Реанимация любви

В некотором царстве, в некотором государстве...

Наверное, так и стоило бы начать эту сказку. Но у нас тут не сказка, а скорее медицинская драма с элементами чёрной комедии, поэтому начнем иначе.

Итак, на одной зеленой-презеленой планете, в городе-миллионнике, в обычной городской больнице (ну, почти обычной — там, где делают сложные и очень сложные операции, а не только выписывают аспирин от взгляда начальства и отправляют в мир иной с улыбкой), работала одна женщина. И не просто женщина, а доктор. И не просто доктор, а целый реаниматолог — то есть специалист по тому, чтобы деликатно вытаскивать души из лапок ангела смерти и вежливо возвращать их обратно в тела. Иногда.

А вот и она бежит по коридору! Нет, не длинноногая блондинка, дефилирующая словно английская принцесса на благотворительном аукционе. И не тучная дама с волосатой родинкой на лбу, внушающая священный трепет и желание исповедаться.

Вон она — невысокая, слегка «в теле» (только, чур, не говорите ей об этом — как говорится, не плюй в колодец, а то ведь реаниматологи тоже люди, и у них есть доступ к медицинским иголкам... и фантазия).

И была у нее одна… нет, даже две примечательные особенности. И они так живописно колыхались в такт её стремительному бегу, что могли бы служить метрономом для всего отделения. Но вам на них лучше не засматриваться — помните про колодец. И про то, что она знает, куда можно аккуратно ввести иглу, чтобы надолго отбить охоту к комментариям.

Рядом с ней семенит молодой человек — ну, если сравнивать с её спелым возрастом, скорее мальчик лет двадцати с хвостиком. Наша героиня поправляет стетоскоп (который, к слову, тоже трясётся от её энергичной походки) и героически пытается не слушать жужжащего спутника.

А он, как назойливая муха: «Лидия Ивановна, ну я вас очень прошу…».

— Слушай, Петров, — обрывает она его, не сбавляя темпа. — Натворил дел?

— На-натворил, — проблеял «мальчик».

— Раз натворил, значит, отвечай. И не мотай мне нервы — у меня их и так уже лет двадцать как нет в товарных количествах. Я женщина опытная, с целым багажом фобий и одним универсальным советом: не тревожь лихо, пока оно тихо. А то разбудишь — и оно окажется твоим пациентом. Знаешь такую поговорку?

— А что же мне делать-то? — чуть не плачет Петров.

— Что делать? Смириться, сделать выводы и надеяться, что премию ты получишь хотя бы в следующем квартале. А вообще, не отличить живого человека от мертвого — это, знаешь ли… пошло. И чревато административными последствиями.

Сказав это, наша героиня виртуозным пируэтом растворяется в операционной, оставив незадачливого Петрова наедине с суровой реальностью длинного больничного коридора. Где-то на той самой зеленой планете.

А в операционной нашу героиню уже ждали.

Ну что, я в самом деле — героиня и героиня. Лидия Ивановна, или просто Лида. Сорока пяти лет — и не дня меньше. Но забываем про возраст и вспоминаем про колодец. Да, наша Лида такая: любой намек на её внешность или возраст — и вы в списке. Нет, не Forbes. В чёрном списке. А у врача реаниматолога высшей категории лучше быть в другом списке — например, в списке на премию, а не в чёрном. Потому что её чёрный список имеет обыкновение материализоваться в виде ночного дежурства в праздник или внезапной командировки в морг для «обмена опытом».

Итак, наша Лида заходит в операционную. Народу — тьма, пациент — сложный. Хотя когда было по-другому? У Лиды всегда они сложные — других не дают. Видимо, руководство считает, что если уж отправлять к праотцам, то только с максимальным комфортом и под присмотром профессионала.

Она смотрит на кушетку, на мужчину на ней. Он весь в трубках и проводах, словно робот на перезагрузке. Приборы пищат, сотрудники больницы молчат... Кстати, а где заведующий? Она тут бежала, а его ещё нет. А кому ей глазки строить? А кому умные вещи говорить? Так дело не пойдет. Раз решила в 45 выйти замуж — так придется выходить.

А Аркадия Петровича мы спрашивать не будем. Его выбрала такая женщина — пусть выдохнет и смирится.

Шаги... А вот и наш Ромео, правда, он еще не знает, что он Ромео. А не надо на молоденьких медсестер таращиться, когда перед глазами такая спелая клубничка?

— Добрый день, Лидия Ивановна.

— Добрый, — откликается наша героиня, и в её голосе — лёгкая хрипотца от бега и лет эдак двадцати профессионального стажа.

— Есть предложения? — Серые глаза Аркадия Петровича неотрывно смотрят на Лиду. И есть почему — голова-то у нее светлая, и я не только про цвет волос, а про мысли, которые в ней блуждают.

И тут наша светлая голова открывает рот — и как давай предлагать... Ну просто бери блокнот и записывай! Но у Аркадия Петровича хорошая память. Он кивает головой и всё запоминает на свой жесткий мозговой диск.

Потом они подходят к пациенту, к тому, который весь в проводах и трубках. Седеющие виски, мужественное лицо. По карте — ему 50. Вполне возможно, но от него веет такой силой... Еще бы! Медсёстры где-то узнали, что больной — капитан первого ранга. Серьёзно. Ну, правда, звучит солидно.

А наша Лида знала всё и ничего о моряках. Знала, что они сильные и крепкие, остроумные и смекалистые... В общем, стержень в них с рождения... А откуда она знала? Да так — наша Лида из приморского городка, Владивостоком, который зовут. А там что? А там корабли и моряки. А еще Сергей... Да, Сергей был моряком. Черная форма, погоны, подводная лодка «Волхов». Эх, воспоминание... Девятнадцать лет прошло, а как вчера. Как вчера он вышел в море — и не вернулся. А море, оно ведь не больница — трупы не возвращает.