Рейс 104

Иногда судьба вкладывает руль в твои руки не для того, чтобы ты куда-то приехал, а для того, чтобы ты стал мишенью. Просто мишенью в тире чужого, безумного кошмара.

Двадцать пятое июня 1977 года. В тот утренний час Ильинск походил на спящего зверя, разметавшего свои улицы-лапы по отлогим холмам. Он дымил в прохладное небо трубами-ноздрями, и воздух над ним пах свежескошенной травой, жирным дымком из печки столовой «У Зои» и далекой, едва уловимой прохладой большого озера, до которого было рукой подать — пятнадцать километров, не больше. Для Алексея Королева, новенького водителя автобуса, этот сонный мир был полон наивной, почти что детской прелести. После вечного гула, вони выхлопов и спешки города-миллионника здесь казалось, что время замедлило свой бег, превратившись в тягучий, как патока, поток.

«Синий конь» — старый, видавший виды ПАЗик с номером 014 на боку, пахнущий бензином, дешевым табаком и пылью дорог, — стал его убежищем. Его крепостью. Своей кабиной Алексей владел безраздельно. Он поймал себя на том, что ласково гладит потрескавшуюся пластмассу панели приборов, будто холку уставшего, но верного пса.

— Ну что, братан, поездим еще немного, — прошептал он, всовывая ключ в замок зажигания.

Мотор отозвался густым, бархатистым кашлем, а затем ровным, уверенным урчанием где-то глубоко в чреве машины. Алексей позволил себе улыбнуться уголком рта. Машины всегда чувствовали его руки. Справедливые руки. Спокойные.

Его путь в Ильинск был долгим и извилистым, как проселочная дорога после хорошего ливня. Он не бежал от чего-то. Нет. Он ехал к чему-то простому. Раньше у Алексея была другая жизнь. Он был мастером на большом заводе, тем, про кого говорят «золотые руки». У него была жена, Лариса, с глазами цвета сиреневых сумерек, и маленькая дочка, Аленка, которая обожала кататься на его плечах и кричала тоненьким голоском: «Папа, ты самый высокий великан!».

А потом великан споткнулся. Рак. Диагноз прозвучал не как медицинский термин, а как приговор, вынесенный безжалостным и немым судьей. Два года борьбы. Две зимы надежд, отчаяния, химии, которая выжигала внутри всё подчистую — не только болезнь. Два года, за которые ушли все сбережения, «Москвич», дачка под городом. И всего этого оказалось мало. Лариса угасла тихо, как свеча на сквозняке, в один из промозглых осенних дней, держа его руку в своей, легкой, почти невесомой, как паутина.

После ее ухода огромный город, полный призраков их общего прошлого, стал давить на Алексея, как бетонная плита. Каждая улица, каждое кафе, каждый кинотеатр шептали ему о счастье, которое растворилось в воздухе, как пар. Аленка, теперь уже семилетняя, молчаливая и серьезная не по годам, жила у сестры Ларисы. Алексей видел в ее глазах не детский вопрос «почему?», а взрослое, горькое понимание. Он горбатился на трех работах, пытаясь заштопать дыры в бюджете, но душа его была похожа на выжженное поле.

Однажды ночью, глядя на спящую дочь, он понял — просто понял — что не может больше так. Не может растить ее в атмосфере тихой тоски и вечного счета копеек. Он должен был найти место, где воздух не будет пахнуть болью, где работа будет давать не только деньги, но и покой. Где он сможет начать все с чистого, пусть и простецкого, листа.

Так он нашел в газете объявление, обведенное красным карандашом: «Требуется водитель на междугородний маршрут №104 «Ильинск – Перелески». Жилье предоставляется». Ильинск висел на карте в пяти часах езды от его старой жизни. Пять часов. Это стало знаком.

Директор автопарка, Николай Иванович, человек с лицом, как высохшая глина, и внимательными, невероятно уставшими глазами, изучил его трудовую книжку, забитую записями с завода.
— Так ты ж даже не шофер, по бумагам-то, — хрипло проскрипел он. — Слесарь-ремонтник высшего разряда. На кой ляд тебе это сдалось? На маршруте скука смертная, народ разный, зарплата — так себе.

Алексей не стал рассказывать ему про боль. Про пустоту, что звенела внутри, как пустая бутылка на ветру. Он просто сказал: — Рулить люблю. И тишину. И чтобы дорога впереди была видна.

Николай Иванович посмотрел на него долгим, пронзительным взглядом, будто видел не только его, но и всех, кто приходил сюда до него — сломленных, конченных, ищущих в бесконечной ленте асфальта спасения от самих себя. Потом кивнул, и его голова скрипнула, как не смазанная дверная петля.

— Ладно. «Синяя развалина» твоя. Машина старая, но честная. Относись к ней с уважением, и она тебя не подведет. Только смотри… — он прищурился, и в этой щелочке внезапно мелькнуло что-то неуловимое, какая-то тень. — Маршрут тот еще. Через леса, мимо старой биостанции, заброшенной еще при Хрущеве. Места глухие. Народ говорит… да чушь собачья, конечно. Но ночью, если что, лучше не останавливайся. Гони до конца. Понял? — И он подмигнул, но этот жест вышел каким-то мертвым, невеселым. Дескать, старик тебя пугает, не обращай внимания.

Алексей тогда лишь улыбнулся. Какие могут быть опасности в этих мирных, сонных местах? Разве что лось выйдет на трассу или карбюратор захлебнется. Обычные дорожные неприятности.

Теперь, выезжая на главную улицу Ильинска, он чувствовал странное, щемящее чувство покоя. Первые пассажиры заходили в салон с сонными, добродушными лицами. Пожилая женщина с авоськой, из которой пахло свежим хлебом; паренек с книгами в авоське, отбивающий ритм потертым кроссовком; молодая мать с ребенком, завернутым в потертый плед.

— Доброго утра, — кивнул им Алексей.

— Здравствуйте, — буркнули в ответ, рассеиваясь по сиденьям, как горох.

Он тронулся плавно, как и любил, чтобы пассажиры не дергались на ухабах. Солнце, поднимаясь выше, заливало салон теплым, жидким медом, играя на потрескавшейся кожзамовой обшивке сидений. Впереди лежала дорога — длинная, почти идеально прямая, уходящая в густую, почти черную зелень хвойных лесов, сверкающая на асфальте утренней росой, как чешуя. Она манила его своей неизвестностью, своим простым, ясным предназначением: вести людей из точки А в точку Б. Безопасно. Аккуратно. Вовремя.

Он не знал, что у судьбы на этот маршрут были совсем другие планы. Совсем другие.
Но пока что было только утро. Только дорога. И тихий, убаюкивающий гул мотора. Алексей Королев ехал вперед, по раскаленному асфальту своей новой жизни, еще не зная, что она окажется такой короткой.