Он был совершенно не таким, каким его изображают в народных песнях, сказаниях, а позже в книгах и кинолентах. Совершенно отсутствуют свидетельства, что он грабил богатых, чтобы отдавать деньги бедным. Этими измышлениями легенда обросла через двести и более лет после его смерти. А при жизни он слыл отъявленным мародером, садистом-убийцей, измывавшимся над беззащитными жертвами, и растлителем. Словом, живи он сейчас, не избежать бы Робину Гуду пожизненного заключения в тюрьме.

Джеймс Холт, профессор Кембриджского университета, «Легенды о Робине Гуде. Между истиной и заблуждением».


Отец остановил повозку в двадцати шагах от развилки, оглянулся и бросил:

— Тихо.

Тим и Эда умолкли, шестилетняя Келли продолжала болтать. Сестра зажала ей рот.

Отец медлил долго. Непоседа Келли, глядя на отцовскую спину под серым плащом, перестала отталкивать руку Эды и затаила дыхание. Куда направится повозка: направо — по широкой тропе, ведущей в Окстон и Эдвинстоун? Или прямо — по Королевской дороге на Йорк? Стены Ноттингема давно скрылись за деревьями Шервудского леса, а отец так и не сказал, куда решил ехать – в какую-нибудь ближнюю деревушку или далеко-далеко, в главный город Йоркшира.

Отец ссутулился, щелкнул вожжами, и Лохмач повлек повозку вперед… вперед… вперед… Прямо!

Развилка осталась позади, исчезла за зеленым маревом густой листвы. Эда убрала руку, Келли тут же издала радостный вопль.

Отец кинул на младшую дочь через плечо сердитый взгляд и снова уставился на дорогу.

— Тебе что сказано? – Десятилетний Тим пнул сестру в колено. – Сиди тихо!

— Боишься волков? – Келли показала брату язык.

— В Шервудском лесу водятся не только четвероногие волки, — сказала Эда. – Не шуми, Келли.

Эде, старшей из детей горшечника Долла, недавно исполнилось шестнадцать, она всегда вела себя благонравно… Отвратительно благонравно, считали Келли с Тимом. А еще она была трусихой: боялась даже резких криков птиц и шорохов в чаще. Келли не боялась никого, кроме пауков. Тим боялся только отцовских розог.

— А не четвероногие волки – это разбойники, что ли? – спросила Келли.

— Какая у-умная, – протянул Тим. – Раз ты такая умная, должна знать: шайка Локсли чаще всего грабит тут, на Королевской дороге.

Келли попыталась ответить брату пинком на недавний пинок и чуть не свалилась с тюка с тряпьем, на котором сидела.

— Прекрати! Сиди смирно. – Эда обняла сестру за плечи и бросила очередной опасливый взгляд на чащу. Королевская дорога была широкой, и все равно ее часто затеняли ветви старых лип и дубов. Обочины густо поросли травой и цветами, по ветвям с цоканьем шмыгали белки, один раз дорогу повозке перебежал крупный заяц.

— Робин Гуд не трогает бедных, – возразила Келли. Ей не нравилось признавать, что они бедные, но она была достаточно взрослой, чтобы понимать – так уж оно есть. А после смерти матери они стали совсем бедными.

— Хха! – Тим, подавшись к сестрам, скорчил страшную рожу. – Ты разве не слышала песню про жестянщика Блиса? Третьего дня глимен пел её на рынке. О том, как лесные стрелки отрезали ему ухо.

— Глимену? – моргнув, спросила Келли.

— Жестянщику, дурочка. Робин Гуд со своими разбойниками нагрянул в Блис и отрезал жестянщику ухо, потом второе… — Тим вытаращил глаза, стараясь выглядеть еще страшнее. – А потом велел Роду сожрать! Свои! Уши! Сырьем.

Келли фыркнула.

— Жестянщик донес на Робина шерифу, когда Локсли переодетым пришел на турнир серебряной стрелы. За это надо было отрезать доносчику не только уши, еще и язык! Сам виноват! А невиноватых Робин Локсли не трогает. И он никогда не обижает женщин…

Сорока в лесу раскричалась резко и громко, Эда так прижала к себе сестру, что Келли ойкнула и стала вырываться. Отец подхлестнул Лохмача.

Выкрутившись из-под руки сестры, Келли хихикнула.

— Испугалась, что сейчас из лесу выпрыгнут разбойники? Говорю же – Робин Гуд никогда не обижает бед…

Шагах в десяти впереди из-за толстого вяза вышел человек в зеленом плаще.

Отец втянул голову в плечи.

Старый Лохмач продолжал тащить повозку по изрытой колесами дороге.

Человек в плаще пошел навстречу повозке. Его лицо скрывал низко надвинутый капюшон, в руке он держал длинный лук.

С другой стороны дороги лес выплюнул еще троих – в коротких накидках тускло-зеленого цвета, в коричневых шоссах; как будто часть подлеска решила ожить и перебраться на новое место. У этих людей тоже были луки, за плечом каждого щетинились перьями стрелы.

— Тпрр!

Гончар резко натянул вожжи, и гнедой мерин с готовностью остановился. Лохмач всегда больше любил останавливаться, чем трогаться в путь.

— Никто не ходит через Шервудский лес, не уплатив нам дани, — сказал человек в плаще. Голос из-под капюшона звучал глухо и ровно.

Долл откашлялся, сплюнул, снова откашлялся и, наконец, сказал:

— Мы не идем, а едем.

— Куда? – без особого интереса спросил человек.

Он был уже недалеко от повозки, и Келли, низко пригнувшись, попыталась заглянуть под капюшон. Сердце девочки отчаянно колотилось. Совсем недавно ей больше всего на свете хотелось попасть в город Йорк; теперь ее самым горячим желанием было, чтобы человек в капюшоне оказался Робином Гудом.

— Вы кто такие? – не дождавшись ответа, спросил человек в капюшоне. Его товарищи продолжали стоять поодаль, там, где вышли из леса. Один из них вытянул из колчана стрелу.

— Я гончар, не купец, не сборщик податей, — снова покашляв, сказал Долл. – Недавно овдовел… И дела мои пошли совсем худо. Хочу поискать работу в Йорке. Мне нечем вам заплатить, господин… простите.

Келли удивленно смотрела на сведенные плечи отца. Он боялся. Чего тут бояться? Она почти не сомневалась: человек в капюшоне — тот самый Робин Гуд.

Все в Ноттингеме… Нет, наверное, все до единого в целом Ноттингемшире, а может, и в Йорке, и даже в далеком Лондоне знали: Робин грабит богатых и раздает деньги бедным. Он спас от виселицы трех сыновей вдовы, когда их хотели повесить за браконьерство. Он спас от норманов вольного стрелка Вилла Статли. Он выиграл серебряную стрелу на состязании лучников, расщепив одной своей стрелой другую, а после ушел из-под носа целого отряда, посланного в погоню шерифом, и выдержал долгую осаду в замке Ричарда Ли. Весь Ноттингемшир собирал деньги, чтобы выкупить Робина, когда его все-таки взяли в плен. О Локсли пели дерри-даун бродячие глимены, после каждой новой дерзкой выходки Робина Гуда повсюду разлетались байки о его доблести, изворотливости и уме, мальчишки играли в вольных стрелков из Шервуда, а Келли не раз дралась с другими девчонками за право изображать Марианну – девушку Робина, которая стала его женой и умерла в родах.

— Бери с них дань, Локсли, и пойдем поищем добычу пожирнее!

На дорогу вышел еще один человек — на голову выше парня в капюшоне, без лука и колчана, но с длинным мечом у бедра.

— Маленький Джон! – громким шепотом сказал Тим, уставившись на верзилу.

Если Келли в играх рвалась быть Марианной, то ее брат всегда старался получить роль Маленького Джона, правой руки Робина Гуда. Келли казалось, что Джон должен быть еще выше… Но она видела его всего пару раз, когда Джон служил командиром шерифских наемников под именем сэра Рональда Гринлифа и проезжал верхом по улицам Ноттингема.

— Взгляните сами, господин. – Отец слез с повозки. – И вы увидите, что взять с нас нечего.

— А мне думается — есть чего.

Робин, наконец, откинул капюшон. Он оказался старше, чем думалось Келли, с редкой бородкой и длинными каштановыми волосами. Его светло-голубые глаза в упор уставились на Эду.

— Прошу вас, господин…

Локсли наклонился и положил ладонь на колено Эде. Та тихо вскрикнула и попыталась отодвинуться, но в тесноте повозки отодвигаться было некуда.

— Оставьте мою дочь! Пожалуйста, не тро…

Отец задохнулся, вытаращил глаза и начал падать вперед. Ухватился одной рукой за борт повозки, но пальцы его разжались, и он рухнул лицом вниз. Между его лопаток торчала стрела с полосатым оперением.

Вторая стрела, свистнув, ударила Лохмача наискось в шею, и старый подслеповатый мерин с диким ржанием рванул вперед.

Келли свалилась на Тима, Эда пронзительно закричала. Ее крик пропал за оглушительным, полным боли визгом Лохмача. Повозка резко качнулась, едва не опрокинувшись, Келли вылетела из нее и боком упала на землю.

Выплевывая пыль, девочка приподнялась на локте и увидела, что гнедой конек лежит на боку и молотит копытами в тщетных попытках подняться.

— Прикончи конягу, Джон! – гаркнул кто-то.

Над конем возник верзила с обнаженным мечом; держа меч обеими руками, занес его и резко опустил. Визг оборвался, но теперь на Келли обрушились крики Эды: она взывала ко всем святым угодникам и умоляла не трогать, не трогать, не трогать ее! Девочка не успела найти глазами сестру, как Тим тонко завопил:

— Келли, беги!

Келли вскочила.

Робин Гуд вытаскивал Эду из повозки, а сестра с плачем цеплялась за что попало. За спиной Робина появился Тим и ударил разбойника по голове деревянной миской; мальчишке пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до макушки врага. Локсли даже не обернулся, но Тим вдруг сдавленно вскрикнул, выронил миску и схватился за окровавленный клинок, выросший из его живота.

Маленький Джон выдернул меч, пинком опрокинул мальчика и шагнул к застывшей с разинутым ртом Келли.

Теперь разбойник выглядел не просто высоким – он был ОГРОМНЫМ. Его голова с лохматой шевелюрой закрывала солнце, меч в руке казался длиннее оглобли.

— Беги, Келли, беги! – сквозь плач прокричала Эда.

Это встряхнуло девочку, придало прыти ее онемевшим ногам. Келли повернулась и прыгнула в папоротник у дороги, ринулась в подлесок и стала отчаянно продираться между тонких стволов. Ветки рвали одежду и кожу, крики сестры звучали все глуше, но в них звучал такой ужас, что Келли дважды останавливалась и начинала пробираться обратно…

Сзади затрещали ветки, зазвучали далекие голоса, забился протяжный свист.

Разбойники гонятся за ней!

Келли снова рванулась в путаницу подлеска, оставляя на колючках клочки платья, цепляясь за ветки волосами, не замечая слез, текущих по щекам. Страх сильнее боли гнал ее все дальше, вглубь Шервудского леса.

Загрузка...