Ремарки непрожитого

***

От лёгких прикосновений самыми кончиками пальцев её ресницы дрожат. Она жмурится в неге, игриво морщит аккуратный носик, на ощупь тянется за лаской. Он медленно ведёт ребром ладони по овалу лица, высокому лбу, румяной щеке. Очерчивает скулу и подбородок, на мгновение замирает и мягко касается большим пальцем края рта. Пухлые губы размыкаются, дают свободу сладостному стону.

Красивая. Безумно красивая. Стройная, нежная, грациозная женщина. Такая способна сделать счастливым любого мужчину, но выбрала много лет назад именно его.

***

— Операция провалилась, — сдвинув брови к переносице хмуро проговорил генерал.

— Как? Я не понимаю, — он недоуменно окинул взглядом стол, в поисках необходимой сводки.

— А вот так! — старший по званию хлопнул раскрытой ладонью по кипе бумаг, резко поднялся с кресла. — Группа достигла контрольной точки, но там не было ничего! Груз ушел, связь с агентом утеряна!

— Всё было строго засекречено. Мы разрабатывали план больше года, сэр!— он лихорадочно пытался сообразить, где они допустили промашку.

— Хреново разрабатывали, мать вашу! Это провал! Начать внутреннюю проверку немедленно!

***

Влажная шея сладко пахнет потом и нотками барбариса. Густые волосы золотым ореолом разлетаются по подушке, когда она теряет равновесие и падает в прохладу простыней. Он не торопится, держит себя на вытянутой руке, любуется и наслаждается ею. Покатые плечи, тонкие ключицы с аккуратной ямочкой по середине, упругая грудь. Мелкими мурашками отвечает бархатная кожа мужской ладони. Розовые соски набухают, вздымаются твёрдыми фасолинами, манят и дразнят воображение. Его пальцы скользят по окружностям, пробуждают в груди томные вздохи.

Желанная. Безумно желанная. Бесподобная, непредсказуемая, страстная женщина. Такая сведёт с ума кого угодно, но уже много лет принадлежит только ему одному.

***

— Сто семьдесят пять человек! Ни в чём неповинные люди! — третий стакан виски был опустошен одним залпом. — Я не могу в это поверить.

— Террористы стали изворотливее, чем прежде, — он не знал, как поддержать товарища, поэтому просто пил и больше слушал. — Никто не мог знать.

— Вздор! — слишком громкий стук стакана о столешницу привлёк внимание всех собравшихся в зале. — Они обошли все наши системы! Как? Как, я тебя спрашиваю? Мы же так умны!

— Успокойся, ты слишком шумишь,— он положил руку на плечо собеседника, стараясь утихомирить его пыл. — Никто из нас не виноват в случившемся.

— Это не мы начали войну, но мы должны были её закончить! Сто семьдесят пять трупов! Груды покореженного металла! И ещё почти сотня раненых! Они знали, куда надо было бить. Знали! Нас предали, слышишь, предали...

***

Его рука скользит по бедру, обхватывает ягодицу, уверенно тянет к себе. Она стонет, призывно подаётся вперёд, выгибается в спине и раздвигает ноги. Он больше не играет. Наклоняется ниже, жадно глотает её дыхание, накрывает пылающие желанием губы ртом. И входит в неё, уверенно, сильно, почти грубо. С первым же толчком выбивает высокий стон и широко распахивает голубые глаза. Бездонные глаза цвета безоблачного неба.

Горячая. Безумно горячая. Дикая, безудержная, непокорная женщина. О такой мечтает каждый, но уже много лет она дарит своё тепло только ему одному.

***

— Не ходи! — комиссар тщетно пытался удержать старого друга.— Эй! Задержите его!

— Пустите! Я должен увидеть это сам! — он никого не слушал, рвался вперёд, как одержимый. — Прочь!

— Его нашли на парковке… С пулей в сердце…Прости.

— Брат был на задании. И никого бы так близко к себе не подпустил, — он упал на колени, отбросил прочь простыню и прижал к себе бездыханное тело. — Лучший агент, которого я знал.

— Послушай… Мне очень жаль. Но возможно, это всё-таки случайность?

— Нет! Я в это не верю. Он слишком осторожен и внимателен... Был.

— Хорошо. Я передам тебе материалы и улики, которые у нас есть.

***

Шумное дыхание рвется, рассыпается на осколки сладостным стоном. Руки сплетаются с руками. Ноги скользят по ногам. Острые ноготки в порыве безумства впиваются в спину. Мокрая кожа касается кожи. Движения становятся быстрее, безудержней, резче. Вздохи перерастают в стоны, стоны взрываются криком. Протяжным, честным и ярким наслаждением.

Любимая. Безумно любимая. Долгожданная, волшебная, единственная женщина. За такую ничего не жалко отдать, и уже много лет он готов жертвовать жизнью ради неё.

***

— Любимый, я побежала, — она нежно поцеловала его в щеку, на ходу поправила подол платья и достала синие туфельки — Сегодня буду поздно, у нас с девочками встреча.

— Подвеска из ларимара? — он отставил в сторону чашку с кофе и вопросительно посмотрел на супругу.

— Что? — непонимающе захлопала она ресницами.

— Помнишь, мы купили тебе кулон в Доминикане? С ларимаром, — он вышел из-за стола, подошёл ближе и коснулся рукой медового локона. — Он бы очень подошёл к этому платью.

— А! Тот, с отпуска, — она беззаботно хмыкнула и сунула вторую ножку в аккуратную лодочку. — Прости, но я не помню, куда его положила.

— Жаль, это был подарок на годовщину.

— Не переживай, дорогой, я надену его в следующий раз. Обещаю.

Привычный поцелуй в губы, пожелание удачного дня, и тонкая фигурка в ситцевом платье выпорхнула из дома в сторону автобусной остановки. А он ещё долго стоял у окна, смотрел на пустую улицу и хмурился собственным мыслям.

****

Страсть утихает, буря сменяется штилем, вслед за вожделением приходит покой. Она тихо спит, по шею укутавшись в одеяло. Дыхание ровное, мягкое, как у ребенка. В комнате пахнет сексом и барбарисом.

Он сидит на краю кровати и курит одну за другой. Пепел падает к ногам прямо на кучу фотографий. Весточку от частного детектива принесли ещё днём, но только сейчас он находит в себе силы вскрыть конверт. Кусок ларимара вместе с оборванной цепочкой, что вместе с уликами отдал ему комиссар, холодит грубые пальцы. На чёрно-белых снимках опасные люди, странные встречи и его жена. Нераскрытые дела, пробелы в досье, нестыковки в воспоминаниях.

Семейное счастье тает буквально на глазах, рассыпается точно труха. Ложь, предательство и снова ложь. Тонкие ниточки прежних догадок сплетаются в крепкий канат доказательств. Он хмурится, до скрипа сжимает зубы. Что дальше? Расследование, допросы, трибунал, суд, тюрьма и снова допросы. Серая роба, серая камера, серые люди и жалкая серая жизнь. А она — такая нежная, такая ранимая и теперь такая незнакомая. Нет. Так быть не должно.

Окурок летит прочь, крепкие руки накрывают подушкой мирно сопящее личико. Последняя борьба, последний всхлип, последний росчерк острых ногтей по плечам и тишина.

Крупные солёные капли падают на белую ткань, просачиваются и пропадают в пуху. Самая красивая, самая желанная и самая любимая женщина. Спи крепко, я не отдам тебя никому...