Начало цикла "Реинкарнация архимага" находится здесь:

https://author.today/reader/448008/4157144

Если вы пожелаете увидеть книгу в виджетах на первых страницах сайта, то стоит ткнуть в сердечко под названием этой книги.

Ткнули? Спасибо, если ДА!

Ваш Лайк подтолкнёт книгу в рейтинге и лишний раз заставит мою Музу забыть про её лень и неспешность в написании…))


Скачивание для подписчиков и друзей откроется после пятой главы.

Приятного чтения!




Отряд двигался к заставе в гнетущем молчании. Степь вокруг снова казалась пустой и безжизненной, но теперь эта пустота была обманчивой. Мы шли, зная, что за ней скрывается нечто бесконечно более сложное и чуждое, чем дикие твари.

Мы столкнулись с чем-то таким, чему на Земле не место.

Удалов шел впереди, среди офицеров, сжимая в кармане кулак, в котором был зажат тот самый обломок. Обломок отдавал холодком, не физическим, а каким-то внутренним, пронизывающим душу.

– Итак, жду ваши версии, господа офицеры, – его голос, привыкший командовать, прозвучал, тем не менее, слишком резко, нарушая тишину. – Выкладывайте, что думаете. Карлович, начнём с вас.

Карлович, как обычно погруженный в свои схемы и расчеты, вздрогнул и подстроился под шаг ко всем.

– Техногенная цивилизация, несомненно, – заговорил он, запинаясь. – Уровень развития... Я даже не берусь оценить. Эти глифы... это не магия в нашем понимании. Это высокая инженерия на непонятных и недоступных для нас принципах, воплощенная в материи! Они не призывают энергию, они... формируют реальность. А тот лес... Искусственная зона обитания. Парник, созданный для поддержания жизни их механизмов. Или наоборот – механизмы созданы для поддержания жизни леса и фауны. Возможно, мы встретились с другими формами биологической жизни. Я... я пока ни в чём не уверен.

Карлович просто задыхался и ему явно не хватало слов, чтобы полноценно изложить свои мысли и догадки. Оно и понятно. Полноценных терминов для выражения ещё нет в языке этого мира.

– Лес был побочным продуктом, – мрачно вставил Львов, не отрывая глаз от горизонта. – Отходы производства. Или упаковка. Как стружка в ящике с хрупким грузом. А мы нашли ящик. И тот обломок... – Он хмыкнул. – Значит, были те, кто попытался его вскрыть. И ящик их... утилизировал.

– Слишком просто, – покачал головой я, чувствуя, как отголоски тех глифов все еще звенели в моем сознании. – Это не просто ящик. Это... командный пункт . Панель управления чудовищной сложности. И она не просто работает. Она словно кого-то ждет.

– Ждет? – Удалов вопросительно повернулся ко мне, и в его глазах мелькнула тревога.

Я в ответ кивнул.

– Представьте себе место управления паровозом, – попытался я подобрать сравнение. – Рычаги, манометры, клапаны. Все исправно, гудит, готово к работе. Но машиниста нет. Купол без давления, стабилизация фона, исчезновение тварей... Это система перешла в автономный режим. Она поддерживает себя в рабочем состоянии, ожидая, когда вернется хозяин и нажмет на нужную кнопку или повернёт какой-то рычажок.

– А обломок? – спросил Васильков, понизив голос. – Что он такое?

– Вор, – без обиняков высказался Львов. – Пытался угнать паровоз. Не справился. Или... посыльный. Который принес весть, что машинист больше не придет. И система осталась одна. Может быть, навсегда.

Мы шли еще несколько минут, переваривая эту мысль. Одинокая, исправно работающая машина, ждущая хозяина, который, возможно, погиб пару лет назад. В этом была своя, леденящая душу, тоска.

– Есть и другая версия, – тихо сказал я. – А если это не машинист? Если это... кочегар? Или палач? Мы видели лишь малую, наружную часть этого сооружения. Мы не знаем, для чего оно. А что, если его цель – не созидание, а уничтожение? Стабилизация, о которой я говорил... А что, если она предназначена не для этого мира, а для чего-то другого? Что, если Купола – это не щит, а фильтр? Или... дуло орудия? Непривычного нам, но от того, не менее опасного.

Васильков сглотнул.

– То есть мы стояли не в топке паровоза, как сказал Львов, а... на прицеле?

– Возможно, – вздохнул я. – Обломок доказывает, что кто-то пытался вмешаться в работу системы. Возможно, чтобы остановить её, или наоборот, запустить. И он потерпел неудачу. Наша задача теперь – понять, были ли они жертвами... или диверсантами.

Впереди показались огни заставы. Обычный, скучный мир, с нарядами по распорядку, кашей из котла и отчетами. Но теперь он казался хрупким карточным домиком, поставленным на спину спящего дракона.


Удалов остановился, прежде чем мы вышли на освещенный плац и подозвал к себе офицеров. Он вынул руку из кармана, разжал кулак. На его ладони лежал тот самый обломок, холодный и безмолвный.

– Ни слова о нем штабу, – его приказ прозвучал тихо, но с железной убеждённостью. – Отчет – стандартный: аномалия стабилизировалась, угрозы нет. Про лес и сооружение... скажем, что видели странные геологические образования и сильные миражи. Глифы не упоминаем.

– Сокрытие данных? – поднял бровь Карлович.

– Не данных, – поправил Удалов. – Доказательств. Пока мы не поймем, с чем имеем дело, эта штука – наша тайна. И наша ответственность. Потому что если это и вправду прицел... то кто-то должен решить, стоит ли будить того, кто за ним стоит на другой стороне. Или искать способ его обезвредить. Думаю, что никому из вас не хочется, чтобы мы стали заложниками чужих амбиций. К нам запросто могут прислать какого-то умника, и тот, чтобы доказать свою значимость, начнёт вытворять лютую дичь.


Он снова спрятал обломок в карман. Его лицо в свете восходящей луны было похоже на маску из твердого, старого камня.

– А пока что, – он посмотрел на каждого из нас, – Мы просто пограничники, которые вернулись с рутинной проверки. Понятно?

Мы молча кивнули в ответ. Понятно. Мы больше не были просто офицерами. Мы стали хранителями ключа от двери, за которой мог скрываться либо рай, либо ад. И первый шаг к ответу был не в том, чтобы ломиться в эту дверь, а в том, чтобы тщательно скрыть все следы ее существования.

Попади часть найденного ключа в руки тех же учёных, и они не удержатся. Начнут, как тот лемминг, тыкать обломком куда попало. Понятно, что из лучших побуждений и "ради науки". А полыхнуть может так, что на тысячу вёрст вокруг мы все станем мутантами.

Вот во что мы вляпались. В тайну, которая могла стоить жизни не только нам, но и всему, что мы знали, и что ценим. Оттого тишина, в которой мы шли к воротам заставы, была теперь не просто отсутствием звуков. Она была заговором. Заговором молчания.


*** *** ***


Погранзастава встретила нас привычным сонным гулом. Запах дегтя, конского пота, дыма из печных труб и вечерней каши. Дежурный у ворот браво вскинулся, докладывая Удалову об отсутствии происшествий. Все было так, как всегда. Но для нас – уже нет.

Разошлись по своим углам, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Удалов ушел в штабную комнату писать тот самый "отчет".

Карлович, бледный и рассеянный, пробормотал что-то о необходимости проверить приборы и заперся в своей лаборатории – крохотной каморке, заваленной книгами, линзами и прочими непонятными приборами. Львов, не говоря ни слова, направился в оружейную – чистить свой любимый карабин, его плечи были напряжены, как у зверя, готовящегося отразить нападение.


Я же, чувствуя себя так, будто принес с собой чуму, отправился в казарму. Солдаты нашего отряда, уже сдавшие оружие и боеприпасы, сидели на нарах, чистили сапоги, подшивали подворотнички или тихо переговаривались. Увидев меня, они замолчали, в их глазах читался немой вопрос. Не о тварях или аномалиях, а о нас, офицерах. О нашей неестественной, гробовой тишине.

– Все в порядке, ребята, – сказал я, и голос мой прозвучал хрипло и фальшиво. – Аномалия затухает. Угрозы нет. Отдыхайте. И главное – поменьше говорите. Последнее – важно!

Они кивнули, но не успокоились. Они были ветеранами, они чуяли ложь за версту. Но меня поняли. Раз я ничего не смог им сказать – значит нельзя.


Я прошел в свой дом, запер дверь и прислонился лбом к прохладной бревенчатой стене. За закрытыми веками у меня стояли те самые пульсирующие глифы. Они жгли изнутри. Это была не магия, которую можно было понять и подчинить. Это был язык, на котором говорили сами законы мироздания. И не мне, со своим знанием таблиц умножения, пытаться прочесть этот трактат по высшей математике.

Видимо, замер я надолго...

Стук в дверь заставил вздрогнуть.

– Войдите.

Вошел Васильков. Он с трудом удерживал в руках два алюминиевых котелка с ещё парящей ухой и две жестяные кружки с чаем.

– Думал, ты не ужинал еще, – коротко бросил он, ставя еду на стол.

Мы ели молча. Уха казалось мне безвкусной, чай – чересчур горьким. Вполне обычная пища. Но сегодня она казалась пеплом.

– Не выходит из головы, – наконец, тихо сказал Васильков, отодвигая котелок. – Этот обломок. Он же... живой почти. Штабс, а что, если Львов прав? Что если мы теперь... на крючке? Как те, первые? Которые туда с этим Ключом шли?

– Не знаю, Иван Васильевич. Не знаю. Система заметила их вмешательство и уничтожила всю ту группу. Нашу – нет. Может, мы слишком мелкие. Или наш способ взаимодействия был иной. Мы же не ломали, мы... просто смотрели, ничего не трогая.

– А до каких пор будем просто смотреть? – в его голосе прозвучала несвойственная ему надтреснутость. – Удалов говорит – скрыть. А если завтра там что-то щелкнет? Если этот "паровоз" вдруг поедет? Мы одни, Владимир. Совсем одни.


Он был прав. Мы оказались в ловушке собственного открытия. Доложить – значит, запустить непредсказуемую цепь событий. Привести к заставе толпы ученых, военных, авантюристов и просто искателей славы, из сынков - мажоров. Тем на наши жизни плевать. Они ради славы и собственных амбиций любую дичь исполнят.

Молчать – значит, сидеть на бочке с порохом с горящим фитилем, не зная его длины.

– Сначала надо понять, – сказал я, больше для самого себя. – Хотя бы чуть-чуть. Карлович с его схемами, я с глифами... Может, мы найдем что-то, что подскажет, как продвигаться дальше.

Васильков тяжело вздохнул.

– Ладно. Я со своими ребятами поговорю. Чтобы языки на замок. Скажу, что видели мы там такое, что с ума свести может, вот начальство и бережет нас от лишних тревог.


Он ушел, оставив меня наедине с гулом в ушах и холодком страха внутри. Я подошел к окну. Застава уже перешла в ночной режим. Тихо перекликались часовые, где-то ржала лошадь, чуть слышно доносилась гармонь из дальней казармы. Обычная жизнь. Хрупкая, как лед на утренней луже.

И под этим льдом, в темной воде, лежал тот самый обломок. Ключ. Искушение. Или приговор.


Мы стали хранителями тайны. И первым испытанием для нас стала не аномалия, а возвращение к этой "обычной" жизни. К жизни, в которой каждый звук, каждый взгляд сослуживца, каждый вопрос из штаба мог стать проверкой на прочность нашего молчаливого заговора.

Заговор только начинался.

– Ваше благородие, – поймал меня Федот, когда я уже было направился в спальню, – Дуняша ваша интересовалась. Спрашивала, можно ли ей завтра прямо с утра подойти?

– Можно, – кивнул я, и отвернулся, чтобы он не увидел, как я расплываюсь в улыбке, отбрасывая перед сном прочь все тяжёлые думы.

Хорошая девка мне досталась. Простая и в чём-то наивная. Искренне умеющая радоваться любому подарку, в меру жадная до любви и, спешащая успеть взять от своей молодости всё, чтобы потом ни о чём не сожалеть.

Кстати, чисто для себя на контрасте отметил: грудь у Дуняши пообъёмней и потяжелей будет, чем у дворянок Янковских, а крепкая-то какая...


*** *** ***


Следующие два дня я занимался обычными рутинными делами и Дуняшей. Выход в рейд, всего лишь вдоль берега реки, у меня состоялся на третий день, и он тоже вышел вполне обыденным.

Признаться, никогда я ещё так не радовался тому, что ничего необычного вокруг меня не происходит.

Когда вернулся, просто с удовольствием принялся за "полировку" своих каналов, приводя их нынешнее состояние почти что к идеалу. Никогда раньше я за собой такой перфекционизм не отмечал. Просто не был готов к тому, чтобы тратить сколько угодно времени и сил, но сделать всё идеально. К моему глубочайшему удивлению "полировка" сказалась больше, чем я мог предположить. Навскидку, этак процента три мне добавила к силе заклинаний и скорости восстановления резерва.

Если что – это много. В моём мире маги за один процент усиления готовы кинуться во все тяжкие, а тут... Два вечера – и такой подарок!

Обязательно возьму на вооружение. С каналами мне ещё не раз предстоит работать, по мере совершенствования моего магического конструкта, но чисто "полировкой" я никогда не занимался. Считал, что ширина и эластичность – параметры достаточные, чтобы про остальное не беспокоиться.


*** *** ***


– Ваше благородие, – заявился ко мне утром следующего дня Самойлов, стоило мне вернуться с завтрака в офицерской столовой, и принять из рук Федота кружку свежезаваренного крепчайшего кофе.

Нет, я не маньяк этого напитка. Но утро у меня просто обязано начинаться с кофейного ритуала.

– Чай будешь? – спросил я у своего десятника, кивая на лавку напротив себя, чтобы он сел за стол.

Знаю, что кофе он не жалует. А вот чай, да с сахаром вприкуску...

– Не откажусь, – с достоинством ответил Самойлов, – Но я с разговором, – предупредил он.

– Никуда не спешу. Говори, – подбодрил я его, кивнув Федоту.

– Зима на носу. А с трофеями, как я вижу, всё так себе. Изрядно измельчала Булухта после Гона, не так ли? – хитро прищурился фельдфебель, принимая от Федота кружку с крепким чаем.

– Угадал. И что с того?

– Бойцы у меня спрашивают, чего вы в этот раз придумаете, а я не знаю, что ответить, – со всей посконной прямотой дал мне десятник понять, что авторитет не вечен, и старыми заслугами никто долго не живёт.

– Ты хочешь сказать, что все они к левым заработкам нашего десятка уже привыкли? – попытался я смутить Самойлова.

– Так оно и есть, – подтвердил тот, не моргнув глазом, – И не мне их судить. Ещё ни один десяток так в учениях не выкладывался, как эти. А у меня их за годы службы уже три было, – сделал он глоток, – Опять же, парни лично за вас любого порвут, – добавил он совсем негромко, и чуть подумав, уточнил, – Мы порвём.

Хорошее дополнение. Дорогого стоит.

Причём, в буквальном смысле этих слов.

Бойцы моего десятка привыкли к весьма приличным деньгам, перепадающим им с трофеев, но не только одни деньги рулят. Авторитет мало завоевать, его нужно поддерживать. Как я понимаю, этим и вызван ранний утренний визит десятника ко мне в дом.

– Илья Васильевич, – обратился я к своему собеседнику вполне неофициально, отчего тот вздрогнул и чуть чай не выплеснул, – А отпуск, хотя бы ненадолго, вы всем десятком можете получить?

– Так-то мы все уже на контракте, а не на обязаловке, – поставил фельдфебель кружку на стол, – Но весь десяток... Тут от ромист... от майора всё будет зависеть. Отпуск у нас оговорён, но сроки на его усмотрение. А зачем он нам?

– Есть у меня имение Петровское, на правом берегу. Недавно появилось. Признаюсь, "на шпагу" его взял, – начал я задумчиво, – Было бы неплохо, чтобы там наш десяток побывал. Мне там верные люди не помешают, опять же, пусть и они посмотрят и присмотрятся. Если выйдет сколотить отряд Охотников, которые по аномалиям специалистами окажутся, то их заработки, сам понимаешь, как высоко взлетят. А домов и баб мы на всех бойцов найдём, не вопрос.

– Хм-м... Неожиданно. Некоторые из нас к местному селу прикипели, – сказал Самойлов первое, что ему на ум пришло.

Не удивительно. Он тут практически семейный человек. И в селе в авторитете.

– Дом и землю я им дам, не хуже, чем здесь. Но... там же безопасней. По крайней мере, для семьи, – очень жирно намекнул я на то, что жить рядом с погранзаставой, или в селе на другом берегу Волги, где Тварей ни разу не видели – это вовсе не равные вещи.

– Допустим. И что дальше? – ничуть не повёлся на жирную подачку въедливый десятник.

– Ну, не знаю, как ты, а я бы по стране поездил, – состроил я скучающую морду лица, – У нас в училище говорили, что Булухтинская аномалия одна из самых мелких и незначительных во всей Империи, – чуть принизил я её значение, – Оттого и ожидать с неё дорогих трофеев вряд ли стоит.

– В одного мага куда-то сложней соваться опасно! – выдал мне десятник ответ, думая долго и выпивая почти весь налитый ему чай.

– Я уже с Васильковым переговоры начал, – признался я Самойлову, в ответ на что он лишь довольно хрюкнул, сделав вид, что подавился, – Хочу его в командирах будущего отряда видеть. Ты уж присмотри, кто из его десятка нормальный, а кто нет. Он же их наверняка за собой потащит.

– Хороший у него десяток, – буркнул Самойлов, скребя себя пальцами по щеке, – Уже год, как хотят лучшими стать, но я этот момент на своих использую. Мы уже проигрывать им было начали, а тут вы появились, ваше благородие. Тут-то мы от них и оторвались!

Ой, ё-ё-ё... Оказывается, сколько таинственных течений во внутренней жизни заставы прошли мимо меня незамеченными...

– Вот только запрос на отпуск сразу всего десятка я сам к Удалову не понесу, – "обрадовал" меня десятник, – Он, сгоряча, дюже резкий случается.

– Мне неси, передам, – принял я его ответ.

Оно и понятно – моё решение, моя и ответственность.

Загрузка...