Параллельно с ними — коучи на онлайн-курсах.
Психологи на медиа-платформах.
Виртуальные друзья в мессенджерах.
Голоса бывших.
Симуляции мертвых.

Куклы начали появляться всё чаще.

Не на улицах — на экранах.
Ты никогда не знал, кто из них настоящий.
Да и было ли это важно?

Кто-то однажды сказал:

«Будущее наступит не с войной, не с революцией.
Оно просто заменит всех,
и мы этого даже не заметим.»

Так и вышло.