Рисунок боли

Новое утро Вселенной было прекрасно. Черная бездонная глубина бесконечного космоса манила и завораживала. Эта чернота не была «тьмой кромешной», в которой грешники претерпевают адские муки; не была она и полным мраком, в котором таятся чудовища, порожденные ночными кошмарами и темными мыслями существ, обитающих в разных мирах; не была она и густым, многослойным сумраком, в котором серые пласты тумана так плотно прилегают друг к другу, что становятся единым целым – целым, которое, кажется, можно резать ножом, как пирог. Нет, эта чернота была ясной, прозрачной, озаренной светом многих жизней, обитавших в ней. Она сама была Жизнью.

Спиральные галактики изгибались, образуя изящно переплетенные узоры, подобные тем, что оставляют на песке проползающие змеи. Звезды сияли во всех видимых и невидимых спектрах, пронзая золотыми, белыми, оранжевыми, красными и голубыми лучами полупрозрачные облака. Подмигивали огоньками космических баз и созданных мыслящими существами механизмов астероиды, совершая повороты на орбите с четкостью и аккуратностью мотогонщиков на трассе. Пролетали, рассыпая веера искр и светящихся осколков, метеориты, похожие на огоньки далекого города, видимого темной ночью с вершины холма, когда усталый путник на несколько минут остановится передохнуть. Планеты гостеприимно встречали транспортники, подобно доброжелательным хозяевам, открывающим двери перед долгожданными гостями. Квазары, пронзающие лучами световые годы, перемигивались с пульсарами, испускающими стрелы лучей, дарящих тепло и радость. Газовые гиганты парили в плотных облаках, видимых настолько четко, что, казалось, и не облака это вовсе, а земная твердь.

И все они переговаривались друг с другом на языке тепла и света, передавали зашифрованные звуковые и телепатические волны из одной галактики в другую, обменивались письмами, летящими со сверхсветовой скоростью и мгновенно находящими адресата.

Но была в этой темноте одна черная точка – крошечная, почти невидимая на просторах Космоса, - до которой не доходили ни письма, ни послания. Она могла слышать лишь отголоски музыки вселенной, только эхо звуков, шорохов и грохота небесных тел и разумных существ. Никто и никогда не пытался вступить с ней в контакт, ведь все живое и неживое, приблизившись к ней, обречено было погибнуть. Само время ускоряло свой ход возле нее, а пространство сворачивалось в чудовищную, смертоносную воронку, поглощавшую любой объект, оказавшийся поблизости.

Никто и никогда? Может быть, если речь идет о соседках по космическим апартаментам. Ходили, правда, слухи, что многие миллиарды лет назад, когда она была живым существом – или воспринималась окружающими как живое существо, - могла на равных общаться с другими солнцами, пульсарами и кометами. Тогда она была… да она уже и сама не помнила, чем была раньше. Может быть, еще одной звездой, может быть – ядром галактики. Но потом случилось страшное – чудовищная сила сжала ее, скомкала, как лист бумаги, смяла в маленький комочек, наградив разрушительной, всеуничтожающей силой, с которой не могло справиться само время. И ни один крохотный лучик света не проникал в ее сердце, сохранившее память о том далеком времени, когда она могла дарить тепло и сияние другим.

Никто и никогда? О, лучше бы так и было… Потому что, погружаясь в глубины царившего внутри нее мрака, она с болью вспоминала о тех несчастных существах, волей или неволей оказавшихся вблизи горизонта событий, ставшего для них роковым.

***

Назойливая мошкара клубилась над головой, садилась на лицо, пробиралась за ворот рубашки. Он недовольно передергивал плечами, терпел, а потом, не выдержав, начинал чесаться. Прохлада коснулась его непокрытых рук, нагретого солнцем лица. Со стороны озера потянуло легким, похожим на болотный, запахом подступающего вечера. Но в эмалированном ведре, наполненном озерной водой, не плескалось ни одной, даже самой мелкой рыбешки…

Он прекрасно понимал, что иначе и быть не могло. Часть озера, удочка и легкий прибрежный ветерок, эпизодически ерошащий ежик на голове, - это все, на что были способны сенсовизоры каюты. Визуальные образы мошкары, комаров и короткие электрические разряды, имитирующие укусы, добавляли «реальности». Но и это не спасало. И не было возможности уйти в безумие или вернуться по канату генетической памяти в беззаботное прошлое, когда далекие предки могли позволить себе коротать время на берегу озера с удочкой в руках, неспешно обдумывая что-то.

У него мог быть шанс поудить озерных пескариков, родись он лет на тридцать раньше. Но он появился на свет за девятнадцать лет до начала войны с кабберианцами.

Камнем преткновения для землян и представителей гуманоидной расы Кабберия стала небольшая планета, находящаяся четко посередине меж границами космических территорий земного содружества и гегемонии Кабберия…

Гравитация чуть ниже земной, отсутствие опасных вирусов и бактерий, мягкий климат с теплыми зимой и летом. Кто мог подумать, что такое сокровище спрячется в небольшой солнечной системе, где было семь неблагоприятных не только для жизни, но и для исследований планет.

Найти Энджелу, - как он назвал планету, - ведь так звали девушку, которую он любил, - удалось именно ему. Небольшой разведывательный кораблик бороздил просторы космоса на самой границе земного ареала, когда система навигации дала сбой. Тогда он совсем не испугался, а лишь досадливо взъерошил отросшие волосы, привычно включая сигнал SOS и радиомаяк, по которому его запеленгуют не позднее, чем через пять часов.

Когда это случилось с ним впервые, он запаниковал, залез в защитный скафандр, принял нейрорелаксант и только после того, как бешеный стук сердца вернулся к привычному ритму, совершил действие, вдалбливаемое полетным инструктором, – включил маяк…

Его семья придерживалась традиционных жизненных устоев: сначала ты работаешь на благо Родины, потом Родина отблагодарит тебя. Его отец, бывший исследователь-одиночка, передал свои навыки и профессию сыну. Первый полет парень совершил в возрасте пятнадцати лет и тут же попал в неприятности с отказавшей системой навигации. Его отец отдал двадцать лет жизни полетам на исследовательском малотоннажном корабле, после чего государство предоставило возможность выбрать профессию по душе. Отучившись, он стал хирургом в военном госпитале, где и познакомился с молоденькой медсестрой.

После получения разрешения от генетиков они узаконили свои отношения, и через девять месяцев родился тот, кому было суждено стать невольным участником межгалактического конфликта…

Друзья и сослуживцы частенько называли его магнитом для неприятностей. Так получалось, что каждый раз прекрасно отлаженная и стократно проверенная система навигации отказывала прямо в полете. Техники только руками разводили, затрудняясь назвать внятную причину. Руководство пыталось переводить его с корабля на корабль, но ситуация оставалась неизменной: неисправности и он всегда были рядом.

Это должен был быть его последний полет. Начальство больше не хотело тратить бюджетные деньги на спасательные действия: проще было отправить в отставку проблемного пилота, дав досрочную возможность получить другую профессию. Он уже смирился со своей участью, когда на приборной панели высветились данные о планете, находящейся совсем недалеко от его потерявшегося кораблика.

Отказ системы навигации не мешал перейти на ручное управление. Как правило, привычный казус происходил с ним в глубоком космосе, далеко от космических объектов или дрейфующих модулей, где можно было получить ремонтных роботов и установить связь с ближайшей планетой. Сейчас же он развернул корабль так, что на обзорном экране появился небольшой голубой шарик, так похожий на родную планету.

Впервые в жизни он управлял кораблем в ручном режиме. Форменная рубашка намокла и прилипла к телу, пот, катящийся по лбу, застилал глаза, но он изо всех сил старался не моргать, чтобы не пропустить изменения показателей на сенсорном экране и не потерять контроль за системой посадки. Корабль завис над поверхностью, чуть качнулся, а потом резко ухнул на мягкий прибрежный песок. Пилот забыл нажать кнопку выпуска шасси, но стальной болид не завалился набок, а остался стоять, чуть «утонув» в песчаной воронке.

Он выбрался на берег, ощущая себя чуть ли не родившимся заново. Рокот морских волн что-то монотонно рассказывал новому другу, а белые барашки рисовали причудливые послания на мокром песке.

Это было чудо! Благодаря своему невезению он попал в рай!

После купания шорты быстро высохли, и он уже намеревался вновь отправиться в море, как завибрировал коммуникатор. Он недовольно поморщился – спасательная команда прибыла по пеленгу радиомаяка…

Он быстро оделся и, держа в руках армейские ботинки, загребая песок босыми ступнями, побежал к кораблю - встречать экспедицию.

Кораблик, маленький на фоне земного, был совсем рядом. Пилот со злорадной ухмылкой, обнажавшей острые мелкие зубы, смотрел на приближающегося землянина и целился в него из странного оружия, отдаленно похожего на пистолет.

Землянин понял: на сигнал корабельного маяка прибыла не спасательная команда, а представитель цивилизации Кабберия, с которой они находятся в состоянии напряженных отношений, изо всех сил цепляясь за возможность сосуществовать в худом, но мире.

- Это планета наша, - лающим фальцетом взвизгнул инопланетянин, и человек, как в замедленной съемке, увидел сгибающийся мертвенно-зеленый палец с большим грубым когтем на спусковом крючке.

Голубое небо Энджелы рассек яркий луч лазера, на миг ослепивший землянина.

Спустя мгновение он открыл глаза и увидел кучку пепла – все, что осталось от кабберианина. До слуха донесся тихий рокот катера, прибывшего с основного корабля спасательной экспедиции.

У начальника ремонтной бригады не было времени на раздумья, поэтому он вынужден был убить кабберианца, чтобы спасти своего. Так начинаются все войны.

Энджела, или, как называли ее кабберианцы, Аук, стала поводом, но не основной причиной конфликта. Каберриане не хотели останавливаться, они мечтали о господстве во всем секторе галактики.

***

Ава никогда не жалела, что оставила отчий дом и отправилась на войну. Она не страшилась турхама – небытия после уничтожения телесной оболочки. Все ее существо, все ее мысли были подчинены одной цели: уничтожить как можно больше неповоротливых и громоздких кораблей землян, отправить в турхам как можно больше немощных бледнокожих гуманоидов, так походивших на каббериан. Она жила местью и отчаянием, не дававшим спокойно спать ночью и оставляющим чувство бессмысленно прошедшего дня, если день тот был мирным. Она хотела стать свидетелем краха Земного содружества и молчаливо взирать на огонь, пожирающий ненавистную голубую планету…

Она была горда Зоробом: высоко подняв голову, проходила мимо бывших подруг, с завистью глядевших ей вслед. Совсем скоро, отдав пятилетний долг Родине, ее жених вернется, и они смогут покинуть эту маленькую вонючую планетку, с мелким гнусом, обитающим в бесчисленных болотах, с частыми эпидемиями, вызванными все новыми и новыми штаммами. Крохотная планета: о ней вспоминали лишь тогда, когда начиналась очередная война, и Кабберии нужны были солдаты.

Зороб одним из первых подписал контракт. Он нежно гладил девушку по голове, заставляя чешуйки, нервно топорщившиеся на затылке, ложиться упругими волнами, складывающимися в причудливый рисунок невесты.

- Когда я вернусь, - шептал он в маленькое ушко, трепетавшее под тончайшей перепонкой, окрасившейся в нежно-золотистый цвет, выдающий волнение и смущение, - мы уедем далеко-далеко отсюда. Я построю дом на берегу теплого моря, и наши дети будут каждый день просыпаться с первыми лучами животворящего солнца.

Пять лет Ава носила на затылке рисунок невесты. Пять лет она терпеливо вставала каждое утро и шла на работу вдоль болота, шла туда, где тяжелый физический труд не оставлял времени на грусть и тоску. Каждый вечер, стоя под душем, она беспощадно терла дешевой губкой тело, тщательно промывая каждую чешуйку на голове, каждую складку кожистых наростов под мышками, счищая, соскабливая тяжелый дух болота с тела. Ей казалось, что теперь, когда пять лет были на исходе, ее Зороб может в любой момент появиться на пороге, и тогда она схватит давно приготовленный рюкзак и отправится вслед за любимым далеко-далеко, навсегда позабыв о болоте и родне, никогда ее не любившей.

Мать и отец давно переехали в общий дом для стариков, оставив старое жилище ей и трем сестрам. Шестеро старших братьев жили своей жизнью и воспитывали многочисленных детей, которые – когда-нибудь, спустя много лет - обеспечат им проживание в доме для стариков. Ава была младшей в семье, ее любили и лелеяли. Именно поэтому она попала на болото лишь после того, как родители покинули дом. Они не переживали за красавицу дочь, ведь к тому времени она уже была невестой самого состоятельного жениха в поселке. Она никогда, даже в страшном сне, не могла себе представить, что лишится поддержки родителей и жениха так сразу и одновременно. Сестры, ранее скрывавшие недовольство и зависть к младшей сестре, с презрительной усмешкой оповестили ее, что теперь она должна сама обеспечивать себя и приносить пользу семье, раз ее женишок предпочел отдать долг Родине, а потом уже исполнить брачные обязательства.

Тяжелый дух болота, беспрерывные атаки гнуса, грозные окрики надзирателя – это все, что она запомнила в первый рабочий день, растянувшийся на долгие пять лет… Ее руки стали грубыми и шершавыми, кожа утратила оливково-золотистый цвет и стала зеленовато-болотной. Но рисунок невесты на затылке по-прежнему вызывал зависть бывших подружек.

- Женишок давно нашел себе другую, - слышала она через тонкую стену разговоры сестер, - променял нашу золотокожую красавицу на бледную человеческую пиявку с шерстяными клоками на голове.

Их издевательский смех бередил душу. Ей хотелось вскочить, забежать в комнату и обнять всех троих, чтобы они поняли: нельзя убивать душу родного существа, нельзя озлобляться из-за того, что не повезло договориться с родителями жениха, что единственное будущее - тяжелый физический труд до того дня, когда немощное тело внесут сквозь перекошенные двери в общий дом.

- Держись, девочка, - взгляд военкома был еще грустнее, чем ее собственный.

Землистые круги вокруг узких щелевидных глаз выдавали усталость и тоску, а помутневшая роговица вокруг тонкого вертикального зрачка, отсутствие чешуек на черепе, бледная, почти розовая окраска на голове, ампутированная левая рука и кожистые складки под мышками говорили о том, что старый вояка многое повидал на своем веку. Ава знала, что в войне с негуманоидной расой Мундрук многие ее соотечественники погибли, а те, кто остался в живых, завидовали ушедшим в турхам. Мундруканцы применяли такие изощренные пытки, что при одном упоминании об уже несуществующей расе каждый из каберриан готов был схватиться за оружие в неистовом желании отомстить за родных, попавших в склизкие щупальца ныне уничтоженных гадов.

- Почему? Почему вы не сказали раньше, полковник?

- Я связан правилами и уставом, девочка: о погибших сообщаем только после получения запроса. Разве я мог сказать тебе, что Зороб уже три года в турхаме?

- Где ваш чертов контракт? – Ава стукнула кулаком по столу. - Я хочу подписать этот чертов контракт!

- Одумайся, девочка, - старый полковник с грустью смотрел на девушку, на затылке которой все еще красовался рисунок невесты.

- Я! Хочу! Подписать! Этот чертов контракт! – слова с трудом срывались с губ, а раздвоившийся от нервного потрясения язык дрожал.

Полковник кивнул и чуть прикрыл узкие глаза, еще глубже ввалившиеся в очерченные почти черным глазницы. Он аккуратно скребнул остриженным ногтем по гладкой поверхности планшета, встроенного в столешницу, и под ладонями Авы, которыми она упиралась в стол с противоположной стороны, появилась бегущая строка текста.

- Подумай еще раз, - попросил старый ветеран, но его никто не услышал.

Ава, не глядя на буквы, складывающиеся в строки, приложила палец к биосканеру на экране планшета и надавила на виртуальную кнопку, отправляя свое тело в турхам, куда чуть ранее унеслась ее душа.

Полковник кивком указал на дверь. Девушка встала и пошла – в новую жизнь, без души, без радости. На затылке возник новый рисунок - рисунок вдовы, ушедшей в турхам.

Не было тяжелых, изнуряющих тело тренировок: работа на болотах уже сделало из нее солдата, готового к лишениям и выматывающим физическим нагрузкам. Нищета, скудость флоры и фауны на планете помогли научиться стойко и подолгу переносить голод. Девушка прошла тестирование, после чего ее допустили к предполетным тренировкам.

Ава была самой перспективной в группе: это вызывало зависть коллег-женщин, зависть, слегка утихающую после того, как они видели рисунок на затылке. Многие пилоты шли на войну в надежде заработать денег, прельщенные радужными перспективами, ждавшими героев после окончания контракта. Но причина, по которой здесь оказалась Ава, вызывала трепет и уважение всех, кто сталкивался с этой суровой и молчаливой девушкой. Никто из новых соседок по кубрику не был готов следовать в турхам вслед за женихом.

С ее внешностью намного проще было бы найти себе нового и забыть о прежнем. Чувства, так редко встречавшиеся среди каббериан, вызывали удивление, ощущение чуда, и какую-то странную эмоцию - полузабытую, оставшуюся, пожалуй, лишь по отношению к детям.

Ава не щадила себя в тренажерном зале, где ее тело приобретало рельефную мускулатуру, а цвет кожи сменялся с золотисто-оливкового на болотный, переливающийся, плавно переходящий в землистые оттенки. Не щадила себя на симуляторах, давя на гашетку, посылая виртуальные команды палубным орудиям, беспощадно уничтожавшим бледнокожих тварей, посмевших претендовать на то, что принадлежало Кабберии, принадлежало ей.

Именно о такой планете они мечтали вместе с Зоробом. Именно под этим ласковым солнцем они должны были просыпаться каждый день, улыбаясь мягкому рокоту волн, легкому ветерку, пролетающему над песочными барханами. Именно там должны были рождаться их дети, попадая в ласковую среду океана из уютного материнского лона, а не в вонючие объятия болота их родной планеты.

Когда их выпустили в первый бой, она была впереди всех. Бесстрашно приближалась к неповоротливым тушам кораблей земной эскадры и поливала огнем, оставляя лишь яркие вспышки на фоне чернеющего космоса. Командир отряда даже удостоил новенькую йличной беседы - после того, как она завела корабль в ангар, ей было отправлено приглашение. В кабинет она явилась через несколько минут, ничуть не запыхавшись от быстрого бега, а на ее затылке красовался рисунок мщения.

***

Так хочется закрыться от всего мира: не видеть этого яркого света, не слышать шума, не различать в нем слов и предложений, обращенных к кому-то, но не к ней. За столько вечностей она должна была бы уже привыкнуть к одиночеству, к тому, что ее стараются не замечать, словно она – пустое место на красочной палитре Вселенной. Или, того хуже – грязное пятно, черная клякса, искажающая всю картину, уродливая бородавка на лице Галактики.

- Наконец-то догадалась, как ты здесь всем надоела!

В печальные мысли врывается метеоритный поток. Врывается, как всегда, ярко, бесцеремонно, на околосветовой скорости.

Ей хочется крикнуть: «Так нельзя! Это мои мысли! Вы не можете…», но сознание уже заполоняет гвалт - криков, шума, возмущенных мерцаний, световых вспышек, в котором с трудом можно различить отдельные звуки. Звуки складываются в слова: жестокие, несправедливые, заставляющие ее вздрагивать, трепетать, расправлять и снова сворачивать складки горизонта. Только бы спрятаться, вернуться в тишину и покой, в прежнее одиночество. Но прятаться некуда.

- Ты помнишь торговую флотилию, которую захватила и уничтожила? Надеюсь, она снится тебе в кошмарах.

- Да эта ведьма никогда не спит: все добычу выискивает, щупальца распускает!

- Вечно голодная, ненасытная! Жестокая дрянь!

- Скольких ты погубила? И всё тебе мало!

Если бы они могли, они бы, наверное, уничтожили ее, распылили на молекулы, на осколочки атомов, превратили в звездную пыль. Ах, если бы они могли!

Она была бы им только благодарна. Но даже они боятся приблизиться к ней: выбрасывают протуберанцы, швыряются астероидами, насылают цунами космических ветров и метеоритных дождей, - прекрасно понимая, что все это бесполезно.

Ибо ей ничто не может причинить вреда. Даже она сама.

…И ведь все они правы: никакой от нее пользы. Даже бесполезной не назовешь. Сколько по ее вине – пускай и без вины – было загублено космических кораблей, астропутешественников. Ни в чем не повинных существ, случайно или намеренно (о, исключительно с научными целями!) подошедших к ней близко.

Как же она устала! Если раньше в душе ее еще появлялись мечты о том, как однажды она снова вспыхнет солнцем – и пускай были эти мечты за гранью не только реальности, но и фантастики, - то сейчас и их не осталось. Ничего, кроме боли. Той, что живет в ней и будет жить вечно. Так же, как вечна и она сама.

Вечна ли? Если когда-то, многие миллионы лет назад, был миг ее рождения, значит, должен существовать – пусть и с ничтожной вероятностью – миг ее смерти. И в ее силах приблизить его, раз уж обладает она столь мощным полем.

…Черная дыра вздохнула – горизонт событий качнулся, изогнувшись причудливой короной, - а затем принялась разбрасывать в окружающее пространство составляющие ее частицы, разбегавшиеся в космос электромагнитными и гравитационными волнами. По поверхности окружающего ничто прошла мощная рябь. И, хотя это и казалось невозможным, все планеты, звезды радужных цветов и даже пролетающие через этот сектор Галактики кометы увидели, как огромное цунами расходится от центра черной точки, переливаясь волшебными всплесками, заставляя время и пространство вокруг искажаться вопреки всем законам существования этого и многих иных миров. Горизонт событий превратился из короны в яркий сияющий нимб, заполыхал всеми красками инфракрасного спектра, качнулся в последний раз…

Щупальце-протуберанец судорожно дернулось, протянулось на несколько десятков астроединиц и, уже сворачиваясь в кольцо, захватило двух ярких светлячков, случайно оказавшихся поблизости.

***

Он посмотрел на глянцевую поверхность коммуникатора – совсем скоро должна появиться она.

Каждый раз, когда он приходил в себя на берегу вечернего озера, и прохладный ветерок касался слегка обгоревших рук и лица, она появлялась, садилась рядом, прижимаясь к его плечу. Иногда они молча наблюдали за мелкой рябью озерных волн и за отражением луны, купающейся в черной воде. Иногда они разговаривали, и он рассказывал ей о себе. Он говорил, а она смотрела на него огромными темными глазами и слушала. Ему казалось: она впитывает каждое слово, каждый вздох, проникает в него, прорастая пониманием. Их сознания сливаются воедино, а боль становится общей.

Пронзительный вой сигнализации и проблесковый свет системы аварийного оповещения разрушали мечты. Тело пронзила запредельная боль, оглушающая до потери сознания. Но последних секунд перед погружением в небытие ему хватило, чтобы понять – это конец.

Он услышал ее легкие шаги за спиной, шуршание юбки, почувствовал легкий нежный аромат духов – свежий и чистый. Он знал, что находится в пилотском кресле истребителя, попавшего в горизонт событий черной дыры. Проклятое невезенье, которое, казалось, оставило его тогда, когда он пересел с исследовательского корабля на военный, вновь напомнило о себе. Система навигации истребителя отказала, когда он покинул так полюбившуюся Энджелу. Ему невыносимо захотелось вновь побывать на этой сказочной планете, где ощущение мира и покоя было разлито в воздухе вместе с ароматом цветов и трав. Куда хотелось попасть, как в детский беззаботный сон, и остаться навсегда. Он преодолел немыслимые препоны со стороны кабберианского кордона, нависшего черной тучей над беззащитной Энджелой. Он вновь ощутил мягкость и нежность ее песчаного пляжа, теплого ветра и соленых брызг океана.

Расслабившись, забыв об опасности, он пропустил сообщение о приближении вражеского корабля, и только визг сигнализации вернул его в реальность. Он пытался уйти от этого сурового взгляда, от ненависти, которая волнами выплескивалась на монитор видеосвязи. Женщина Кабберии, прищурившись, смотрела ему в глаза, а змеиный раздвоенный язык мелькал меж остро заточенных зубов. Он пытался уйти от нее. Он пытался понять, почему она медлила прежде, чем нажать на гашетку, почему методично преследовала его долгие часы, по малой крупинке забирая жизнь у землянина и корабля, что держало кабберианку рядом, когда он, осознав безнадежность попыток избежать критического сближения с черной бездной, наблюдал, как мрачное ничто затягивает его …

Она подошла близко-близко, чуть наклонилась и положила мягкие и теплые ладони на его лицо, ласково прикрыв воспаленные веки. Он понимал, что его тело где-то там, в кресле пилота, уже не похоже на человеческое, а напоминает скорее мясную отбивную, но искорка сознания еще цеплялась за этот мир, пытаясь удержаться в нем, чтобы понять, узнать…

Сквозь тонкие пальчики, закрывшие его глаза, пробивался свет уходящего за горизонт солнца, подсвечивая полупрозрачную розовую кожу.

- Щекотно, – тихонько засмеялась она и убрала руки. Холодное дыхание неминуемой беды дохнуло в лицо.

Он обнял ее за плечи, стремясь отдать все тепло, весь жар своего сердца. Она задрожала и прижалась лицом к его груди.

- Прости, - шептала она. - Прости…

- Спасибо, - его пальцы коснулись мягких вьющихся волос, погладили по щеке. - Кажется, я знаю, кто ты.

- Неееет! - отчаянно закричала она, изо всех сил вцепившись в его руку. - Нееееет…

Пульсирующая схваткообразная боль терзала все ее существо. Она изгибалась, выворачивалась наизнанку, втягивалась в мизерную точку и вновь раскидывала свою темную материю настолько, насколько могла. Как ни пыталась она исторгнуть из своего чрева малюсенький человеческий кораблик с заточенным в нем мыслящим существом, у нее ничего не получалось…

Боль… Как пережить боль от осознания, что именно ты виновата в гибели любимых… Разве хотела она пожрать тех, кто приближался к ней? Разве не старалась она докричаться до их сознания и предупредить об опасности… Но все попытки были тщетны: она вновь и вновь кромсала, перемалывала, резала на куски живую и неживую плоть, вместе с ними переживая агонию последних мгновений.

Сколько радости и счастья видела она в уходящих жизнях, сколько боли и отчаяния… Но что она могла сделать? Если бы в ее силах было остановить разрушительную мощь одного своего существования, она не стала бы медлить…

Но все, что ей было доступно – это одиночество, боль и отчаяние в пределах бесконечного и безжалостного космоса. И она кричала… Кричала не сдерживаясь, надеясь найти отклик в бездушном и равнодушном к ней мироздании:

- Нееееееет!

***

Корабль этого землянина она увидела на орбите Аук. Ему каким-то образом удалось протиснуться сквозь защитный кордон каббериан и опуститься на приветливую поверхность планеты, которая до сих пор никому не принадлежала никому.

Она понимала, что влекло сюда человеческого самца. Климат, концентрация кислорода, водорода, углекислого газа, баланс суши и воды – все было идеально пригодно как для каббериан, так и для этих бледных поганок с планеты под названием Земля.

До нее доходили слухи об исследованиях кабберианских ученых, которые какое-то время общались и обменивались данными с земными коллегами: земляне и каббериане принадлежат к одному виду существ. Когда-то представители одного биологического вида расселились по разным планетам, и их организмы мутировали в процессе адаптации к непривычным условиям жизни.

Аве не хотелось верить, что этот еще молодой по меркам землян самец, устало смотревший на нее с экрана видеосвязи, был ей пусть дальним, но родственником. Да, чем-то он напоминает Зороба, и это удерживает ее от того, чтобы нажать на гашетку.

На мониторе было видно, что красная искорка вражеского корабля вот-вот выйдет из зоны поражения, и Ава, сжав тонкие губы, легонько прижала подушечку большого пальца с грубым золотисто-оливковым когтем к кнопке, посылающей турхам вслед медлительному земному пилоту.

Этот самец, так внезапно показавшийся ей похожим на Зороба, пытался обмануть турхам, убегал от легкого кораблика Авы, вынуждая следовать за ним, выпуская в сторону неуклюжего землянина легкие ракеты, уничтожавшие корабль по миллиметру, по нескольким сантиметрам металлической обшивки. Ава улыбалась, обнажая острые белые зубы, меж которых мелькал раздвоенный язык. Она представляла, какие эмоции овладели сейчас мышкой, которую кошка совсем скоро слопает, наигравшись вволю, натешившись. На ее затылке красовался рисунок удовольствия, который никогда прежде не складывали тонкие упругие чешуйки.

Предчувствие беды не посетило ее разум. Она улыбалась, видя, как корчится человечишка в железной банке, попавшей в притяжение черной дыры – этого непостижимого явления таинственного космоса. Все ее существо наполняла радость, невероятное чувство экстаза, когда сквозь ментальную защиту, сминая все барьеры, проникла вселенская боль, горечь невозвратимой утраты и страх одиночества – холодного и беспощадного.

Всего несколько секунд - и от человеческого кораблика не осталось бы и следа, но Ава испытывала ужас и страх перед тем, что сильные чувства женской тоски и печали захватили ее полностью, овладели ее сознанием и тянут куда-то в глубину, в темную пучину турхама. А перед мысленным взором стоял образ землянина с лицом, так похожим на Зороба.

- Моа тэми, - шевельнулись губы человека, - любовь моя…

Ава закричала, исторгая из двойных легочных мешков сгустки алой крови. В жилах каждого кабберианина текла полупрозрачная, с зеленоватым оттенком живительная субстанция; только легочные мешки омывались красной кровью, атавистической данью прошлому.

Кабину кабберианского корабля вновь огласил истошный вопль женщины, уходящей в турхам. Но сейчас голос Авы не принадлежал ей – сквозь подмышечные складки, надувшиеся за спиной двумя золотистыми кожистыми крыльями, прорвавшимипрочную ткань армейского комбинезона, осязаемой немилосердной волной разносился по космосу безнадежный крик черной дыры. И Ава, уходя в турхам, кричала… Кричала уже мысленно, немо открывая рот, в котором болтался откушенный в судорожном припадке язык. А на ее затылке чешуйки складывались в рисунок сострадания и сопереживания, слишком поздно проникших в душу…

***

- Вам поступило новое голосовое сообщение. Координаты отправителя вычислить невозможно. Частота стандартная, - голос корабельного компьютера, как всегда, сух и невыразителен.

Какое сообщение? Откуда? Это невозможно в сворачивающемся горизонте событий черной дыры, затягивающем два кораблика все глубже и глубже в беспроглядную тьму, окружающим их плотным, непроницаемым коконом, в котором меркнут краски и глохнут звуки.

Корабль вздрагивает, как живое существо. Переборки угрожающе потрескивают. Свет гаснет и зажигается снова.

- Включить запись.

Удивительно, но никаких посторонних шумов на записи не слышно, словно она сделана в вакууме. Чистый, глубокий, как чернота космоса, голос. Не поймешь, мужской или женский. На всеобщем языке неведомое существо говорит без акцента, чуть растягивая гласные.

- Я не хотела, чтобы вы попали в горизонт. Это вышло случайно. Я не видела, что вы были поблизости. Сила полей уже падает, но все еще достаточно велика, чтобы затянуть вас в ядро, где вы оба неминуемо погибнете. Ужасно, но я ничего не могу с этим поделать. Вы – можете. Если вы объедините защитные энергетические оболочки кораблей, то сможете противостоять моему полю и дрейфовать в той точке пространства, где находитесь сейчас. Когда сила притяжения ослабеет, вы сможете выбраться за горизонт событий. Я буду поддерживать радиосвязь между кораблями, чтобы вы могли координировать стыковку. Простите, но это все, что я могу сделать для вас.

…………………………………………………………………………………………………

Золотистый светлячок – такой маленький в безбрежном океане космоса – разделился на две искорки поменьше, но столь же яркие. Они начали расходиться в разные стороны, разъединяя энергетические поля, стараясь не зацепить друг друга пламенем дюз, подмигивая друг другу синими и красными бортовыми огнями, все больше отдаляясь от темного ничто – непрозрачного, черного пятна на прекрасном лице Вселенной.

***

На высоком скалистом берегу было ветрено, но тепло.

Он сидел на краю обрыва, свесив ноги, и смотрел, как белые барашки волн пузырятся и пенятся на каменных валунах. Мерный рокот моря ласкал слух, успокаивал нервы. Зрение почти восстановилось, а затемненные очки спасали от ярких солнечных лучей Энджелы чувствительную радужку глаз.

Он осторожно провел рукой по лысому черепу, чувствуя под пальцами неровности, ребристость шрамов, складывающих на затылке в причудливый рисунок. Его тело на удивление быстро восстанавливалось, сращивая переломы, порванные мышцы и связки, возобновляя кровоток в мелких периферических сосудах. Его душа… Душа нежилась и впитывала любовь под уютными солнечными лучами райской планеты. Ему казалось, что она любит его, холит и лелеет израненное тело малюсенького существа, искавшего спасения в ее объятиях. И он тоже любил ее, как мог бы любить мать или сестру. Он благодарил ее за спасение каждый божий день с того момента, как очнулся на скалистом берегу, на руках кабберианки…

Ава тащила его изломанное тело в свой маленький кораблик, а у него не было сил, чтобы попросить оставить его в покое. Зачем он ей? Какую изощренную пытку придумала для него эта женщина?

Он очнулся на корабле. Тело опутывали полупрозрачные трубки, по ним струилась, бежала в организм зеленоватая жидкость…

Он полностью лишился волосяного покрова: наверное, из-за переливания чужой крови.

- У нас теперь одна кровь, - прохрипела кабберианка перед тем, как потерять сознание, лежа рядом с ним в медицинской капсуле.

Он начал строить дом. Их дом… Материала было предостаточно – им щедро изобиловали оба поврежденных корабля. Ава была рядом и помогала, чем могла. Каждый вечер после ужина они садились на маленьком крыльце и смотрели в небо. На черном фоне мерцали мириады звезд. Некоторые игриво подмигивали им, некоторые холодно и свысока наблюдали за ничтожными гуманоидами.

Откуда-то они оба знали, что Энджела закрыла только их двоих в непроницаемом коконе заботы и любви. Иногда в темноте ночи на небе вспыхивали огненные протуберанцы. Тогда они понимали: кто-то из землян или каббериан пытается пробиться сквозь планетарную защиту к их маленькому и уютному раю… Но это было невозможно.

Где-то далеко отсюда шла война. И только эти двое знали, что меж ними нет различий; нет никакой разницы в оттенках боли или оттенках любви, которую испытывает человек и кабберианин. Они были единым целым – он и она…

- Зженя, - услышал он знакомый голос. - Зженя…

Он улыбнулся: ее не до конца отросший язык не справлялся с его именем. Но ему даже нравилось, как она звала его - то встревоженно, когда не могла найти, то возбужденно, когда ночь накрывала их разгоряченные тела легким покровом волшебства и ласки.

- Я знала, что ты здесь, - Ава присела рядом, положила голову ему на плечо. - Пойдем обедать…

Он поцеловал ее в макушку и губами ощутил, как от нежданной ласки легонько приподнялись чешуйки на голове девушки.

Почти восстановившееся зрение помогло разглядеть, что рисунок на ее затылке изменился и окрасился в непривычно яркие оттенки.

- Ты говорила: он называется боль, - его рука коснулась макушки Авы, пальцы осторожно пробежались по шее, по тонким кожистым складкам, прикрывавшим плечи легкой накидкой.

- Нет, - девушка лукаво посмотрела ему в глаза, - это рисунок…

Ава резко вскочила на ноги и, сильно оттолкнувшись от скалистого берега, высоко подпрыгнула. Зависла, раскинув руки, поддерживаемая внезапно налетевшим ветром, уверенно поднявшим ее вверх, позволяя полупрозрачным с золотистым оттенком крыльям удерживать тело в воздухе.

Он снял очки, чтобы лучше разглядеть фигуру крылатой богини, парящую на фоне чистого голубого неба.

- Это рисунок любви.

Он узнал этот голос, доносившийся откуда-то издалека, сокрытый в глубинах необъятного и непостижимого космоса…

Поддавшись внезапному порыву, землянин поднялся, расправил плечи, улыбнулся девушке и ласточкой бросился вниз, в бурлящее море.

Свист ветра в ушах, встревоженный вскрик богини и нарастающий рокот необъятного океана… Он рассмеялся и нырнул – в крепкие объятия волн, посланных к нему навстречу матерью-морем…

Он плыл к песчаному берегу, а над его головой парила золотокожая богиня.

Близкий берег манил отдыхом, теплым уютом и сытным обедом в маленьком уютном доме.

- Ты думаешь, это когда-нибудь закончится? – Ава лежала на его груди и смотрела в чистое, без единого облачка небо. – Когда-нибудь они поймут…

- Не знаю, - ответил он. - Мы же смогли…

- Зженя, - она произнесла его имя по-особенному, словно пробуя на вкус. - Зженя…

- Аук… - он посмотрел в ее золотистые глаза, обрамленные пушистыми ресницами. - У названия этой планеты есть перевод на всеобщий?

- Конечно. Аук – это Ангел…