Рисование с натуры

Оля неуловимо наклонила голову. Совсем чуть-чуть, но ракурс всё равно изменился, сделав более узкими глаза и массивнее подбородок. Нет, так тоже ничего. Но не очень вяжется с первоначальной задумкой.

Хорошо, что Денис так и не начал рисовать. Только примериваться, разглядывая свою натурщицу. Вернее, плохо.

То, что в художественной школе нужно рисовать обнажённую натуру — это было и так понятно. Но то, что искать её придётся самостоятельно…

Нет, когда дойдёт до того самого курса, натурщиков студентам, конечно, предоставят. И одна только мысль об этом Дениса заставляла нервничать. Просто сидеть среди других таких ж студиозисов, покашливающих от смущения и царапающих грифелями холсты и пялиться на кого-то голого под объяснения преподавателя… Это для Дениса пока слишком. Поэтому он и решил немного подготовиться, так сказать, в домашних условиях.

Оле явно зябко — она то и дело едва заметно шевелит то руками, то ногами. Опускает и поднимает глаза, взмахивая пушистыми светлыми ресницами, напоминающими морозное кружево. Нет, в любом случае — модель она хорошая.

Оля — соседка и по умолчанию «мелкая». Жила с родителями в этом подъезде, сколько Денис себя помнил. Ничем особенным не выделялась и просто была. Ну, в определённом возрасте заглядывалась на Дениса, странно наряжаясь, но это ведь почти у всех так? Потом перестала.

Кажется, с детства её внешность претерпела небольшие изменения — та же светлая кожа и большие голубые глаза. Пушистые волосы самого блондинистого на свете оттенка, лежащие на плечах пышной копной. Завивающиеся красивыми волнами на плечах. И узкое, тоненькое телосложение, обнажённое особенно хорошо сейчас, когда его ничто не скрывает. Длинные ноги и стремящаяся к непередаваемой узости талия. С аккуратной вмятинкой пупка. Разве что два забавных хвостика Оля с возрастом носить перестала — хотя ей бы, наверное, и сейчас пошло. Но волосы у Оли такие же длинные. И собирает она их как-то хитро на затылке, чтобы они обнажали шею сзади. Только короткой непослушной прядкой задевая светлые воротнички. Только не сейчас. Сейчас волосы Оля распустила — и они лежат на плечах, ненавязчиво спускаясь по грудной клетке. Видимо, для красоты. Хотя Денис и не просил.

Он в очередной раз поднёс карандаш к бумаге, но так и не сделал нормальной линии. Грифель просто проскользил неровной и ничего не выражающей линией.

Вообще надо было рисовать Катю Смирнову — характерную и самоуверенную бывшую одноклассницу, которая одной бровью может сказать больше, чем Денис — целым сочинением. Но как её попросить? Её яркая насмешка на всю улицу так и стоит у Дениса в ушах. И за словом в карман Смирнова никогда не лезла, так что нашла бы, как и чем его опозорить на весь город. Ей ведь не объяснишь про искусство…

А вот Полине — вполне себе объяснишь. Она интересуется музыкой, так что должна понимать образную составляющую творения. И то, каким кропотливым трудом та достигается. И она бы скорее всего согласилась. Пришла бы со своей скрипкой, принимала бы красивые и эстетичные позы. И получилось бы тоже красиво и эстетично… Но Денис так и не смог почему-то осмелиться. Поэтому, краснея и бледнея, пришлось просить Олю.

Она тогда сначала вскинула на Дениса до ужаса удивлённые глаза, а потом, заливаясь краской, как рак, всё-таки кивнула.

Сейчас Оля была не совсем обнажённой — в белье. Но и этого было больше, чем ожидалось. Так что Денис не стал ничего говорить, когда девушка, тихо и по-кошачьи ступая, прошла босыми ногами в его комнату и осторожно уселась на кровать.

Хоть Денис и не первый раз рисовал с натуры, растерялся. И никак не мог наметить себе нужных точек. Всё время соскальзывая взглядом на Олю.

Бельё на ней белое. С красной окантовкой и тонюсенькими бретелями лифчика. И с микроскопическими оранжевыми морковками. Одна — на нижней части трусиков. Ещё две — на груди. Безо всякого кокетства они скрывали Олино тело. Или почти не скрывали. Слишком тонкая ткань. Чтобы отвлечь внимание от тонкой, светлой кожи. И переливов фигуры. Которая, чем больше смотреть, тем меньше кажется детской. Небольшая грудь пока что не нуждается в поддержке. И её округлости выделяются только снизу. А резинка трусов сборкой идёт пониже пупка. Надёжно прикрывая то, что обычно не подвержено загару.

Денис невольно залюбовался. Свет на Олю падал очень удачно, выделяя светлыми бликами на привычном фоне комнаты. Путался в белёсых волосах, пуская по ним абсолютно блестящие блики. И мягко опускался на тело — плечи, впалый живот и стройные бёдра.

Руками Оля опиралась позади себя, замерев пальцами. И смотрела чуть вверх, отчего кончик её носа интересно заострялся над аккуратно собранными бантиком светлыми губами. На Оле нет и следа макияжа — Денис видит взглядом художника. И это кажется очень трогательным. Многие девушки могут раздеться. Но не многие — предстать с абсолютно «чистым» лицом. Денис вдруг представил, как Катя на месте Оли непременно нанесла бы на лицо весь боевой окрас, какой только был у неё в наличии. И стала бы неузнаваемой, похожей на какую-нибудь Беллу Хадид, но не на Катю Смирнову.

Парень хмыкнул. И почему некоторые люди — особенно девушки — иногда так стремятся быть кем-нибудь другим?

Оля тем временем то ли устала, то ли немного попривыкла. Потому что напряжение из её предплечий пропало. Согнутые пальцы свободнее легли на светло-бежевое с голубыми вставками кроватное покрывало. Оля повела ногами. Сначала неуверенно, ожидая реакции Дениса. Но тот так и не начал толком рисовать, так что и возражать смысла не было. Поэтому Оля беспрепятственно села поудобнее. Вытянув одну ногу — левую — параллельно кровати. А вторую — согнув в колене. И даже несмело разведя их в стороны. Не сильно, просто чтобы между бёдрами появилось пространство. Скрытое от Дениса ракурсом. И всё равно тому представился мягкий бугорок под белой тканью. Кончики щёк заалели.

Оля коротко, не меняя положения головы, посмотрела на соседа. И легко улыбнулась. Той частью лица, которая была видна Денису. И тот всё-таки начал рисовать.

Первые движения карандашом всё-таки пришлось стереть. Но после этого рука, словно поняв, как не надо, всё-таки взялась делать правильно. А после нескольких удачных штрихов Дениса почти захватил художественный азарт. Это когда ты полностью отрешаешься от внешнего мира и имеешь только одну радость — сделать красиво. Правильно. Как надо. И отключаешь разум, поддаваясь внутренним порывам и требованиям. Немного раскрывая себя.

Вот появились первые оси, имитирующие опорную систему модели. Теперь надо заполнить им объёмы, придавая телу реалистичных очертаний. Соотнести пропорции, изредка замеряя их по корпусу карандаша. И творить… Творить.

В груди Дениса уже появляется радость. Потому что получается хорошо. Похоже. Можно даже потихоньку подтирать вспомогательные линии. И усиливать детализацию.

Рука Дениса замерла. Ластик только что прошёлся по Олиному плечу и подтёр не только вспомогательную линию, но и линию её бретели. Восстановить — раз плюнуть. Но Денис отчего-то задумался.

— Динь, а правда, что раньше художникам голыми позировали проститутки? — Оля так неожиданно заговорила, что Денис вздрогнул. А потом, поняв суть вопроса, вздрогнул ещё раз.

— Ну, — он неловко тыкнулся пальцем в мост очков, поглубже сажая их на носу. — Не совсем. Просто рисовали тех, кто соглашался обнажаться. А так как нравы тогда были строже, то обнажаться соглашалась далеко не каждая женщина. Вот и получалось, что или проститутка…

— Или? — тут же подхватила Оля.

— Или достаточно смелая возлюбленная, — последние слова Денису пришлось из себя выдавливать. А от жара лица стёкла очков, казалось, должны были запотеть.

— Понятно, — легко рассмеялась Оля и чуть-чуть откинулась назад. Но тут же спохватилась и приняла исходное положение.

А Денис почувствовал, как сердце у него стало биться быстрее. Короткий и странный разговор подействовал на парня непонятно. И мысли о тех, кто раньше позировал художникам, напрочь захватили парню разум. Найдя, конечно, своё отражение на бумаге.

Творчество — процесс сложный. И не всегда подчиняющийся художнику. Вернее, подчинить можно. И запретить рисовать то, что вроде как не надо. Но и порыва тогда не будет — чисто ремесло.

Замирая от подступившего к горлу сердца, Денис увидел, как выводит не очертания бюстгалтера…, а голую грудь. Начиная с мягких окружий, то и дело сверяясь с «натурой». Очень внимательно. И, конечно, фантазируя. Высшая точка угадывается и через маленький хвостик морковки. И Денис переносит её на бумагу. Затемняя простым карандашом пипочку соска. И второго. А вот какие по размеру ореолы? И какая кожа под лифчиком? Есть ли родинки или полоски. Набухшая или трамплинчиком сверху?

Всё это оставалось на откуп художнику. И его фантазии. В которую Денис всё больше и погружался, выводя то ли желаемое, то ли действительное. А сердце билось и билось всё сильнее. Парню даже через смущение казалось, что он напрямую касается девичьей груди, а не просто вырисовывает её карандашом.

Распалённый, он принялся за ямку пупка — уж его-то было видно. И сам не фиксируя как, старался углубиться в него всё откровеннее, накладывая тени и делая штрихи всё меньше и увереннее. Подробно описывая его впалость.

Рука, будто не слушаясь хозяина, скользнула ниже. Туда, где предполагался скрытый тканью лобок.

Денис уже не смотрел на модель, а творил по наитию. Придавая бугорку тот объём, который хотелось. И углубляясь в складочку. И непрерывно думая о том, что же за нею скрыто. Внутри затянуло. В том числе от осознания хулиганства, которое Денис сейчас творит.

— Динь, ты чего? — вдруг заёрзала на месте Оля. — Смотришь как-то странно…

Денис запоздало заметил розоватый оттенок на лице подруги. И взглянул на неё так испуганно, словно его застали за чем-то неприличным.

Кажется, Оля начала что-то подозревать. Она легко и быстро соскользнула с кровати и на своих стройных ногах подошла ближе.

— Что там? — обеспокоенно просила она и, не дав Денису и шанса отговориться или прикрыть свои художества, наклонилась к картине. Взору Дениса тут же предстала ложбинка между Олиными грудями, ещё сильнее разжигая огонь и страх внутри.

Денис не успел ничего сообразить. Только ужас кольнул в затылок и разогнал и без того неспокойное сердце. А Оля смогла беспрепятственно рассмотреть рисунок.

Он был готов к любому исходу.

Крик. Плач. Испуг. Обещание пожаловаться родителям. Побег из комнаты и отказ разговаривать на протяжении всей оставшейся жизни. Но того, что случилось на самом деле, Денис предположить не мог.

— Совсем и не похоже!

Ему показалось, или в Олином голосе действительно прозвучала откровенная насмешка? Парень осмелился поднять на девушку глаза.

Оля улыбалась. Её собственные, обрамлённые огромным количеством белых ресниц, глаза смотрели на него с хитрым прищуром. А аккуратные губы — в самом деле! — растянулись в довольной усмешке от уха до уха. Денису захотелось протереть глаза.

А Оля, вольготно выпрямившись во весь рост, вдруг взялась за тонюсенькие лямки лифчика над плечами. Не отрывая от Дениса внимательного, цепкого взгляда, она большими пальцами приподняла их, добиваясь, чтобы лифчик вместе с грудью максимально приподнялся. И с коротким резиночным звуком выпустила. Денис моргнул, когда её грудь мягко колыхнулась, возвращаясь на место. Потом Оля вдруг крест-накрест закинула руки за спину и перед обескураженным Денисом предстало зрелище, как белая ткань, нещадно растягиваемая, очень медленно и мучительно неторопливо приподнимается снизу вверх. Сначала подтягивая полукружия груди за собой, потом оголяя их полосками снизу и, наконец, сдавшись, уползая окончательно вверх и оголяя перед парнем небольшие, задорно торчащие груди.

Два одинаково светлых холмика с насыщенно-розовыми сосками, от которых при всём желании невозможно было отвести глаз.

А Оля, избавившись от лифчика, не дав Денису и секунды паузы, потянулась руками вниз, берясь за резинку трусов. Там она остановилась, только чуть отодвинув поясок ниже, и показывая тонкую светлую вмятинку, отпечатавшуюся на коже. Денис громко сглотнул, а весь мир, кроме Олиной фигуры — и особенно трусиков — поплыл перед глазами. А уж когда ловкие пальцы всё-таки потянули вниз…

Смятая ткань застряла на самом лобке, когда над нею показался самый первый рядок очень светлых и коротких волосков.

У Дениса замерло дыхание, и он поспешил опустить глаза ниже. На сходящиеся в коленках Олины бёдра. До которых, с лёгким шорохом, вскоре сполз жгут из Олиных трусов.

Оля спустила их до икр, и дальше они сами упали. А девушка умело переступила через.

Взгляд Дениса так и приклеился к её голым лодыжкам. Сил посмотреть выше почему-то не было. А сердце тягомотно стучало буквально во всех частях тела.

— Динь… — полушепотом позвали сверху.

Денис устремился на зов и встретился с огромными, голубыми глазами. Внимательно зовущими его куда-то. И сам не заметил, как приподнимаясь, потянулся навстречу им.

Чужое дыхание обожгло кончик носа, а потом и подбородок. Лёгкие руки осторожно накрыли плечи. И Оля всем голым телом прильнула к нему. Накрывая чуть сверху поцелуем.

И в этот момент Денис окончательно попал. Потянулся кверху, обхватывая руками тонкую талию. Сам двинулся навстречу горячему поцелую. И, закрывая глаза, ощутил, собственное дыхание очень, очень тяжёлым.

Сколько он так сидел, осторожно тянясь к Оле и желая впитать все ощущения от её голого тела? Сердце заходилось. А Олины руки всё шарились по плечам и спине, оглаживая раскрытыми ладонями.

Грациозная лань в лапах… Кого? Монстра?

Пусть Денис будет монстром, но только бы этот морок не проходил. Который позволял ему оглаживать прогиб Олиной спины и даже почти спускаться на округлые ягодицы. И тянуться за новым, глубоким поцелуем.

Не выдержав, Денис подорвался на ноги. Оля сразу осталась далеко внизу — парень был намного выше, и девушка едва-едва доходила ему до шеи. И теперь, тяжело вдыхая и выдыхая ртом, ожидающе смотрела на него снизу. На щеках её разлилась краснота.

Денис, повинуясь внутреннем желанию, всё же скользнул глазами по голому телу. Ниже. Туда, куда не осмелился посмотреть каких-то пару минут назад.

Вот он. Бугорок лобка. Покрытый маленьким треугольником очень светлых волос. Пухлый и даже по виду мягкий. Особенно сейчас. Когда к нему наверняка прилила кровь.

Как Денис тащил Олю к кровати — не помнил. Только ощущал руками податливое, гибкое тело. И видел, как оно бухнулось спиной на бежевое с голубым покрывало.

Оля смотрела на него снизу, полуприкрыв глаза, кажущиеся сейчас узкими. И тяжело дышала, то поднимая, то опуская грудную клетку. Отчего грудки никак не могли найти покоя и то вздымались, то опадали снова.

Денис наскоро избавился от одежды. Полностью и бесповоротно. И, как ему казалось, очень неуклюже взобрался на собственную кровать.

Тело шло дрожью, и каждое движение, каждый Олин вид только усиливал её. Денис начал торопиться. Потому что, когда под тобой распластанное, готовое на всё тело — раздумывать некогда.

Он наскоро погрузился между Олиных ног. Коротко расширяя светлый треугольник. Член проскользнул очень легко. Со всех сторон наполнила маслянистая влага. Оля тихо застонала. Денис, повинуясь инстинктам, стал двигаться вперёд и назад, ощущая в теле отголоски приятных толчков. Тело девушки подчинялось в такт. Парень видел, как она, запрокидывая голову, закусила нижнюю губу. Светлые волосы прилипли к шее.

Пальцы Дениса сжались до боли на подушке, и у него напряглось в крестце. Олины стоны становились всё громче. Отчего хотелось двигаться и двигаться сильнее.

Тут Оля дёрнулась очень сильно. Денис было подумал, что ей больно. Но зачем она тогда потянулась вперёд и обхватила его за шею? Крепко, словно она — сирена, заманивающая путников. А, чтобы поцеловать… Так глубоко и настойчиво, что Денису перехватило дыхание. А Олины груди с затвердевшими сосками прижались к телу парня — такие мягкие, что в голове просто взрывает.

А Оля принялась ёрзать. Ловко соскочив с члена, мелькнула стройными ногами, аккуратно их собирая. И деловито переворачиваясь, напористо подставляя взгляду Дениса маленькие, округлые ягодицы.

Она встала на коленки и локти, прогибаясь в спине и упираясь лбом в смятую подушку. И пошире раздвинула коленки. До Дениса донеслось сбитое дыхание. А потом девушка коротко глянула на него из-под чёлки и из-за плеча. И Денис заметил, как сильно у неё раскраснелись губы. Словно накрашенные помадой. Один в один оттенком других губ.

Получилось подхватить её под низ живота, стискивая тело и прижимая к себе. Навалиться чуть сверху и почувствовать, как прогибается и поддаётся её тело. И вцепиться губами в остренькую торчащую лопатку.

Так двигаться гораздо удобнее. И вовсю ощупывать колышущиеся от его толчков груди. Или даже опускаться к кожной складке между ног — если хочется, чтобы Оля посильнее сжала.

Влажные звуки соприкосновения смешиваются с Олиными стонами. И даже вскриками. Денис видит, как она морщится, широко раскрывая рот. И пытается спрятать лицо в подушку.

Нет уж. Самое сексуальное ей не скрыть. Денис хватается рукой за её шею. И проводит по её щеке полосу пальцем. Вглядываясь в то, как сходятся брови на переносице, образуя несуществующую морщинку. И чувствуя, как его палец увлажняется, погружаясь в мягкое.

Оля падает плечами на кровать. И сильно сжимает его бёдрами. Как раз, как надо. Чтобы подступающая волна обострилась и вылилась уже наружу. И, расслабляясь, ощутить, как внутри Оли всё стукают и стукают молоточки. Чувствуя себя пустым и лёгким.

Тело — в кайфе. И пока не допускает до сознания мысли. Только сковывает истомой. И Оля, лежащая на боку и подогнувшая ноги, кажется очень красивой. Самой красивой. Просто запомнить и рисовать. И никому больше не показывать.

Она снова смотрит на него из-под очень пушистых ресниц. Взгляд уже прояснился и кажется почти привычным. Немного наивным. Оля приподнимается, будто к чему-то прислушивается. Но в доме спокойная тишина и ни капли звуков.

И тут она резко наклоняется к уху Дениса и шепчет таким тоном, что у того случается новый приступ унявшейся было красноты:

— Ты только больше никого не рисуй. Я тебе сама позировать буду.

Денис чувствует себя заговорщиком. А что может быть приятнее, чем быть заговорщиком и делать то, что нельзя?