Глава 1: Буря в Пелле
Дмитрий поправил бронзовый нагрудник, чувствуя, как холодный металл впивается в плечи. Фестиваль реконструкторов собрал сотни энтузиастов, и Дмитрий, с копьем в руке, был в своей стихии. Его фаланга — дюжина друзей в самодельных доспехах — маршировала, изображая македонцев Филиппа II. Он усмехнулся, глядя на "врага" — группу в афинских туниках. "Эй, Серега, держи строй, а то фиванцы нас порвут!" — крикнул он, подмигнув другу.
Небо над Грецией потемнело, тучи закрутились, словно в воронке. Дмитрий поднял глаза, щурясь от ветра. "Ребята, похоже, ливень!" — начал он, но слова заглушил раскат грома. Внезапно яркая вспышка ослепила его, и копье в руке задрожало, будто ток пробежал по древку. Земля ушла из-под ног, и мир закружился.
Он очнулся в грязи, лицо уткнулось в пыльную траву. Запах был другой — не трава фестиваля, а резкий, с примесью дыма и лошадиного пота. Дмитрий поднял голову. Вокруг раскинулся лагерь: шатры из шкур, костры, где шипело мясо, и десятки бородатых мужчин в бронзовых доспехах. Их голоса, грубые и звонкие, говорили на древнегреческом — языке, который он изучал годами, чтобы подробно изучить интересующую эпоху.
"Кто ты такой, оборванец?" — спросил здоровяк с копьем, чьи шрамы на руках говорили о годах сражений.
Дмитрий моргнул, пытаясь осознать. Его реконструкторский доспех выглядел нелепо рядом с настоящими хитонами и щитами. "Я... воин," — выдавил он на греческом, вспоминая уроки. Мужчины засмеялись, но их смех оборвался, когда другой воин, с длинной бородой, ткнул в него пальцем: "Дезертир, небось. Тащи его к командиру!"
Его поволокли через лагерь. Солдаты, загорелые, с мозолистыми руками, точили копья, переговариваясь о персах и новом царе. "Александр убил заговорщика, что заколол Филиппа," — шептались они. Дмитрий замер. Получается, что сейчас 336 год до н.э?! И он попал в Македонию накануне величайших походов.
Командир, широкоплечий Клит, оглядел его с подозрением. "Назовись. Откуда ты?" Дмитрий, сообразив, что правда не поможет, соврал: "Дмитриос из Фессалии. Мое село разграбили, я пришел служить царю." "Покажи, чего стоишь," — сказал Клит, указав на круг для поединка.
Глава 2: Испытание копьем
Дмитрий стоял в центре тренировочного круга, сжимая копье так крепко, что костяшки побелели. Пыльное поле у стен Пеллы гудело от голосов: десятки македонских воинов окружили его, готовые увидеть, как “фессалийский оборванец” провалится. Утреннее солнце жгло шею, а запах пота смешивался с дымом от ближайшего костра, где жарили козлятину. Его противник, молодой воин по имени Феокл, ухмылялся, поигрывая бронзовым щитом. “Ну, чужак, покажи, чего стоишь!” — крикнул он, и толпа загудела.
Дмитрий чувствовал, как сердце колотится, но годы реконструкторских боев не прошли даром. Он знал, как держать копье, как двигаться в строю, как читать движения врага. Но это не фестиваль — здесь копья острые, а щиты тяжелые. Клит Черный, командир фаланги, стоял в стороне, скрестив руки. Его взгляд был тяжелым, но в нем мелькала искра любопытства. Птолемей, напротив, смотрел с холодной подозрительностью, его глаза, словно у ястреба, искали слабину.
“Начали!” — крикнул Клит, и Феокл бросился вперед. Его копье мелькнуло, целя в грудь Дмитрия. Тот уклонился, чувствуя, как ветер от удара обжег щеку. Толпа взревела. Дмитрий сделал шаг назад, держа копье под углом, как учили в реконструкции, но добавил импровизацию: подсечка, которой он научился на тренировках по самбо. Феокл споткнулся, но быстро восстановил равновесие, замахнувшись щитом. Удар пришелся по плечу Дмитрия, и он едва не выронил копье. Боль пронзила руку, но он стиснул зубы. “Не так просто, македонец,” — пробормотал он на русском, забыв, что его никто не поймет.
Он сделал выпад, целя в ногу Феокла. Тот отскочил, но Дмитрий использовал момент, чтобы ударить древком по запястью, выбив щит. Толпа ахнула. Феокл, разъяренный, бросился в атаку, но Дмитрий, вспомнив тактику фаланги, которую изучал по книгам, шагнул в сторону и ударил копьем в землю перед ним, заставив споткнуться. В следующий миг его острие оказалось у горла Феокла. “Хватит!” — крикнул Клит, и воины разразились криками одобрения.
“Неплохо, фессалиец,” — сказал Клит, хлопнув Дмитрия по спине так, что тот едва не упал. “Ты в фаланге. Но держи язык за зубами — Птолемей уже точит на тебя зуб.” Дмитрий кивнул, чувствуя, как пот стекает по виску. Он оглядел толпу: бородатые лица, шрамы, бронзовые шлемы с красными гребнями. Эти люди жили войной, а глаза горели верой в царя. Но Птолемей, стоявший у шатра, смотрел так, будто уже копал ему могилу.
После боя Дмитрий присел у костра, где солдаты делились хлебом и вином. Один из них, седой ветеран по имени Аристон, протянул ему бурдюк. “Пей, чужак. Ты дрался, как сын Ареса.” Дмитрий улыбнулся, принимая вино. Оно было терпким, с привкусом смолы. “Откуда ты знаешь наши приемы?” — спросил Аристон, прищурившись. Дмитрий замялся. Его знание греческого, выученного для диссертации, спасало, но он не мог рассказать правду. “В моем селе... был учитель из Афин,” — соврал он, и Аристон хмыкнул, но не стал допытываться.
Ночь опустилась на Пеллу, и звезды зажглись над холмами, словно факелы богов. Дмитрий лежал на шерстяной подстилке, слушая храп солдат и треск костров. Запах оливкового масла и дыма пропитал воздух. Он думал о своем мире — о ноутбуке, книгах, кофе по утрам. Но здесь, среди этих людей, он чувствовал странное оживление. “Если я здесь, — шептал он, глядя на звезды, — то, может, это мой шанс стать частью чего-то великого?”
Глава 3: Встреча с царем
Дмитрий шагал за Клитом через пыльные улицы Пеллы, чувствуя, как бронзовый нагрудник натирает плечи. Утренний воздух был пропитан запахом оливкового масла, смешанным с дымом от жертвенных алтарей. Город гудел: кузнецы стучали молотами, выковывая новые копья, торговцы на базаре выкрикивали цены на вино и шерсть, а женщины в льняных хитонах несли кувшины с водой, бросая любопытные взгляды на солдат. Дмитрий все еще не мог поверить, что оказался в 4 веке до н.э., в самом сердце Македонии, накануне великих походов Александра. Его разум метался между восторгом историка и страхом человека, затянутого в чужую эпоху.
Клит вел его к царскому шатру, стоявшему на холме. Шатер был огромным, из плотного полотна, украшенного львиными шкурами, с красными гребнями на копьях стражи. “Царь хочет видеть новичка,” — буркнул Клит, его голос был грубым, но в глазах мелькала искра уважения после боя Дмитрия с Феоклом. “Не болтай лишнего, фессалиец. Александр видит людей насквозь.”
Дмитрий кивнул, но внутри его охватило волнение. Александр Македонский. Человек, о котором он писал диссертацию, чьи походы изучал до мельчайших деталей. Теперь он увидит его живым — не статую, не строки в книге, а молодого царя, только что взошедшего на трон после убийства Филиппа II. Сердце колотилось, но он заставил себя дышать ровно. “Не облажайся, Дима,” — шепнул он на русском, надеясь, что никто не услышит.
Внутри шатра было прохладно, несмотря на жару снаружи. Пол устилали шерстяные ковры, а в центре стоял деревянный стол, заваленный свитками и глиняными табличками. У стола собрались военачальники: Антипатр, седой и суровый, с лицом, изрезанным морщинами, Птолемей, чьи глаза сверкали холодным расчетом, и несколько других, чьи имена Дмитрий знал из книг — Парменион, Гефестион. Но все взгляды притягивал он — Александр. Молодой, не старше двадцати, с золотистыми волосами, падающими на плечи, и глазами, горящими, как угли. Его хитон был простым, но золотой венец на голове и энергия, исходящая от каждого жеста, выдавали в нем царя.
“Это тот фессалиец?” — голос Александра был звонким, но в нем чувствовалась сталь. Он оглядел Дмитрия с ног до головы, и тот ощутил, как будто его просвечивают рентгеном. “Говорят, ты дрался хорошо. Но кто ты такой, чтобы явиться в мой лагерь без рода и имени?”
Дмитрий проглотил ком в горле. Его знание греческого, выученное для чтения первоисточников, спасало, но одно неверное слово могло стоить жизни. “Дмитриос из Фессалии, сын кузнеца,” — сказал он, повторяя свою легенду. “Мое село разграбили разбойники, я пришел служить тебе, царь.” Он добавил легкий поклон, какой видел у других солдат, но постарался не переиграть.
Александр шагнул ближе, его взгляд буравил. “Кузнец, говоришь? Но держишь копье, как воин, а говоришь, как афинянин. Откуда ты знаешь наши обычаи?” Дмитрий почувствовал, как Птолемей напрягся, готовый уцепиться за любую оговорку. Он решил рискнуть. “В детстве меня учил странник из Афин. Он рассказывал о великих битвах... о Херонее, где твой отец сломил греков.”
Зал замер. Александр прищурился, но его губы дрогнули в улыбке. “Херонея, значит? А что ты знаешь о персах, фессалиец?” Дмитрий почувствовал, как пот стекает по спине. Он вспомнил лекции: персидская армия огромна, но разрозненна, их колесницы — слабое место. “Они сильны числом, царь,” — сказал он осторожно. “Но их колесницы вязнут в грязи, а всадники боятся фаланги, если она держит строй.” Это была правда, которую он знал из описаний битвы при Гранике, но здесь она звучала как военная мудрость.
Александр рассмеялся, хлопнув по столу. “Слышали? Фессалиец учит нас воевать!” Военачальники заулыбались, но Птолемей остался неподвижен, его взгляд был холоднее льда. “Мудрые слова для сына кузнеца,” — сказал он тихо, и Дмитрий понял, что нажил врага. Александр махнул рукой. “Ты будешь в фаланге Клита. Но помни, фессалиец: я ценю храбрость, но не терплю лжи.”
Когда Дмитрий вышел из шатра, ноги едва держали его. Солнце палило, и он вдохнул пыльный воздух, пропитанный запахом лошадей и смолы. Клит шел рядом, ухмыляясь. “Ты либо смельчак, либо глупец, Дмитриос. Говорить с царем так дерзко... Но он любит дерзких.” Дмитрий кивнул, но его мысли были далеко. Он видел Александра — живого, настоящего, с огнем в глазах. Но тень Птолемея, словно ворон, кружила над ним. “Если я хочу выжить, — подумал он, глядя на холмы, усеянные оливами, — мне нужно быть умнее. И быстрее.”
Вечером, у костра, солдаты делились хлебом и вином. Аристон, седой ветеран, подмигнул Дмитрию. “Ты обратил на себя внимание царя, парень. Это либо слава, либо могила.” Дмитрий усмехнулся, скрывая тревогу. “Посмотрим, Аристон. Я пришел сюда не умирать.”
Глава 4: Ночь перед маршем
Дмитрий сидел у костра, прижимая к себе шерстяную накидку, пропахшую дымом и потом. Ночь опустилась на лагерь под Пеллой, и звезды над македонскими холмами сияли так ярко, что казалось, будто боги рассыпали угли по небу. Вокруг гудели голоса солдат: кто-то точил копье, скрежеща камнем по бронзе, кто-то хохотал, рассказывая байку о любовных похождениях в Фивах. Запах жареного козленка и смоляного вина наполнял воздух, смешиваясь с ароматом оливковых рощ, что темнели за лагерем. Завтра армия Александра выступала в поход на персов, и лагерь бурлил, как котел перед кипением.
Дмитрий все еще не мог привыкнуть к этой реальности. Его реконструкторский доспех, хоть и выглядел похожим на македонский, натирал кожу, а сандалии уже износились от маршей по каменистым тропам. Он смотрел на своих новых товарищей: Аристон, седой ветеран с лицом, изрезанным шрамами, как карта походов, жевал хлеб, запивая вином из бурдюка. Молодой Феокл, которого Дмитрий одолел в поединке, теперь подшучивал над ним, но без злобы. “Эй, фессалиец, — крикнул он, — расскажи еще про свои видения! Ты ж говорил, персы падут, как мухи!” Толпа загудела, требуя историй.
Дмитрий усмехнулся, скрывая напряжение. Его знания о походах Александра — из книг, лекций, раскопок — были не только его главным оружием, но и ловушкой. Птолемей, чей холодный взгляд он чувствовал даже сейчас, не спускал с него глаз. “Ладно, слушайте,” — начал Дмитрий, подбирая слова. Он решил рассказать о битве при Гранике, выдавая ее за “пророчество”. “Я видел поле у реки, где персидские всадники мчатся, но их кони вязнут в грязи. Фаланга держит строй, и копья пронзают их, как молнии Зевса. А впереди — царь, с мечом в руке, ведет нас к победе.”
Солдаты затихли, их глаза блестели в свете костра. Аристон кивнул, потирая бороду. “Звучит, как воля богов. Но персы — не мальчишки с палками. Их тысячи, и золота у них побольше, чем у нас.” Феокл хмыкнул: “Пусть у них золото! Александр разрубит их, ведь он сын Богов!” Толпа взорвалась смехом, и Дмитрий почувствовал, как его принимают за своего. Но в тени шатра мелькнула фигура — низкорослый воин с косым шрамом на щеке, один из людей Птолемея. Он слушал его, и это не сулило ничего хорошего.
Дмитрий отхлебнул вина, чувствуя, как терпкий вкус обжигает горло. Он вспомнил лекции о македонской армии: суровая дисциплина, верность царю, но и интриги при дворе. Птолемей был умен и безжалостен. Если он заподозрит, что Дмитрий не тот, за кого себя выдает, его ждет не поединок, а веревка. “Надо быть осторожнее,” — подумал он, глядя на пламя, что плясало на ветру.
Аристон подсел ближе, протянув кусок хлеба. “Ты странный, фессалиец. Драться умеешь, говоришь складно, но глаза у тебя... как у человека, что видел больше, чем должен.” Дмитрий напрягся, но улыбнулся. “Может, я просто много думаю,” — ответил он, и Аристон рассмеялся, хлопнув его по плечу. “Думай меньше, воюй больше. Завтра мы идем за царем, и там твои мысли не спасут.”
Ночь становилась холоднее, и Дмитрий завернулся в накидку, слушая, как солдаты запевают песню — грубую, но мелодичную, о героях, что сражаются с врагами. Их голоса эхом разносились по лагерю, смешиваясь с воем ветра в оливковых рощах. Он смотрел на звезды, пытаясь вспомнить созвездия своего времени, но они казались чужими. Как будто звезды в этой эпохе тоже были другими. “Если я здесь, — думал он, — то, может, это не случайность. Может, я должен что-то изменить?” Но мысль оборвалась, когда он заметил тень шпиона Птолемея, крадущегося между шатрами.
Дмитрий встал, сделав вид, что идет к ручью. Он прошел мимо кожаных палаток, где спали лошади, фыркая и топая копытами. У ручья, где вода журчала, отражая луну, он остановился и притворился, что умывается. Шпион последовал за ним, но Дмитрий, резко обернулся и схватил его за запястье. “Кто ты и зачем следишь?” — прошипел он на греческом.
Мужчина, худощавый, с бегающими глазами, попытался вырваться. “Просто гуляю, фессалиец,” — пробормотал он, но Дмитрий сжал сильнее. “Птолемей тебя послал, да? Говори, или я сломаю тебе руку.” Шпион побледнел, но выдавил: “Он хочет знать, кто ты. Ты говоришь странно, знаешь слишком много.” Дмитрий отпустил его, но предупредил: “Скажи Птолемею, что я верен царю. И держись подальше.” Шпион исчез в темноте, а Дмитрий вернулся к костру, чувствуя, как его сердце колотится.
Солдаты уже укладывались спать, их храп смешивался с треском углей. Дмитрий лег на жесткую землю, глядя на звезды. Он знал, что поход на персов начнется с марша к Геллеспонту, а затем — битва при Гранике, где Александр разобьет персидских сатрапов. Но его знания делали его мишенью. “Если я хочу выжить, — думал он, сжимая копье, — мне нужно стать частью этой армии. Но Птолемей не даст мне покоя.” Ночь укрыла лагерь, и Дмитрий закрыл глаза, слыша, как ветер шепчет в оливах, словно предвещая кровь и славу.
Глава 5: Первый шаг
Рассвет окрасил македонские холмы багрянцем, и лагерь под Пеллой ожил, словно потревоженный улей. Трубы гудели, призывая солдат к маршу, а воздух дрожал от топота ног, скрипа повозок и звона бронзовых щитов, которые воины натирали до блеска. Дмитрий шагал в строю фаланги, чувствуя, как тяжелое копье оттягивает плечо. Его доспех, хоть и выкованный для реконструкции, казался неуместно легким рядом с массивными бронзовыми нагрудниками македонцев. Пыль поднималась с тропы, оседая на сандалиях и хитонах, а запах пота и оливкового масла пропитал все вокруг.
Армия Александра двигалась к Геллеспонту — первому шагу в походе против персов. Дмитрий знал из книг, что этот марш ознаменует начало величайшей кампании в истории, но сейчас он был просто солдатом, затерянным среди тысяч загорелых, бородатых воинов. Их лица, обветренные и суровые, говорили о жизни, полной сражений и лишений. Молодой Феокл, идущий рядом, пытался шагать в ногу, но его копье то и дело задевало соседа, вызывая ругань. “Держи строй, мальчишка!” — проворчал Аристон.
Дмитрий усмехнулся, вспоминая свои тренировки на фестивалях. Там строй был игрой, а здесь — вопрос жизни и смерти. Он поправил щит, чувствуя, как пот стекает по спине. Тропа вилась через холмы, усеянные оливковыми рощами и виноградниками, где крестьяне в льняных туниках провожали армию взглядами — кто с восхищением, кто с тревогой. Вдалеке виднелись горы, их склоны поросли колючим кустарником, а над ними кружили орлы, словно искали добычу.
Клит Черный, шагающий впереди, обернулся и крикнул: “Фаланга, не спать! Персы не будут ждать, пока вы вытрете сопли!” Солдаты загоготали, но Дмитрий заметил, как Феокл побледнел. Парень был младше его, ему было лет девятнадцать, с тонкими руками, не привыкшими к тяжести копья. Во время привала, когда армия остановилась у ручья, Дмитрий присел рядом с ним. “Держи копье крепче, но не сжимай до боли,” — сказал он тихо, показывая, как правильно держать древко. Феокл кивнул, но его глаза были полны страха. “Я не хочу умереть, фессалиец,” — прошептал он.
Дмитрий хлопнул его по плечу. “Не умрешь, если будешь слушать. И держись меня в бою.” Он вспомнил свои первые реконструкторские бои, когда сердце колотилось от адреналина. Но здесь не было бутафорских мечей — только острая бронза и смерть. Его мысли прервал окрик командира: “Феокл, в строй!” Молодой солдат споткнулся, уронив копье, и один из десятников, здоровяк по имени Леонт, схватил его за хитон. “Ты что, девка, а не воин? Десять плетей за неумелость!” — сказал он, поднимая плеть.
Дмитрий, не раздумывая, шагнул вперед. “Леонт, отпусти парня. Он новичок, я за него поручусь.” Толпа затихла, и даже Аристон прищурился, ожидая развязки. Леонт оскалился. “Ты, фессалиец, много на себя берешь. Хочешь плети вместо него?” Дмитрий выпрямился, глядя прямо в глаза десятнику. “Если я возьму плети, то потом покажу тебе, как держать копье. Или боишься проиграть, как Феокл мне?” Солдаты засмеялись, и Леонт, покраснев, бросил плеть. “Ладно, фессалиец, но парень твой должник. А ты — на примете.”
Феокл, дрожа, пробормотал: “Спасибо, Дмитриос.” Дмитрий только кивнул, но заметил, как в стороне мелькнула тень — тот же шпион Птолемея, со шрамом на щеке. Он следил, и это начинало действовать на нервы. “Птолемей не отстанет,” — подумал Дмитрий. Он знал, что его слова о персах и битвах вызывают вопросы. Его знания — о Гранике, Иссе, Гавгамелах — были слишком точными для “сына кузнеца”. Но молчать значило потерять доверие солдат, а говорить — рисковать головой.
К вечеру армия разбила лагерь у подножия холма. Костры пылали, освещая лица воинов, чьи хитоны пропитались пылью; лошади фыркали, привязанные к кольям; запах жареного хлеба и козьего сыра смешивался с ароматом диких трав. Дмитрий сидел с Аристоном и Феоклом, слушая их рассказы о прошлых походах Филиппа. “Персы — как саранча,” — говорил Аристон, жуя хлеб. “Их много, но они слабы духом. Александр их раздавит.” Дмитрий кивнул, но его мысли были о другом. Он знал, что персы не так просты, и Граник станет первым испытанием.
Вдалеке раздался вой волка, и Феокл вздрогнул. Дмитрий усмехнулся: “Не бойся, парень. Волки в горах страшнее персов, но мы их переживем.” Аристон хмыкнул, протянув бурдюк с вином. “Ты странный, фессалиец. Говоришь, как жрец, а дерешься, как демон.” Дмитрий отхлебнул вина, чувствуя, как терпкий вкус успокаивает нервы. Но тень шпиона, мелькнувшая за шатром, напомнила, что покой — роскошь, которой у него нет.
Лежа на жесткой земле, под шуршание ветра в оливковых рощах, Дмитрий смотрел на звезды. “Если я выживу, — думал он, сжимая копье, — я должен найти способ вернуться. Или стать частью этой истории.”
Глава 6: Переправа через Геллеспонт
Соленый ветер хлестал по лицу, пока Дмитрий стоял на палубе деревянного судна, качавшегося на волнах Геллеспонта. Бирюзовые воды пролива искрились под утренним солнцем, а крики чаек разрывали воздух, смешиваясь с гулом голосов тысяч солдат. Македонская армия переправлялась в Азию — первый шаг в войне с персами. Скрип весел, запах смолы и мокрой древесины, топот копыт лошадей, которых грузили на соседние суда, создавали хаотичную симфонию. Дмитрий сжимал копье, глядя на далекий берег, где высились холмы Троады, поросшие оливковыми рощами и диким виноградом. Это был 334 год до н.э., и он знал, что впереди ждет битва при Гранике — первое испытание Александра.
Фаланга, в которой служил Дмитрий, теснилась на палубе, солдаты толкались, переругиваясь и подшучивая. Аристон сплюнул за борт и проворчал: “Море — для рыбаков, а не для воинов. Лучше б мы шли пешком.” Феокл вцепился в борт, его лицо позеленело от качки. Дмитрий хлопнул его по плечу. “Держись, парень. Скоро суша, а там персы дадут нам больше поводов для страха.” Феокл слабо улыбнулся, но его глаза выдавали тревогу.
Клит Черный, стоя у носа корабля, отдавал команды гребцам. Его бронзовый шлем с красным гребнем сверкал на солнце, а голос перекрывал шум волн. “Гребите ровнее, псы! Царь не будет ждать, пока вы раскачаетесь!” Дмитрий смотрел на него с уважением: Клит был суров, но справедлив, и его дружба была единственным, что удерживало Дмитрия от полного одиночества в этом мире.
Судно качнулось, когда волна ударила в борт, и один из плотов, на который грузили лошадей, начал разваливаться. Кони ржали, солдаты кричали, пытаясь удержать канаты. Клит выругался, а Дмитрий, не раздумывая, бросился помогать. Он знал, как важны лошади для гетайров — элитной кавалерии Александра. “Феокл, держи канат!” — крикнул он, прыгая на плот. Его руки, привыкшие к реконструкторским лагерям, ловко затягивали узлы, укрепляя доски. Солдаты, видя его сноровку, присоединились, и вскоре плот был спасен. Аристон хмыкнул: “Фессалиец, ты будто рожден для этого. Может, ты и впрямь сын кузнеца?”
Дмитрий усмехнулся, вытирая пот со лба. “Кузнеца, который любил море,” — отшутился он, но его взгляд упал на древко копья. В утреннем свете он заметил странный символ — вырезанный узор, похожий на спираль с лучами, который он видел во время бури, что затянула его в этот мир. Он провел пальцем по дереву, чувствуя неровности. “Это не реконструкторское копье,” — подумал он, вспоминая, как оно дрожало в его руке перед перемещением. Может, это не случайность? Может, этот артефакт — ключ к возвращению?
Его мысли прервал крик Клита: “Берег!” Армия достигла азиатского побережья, и суда начали причаливать. Песчаный берег был усеян галькой, заросли тамариска колыхались на ветру, а вдали высились холмы, где, как знал Дмитрий, персы уже собирали войско. Солдаты выгружались, таща щиты и копья, лошади ржали, ступая на твердую землю. Александр, в золотом плаще, первым спрыгнул на берег, воткнув копье в песок — жест, о котором Дмитрий читал в книгах. Толпа взревела, приветствуя царя, и даже Дмитрий почувствовал, как кровь закипает от этой энергии.
Но его взгляд поймал фигуру Птолемея, стоявшего у своего корабля. Тот смотрел прямо на него, и его глаза были холоднее волн Геллеспонта. Рядом мелькнул шпион со шрамом, что-то шепча своему господину. Дмитрий отвернулся, помогая Феоклу тащить щит. “Не смотри на них,” — шепнул он парню. “Просто делай, что говорят.” Феокл кивнул, но его руки дрожали. Дмитрий понимал его страх: впереди была война, настоящая, а не реконструкция, где можно встать и уйти после боя.
Лагерь разбили к вечеру, и солнце окрасило небо алым, словно предвещая кровь. Дмитрий сидел с Аристоном, слушая его рассказы о походах Филиппа. “Персы — не греки,” — говорил ветеран, точа копье. “У них есть золото, кони, но нет духа воинов. Александр раздавит их.” Дмитрий кивнул, но его мысли были о символе на копье. Он знал, что Граник близко, и его знания могут спасти жизни — или погубить его самого.
Когда ночь укрыла лагерь, Дмитрий лежал глядя на звезды. Ветер нес запах моря, а где-то вдали выли шакалы. Он сжал копье, чувствуя тепло дерева. “Если это магический артефакт, — думал он, — то он привел меня сюда. Но зачем?”
Глава 7: Кровь Граника
Пыль поднималась к небу, закрывая солнце, словно занавес. Река Граник бурлила, отражая бронзовые щиты и копья македонской фаланги, выстроившейся на берегу. Дмитрий стоял в третьем ряду, сжимая тяжелое копье, его сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди. Это была не реконструкция, не фестиваль с бутафорскими мечами — это была настоящая битва, первая в великом походе Александра против персов. Весна 334 года до н.э. пахла кровью, потом и страхом.
Фаланга, в которой стоял Дмитрий, гудела от напряжения. Аристон, справа от него, сплюнул в пыль и пробормотал: “Персы — трусы, но их много. Держи строй, фессалиец.” Феокл, слева, дрожал, его юное лицо побледнело, а копье в руках ходило ходуном. Дмитрий шепнул: “Дыши глубже, парень. Мы справимся.” Но его собственный голос дрожал — он знал из книг, что битва при Гранике будет жестокой, но никакие тексты не могли подготовить к реальности.
На противоположном берегу персидская армия выстроилась в боевом порядке: всадники в чешуйчатых доспехах, пехота с плетеными щитами, а в центре — колесницы, чьи серпы на колесах сверкали на солнце. Ржание коней, звон металла и крики командиров сливались в оглушительный хаос. Дмитрий видел, как Александр, в золотом плаще и шлеме с белым плюмажем, скакал перед своими гетайрами, размахивая мечом. Его голос, звонкий и властный, перекрывал шум: “За мной, македонцы! Сегодня Азия узнает наше имя!”
Клит Черный, командующий их фалангой, поднял копье. “Вперед, воины! Раздавим их!” Фаланга двинулась, копья опустились, щиты сомкнулись, образуя стену из бронзы и дерева. Дмитрий шагал в ногу, чувствуя, как земля дрожит под тысячами сандалий. Река была мелкой, но скользкие камни под ногами заставляли спотыкаться. Вода плескалась, холодная и мутная, пропитывая хитоны. Персы начали атаку: стрелы засвистели, врезаясь в щиты, а затем конница ринулась через реку, поднимая фонтаны брызг.
Первый удар был как гром. Персидский всадник, в бронзовом нагруднике, налетел на фалангу, его копье вонзилось в щит Аристона. Дмитрий, не думая, ткнул копьем вверх, целя в незащищенное бедро. Всадник вскрикнул, кровь хлынула, и конь унес его в реку. “Молодец, фессалиец!” — крикнулАристон, но времени на похвалу не было. Фаланга сомкнулась, отражая новую волну атаки. Дмитрий чувствовал, как пот заливает глаза, а руки горят от напряжения. Его тренировки в реконструкции помогали, но реальная битва была совсем другой: вокруг были крики раненых и звон металла, в воздухе стоял запах крови.
Внезапно он увидел, как Клит, впереди, попал под удар персидского копейщика. Всадник, с черной бородой и глазами, полными ярости, замахнулся, целя в шею командира. Дмитрий рванулся вперед, нарушая строй, и вонзил копье в бок перса. Тот рухнул, кровь окрасила реку алым. Клит, тяжело дыша, кивнул: “Я твой должник, фессалиец.” Но Дмитрий едва успел ответить — колесница персов неслась прямо на них, ее серпы сверкали, обещая смерть.
“Копья вниз!” — крикнул Клит, и фаланга опустила копья, образуя лес остриев. Колесница врезалась в строй, но кони споткнулись, и серпы застряли в щитах. Дмитрий ударил копьем в колесо, ломая ось, и колесница рухнула, разбрасывая обломки. Солдаты взревели, но бой продолжался. Он видел, как Александр ведет гетайров в атаку на другой фланг, его меч сверкал, а персидские всадники падали один за другим. “Он как бог,” — мелькнула мысль, но тут же исчезла, когда стрела просвистела у виска.
Феокл, стоявший рядом, вдруг вскрикнул и схватился за плечо — стрела пробила его хитон. Дмитрий подхватил парня, оттаскивая за щиты. “Держись, не умирай!” — крикнул он, перевязывая рану куском ткани. Феокл застонал, но послушно кивнул. Дмитрий вернулся в строй, чувствуя, как ярость заглушает страх. Он знал, что Александр победит здесь — история подтверждала это, — но сейчас его жизнь зависела от каждого удара копья.
Битва длилась недолго, но казалось, что прошла вечность. Персы дрогнули, их конница отступила, а пехота бросилась бежать. Фаланга преследовала врага, топча тела и оружие. Дмитрий остановился, тяжело дыша, его копье было липким от крови. Река Граник была красной, унося тела павших. Александр поднял меч, провозглашая победу. Солдаты кричали, восхваляя царя, но Дмитрий смотрел на Феокла, которого уносили на носилках, и чувствовал тяжесть в груди.
Клит подошел, хлопнув его по плечу. “Ты спас меня, фессалиец. Теперь ты мой брат.” Дмитрий кивнул, но заметил Птолемея, стоявшего у холма. Его глаза, холодные и расчетливые, следили за ним. “Ты слишком выделяешься,” — сказал он, подходя ближе. “Сын кузнеца, а сражаешься, как герой. Кто ты на самом деле?” Дмитрий усмехнулся, скрывая тревогу. “Просто воин, господин. Верный царю.” Птолемей хмыкнул, но его взгляд обещал неприятности.
Ночь опустилась на поле. Костры горели, освещая лица солдат, чьи хитоны были пропитаны грязью и кровью; лошади фыркали, а воздух пах мокрой землей и дымом. Дмитрий сидел у костра, глядя на копье с загадочным символом. Его подвиг сделал его не только героем, но и мишенью. “Если я хочу выжить, — думал он, — мне нужно быть осторожнее. Но эта битва — только начало.”
Глава 8: Лисия
Победа при Гранике наполнила Сарды ликованием, превратив город в бурлящий котел звуков и красок. Базар гудел, словно улей: торговцы в ярких хитонах выкрикивали цены на шелка, шафран и гранаты, их голоса тонули в звоне цимбал и флейт. Женщины в легких покрывалах несли корзины с фигами, а дети сновали под ногами, выхватывая орехи у зазевавшихся купцов. Воздух был пропитан ароматом жареного мяса, сандала и пыли, поднятой сотнями ног. Дмитрий шагал по узким улочкам, его бронзовый нагрудник сверкал на солнце, а тяжелое копье, прислоненное к плечу, напоминало о кровавом дне на реке Граник. Его подвиг — спасение Клита Черного — сделал его героем среди солдат, но тень Птолемея и его шпиона отравляла радость победы.
Александр устроил пир во дворце персидского сатрапа, и фаланга Клита была приглашена. Дмитрий вошел во внутренний двор, пораженный великолепием: мраморные колонны, увитые золотыми листьями, бассейн с бирюзовой водой, где плавали лепестки роз, и длинные столы, заставленные серебряными кувшинами с вином, блюдами с жареным ягненком и лепешками, посыпанными кунжутом. Солдаты, еще покрытые пылью битвы, гоготали, поднимая кубки за царя. Аристон, сидя рядом, толкнул Дмитрия локтем: “Фессалиец, пей! Персы бегут, а мы пируем в их дворцах! Это ли не слава?”
Но внимание Дмитрия привлекла она — женщина, танцующая в центре зала. Ее движения были как река: плавные, но полные скрытой силы, шелковый хитон цвета шафрана струился по телу, облегая изгибы, а длинные черные волосы вились, словно змеи, под ритм цимбал. Флейты пели, барабаны били, и толпа затихла, завороженная. Ее звали Лисия, как шептались солдаты, — гречанка из свиты Александра, чьи танцы украшали его пиры. Дмитрий не мог отвести глаз: в ее движениях была не только грация, но и дерзость, как будто она бросала вызов каждому, кто смотрел. Ее руки взлетали, словно крылья, а глаза, темные и пленительные, искрили, отражая свет факелов.
Когда танец закончился, толпа взорвалась криками и хлопками. Лисия поклонилась, ее грудь вздымалась от дыхания, а глаза скользнули по лицам солдат. На миг они встретились с взглядом Дмитрия, и он почувствовал, как сердце пропустило удар. Это не было любовью — пока нет, — но что-то в ее взгляде, одновременно насмешливом и глубоком, зацепило его. “Ох, Дима, это не твоя лига,” — пробормотал он на русском, забыв, что его никто не поймет. Аристон, услышав, хмыкнул: “Что бормочешь, фессалиец? Понравилась девка? Берегись, она не из тех, кто любит простых солдат. Говорят, она близка к царю.”
Дмитрий отхлебнул вина из глиняного кубка, чувствуя, как терпкий вкус обжигает горло. Он пытался сосредоточиться на разговорах солдат, но его взгляд то и дело возвращался к Лисии, которая теперь сидела у стола, окруженная воинами и придворными. Ее смех звенел, как колокольчик, но Дмитрий заметил, как она украдкой посмотрела на персидского купца в углу зала, чья борода была выкрашена хной. Их взгляды пересеклись, и Лисия незаметно сунула свиток в складки его хитона. Движение было быстрым, почти неуловимым, но Дмитрий, привыкший замечать детали, уловил его. Его исторический инстинкт вспыхнул: “Шпионка?”
После пира он вышел на базар, где факелы отбрасывали тени на глиняные стены, а воздух пах жареными каштанами и ладаном. Лисия стояла у прилавка с шелками, торгуясь с купцом. Ее голос был мелодичным, но в нем чувствовалась стальная уверенность. Дмитрий подошел, стараясь выглядеть непринужденно. “Красивый танец,” — сказал он на греческом, кивая на площадь, где музыканты все еще играли. Лисия обернулась, ее глаза сверкнули, как у кошки в темноте. “А ты, воин, неплохо держишь копье, говорят,” — ответила она. “Слухи о твоем подвиге на Гранике дошли даже до меня.”
Дмитрий усмехнулся, чувствуя, как напряжение спадает. “Слухи разносятся быстрее, чем персы бегут.” Она рассмеялась, и этот звук был как глоток свежего воздуха в душной ночи. Они зашагали по базару, обмениваясь колкостями. Лисия рассказала о своем детстве в Коринфе, о храмах Афины, где она учила танцы, о море, что пело ей по ночам. Дмитрий, осторожно подбирая слова, упомянул свое “село в Фессалии”, но его знания о греческой культуре выдавали образованность. “Ты не похож на крестьянина,” — сказала она, прищурившись, и ее улыбка была одновременно игривой и опасной.
“А ты не похожа на простую танцовщицу,” — парировал он, и она рассмеялась снова, но ее взгляд стал настороженным. Их разговор прервался, когда тот же купец с хной в бороде окликнул Лисию. Она отошла, и Дмитрий заметил, как она передала еще один свиток, спрятанный в браслете. Его сердце сжалось. “Она точно шпионит,” — подумал он, вспоминая, как персидские агенты действовали в городах Малой Азии, подкупая и обманывая. Но вместо того, чтобы доложить Клиту, он почувствовал странное желание защитить ее. “Глупость, Дима,” — ругал он себя, но ее смех, ее взгляд уже запали в душу.
Они продолжили говорить, стоя у фонтана, где вода журчала, отражая звезды. Лисия рассказала о своих путешествиях с армией, о городах, что видела, о людях, чьи судьбы ломала война. Дмитрий слушал, чувствуя, как ее слова пробуждают в нем тоску по дому — по его миру, где были книги, кофе, друзья. “Почему ты здесь, воин?” — вдруг спросила она, глядя ему в глаза. “Ты не похож на тех, кто жаждет только крови и славы.” Дмитрий замялся. “Может, я ищу что-то большее,” — ответил он, и в этот момент почувствовал, что говорит правду.
Он вернулся в лагерь. Аристон и Феокл спорили о том, сколько врагов они убьют в следующей битве. Феокл, чье плечо все еще болело, выглядел решительнее, чем раньше. “Ты видел, как царь разрубил их?” — спросил он. Дмитрий кивнул, но его мысли были о Лисии.
Лежа у костра, он смотрел на копье с загадочным символом. “Если она шпионка, я должен узнать правду,” — думал он. “Но если я ошибаюсь, Птолемей использует это против меня.”
Глава 9: Тени Сард
Ночь в Сардах была душной, пропитанной ароматом жасмина с базара и дымом от костров, что горели за городскими стенами. Дмитрий лежал на шерстяной подстилке в лагере, глядя на звезды, которые сияли над холмами Лидии, словно россыпь углей на черном полотне неба. Сон не шел: образ Лисии, ее танец, ее смех и тот подозрительный свиток, переданный купцу, крутился в голове, как назойливая муха. Он перевернулся, сжимая копье, лежавшее рядом. Пальцы нащупали узор на древке — спираль с лучами, будто вырезанную нечеловеческой рукой. Это копье, задрожавшее в его руке во время бури на фестивале, было единственной зацепкой, связывающей его с родным миром, с XXI веком, с ноутбуком, книгами и утренним кофе. Но здесь, в 4 веке до н.э., оно молчало, не давая ответов, лишь излучая странное тепло, когда он касался узора.
Утром армия двинулась к Эфесу. Дмитрий шагал в строю фаланги, чувствуя, как бронзовый нагрудник натирает плечи. Его реконструкторский доспех, хоть и выглядел похожим на македонский, был легче, и это вызывало насмешки у Феокла. “Фессалиец, твой доспех — как девчачий хитон!” — подколол он, но тут же споткнулся, уронив копье. Аристон проворчал: “Держи оружие, щенок, или персы сделают из тебя подстилку!” Феокл покраснел, а Дмитрий, подмигнув, помог ему поднять копье. “Не слушай старика, парень. Главное — держать строй.”
Клит Черный, идущий впереди, обернулся. Его бронзовый шлем с красным гребнем сверкал на солнце. “Фессалиец, не трынди! Персы зализывают раны, но скоро дадут бой. Будь готов.” Дмитрий кивнул, но его взгляд скользнул к повозкам, где мелькнула фигура Лисии. Она помогала слугам нести кувшины с водой, но ее движения были слишком точными, а глаза — слишком внимательными. Она заметила его и слегка кивнула, но тут же отвернулась, словно избегая разговора. “Она что-то скрывает,” — подумал Дмитрий, вспоминая свиток, переданный купцу. Его знания истории подсказывали: в армии Александра было полно шпионов, и Лисия могла быть одной из них. Но для кого она работает? Для персов? Или для кого-то из окружения царя?
Вечером, в лагере у стен Эфеса, Дмитрий нашел ее у базара, где факелы отбрасывали тени на глиняные стены. Лисия торговалась с купцом за отрез шелка цвета морской волны, ее хитон обтягивал фигуру, а длинные черные волосы вились, как змеи, в свете огней. “Опять шелка выбираешь?” — спросил он, стараясь выглядеть непринужденно. Она обернулась, ее глаза сверкнули, как у кошки. “А ты, фессалиец, опять ищешь приключений?” Ее голос был мелодичным, но с легкой насмешкой. Дмитрий усмехнулся. “ Я заметил, как ты общаешься с купцами. Они все так любят свитки?”
Ее лицо не дрогнуло, но пальцы сжали ткань чуть сильнее. “Ты слишком любопытен, Дмитриос,” — ответила она, понизив голос. “Это опасно в лагере, где каждый второй ищет, кого обвинить в измене.” Она шагнула ближе, и ее аромат — смесь розового масла и цветов — ударил в нос. “Если хочешь жить, не лезь в чужие дела.” Ее слова звучали как предупреждение, но в глазах мелькнула тень просьбы. Дмитрий почувствовал, как сердце забилось быстрее. “Я не враг тебе, Лисия,” — сказал он тихо. “Но если ты шпионишь, я должен знать, на чьей ты стороне.”
Она рассмеялась, но смех был натянутым. “Ты странный, фессалиец. Драться умеешь, говоришь складно, а глаза у тебя — как у человека, что видел больше, чем должен.” Она ушла, оставив его с кучей вопросов. Дмитрий вернулся в лагерь. “Фессалиец, — окликнул Аристон, — что за девка тебя околдовала? Берегись, такие, как она, опаснее персидских стрел.” Дмитрий отмахнулся, но его мысли были заняты Лисией и копьем, которое, казалось, нагревалось в его руке, когда он думал о ней.
Глава 10: Разведка у Милета
Рассвет окрасил море у Милета золотом, но воздух был тяжелым от предчувствия боя. Дмитрий, в составе отряда воинов под командой Клита Черного, пробирался через заросли тамариска, высматривая персидские дозоры. Город Милет, стоявший на побережье, готовился к осаде, и Александр хотел знать, сколько войск у противника. Солнце жгло шею, пот стекал по спине, а запах соли и водорослей смешивался с пылью, поднятой сандалиями. Дмитрий сжимал копье, чувствуя, как узор под пальцами нагревается — или это была лишь иллюзия от жары? Он отмахнулся от мысли, сосредоточившись на задании.
Отряд двигался бесшумно, пригибаясь к земле. Клит, с его широкими плечами и шрамом через бровь, шел впереди, его глаза шарили по горизонту. “Тише,” — прошептал он, заметив движение за холмом. Дмитрий напрягся, вспоминая тренировки на реконструкторских фестивалях, где он учился читать местность. Но здесь не было безопасных боев с деревянными мечами — одна ошибка стоила жизни. Внезапно из-за холма выскочили персидские всадники — легкая кавалерия, вооруженная короткими луками и кривыми мечами. Их кони взрыли землю, поднимая пыль, а стрелы засвистели, как рой ос.
“К бою!” — крикнул Клит, и македонцы сомкнули щиты, образуя стену. Дмитрий вскинул щит, чувствуя, как стрела ударила в дерево, задрожав у самого лица. Его сердце колотилось, но годы тренировок взяли верх. Он метнул копье, целя в грудь ближайшего всадника. Бронза вошла в незащищенное место под доспехом, и перс рухнул с коня, закричав. Другие всадники ринулись в атаку, их мечи засверкали на солнце. Дмитрий выхватил короткий меч, подаренный Аристоном после Граника, и отбил удар, рубанув по ноге второго всадника. Кровь брызнула, конь заржал, унося раненого в заросли.
Бой был коротким, но яростным. Двое македонцев пали, их неподвижные тела лежали в пыли, а трава пропиталась их кровью. Персы отступили, оставив пятерых убитыми и одного раненого, который стонал, зажимая рану на бедре. Клит, тяжело дыша, подошел к Дмитрию. “Хорошо дрался, фессалиец. Ты точно не сын кузнеца.” Его голос был грубым, но в глазах мелькнула искра уважения. Дмитрий усмехнулся, вытирая кровь с меча. “Может, мой отец ковал не только подковы,” — отшутился он, но его взгляд упал на копье, лежавшее в пыли. Узор спирали блестел, будто впитав кровь. Он поднял его, чувствуя странное тепло, которое пульсировало в пальцах.
Вернувшись в лагерь, Дмитрий заметил Лисию у шатра Александра. Она разговаривала с Гефестионом, ее смех звенел, как колокольчик, но Дмитрий уловил, как она незаметно передала свиток одному из слуг. Движение было быстрым, почти неуловимым, но он заметил это. Его подозрения росли. “Она шпионка,” — подумал он, но в груди шевельнулось сомнение. Ее слова, ее взгляд — в них было что-то, что не давало обвинить ее сразу. Он решил выждать, но следить внимательнее.
Ночью, у костра, Аристон заметил его задумчивость. “Что грызет тебя, фессалиец? Персы или какая-то девка?” Дмитрий отмахнулся, но Аристон не унимался. “Я видел таких, как она. Красивые, как Афродита, но опасные, как змеи. Берегись, парень.” Дмитрий кивнул, но его мысли были заняты Лисией и копьем. Он провел пальцем по узору, чувствуя, как дерево нагревается. “Если это ключ к моему возвращению, — подумал он, — то почему оно молчит?”
Глава 11: Тайна Лисии
Осада Милета началась с оглушительного рева труб, что разрывали утреннюю тишину, и грохота осадных машин, чьи камни били по крепостным стенам, поднимая облака пыли. Македонцы, выстроившись в плотные ряды, штурмовали ворота, а Дмитрий, в фаланге Клита, пробивался через баррикады, усеянные телами персидских защитников. Стрелы сыпались градом, впиваясь в щиты и землю, а огромные камни, сброшенные с башен, дробили доспехи и кости. Воздух был густым от дыма горящей смолы, запаха крови и пота, а крики раненых сливались в оглушительный хор, заглушая команды. Дмитрий рубил персидского копейщика, чувствуя, как его меч, тяжелый и непривычный, входит в плоть. Его тренировки в реконструкции помогали: он знал, как держать стойку, как читать движения врага, но реальная битва была совсем не тренировкой.
В пылу боя он заметил Лисию у стены, где она помогала раненым, перевязывая их окровавленные хитоны. Ее движения были быстрыми, почти механическими, но глаза — внимательными, будто она искала что-то среди этого хаоса. Она заметила его, и на миг их взгляды встретились. В ее глазах мелькнула искра — то ли благодарности, то ли предупреждения. Затем она исчезла в узком переулке. Дмитрий, отбивая удар персидского мечника, подумал: “Она здесь не просто так.” Его копье, лежавшее у ног после того, как упало во время боя, снова нагрелось, будто откликаясь на его мысли. Он поднял его, чувствуя странное тепло, которое пульсировало в пальцах, словно живое.
Когда Милет пал, улицы города заполнились стонами раненых и звоном бронзы, которую солдаты собирали с тел, побежденных. Дмитрий, вытирая пот и кровь с лица, нашел Лисию у храма Артемиды. Она сидела на мраморных ступенях, перевязывая раненого македонца, чья рука висела, как сломанная ветка. Ее пальцы, испачканные кровью, двигались ловко, а лицо оставалось спокойным, несмотря на хаос вокруг. “Ты везде, Лисия,” — сказал он, присаживаясь рядом и стараясь скрыть усталость. Она улыбнулась, но ее руки дрогнули, выдавая напряжение. “А ты, фессалиец, слишком часто смотришь на меня. Это опасно в военное время.” Ее голос был мягким, но в нем чувствовалась сталь, как в лезвии кинжала.
Дмитрий решил рискнуть. Он наклонился ближе, чтобы его не услышали другие. “Я видел, как ты передаешь свитки. Для кого они?” Ее лицо окаменело, глаза сузились, но она ответила тихо, почти шепотом: “Не все в этом лагере верны царю. Я собираю слухи, чтобы защитить его.” Ее слова звучали искренне, но Дмитрий знал, что шпионы умеют лгать так, что их слова кажутся истиной, высеченной в камне. “Если ты шпионишь, я должен знать, для кого. Птолемей уже подозревает тебя, и он не остановится, пока не доберется до правды.” Лисия посмотрела ему в глаза, и в ее взгляде мелькнула тень страха, смешанного с чем-то еще — доверием? “Ты не предашь меня, фессалиец. Я вижу это. Но если хочешь правды, приходи ночью к фонтану у базара. Там никто не услышит.”
Ночь опустилась на лагерь, и звезды над Эфесом горели ярче, чем факелы, что освещали палатки. Дмитрий, завернувшись в шерстяной плащ, пробрался к фонтану. Лисия уже ждала, ее фигура в темном хитоне сливалась с тенями. “Я не шпионю для персов,” — сказала она, не давая ему заговорить. “Я слежу за заговорщиками в лагере. Кто-то хочет убить Александра, и я передаю сведения Гефестиону, чтобы остановить их.” Дмитрий нахмурился. “Почему ты? Ты же танцовщица, Лисия.” Она усмехнулась, но в ее смехе была горечь. “Мой отец был жрецом Афины в Коринфе. Его убили заговорщики, боявшиеся перемен. Я поклялась защищать тех, кто несет новый мир. Александр — один из них.”
Ее слова задели его. Он вспомнил свою диссертацию, где писал об Александре как о визионере, мечтавшем объединить Восток и Запад. Но здесь, в реальности, эта мечта пахла кровью, а интриги при дворе были острее любого меча. “Я верю тебе, Лисия,” — сказал он, чувствуя, как его собственные слова звучат как клятва. “Но Птолемей не поверит. Он уже точит на меня зуб, а теперь и на тебя. Если мы хотим выжить, нам нужно доказать твою правоту.” Она коснулась его руки, и ее пальцы были холодными, как ночной воздух. “Тогда нам нужно быть осторожнее. Вместе.” Дмитрий кивнул, ощущая, как ее близость будит в нем тепло, несмотря на холод ночи. Он сжал копье, чувствуя, как узор спирали нагревается, будто одобряя их договор.
Глава 12: Птолемей наносит удар
Лагерь у Галикарнаса, раскинувшийся под стенами города, гудел, как потревоженный улей. Море, что плескалось у подножия холмов, отражало свет закатного солнца, а запах соли смешивался с дымом костров и ароматом жареного ягненка. Македонцы готовились к осаде: кузнецы стучали молотами, выковывая новые копья, а воины чинили щиты, переговариваясь о персидском золоте, что ждало их за стенами. Дмитрий, сидя у шатра, точил меч, когда его вызвали к Птолемею. Сердце екнуло: он знал, что этот вызов не сулит ничего хорошего. Шпион со шрамом на щеке, которого он заметил у ручья, стоял у входа в шатер, ухмыляясь, как гиена перед добычей.
Внутри шатра было душно, несмотря на вечернюю прохладу. Свитки и глиняные таблички загромождали деревянный стол, а Птолемей, в бронзовом нагруднике, сидел, скрестив руки. Его глаза, холодные и расчетливые, буравили Дмитрия, как стрелы. “Фессалиец, ты слишком много знаешь,” — начал он, его голос был острым, как лезвие. “Говоришь о битвах, как жрец, предсказывающий будущее, но дерешься, как варвар с севера. Кто ты на самом деле?” Дмитрий почувствовал, как пот стекает по спине, он заставил себя стоять прямо. Он повторил свою легенду, отточенную за месяцы в этом мире: “Дмитриос из Фессалии, сын кузнеца. Мое село разграбили, я пришел служить царю.”
Птолемей махнул рукой, будто отгоняя муху. “Не лги мне. Я знаю, что ты следил за Лисией. Она шпионка, и ты покрываешь ее. Скажи правду, или я обвиню тебя в измене перед Александром.” Дмитрий почувствовал, как земля уходит из-под ног. Его знания истории, его странный доспех, его копье с загадочным узором — все это делало его мишенью для таких, как Птолемей, чья подозрительность была острее меча. “Я верен царю,” — сказал он твердо, глядя в глаза Птолемею. “А Лисия не шпионка персов. Ты ошибаешься, господин.” Он добавил почтительный тон, но внутри него кипела ярость.
Птолемей прищурился, его губы искривились в холодной улыбке. “Докажи это. Приведи мне Лисию, и пусть она сама ответит за свои свитки. Если откажешься, я устрою так, что твое имя будет проклято от Пеллы до Персии.” Дмитрий вышел из шатра, чувствуя, как копье в руке дрожит, будто отзываясь на его гнев. Птолемей не шутил, и его угроза была реальной. Рассказать Клиту? Пойти к Гефестиону? Но любой шаг мог стать ловушкой, а Птолемей, с его влиянием при дворе, мог повернуть любую правду против него. Дмитрий решил найти Лисию и предупредить ее, пока не стало слишком поздно.
Он нашел ее на базаре. Лисия торговалась с купцом за корзину фиников, ее хитон цвета шафрана струился по телу, а глаза были настороженными, как у кошки, почуявшей опасность. “Птолемей знает о твоих свитках,” — шепнул Дмитрий, отведя ее в тень за прилавком. Ее лицо побледнело, но она быстро взяла себя в руки. “Он не остановится, пока не уничтожит нас обоих,” — ответила она, ее голос был тихим, но решительным. “Но я не могу перестать. Заговорщики слишком близко к царю, и если их не остановить, Александр умрет.”
Дмитрий сжал ее руку, чувствуя, как тепло ее кожи контрастирует с холодом его ладоней. “Тогда мы найдем доказательства. Вместе. Но если Птолемей доберется до тебя первым, я не смогу тебя защитить.” Лисия кивнула, ее глаза сверкнули в свете факела. “Я доверяю тебе, фессалиец. Но будь осторожен — Птолемей видит все.” Дмитрий вернулся к отряду, где Аристон и Феокл делились вином, но его мысли были заняты Лисией и копьем, которое, казалось, пульсировало в его руке, будто предчувствуя бурю.
Глава 13: Заговор в Тарсе
Армия двинулась к Тарсу, где Александр заболел после купания в ледяной реке Кидн. Лагерь бурлил слухами: кто-то говорил о божественном гневе, кто-то о яде, подсыпанном в вино. Воздух был пропитан запахом трав, которые жгли лекари, и дымом от жертвенных алтарей. Дмитрий и Лисия, зная о заговоре, следили за придворными, выискивая предателей. Их союз стал крепче, но тень Птолемея висела над ними, как грозовая туча. Каждую ночь они встречались в тени шатров, обмениваясь сведениями, которые Лисия собирала, притворяясь танцовщицей.
Однажды ночью Дмитрий заметил, как врач Филипп, готовящий лекарство для Александра, получил свиток от шпиона Птолемея. Его сердце сжалось: он знал из книг, что попытки отравить Александра были реальны. Он рассказал об этом Лисии, и они решили проникнуть в шатер врача. Ночь была безлунной, лагерь спал, лишь стража бродила у костров. Они пробрались к шатру, где пахло травами, воском и чем-то резким, как уксус. Лисия нашла свиток, спрятанный в глиняной табличке, и маленький сосуд с темной жидкостью, от которой пахло смертью.
“Это яд,” — шепнула она, ее глаза расширились. Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье в руке нагревается. “Мы должны передать это Гефестиону. Он доверяет тебе.” Они вышли из шатра, но шпион Птолемея заметил их. Дмитрий, не раздумывая, бросился на него, сбив с ног. “Кто тебя послал?” — прошипел он, приставив меч к горлу шпиона. Тот, задыхаясь, пробормотал: “Птолемей... хочет знать все.” Дмитрий отпустил его, но предупредил: “Скажи своему господину, что я верен царю.”
Они передали свиток и яд Гефестиону, который, выслушав Лисию, поверил ей. Врач Филипп был арестован, а его шатер тщательно обыскан. Заговор был раскрыт, но все обвинения пали только на врача.
Птолемей рассвирепел, его глаза сверкали холодной яростью. “Ты ловкий, фессалиец,” — сказал он Дмитрию на следующее утро. “Но я узнаю твою тайну.” Дмитрий почувствовал, как копье в руке дрожит, будто предостерегая. Он знал, что Птолемей не остановится, а Лисия, стоявшая рядом, сжала его руку, давая понять, что они в этом вместе.
Глава 14: Битва при Иссе
Осень 333 года до н.э. окутала равнину у Исса дымкой утреннего тумана, который медленно рассеивался под лучами восходящего солнца. Персидская армия Дария III, огромная, как море, и пестрая, как восточный базар, выстроилась в боевые порядки, ее ряды простирались от подножия гор до берега моря. Сотни тысяч воинов — пешие копейщики в чешуйчатых доспехах, конные лучники в ярких тюрбанах, колесницы с серпами на колесах и элитные "бессмертные" в золотых плащах — стояли, готовые к бою. Их знамена развевались на ветру, а ржание коней и звон оружия создавали гул, от которого дрожала земля. Дмитрий, стоя в третьем ряду фаланги под командой Клита Черного, сжимал копье. Его бронзовый нагрудник, уже покрытый царапинами от прошлых боев, натирал плечи, а шлем, тяжелый и жаркий, давил на виски. Запах пота, железа и соленого морского воздуха пропитал все вокруг, смешиваясь с едким дымом от жертвенных костров, которые македонцы разожгли перед битвой.
Александр, в золотом плаще и шлеме с белым плюмажем, скакал перед войском на Буцефале, его голос перекрывал шум ветра: “Сегодня мы сломим персов! За мной, македонцы!” Его слова, полные огня, зажгли в солдатах яростный пыл. Фаланга взревела, копья опустились, щиты сомкнулись, и земля задрожала от шагов тысяч воинов, марширующих в едином ритме. Дмитрий чувствовал, как адреналин течет по венам, заглушая страх. Его знания истории говорили, что Исс станет переломной битвой, где Александр разобьет Дария, но реальность была хаотичной и непредсказуемой. Он видел, как Клит, впереди, проверяет строй, его шрам через бровь казался еще глубже в утреннем свете. Феокл, стоявший слева, сжимал копье, но его рука дрожала. “Держись, парень,” — шепнул Дмитрий, похлопав его по плечу. Феокл кивнул, но его лицо было бледным, как полотно.
Персидские колесницы, их серпы на колесах сверкали, как молнии, понеслись на фалангу с оглушительным грохотом. Дмитрий, вспомнив строки из книг о тактике Александра, крикнул: “Копья в землю!” Его голос потонул в шуме, но Клит подхватил команду, и фаланга, как единый организм, вонзила копья в землю под углом. Колеса колесниц ломались, кони ржали, падая, а возницы кричали, падая под копья. Дмитрий видел, как одна колесница, потеряв управление, врезалась в строй, и серп разрезал щит македонца в первом ряду. Кровь брызнула, но фаланга держалась, закрывая брешь. Персидские всадники, в чешуйчатых доспехах, налетели следом, их кривые мечи сверкали, а луки посылали стрелы, которые вонзались в щиты и тела.
Дмитрий отбил удар копья, чувствуя, как его меч гудит от силы удара. Он рубанул по руке всадника, и тот, крича, свалился с коня. Рядом Феокл, пошатнувшись, пропустил удар, и персидский меч чиркнул по его плечу. Дмитрий, не раздумывая, вонзил копье в бок врага, спасая товарища. “Держись за мной!” — крикнул он, чувствуя, как копье в руке нагревается, а узор спирали, казалось, светится, будто подталкивая его вперед.
В тылу, за рядами фаланги, он заметил Лисию. Она помогала раненым, перевязывая их раны и поя солдат водой из глиняных кувшинов. Ее хитон, некогда цвета морской волны, был измазан кровью, но она двигалась с грацией танцовщицы, ее руки были быстрыми, а глаза — сосредоточенными. Их взгляды встретились через поле боя, и она слегка кивнула, как будто говоря: “Я здесь, я вижу тебя.” Это придало Дмитрию сил. Но ее присутствие тут, среди крови и смерти, заставило его сердце сжаться. “Она рискует не меньше меня,” — подумал он, отбивая очередной удар.
Бой набирал обороты. Александр, во главе гетайров, прорвался через левый фланг персов, его золотой плащ развевался, как знамя. Дмитрий видел, как царь, словно молния, врезался в строй "бессмертных", его копье сверкало, а Буцефал ржал, топча врагов. Персы дрогнули, их центр начал отступать, но правое крыло, где стояла фаланга Клита, все еще держалось под натиском персидских всадников. Дмитрий рубил, уклонялся, прикрывал Феокла, чья рана кровоточила все сильнее. “Не сдавайся, парень!” — кричал он, чувствуя, как его собственные силы тают. Его копье, нагревшись, будто вело его руку, и он, словно в трансе, вонзал его в одного врага за другим.
Внезапно Клит, стоявший впереди, пошатнулся — персидский всадник, в чешуйчатом доспехе, ударил его копьем в бок. Дмитрий, не раздумывая, бросился вперед, вонзив свое копье в грудь перса. Всадник рухнул, а Клит, тяжело дыша, оперся на щит. “Я твой должник, фессалиец,” — прохрипел он, его лицо было бледным, но глаза возбужденно горели. Дмитрий кивнул, вытирая кровь с лица. “Держись, командир. Мы еще не закончили.” Клит усмехнулся, но его рука прижимала рану, а кровь текла между пальцами.
Битва продолжалась, пока персидский центр не рухнул. Дмитрий видел, как Александр прорвался к шатру Дария, и персидский царь, в пурпурном плаще, бежал, бросив семью и обоз. Македонцы преследовали персов, и их крики победы заглушали стоны умирающих.
Дмитрий остановился, тяжело дыша, его копье было липким от крови, а доспехи покрылись пылью и царапинами. Александр, весь в пыли, поднял меч, провозглашая победу, и солдаты взревели, восхваляя царя. Но Дмитрий смотрел на Лисию, которая помогала Феоклу, чья рана снова открылась. Она перевязывала его, ее руки двигались быстро, но лицо было напряженным.
Птолемей, стоя у шатра, бросил на Дмитрия холодный взгляд. “Ты выжил, фессалиец. Но надолго ли?” — сказал он, и его слова были как яд, пропитанный угрозой. Дмитрий почувствовал, как копье в руке дрожит, будто предостерегая.
После битвы лагерь гудел, как улей. Македонцы пировали, восхваляя Александра, а раненые стонали в шатрах лекарей. Дмитрий помогал таскать воду для раненых, его мысли были заняты Лисией и копьем. Лисия, сидя у костра, рассказала, что слышала о заговоре среди придворных, которые хотят устранить Александра, чтобы поделить его империю. “Мы должны найти доказательства,” — сказала она, ее голос был тихим, но решительным. Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье нагревается в руке. “Мы найдем их. Но нам нужно быть осторожнее.”
Глава 15: Семья Дария
Победа при Иссе принесла македонцам не только славу, но и богатую добычу. В лагере, раскинувшемся у подножия гор, стояли шатры, полные персидского золота, шелков и драгоценностей. Но самым ценным трофеем была семья Дария: его мать Сисигамбис, жена Статира и дети, плененные в роскошном шатре, брошенном персидским царем. Дмитрий впервые увидел их, когда помогал переносить воду в их шатер. Сисигамбис, пожилая женщина с лицом, полным достоинства, сидела на ковре, ее глаза были глубокими, как колодцы, полные мудрости и скорби. Статира, молодая и красивая, держала за руку маленькую дочь, а сын, мальчик лет десяти, смотрел на македонцев с вызовом. Их стража, гетайры в бронзовых доспехах, стояла у входа, но не вмешивалась, пока Лисия раздавала воду и хлеб.
Лисия, помогая пленникам, шепнула Дмитрию: “Они знают о заговорщиках в лагере. Если мы поможем им, они раскроют имена.” Ее голос был едва слышен, но глаза горели решимостью. Дмитрий кивнул, но заметил, как шпион Птолемея следит за ними. “Мы должны быть осторожны,” — шепнул он, оглядываясь. Лисия кивнула, ее рука незаметно сжала его запястье, и это придало ему уверенности.
Ночью, когда лагерь затих, они пробрались к шатру пленников. Стража дремала, убаюканная вином и усталостью. Сисигамбис, заметив их, жестом пригласила сесть. Ее голос, тихий, но властный, звучал, как у жрицы: “Вы не простые воины. Я вижу это в ваших глазах.” Лисия, опустив голову в знак уважения, ответила: “Мы хотим защитить царя Александра. Но в его окружении есть предатели.” Сисигамбис кивнула, ее пальцы теребили золотой браслет. “Я слышала разговоры. Антипатр, один из ваших военачальников, переписывается с персидскими сатрапами. Он хочет трона.”
Дмитрий почувствовал, как копье в руке нагревается. Он знал имя Антипатра из книг — регент Македонии, оставленный Александром в Пелле, но здесь, в лагере, кто-то мог действовать от его имени. “Нам нужны доказательства,” — сказал он, его голос был твердым, несмотря на внутреннюю тревогу. Сисигамбис кивнула. “Ищите свитки в шатре Пармениона. Он стар, но его сын, Филота, слишком честолюбив.” Лисия посмотрела на Дмитрия, ее глаза сверкнули. “Мы найдем их,” — сказала она.
Они решили проникнуть в шатер Пармениона на следующую ночь. Дмитрий знал, что это рискованно: Парменион был одним из самых влиятельных военачальников, и его сын Филота, командир гетайров, был опасен. Но без доказательств слова Сисигамбис были лишь слухами. Лисия, уходя, шепнула: “Мы должны быть быстрее Птолемея. Он не простит нам этого.” Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье пульсирует в руке, будто предчувствуя опасность.
На следующее утро лагерь гудел слухами о бегстве Дария и богатствах, захваченных в его обозе. Александр, в золотом доспехе, ходил среди солдат, вдохновляя их речами о новых походах. Дмитрий, помогая чинить щиты, заметил, как Птолемей наблюдает за ним издалека, его глаза были холодными, как лед. “Он знает,” — подумал Дмитрий, чувствуя, как копье нагревается. Лисия, проходя мимо, шепнула ему: “Ночью у шатра Пармениона. Будь готов.” Дмитрий сжал записку, понимая, что их следующий шаг может стать последним.
Ночь была безлунной, и лагерь спал. Дмитрий и Лисия пробрались к шатру Пармениона, где стража дремала у костра. Лисия, ловкая, как тень, проскользнула внутрь, пока Дмитрий стоял на страже. Она вернулась с маленьким свитком, ее лицо было бледным. “Здесь имена,” — шепнула она. “Филота и еще двое. Они планируют отравить Александра в Дамаске.” Дмитрий кивнул, но их побег прервался, когда стража проснулась. “Кто там?” — крикнул воин, хватая копье. Дмитрий, не раздумывая, бросился на него, сбив с ног. Лисия схватила его за руку, и они исчезли в темноте, их сердца бешено колотились.
Они передали свиток Гефестиону. Филота был вызван на допрос, но Птолемей, снова вышел сухим из воды. “Ты ловкий, фессалиец,” — сказал он Дмитрию позже, его голос был полон яда. “Но я узнаю твою тайну.” Дмитрий почувствовал, как копье в руке дрожит, будто предостерегая. Он знал, что их победа временная, и Птолемей не остановится, пока не уничтожит их.
Глава 16: Тайна копья
Ночь в лагере у Исса была тихой. Звезды горели над равниной, а ветер нес запах моря. Дмитрий и Лисия сидели в ее шатре, укрытом от посторонних глаз. Факел, горевший у входа, отбрасывал тени на тканевые стены, создавая иллюзию движения. Дмитрий показал ей копье, его узор спирали слабо светился в полумраке. “Я не знаю, откуда оно,” — признался он, его голос был тихим, почти шепотом. “Но оно привело меня сюда. Я... не из этого мира, Лисия. Я из будущего, из времени, где Александр — легенда, а его империя — история.”
Лисия посмотрела на него, ее глаза расширились, но она не рассмеялась. “Я верю тебе,” — сказала она, ее голос был мягким, но твердым. “Мой отец, жрец Афины, говорил об артефактах, которые связывают миры. Это копье — одно из них. Его узор похож на знаки жрецов Аполлона в Дельфах.” Она коснулась древка, и ее пальцы задрожали, будто почувствовав тепло. “Но такие дары богов опасны. Они требуют жертвы.” Дмитрий кивнул, чувствуя, как его сердце сжимается. Он рассказал ей о буре на фестивале, и о том, как оказался здесь, в 4 веке до н.э., без пути назад.
Лисия слушала молча, ее глаза были полны сочувствия. “Ты чужой в этом мире, как и я,” — сказала она. “Мой отец был убит за его веру в перемены. Я осталась одна, но нашла цель — защищать Александра. А ты... что ты ищешь?” Дмитрий посмотрел на копье, чувствуя, как оно пульсирует в руке. “Я не знаю. Сначала я хотел вернуться домой. Но теперь... я не могу оставить тебя.” Ее рука коснулась его щеки, и это было как искра, зажигающая огонь. “Ты нужен здесь, фессалиец,” — сказала она, и ее голос дрожал.
Они решили искать ответы о копье в храмах, но война не давала времени. Лисия рассказала, что слышала о жреце в Мемфисе, который знает о подобных артефактах. “Если мы доберемся до Египта, он может рассказать, как использовать копье,” — сказала она. Дмитрий кивнул, но его мысли были заняты Птолемеем, чей шпион снова следил за ними. Они заметили его тень у шатра, и Дмитрий, схватив копье, шагнул к выходу. “Не сейчас,” — шепнула Лисия, удерживая его. “Мы должны быть умнее.”
На следующее утро армия двинулась к Дамаску, где Александр планировал закрепить победу. Дмитрий и Лисия, идя среди обоза, обсуждали план. Они знали, что Филота под стражей, но Птолемей, с его влиянием, мог повернуть дело против них. “Мы должны найти жреца,” — сказала Лисия. “Если копье — ключ к твоему возвращению, он знает, как его использовать.” Дмитрий кивнул, но его сердце разрывалось: он хотел вернуться домой, к своему миру, но мысль о том, чтобы оставить Лисию, была невыносимой.
В Дамаске они нашли храм Аполлона, но жрец, старый иссохший старик, лишь покачал головой, увидев копье. “Это оружие богов,” — сказал он. “Оно выбирает своего носителя, но его сила требует жертвы. Ты узнаешь цену, когда придет время.” Дмитрий почувствовал холод в груди, но Лисия сжала его руку. “Мы найдем ответы,” — сказала она. “Но сейчас наша война — здесь.” Дмитрий сжал копье, чувствуя его тепло, и понял, что их путь только начинается.
Глава 17: Осада Тира
Зима 332 года до н.э. застала армию Александра у Тира, неприступного города на острове, окруженного морем. Его стены, высокие и укрепленные, возвышались над волнами, а тирские корабли, вооруженные катапультами, обстреливали македонцев, пытавшихся построить дамбу через море. Дмитрий таскал камни под палящим солнцем, его плечи горели от боли, а пот заливал глаза. Запах соли, смолы и пота пропитал воздух, а крики тирцев, осыпавших их стрелами, смешивались с грохотом камней, падающих в воду.
Дамба, идея Александра, была амбициозной: соединить остров с материком, чтобы подвести осадные машины. Но тирцы не сдавались: их корабли поджигали деревянные конструкции, а лучники с башен стреляли горящими стрелами. Дмитрий, работая на дамбе, заметил, как огромный валун, сброшенный с башни, летит прямо на Феокла, который, усталый и раненый, не видел опасности. “Ложись!” — крикнул Дмитрий, бросившись вперед и толкнув Феокла в сторону. Валун рухнул в метре от них, подняв облако пыли. Феокл, дрожа, пробормотал: “Спасибо, Дмитриос. Я твой должник.” Дмитрий хлопнул его по плечу, но его взгляд был прикован к Лисии, которая помогала раненым в тылу.
Лисия, притворяясь танцовщицей, собирала сведения о тирских шпионах, которые проникли в лагерь. Она рассказала Дмитрию, что нашла свиток, указывающий на связь тирцев с заговорщиками среди македонцев. “Они хотят поджечь дамбу изнутри,” — шепнула она, ее глаза были полны тревоги. Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье нагревается. “Мы должны передать это Гефестиону.”
Однажды ночью, когда дамба была почти завершена, тирцы устроили вылазку. Их корабли, под покровом темноты, подплыли к дамбе, и воины, вооруженные факелами, попытались поджечь деревянные опоры. Дмитрий, стоя на страже, заметил их тени и поднял тревогу. Македонцы отбили атаку, но двое солдат погибли, а дамба была повреждена. Александр, в ярости, приказал удвоить усилия, и Дмитрий, работая до изнеможения, чувствовал, как копье в руке пульсирует, будто подталкивая его вперед.
Лисия нашла еще один свиток, спрятанный в сандалии тирского шпиона, убитого в вылазке. “Здесь имена,” — шепнула она Дмитрию, передавая свиток. “Они планируют отравить колодцы в лагере.” Они передали свиток Гефестиону, который усилил охрану воды, но Птолемей, узнав об этом, вызвал Дмитрия к себе. “Ты и твоя танцовщица слишком активны,” — сказал он, его голос был холодным, как сталь. “Я узнаю, что вы скрываете.” Дмитрий почувствовал, как копье дрожит, но промолчал, понимая, что Птолемей ищет повод обвинить их.
Осада продолжалась месяцами, и македонцы, измотанные, но упорные, достроили дамбу. Когда стены Тира рухнули под ударами осадных машин, Дмитрий пробивался через узкие улицы, его копье сверкало в свете пожаров, что охватили город. Он видел, как Лисия, рискуя жизнью, вытаскивала раненых из-под завалов, ее хитон был изорван, но она не останавливалась. После победы они встретились у разрушенной башни, где море плескалось о камни. “Мы сделали это,” — сказала она, ее голос дрожал от усталости. Их руки соприкоснулись, и Дмитрий почувствовал, как копье нагревается, будто одобряя их союз. Лисия, сжав его руку, шепнула: “Мы найдем жреца в Мемфисе. Копье — наш ключ.”
Глава 18: Пески Мемфиса
Зима 331 года до н.э. окутала Египет мягким теплом, где Нил лениво струился, отражая пальмовые рощи и древние пирамиды, чьи вершины терялись в дымке утреннего солнца. Мемфис, город храмов и базаров, встретил армию Александра как освободителя: жрецы в белоснежных льняных одеждах возносили молитвы Амону, а толпы горожан, усыпав улицы лепестками лотоса, приветствовали македонцев криками радости. Дмитрий, шагая по пыльным дорогам в составе фаланги, чувствовал себя чужим среди песчаников, статуй с ликами богов и ароматов ладана, папируса и жареного ячменя, что пропитывали воздух. Его копье, спрятанное под шерстяным плащом, излучало тепло, будто предчувствуя близость храма. Узор спирали на древке, загадочный и древний, слабо пульсировал под пальцами, напоминая, что он — пришелец из XXI века, затянутый в этот мир бурей и молнией на фестивале реконструкции.
Рядом шагала Лисия, ее льняной хитон струился, как воды Нила, а черные волосы, заплетенные в косу, блестели на солнце. Ее глаза, внимательные и глубокие, скользили по толпе, выискивая шпионов или заговорщиков. “Здесь, в Мемфисе, есть жрец Аполлона, который знает о таких артефактах, как твое копье,” — шепнула она, наклоняясь ближе, чтобы ее не услышали. Ее аромат вскружил голову, но Дмитрий заставил себя сосредоточиться. “Если он поможет нам понять, зачем я здесь, мы сможем остановить Птолемея,” — ответил он, оглядываясь.
Лагерь македонцев раскинулся на берегу Нила, где пальмы отбрасывали длинные тени, а воздух был пропитан запахом влажной земли, рыбы и дыма от костров. Солдаты, измотанные походами, чинили доспехи, пили вино и спорили о добыче, захваченной в Тире. Аристон сидел у костра, жуя лепешку и запивая ее местным пивом, чей вкус напоминал прогорклое зерно. “Фессалиец, — буркнул он, заметив Дмитрия, — чего хмуришься? Царь теперь фараон, враги бегут, а ты сидишь, как жрец перед жертвоприношением.” Дмитрий усмехнулся, но его мысли были заняты Лисией и копьем. Феокл подкинул дров в костер. “Слышал, в Мемфисе есть храмы, где боги говорят с людьми. Может, твое копье оттуда?” — спросил он, его глаза блестели от любопытства. Дмитрий пожал плечами, но слова Феокла задели его. “Может, парень. Может.”
Вечером они с Лисией пробрались к храму Аполлона, что возвышался на площади, окруженной статуями сфинксов. Его колонны, покрытые иероглифами, сияли в свете факелов, а аромат ладана и мирры плыл над алтарем. Жрец, иссохший старик с глазами, как у ястреба, встретил их в тени святилища. Его кожа, темная и морщинистая, словно пергамент, контрастировала с белоснежной туникой, а пальцы, унизанные кольцами, задрожали, когда он увидел копье. “Это оружие богов,” — прошептал он. “Оно связывает миры, но его сила требует жертвы. Ты, чужеземец, избран, но цена будет высока.” Дмитрий почувствовал холод в груди. “Что за цена? И как мне использовать его?” — спросил он, сжимая древко. Жрец покачал головой, его глаза сверкнули, как угли. “Копье выбирает путь. Оно привело тебя сюда, но его воля — не твоя. Когда придет время, ты узнаешь, что отдать.”
Лисия, стоя рядом, коснулась руки Дмитрия. “Мы хотим знать, как защитить царя и остановить заговорщиков,” — сказала она, ее голос был мягким, но настойчивым. Жрец посмотрел на нее, его губы искривились в слабой улыбке. “Танцовщица с сердцем воина. Ты тоже избрана, но твой путь — в тенях. Ищите свитки в храме Амона. Там хранится знание о заговоре, что угрожает вашему царю.” Он махнул рукой, и стража, молчаливая, как статуи, проводила их к выходу. На улице, под звездами, Лисия шепнула: “Он знает больше, чем говорит. Но свитки в храме Амона — наш шанс.” Дмитрий кивнул, но его мысли были заняты словами жреца. “Жертва... Что я должен отдать?” — подумал он, чувствуя, как копье пульсирует, будто живое.
На следующий день лагерь гудел: Александр, провозглашенный фараоном, готовился к походу в оазис Сива, чтобы вопросить оракула Амона. Дмитрий помогал укреплять лагерь, таская камни и чиня частокол, но его взгляд то и дело возвращался к Лисии, которая собирала слухи на базаре. Она вернулась к вечеру, ее глаза были полны тревоги. “Птолемей подослал нового шпиона,” — шепнула она, передавая ему кувшин с водой. “Он был на базаре, спрашивал о нас. Мы должны быть быстрее их.” Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье нагревается под плащом. “Сегодня ночью — храм Амона,” — сказал он, оглядываясь, чтобы их не подслушали.
Ночь окутала Мемфис, и звезды горели, как факелы, над пирамидами. Храм Амона, огромный и величественный, стоял на холме, его стены, покрытые фресками, отражали свет луны. Дмитрий и Лисия, завернувшись в темные плащи, пробрались через пальмовую рощу, избегая стражи. У входа в храм горели факелы, отбрасывая тени, что плясали, как призраки. Лисия проскользнула внутрь, пока Дмитрий стоял на страже, сжимая копье. Ее отсутствие длилось вечность, и каждый шорох — шелест пальм, крик ночной птицы — заставлял его сердце биться быстрее. Наконец она вернулась, ее лицо было бледным, а в руках — свиток, запечатанный воском с печатью в виде скарабея.
“Здесь имена,” — шепнула она, ее голос дрожал. “Заговорщики среди придворных. Они хотят отравить Александра в Сиве, мы должны передать это Гефестиону.”
На рассвете они передали свиток Гефестиону. Его глаза налились яростью, когда он прочел имена. “Вы рисковали жизнью,” — сказал он, - “Я доложу царю.” Но Птолемей, стоявший у шатра Александра, заметил их. Его взгляд, холодный и расчетливый, буравил Дмитрия, как стрела. “Ты слишком активен, фессалиец,” — сказал он позже. “Я узнаю, что ты скрываешь.” Дмитрий почувствовал, как копье дрожит, будто предостерегая. Он знал, что Птолемей не остановится, а их победа в Мемфисе — лишь временная передышка.
Лагерь готовился к походу в Сиву, и Дмитрий, помогая чинить повозки, думал о Лисии. Ее смелость, ее вера в него, ее аромат, что преследовал его даже во сне, будили чувства, которых он не знал в своем мире. Но копье, его единственная связь с домом, напоминало о цене, о которой говорил жрец. “Что я должен отдать?” — думал он, глядя на Нил, чьи воды отражали звезды. Аристон, заметив его задумчивость, хлопнул по плечу. “Фессалиец, не тоскуй. Египет — земля чудес, а ты сидишь, как старик у очага.” Дмитрий усмехнулся, но его сердце было неспокойно. Лисия, вернувшись с базара, передала ему записку: “Ночью у старого обелиска. Есть новости.” Он сжал записку, понимая, что их путь становится опаснее с каждым днем.
Ночь у обелиска была тихой, лишь плеск Нила и крики шакалов нарушали тишину. Лисия, в темном хитоне, ждала его, ее глаза сверкали, как звезды. “Я слышала о новом заговоре,” — шепнула она. “Кто-то из гетайров, близкий к Птолемею, подкупает жрецов в Сиве.” Дмитрий нахмурился. “Мы должны предупредить Александра.” Но Лисия покачала головой. “Без доказательств нас обвинят в клевете. Нам нужен еще один свиток.” Они договорились проникнуть в шатер гетайра, но тень шпиона Птолемея, мелькнувшая за обелиском, напомнила, что их время истекает.
Глава 19: Оазис Сивы
Путь в оазис Сива был изнурительным: пески Ливийской пустыни жгли сандалии, а солнце, неумолимое, как гнев богов, высушивало кожу и горло. Армия Александра двигалась через дюны, оставляя за собой следы, которые ветер стирал за считанные минуты. Дмитрий, в составе охраны, шагал рядом с повозками, его копье, завернутое в ткань, нагревало ладонь, будто предчувствуя близость оракула. Пыль забивала легкие, а соленый пот стекал по лицу, смешиваясь с песком. Лисия, идущая среди слуг, держалась поблизости, ее глаза, скрытые под капюшоном, следили за каждым движением в караване. “Будь осторожен,” — шепнула она, передавая ему бурдюк с водой. “Птолемей здесь, и его шпион не отстает.” Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье пульсирует, словно сердце.
Пустыня была безмолвной, но полной жизни: ящерицы скользили по песку, а миражи, словно призраки, рисовали оазисы на горизонте. Солдаты, измотанные жарой, переговаривались шепотом, боясь спугнуть удачу. Аристон, шагая рядом, бурчал о песке, что забился в его доспехи, но его глаза, острые, как у ястреба, следили за горизонтом. “Фессалиец, держи копье крепче,” — сказал он, заметив задумчивость Дмитрия. “Пустыня не прощает слабаков.” Дмитрий усмехнулся, но его мысли были заняты Лисией и словами жреца о жертве. “Что я должен отдать?” — думал он, глядя на дюны, чьи тени ползли, как змеи.
Лагерь в Сиве раскинулся среди пальм и источников, чья вода, прохладная и сладкая, казалась даром богов после пустыни. Храм Амона, высеченный в скале, возвышался над оазисом, его колонны, покрытые золотом, сияли, как солнце. Александр, в белом хитоне фараона, готовился к встрече с оракулом, его лицо было сосредоточенным, но глаза горели огнем, как у человека, ищущего ответы на вопросы, что терзают душу. Дмитрий, стоя на страже у храма, видел, как царь исчезает в тени святилища, и его сердце сжалось от предчувствия. Его знания истории подсказывали: Сива станет поворотным моментом для Александра, но заговорщики, о которых говорила Лисия, могли превратить это в трагедию.
Ночью, у источника, Лисия рассказала о новом свитке, который она видела в шатре гетайра по имени Леоннат. “Он был запечатан печатью с орлом,” — шепнула она, ее голос дрожал от напряжения. “Если мы добудем его, мы сможем доказать, что Птолемей связан с заговором.” Дмитрий нахмурился. “Леоннат — один из телохранителей царя. Это опасно.” Лисия сжала его руку. “Мы не можем остановиться. Если Александр умрет, все, за что мы боремся, рухнет.” Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье нагревается, будто одобряя их решимость.
Они пробрались к шатру Леонната под покровом ночи, когда звезды сияли над пальмами, а лагерь спал, убаюканный плеском источников. Стража дремала, и Лисия проскользнула внутрь, пока Дмитрий стоял на страже. Его сердце колотилось, а копье, казалось, шептало, предостерегая об опасности.
Лисия вернулась, ее лицо было бледным, но в руках — свиток с печатью орла. “Здесь все,” — шепнула она. “Леоннат подкуплен персидским золотом. Они планируют напасть на царя в храме.”
Они передали свиток Гефестиону, который, прочтя его, вызвал Леонната на допрос. Александр, вернувшись из храма, был в ярости: его глаза, обычно ясные, пылали гневом. “Предательство в моем окружении?” — крикнул он, его голос эхом разнесся по лагерю. Леоннат отрицал вину, но свиток был неопровержимым доказательством. Его арестовали, но Птолемей, стоя в тени, смотрел на Дмитрия с холодной улыбкой. “Ты ловкий, фессалиец,” — сказал он ухмыляясь. “Но я найду на тебя управу.”
Глава 20: Погоня в Бактрии
Лето 329 года до н.э. превратило Бактрию в суровую арену, где пыльные степи и зазубренные горы испытывали выносливость македонской армии. Солнце, неумолимое, как гнев богов, жгло кожу, а ветер, сухой и горячий, гнал песок, что хрустел на зубах и забивал глаза. Армия Александра, измотанная, но упрямая, преследовала Бесса, самозваного царя Персии, убившего Дария. Ущелья, узкие и коварные, пахли дикими травами и кровью, что проливалась в стычках с бактрийскими кочевниками. Дмитрий, скачущий в авангарде с отрядом гетайров, сжимал копье. Его спиральный узор пылающий в свете солнца, вел его к горному алтарю, о котором шептались местные пастухи.
Лисия, скачущая рядом, держалась в седле с грацией танцовщицы. Ее глаза, острые и внимательные, следили за горизонтом, где пыль поднималась от копыт бактрийских всадников. “Я слышала о засаде,” — сказала она, наклоняясь к Дмитрию. “Бактрийские вожди, подкупленные Птолемеем, ждут нас в ущелье. Мы должны предупредить Александра.” Дмитрий кивнул, чувствуя, как копье нагревается, будто одобряя их решимость. “Мы скачем к разведчикам,” — ответил он.
К полудню они с Лисией выехали к разведчикам, чей отряд стоял у входа в ущелье. Пыль, поднятая ветром, застилала солнце, а скалы, красные и зазубренные, нависали, как клыки зверя. Лисия, достав глиняную табличку, показала Дмитрию имена вождей, подкупленных Птолемеем. “Они ударят, когда Александр войдет в ущелье,” — шепнула она, ее голос дрожал от напряжения. Дмитрий кивнул, но их разговор прервался, когда стрела, свистнув, вонзилась в землю у копыт их коней. Бактрийские всадники, в кожаных доспехах и с кривыми саблями, вылетели из-за скал, их крики эхом отражались от стен ущелья. Дмитрий, сжимая копье, пришпорил коня, его сердце колотилось, а копье, пылая, вело его руку. Он вонзил бронзу в грудь всадника, чья сабля сверкнула, целясь в Лисию. Кровь брызнула, конь заржал, и враг рухнул в пыль.
Лисия уклонилась от удара, но ее конь, раненый стрелой, споткнулся, и она упала, покатившись по камням. Дмитрий развернул коня. Копье, будто живое, сверкнуло, и он, словно в трансе, рубил врагов, его движения были нечеловечески точными. Видение мелькнуло перед глазами: древний жрец, проливающий кровь на алтарь, и голос, шепчущий: “Кровь свяжет времена.” Дмитрий вздрогнул, но продолжал сражаться, пока Лисия, вскочив, метнула кинжал в горло последнего всадника. “Я в порядке,” — прохрипела она, ее лицо было покрыто пылью, а плечо кровоточило.
Они добрались до разведчиков, предупредив их о засаде. Александр, выслушав, изменил маршрут, обойдя ущелье, и бактрийцы, потеряв преимущество, отступили.
Ночью, у костра, Лисия перевязывала плечо. “Копье... оно изменило тебя,” — сказала она дрожащим голосом. “Я видела, как ты сражался. Это был не ты.” Дмитрий сжал ее руку, чувствуя, как копье нагревается. “Я боюсь его, Лисия,” — признался он, его голос был хриплым. “Оно показывает мне дом, мой мир, но требует крови. Я не хочу терять тебя.” Она прижалась к нему. “Мы найдем ответы,” — сказала она, ее голос был полон веры.
Глава 21: Пир в Бактрии
Весна 327 года до н.э. оживила Бактрию, где оазисы цвели розами, а глиняные дворцы сияли под солнцем, как золото. Свадьба Александра с Роксаной, дочерью согдийского вождя, наполнила лагерь ароматами вина, жареного мяса, лепестков цветов и ладана, а музыка барабанов и флейт гремела над садами. Зал, украшенный шелками, бронзовыми светильниками и коврами, гудел от смеха гостей — македонских гетайров, персидских сатрапов и согдийских воинов, чьи тюрбаны сверкали драгоценностями. Дмитрий, стоя на страже у входа, сжимал копье, чей спиральный узор пылал, предчувствуя кульминацию его силы.
Лисия подошла к нему, ее шаги были легкими, как танец, а глаза, блестящие, как звезды, сверкнули тревогой. “Птолемей подкупил гетайров для убийства на пиру,” — шепнула она, передавая глиняную табличку, спрятанную под складками хитона. “Имена здесь. Мы должны остановить их.”
- “Мы проберемся в его шатер,” — ответил он.
Пир был в разгаре: Александр, в пурпурном плаще и с венком из роз, поднимал кубок за единство Востока и Запада, его голос, звонкий и полный огня, перекрывал шум. Роксана, в шелках, расшитых золотом, сияла, как луна, ее глаза, темные и глубокие, следили за царем с нежностью. Но под улыбками и тостами таилась угроза. Дмитрий и Лисия, дождавшись, когда гости опьянеют, пробрались к шатру Птолемея, стоявшему на краю лагеря. Лисия проскользнула внутрь, пока Дмитрий стоял на страже. Внезапно шпион Птолемея, появился из темноты, его кинжал сверкнул, целясь в спину Дмитрия. Дмитрий, услышав шорох, резко развернулся и используя прием из самбо, перехватил руку, но шпион, сильнее, чем ожидалось, вырвался, ранив Лисию, вышедшую из шатра, в бок. Ее вскрик, резкий и полный боли, разорвал ночь, и кровь, темная, потекла по ее хитону.
Дмитрий, охваченный яростью, почувствовал, как копье пылает, наполняя его силой. Он метнул его, и древко, сверкнув, как молния, вонзилось в грудь шпиона, прижав его к пальме.
Внезапно копье, дрожа, открыло портал — мерцающий круг света, где мелькнули улицы XXI века, его квартира, запах кофе и смех друзей. Искушение уйти было велико, но Лисия, пошатнувшись, упала, ее кровь залила землю. “Дмитриос...” — прохрипела она, ее глаза мутнели. Он, отбросив копье, подбежал, его руки дрожали, перевязывая ее рану. “Ты моя судьба,” — шепнула она, ее пальцы сжали его руку. Портал закрылся, копье потухло, и Дмитрий, сжимая Лисию, поклялся спасти ее.
Они вернулись в лагерь, где лекарь, бормоча молитвы, зашил рану Лисии. Она, бледная, но живая, передала табличку Гефестиону. “Имена... остановите их,” — прохрипела она. Гефестион, прочтя, вызвал стражу, и гетайры, подкупленные Птолемеем, и сам Птолемей были арестованы.
Птолемей, в цепях, смотрел на Дмитрия с холодной яростью. “Твое копье угрожает царю,” — прокричал он, его голос был полон яда. Александр, обескураженный произошедшим, допросил Дмитрия, его глаза, усталые, но острые, буравили насквозь. “Говори правду, фессалиец,” — сказал он. Дмитрий, сглотнув, признался: “Я из другого времени, царь. Копье привело меня сюда.” Он поднял копье, и оно, вспыхнув, осветило шатер, будто солнце, убеждая Александра в своем магическом происхождении.
“Ты не мой враг,” — сказал царь, его голос смягчился. “Но боги ли тебя послали?” Птолемей, в цепях, прошипел: “Ты украл мою славу, фессалиец.” Лисия, обнимая Дмитрия, шепнула: “Мы победили.” Копье, светясь, скрепило их клятву, но жертва, о которой говорил жрец, была близко.
Глава 22: Решающий выбор
Лето 326 года до н.э. привело македонскую армию в Гиндукуш, где снежные пики сверкали под солнцем, а воздух, чистый и холодный, резал легкие, как стекло. Храм, высеченный в скале, покрытый спиральными узорами, идентичными узору копья, возвышался над ущельем, его колонны, потрескавшиеся от времени, хранили тайны богов, старших, чем сами горы. Лагерь, раскинутый в долине, был пропитан запахами смолы, дыма, жареного ячменя и мокрой шерсти, а солдаты, готовясь к походу в Индию, пели хриплые песни о подвигах, их голоса эхом отражались от скал. Дмитрий, шагая к храму, сжимал копье, чей спиральный узор пылал, как солнце, предчувствуя кульминацию его силы. Лисия, идущая рядом, держалась за его руку. Ее хитон, подбитый шерстью, развевался в ветре, а черные волосы, заплетенные в косу, блестели, как обсидиан. Ее глаза, глубокие и полные любви, сверкнули, когда она посмотрела на храм. “Это конец, Дмитриос,” — шепнула она, ее голос был мелодичным, но полным тревоги. “Копье привело нас сюда.” Ее пальцы сжали его руку, и это прикосновение прогнало страх, что сковал его сердце. “Мы вместе,” — ответил он, его голос был твердым, несмотря на бурю в душе.
Храм встретил их тишиной, нарушаемой лишь воем ветра и хрустом снега под сандалиями. Его стены, покрытые рельефами крылатых быков и спиралей, пахли сыростью и ладаном, а воздух, тяжелый, как предчувствие, давил на грудь. В центре зала стоял алтарь, высеченный из черного камня, его поверхность сияла, отражая свет факелов. Жрец, древний, как сами горы, встретил их, его кожа, морщинистая, как пергамент, и глаза, горящие, как угли, смотрели сквозь них. “Копье требует жертвы,” — сказал он. “Жизнь близкого — возлюбленной или царя — откроет врата.” Он указал на Лисию, затем на Александра, чей шатер виднелся в долине. Дмитрий, сжимая копье, почувствовал, как ярость закипает в венах. “Я не отдам никого,” — вскрикнул он, его голос эхом разнесся по залу. Лисия, стоя рядом, сжала его руку.
Жрец, усмехнувшись, поднял кинжал, его лезвие сверкнуло, подпитываемое силой копья. “Тогда вы умрете оба,” — прошипел он, и стены храма задрожали, будто оживая. Дмитрий, пылая яростью, бросился вперед, его копье сверкнуло, как молния, но жрец, нечеловечески быстрый, уклонился, ранив его в плечо. Кровь, горячая, потекла по доспехам, и Лисия, вскрикнув, метнула кинжал, вонзив его в руку жреца. Тот, зашипев, отступил, но храм, сотрясаемый силой копья, начал рушиться, камни падали, как град с неба. Дмитрий, превозмогая боль, вонзил копье в грудь жреца, и артефакт, пылая, испустил свет, ослепивший их. Алтарь треснул, и портал, мерцающий круг света, открылся, показав XXI век: улицы его города, шум машин, и свет фонарей. Но в портале мелькнула и другая картина — Лисия, падающая в пропасть, и Александр, чья кровь заливала землю.
“Выбирай!” — крикнул жрец, его голос, угасая, эхом разнесся по залу. Дмитрий, сжимая копье, посмотрел на Лисию, ее глаза, полные слез, молили его. “Я не отдам тебя,” — сказал он. Он шагнул к порталу, но вместо того, чтобы войти, ударил копьем по алтарю, его бронза расколола камень. Портал дрогнул, но не закрылся, а копье, пылая, показало новое видение: он и Лисия, стоящие под звездами, их руки сплетены, а мир вокруг них — не XXI век, а новый, где Восток и Запад едины. “Это наш путь,” — шепнул он, и Лисия, обнимая его, кивнула. Портал закрылся, копье потухло, став обычным оружием.
Они выбрались наружу, снег хрустел под ногами, а звезды сияли, как маяки. Александр, встретив их, выслушал их рассказ, его глаза радостно сверкнули. “Ты выбрал нас, фессалиец,” — сказал он, его голос был полон благодарности. “Ты теперь мой советник.” Он подарил Дмитрию меч, чей клинок сиял, как солнце, и Лисии — кольцо с сапфиром, символизирующее их союз. Лагерь ликовал, солдаты пели, а Гефестион, хлопнув Дмитрия по плечу, усмехнулся: “Ты превзошел Геракла, фессалиец.”
Ночью, у реки, Дмитрий и Лисия стояли одни, их дыхание сливалось в холодном воздухе. Копье, теперь обычное, лежало у их ног. “Ты мог уйти,” — шепнула она, ее глаза были полны любви. Дмитрий, обнимая ее, посмотрел на звезды. “Мой дом — рядом с тобой,” — ответил он тихо. Внезапно копье вспыхнуло, и перед ними мелькнула тень — фигура, похожая на Дмитрия, но в одежде XXI века, стоящая в его квартире. “Ты сделал выбор,” — шепнул призрак, его голос был эхом его собственного. “Но время помнит тебя.” Тень исчезла, оставив их в тишине, а звезды, сияющие над Гиндукушем, будто скрепили их судьбу.
Дмитрий и Лисия, держась за руки, вернулись в лагерь, где костры горели, а армия готовилась к походу в Индию, мечтая о новых мирах. Их любовь, как река, текла сквозь время, а копье, теперь молчаливое, стало символом их победы. Где-то в XXI веке, в музее, археолог нашел копье со спиральным узором, и табличка гласила: “Дмитриос, воин времени.”
История завершилась, но их легенда жила, соединяя миры, как звезды соединяют небо.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги