Деревня разрывалась от праздничного гула и весёлых песен. Столы трещали под тяжестью угощений и хмельных напитков. Скамьи, наспех выструганные этим утром, уже были отполированы задницами гостей, которые скользили по ним туда‑сюда, чтобы с кем-нибудь выпить или побрататься, закрепив это дело глотком терпкого эля.
За главным столом, украшенным дубовыми листьями и розами, восседали молодожёны. На женихе были массивные меховые сапоги и яркие красные штаны, а его мощный торс скрывала чёрная медвежья шкура. Он скорее напоминал дикого зверя, чем человека. Одеяния невесты не было видно — её тело было спрятано под тёплой шкурой белого волка, над которой красовалось довольно милое личико с лисьими чертами лица и шрамом на всю правую щёку. На головах супругов сидели короны из тонко сплетённых веточек.
Эрик протискивался сквозь ряды хмелеющих людей. Земля под ногами уже пропиталась крепким элем, и на ней, словно на поверхности напитка, лежала толстая пенная шапка. Порой со скамей в неё сваливались перепившие гости, их тела подхватывали здоровенные детины, оттаскивали к бочкам с ледяной водой и «мариновали» в холоде, пока к гостю не только вернётся сознание, но и желание пропустить кружечку с этими милыми здоровяками.
Если на утро кто‑то мог что‑то вспомнить, значит свадьба не удалась. Варксы же всегда плохо помнили праздники: лишь новые шрамы и синяки твердили — скучно не было.
Перешагивая через упитые тела и пробираясь к сцене, Эрик всё крепче прижимал к себе лютню. Обычно он забрасывал её за спину, но сейчас опасался, что кто‑то сорвёт инструмент и начнёт бить по струнам.
Но ещё больше он боялся, что кто-то заставит его пить. Нет, не предложит и не пригласит за стол, а именно заставит. И, глядя на веселящиеся и беснующиеся горы пьяных мышц, Эрик чувствовал, как время подталкивает его к событию, к которому он не был готов.
В соседнем ряду за Эриком следовала девушка в белом платье. Поглядывая на него из-за широких спин гостей, она кокетливо подкручивала золотистые локоны и едва заметно покусывала губу. Её тело, в отличие от крепких, покрытых шрамами тел других Варксов, было хрупким. В каждом её движении чувствовалась грация, несвойственная для этого народа. А личико… Личико было самым прелестным среди всех этих морд.
Эрик дружелюбно махнул ей рукой и в ту же секунду всё его тело впечаталось во что-то большое и твёрдое.
Взглянув перед собой, он обнаружил волосатый пупок.
— Ты, бард? — донеслось сверху.
Эрик поднял голову, наугад зажал на лютне какие-то струны и брякнул по ним. Получившийся звук резанул по ушам своим нестройным звучанием. За такое в коллегии бардов «Железный голос» били по рукам.
— Агааааа… — пробасил верзила и протянул Эрику рог, наполненных какой-то бурдой. Только от запаха голова начинала кружиться, а ноги подкашиваться. — Выпей со мной, бард!
— Прошу меня извинить, но я не могу… — начал Эрик.
— Если не выпьешь — я тебя съем, — перебил здоровяк, сжав рог так, что тот тихонько хрустнул.
Эрик знал, что это неправда и Варксы не едят людей. По крайней мере, он читал об этом в книжках. Поэтому хотел было возразить громиле, но понял, что у того аргументы будут не только весомее, но и больнее. И, выхватив рог из рук собеседника, Эрик залил его содержимое себе в глотку. Тёплая сладкая бурда потекла вниз, а достигнув желудка, стала что-то поднимать наверх.
Рог выскользнул из руки и, приземлившись на землю, погрузился в пенную шапку.
Сделав глубокий вдох и крепко стиснув зубы, Эрик напряг все мышцы — лишь бы сдержать стремящееся на волю неприличие.
— Так не пойдёт, — бросил здоровяк и больно ткнул Эрика в живот.
Дикая отрыжка вырвалась на свободу. Она была настолько громкой и протяжной, что Эрик удивился сам себе. Да, не таким манерам его учили в коллегии.
— Вот это по-нашенски! — расхохотался громила. — Рычишь, как настоящий Варкс!
Затем он в одно мгновение осушил свой рог и издал грозный рык. Нужно было отдать ему должное — громила был настоящим профессионалом в этом деле, а рык получился поистине звериным.
— Ты весёлый! — прокричал он. — Выпей со мной ещё!
Он развернул двух здоровяков, сидящих на лавке, и вырвал у них деревянные кружки. На их попытку отвоевать эль громила издал боевой крик и показал хищный оскал. Те сразу затихли.
Затем он отдал одну кружку Эрику, а содержимое второй отправил себе внутрь.
— Угощайся! — с хмельной улыбкой проговорил здоровяк.
Подкашивающиеся ноги твердили Эрику, что это не очень хорошая идея. Если сейчас напиться, то он не только ужасно выступит перед публикой, но и покроет позором всю коллегию бардов «Железный голос». А этого он никак не мог допустить.
С другой стороны, поднывающие кости умоляли его не глупить и выпить ещё раз. Они знали: лучше уж играть плохо и пьяным, чем мёртвым.
— Знаете, уважаемый… — робко произнёс Эрик. — Пожалуй, я откажусь.
Бард сделал несколько шагов, и на его плечо приземлилась огромная ладонь.
Какое же маленькое у него, оказывается, плечо.
Затем ладонь развернула его тело. Вторая рука здоровяка схватила парня за грудки и потянула вверх. Кружка и лютня полетели вниз. Эрик перестал ощущать под ногами пенную шапку, к которой только-только стал привыкать.
— Сегодня слишком много бардов, — буркнул здоровяк, брызжа слюной. — Никто не расстроится, если один наглый и не уважающий традиции певун посидит в бочке.
Эрик надеялся, что этот день станет его музыкальным триумфом. Но, видимо, ему предстояло не выступать, а сидеть в бочке на широкую публику. Мысленно он молился всем Архонтам, не зная, кто из них отвечает за усмирение пьяных здоровяков. Он просил их лишь об одной маленькой вещи — чтобы лютня осталась цела и невредима. А лучше бы её запихнули в бочку вместе с ним. Так она будет под присмотром.
Со стороны раздался звонкий голос:
— Эй, дубина, оставь музыканта в покое!
Эрик и громила посмотрели туда, откуда донёсся голос. Среди широкоплечих воинов сидела рыжеволосая девушка в кожаном доспехе и плаще. Её волосы были настолько яркими, что казалось, будто голову окутало настоящее пламя.
— Приглянулся этот хиляк? Хочешь в бочку вместе с ним? — дерзнул громила.
Незнакомка вскинула свой плащ, из-под которого показался серебряный медальон в виде волчьей головы. Стукнув по медальону дважды, она убедила громилу отпустить барда, и Эрик задницей рухнул в пену.
Снизу что-то хрустнуло. Запустив руку под правую ягодицу, Эрик нащупал какую-то ручку. Хвала Архонтам — это была кружка!
Громила, недовольно бормоча под нос и покачиваясь, ушёл искать себе выпивку.
— Может, сыграешь для своей спасительницы? — спросила рыжая незнакомка, протягивая Эрику лютню.
Бард схватил свой инструмент и тщательно осмотрел его. Повреждений не было — только немного пены внутри лютни.
— Не могу… Точнее, это неприлично, — ответил Эрик. — Неприлично играть свою музыку, когда рядом выступает другой бард.
— Так ты не какой-то уличный бард, а из коллегии… — сделала вывод незнакомка. — Я-то думаю, откуда в тебе эти манеры? — Она начала передразнивать Эрика, корча из себя надменную аристократку: — «Знаете, уважаемый», «Пожалуй, я откажусь», «Прошу меня извинить».
— А как, по-твоему, надо с такими разговаривать? — поинтересовался Эрик.
— Не важно как. Главное — показать свою серьёзность. Желательно, засадив в бочину что-нибудь поострее.
Эрик поднялся на ноги, а незнакомка жестом указала на свободные места, приглашая к столу. Эрик хотел отказаться, но, увидев в нескольких метрах яростно смотрящего на него здоровяка, с которым только что отказался выпить, неожиданно передумал.
— Эрик.
— Буду звать тебя бардом, — отрезала она.
Сев за стол, спасительница выхватила у Эрика лютню и в освободившееся место сунула жареную баранью ногу.
— Ешь. А то, небось, свой последний обед уже в штаны вывалил, — подтрунивала она.
— А я даже не подозревал, что у Варксов такая высокая культура общения, — парировал Эрик и замолк, наблюдая, как девушка голыми руками накладывает овощи в его тарелку. А затем продолжил: — И такие необычные правила этикета.
— В плане этикета делай что хочешь. Только руки о других не вытирай… а не то... — она стукнула себя ребром ладони по шее, будто топором, и тут же расхохоталась.
Эрик взглянул в её зелёные глаза и стал любоваться отражающимся в них пламенем факелов.
— Что ж ты за бард такой? — поинтересовалась она. — Музыку не играешь. Не пьёшь.
Старичок, лежавший лицом в своей тарелке, встрепенулся и воскликнул:
— Кто это на свадьбе не пьёт?! Покажи его!
— Я говорю, только идиоты не пьют на свадьбе, — ответила незнакомка и незаметно ударила барда по ноге. Эрик одобрительно закивал.
Старичок взглянул Эрику в глаза, проверяя, не лжёт ли тот.
— Вижу, ты из рога выпил. Зрачки-то... Ооооо! Зрачки скачут, как козочки. — Старичок ещё внимательнее всмотрелся — До дна, что ли, выпил? И до сих пор на ногах?! Настоящий Варкс!
Он схватил первую попавшуюся кружку, осушил её и произвёл «праздничный рык». Соседние столы ответили ему взаимным протяжным рычанием.
Неожиданно глаза старичка скосились, тело обмякло и шлёпнулось на землю. Две детины подхватили его и потащили к бочкам с ледяной водой.
— Так чего не пьёшь? — не унималась рыжеволосая.
— Нельзя мне...
— Так ты ещё и ученик Келменоса? — она недовольно мотнула головой. — Умеет же старый засранец испортить веселье своими правилами.
— Ты знаешь моего мастера?
— Конечно! Это же я научила играть его одной левой!
— Ты тоже бард? — глаза Эрика широко распахнулись, а рот приоткрылся, не в силах сдержать удивление.
— Нет, — ответила она, отпивая из чужой кружки. — Я отрубила ему правую руку — ту самую, которой он раньше играл. Нечего руки распускать… Видишь ли, фигурка моя ему приглянулась.
Челюсть Эрика отвисла ещё сильнее, и он был не в силах вернуть её на место. Мастер никогда не рассказывал, как потерял правую руку, лишь твердил, что никому и никогда не пожелает встретиться с тем ужасным существом, с которым он однажды столкнулся.
— Шучу я, — девушка бараньей костью приподняла челюсть Эрика и вернула её на место. — Совсем наших шуток не понимаешь.
Эрик неуверенно пожал плечами.
Она стукнула его по плечу, а затем указала в сторону:
— Твоя подружка?
Рядом с тремя огромными, размером с дом, бочками, в которых покоился главный праздничный напиток, стояла златовласая красотка в белом платье.
— Нравится? — продолжила незнакомка, поедая мясо с бараньей кости. — Дурнушка она.
— Красивая она. Лицо такое, словно у… — Эрик пытался подобрать правильные слова.
— Дурнушка она, говорю! — перебила незнакомка. — Ничего ты не смыслишь в красоте Варксов. У женщины должны быть шрамы, — она ткнула костью в сторону невесты. — Гляди, какой у неё. Сразу видно, такая за себя постоять может, детей защитить, да врагу голову снести.
Размышления о культуре и красоте были прерваны криками. Несколько здоровых ребят несли темнокожего барда к пустой бочке. Пленник визжал и вертелся, желая вырваться из лап амбалов, чем вызвал громкий смех пьяной публики.
Зря он явился на праздник. Всем известно, что Варксы и Кафарийцы недолюбливают друг друга, хоть и являются людьми — разница лишь в цвете кожи. А этот Кафариец был либо необразованным, либо хотел испытать удачу. Золота на свадьбе он не заработал, зато получил своё тесное персональное место рядом с молодожёнами.
Эрик указал на серебряный медальон собеседницы:
— А ты не должна вмешаться?
— У меня отпуск, — ответила она. — Я приехала на свадьбу, чтобы хорошенько выпить, потанцевать и забыть о службе.
Эрик хотел напомнить ей, что, несмотря на свои планы, она помогла ему, но промолчал.
— И сколько уже танцев на твоём счету?
— Меньше, чем убитых эльфов, — улыбаясь, ответила она, а затем заглянула в пустую кружку и продолжила. — Зато эля во мне уже кружек семь, а веселья так и не видать.
Она бросила кость в сторону сцены и крикнула:
— Эй, что за унылая музыка? Давайте поживее!
Громилы, стоящие возле сцены, взглянули на выступающих бардов, и те поняли, что бряцать на своих штуках нужно быстрее и бодрее. Народ сразу начал приплясывать на своих местах. Эти танцы больше походили на дерганные покачивания, но начало веселью было положено.
— Другое дело! — воскликнула незнакомка. — Пригласи свою подружку на танец, — обратилась она к Эрику, указывая на девушку в белом.
— Она мне откажет.
— Ты не знаешь?! — она звонко расхохоталась. — У Варксов нельзя отказывать, если тебя пригласили на танец.
Взгляд девушки в белом цепко держался за Эрика, пока она лениво накручивала на палец золотистый локон.
— Я не очень хороший танцор.
— Ну, раз ты свободен… — она запрыгнула на стол, угодив правой ногой в тарелку. Помидор брызнул Эрику на лицо. Рыжая протянула руку. — Пошли танцевать.
— Сказал же, я не очень хороший… — Эрик заставил себя замолкнуть, поймав суровые взгляды гостей, по шрамам которых было видно, что они готовы постоять за свои традиции. — … но ради тебя готов сделать исключение.
Он протянул руку в ответ, и незнакомка рывком закинула его на стол.
Эрик грациозно поклонился, как его учили в коллегии. Партнёрша, отвесив поклон, тут же пустилась скакать по столешнице, размахивая руками и отплясывая сапогами на угощениях.
В этих движениях не было изящности и красоты, к которым привык Эрик. Это был не танец, а какой-то дикий пляс. Но Эрику нравилось. Было в этом что-то… что-то весёлое! Безумно весёлое! И он стал повторять движения. Его старания были поддержаны гостями, которые стали бодро прихлопывать в такт музыке.
Лишь девушка в белом платье грустила в этот момент.
Эрик размахивал ногами, будто отбивался от крыс, пытающихся полакомиться его ступнями. Одним таким движением он отправил кусок мяса в полёт. Кусок перелетел через несколько столов и угодил прямо в кубок жениха.
Музыка оборвалась. Лишь пьяненький скрипач, не заметив произошедшего, продолжил пиликать на своей скрипке, пока на его макушку тихо не приземлился кулак.
Жених взял кубок, отпил из него, а затем дико заржал. Это ржание подхватили гости, и оно понеслось к Эрику, разрешая продолжить танец.
Рыжеволосая подхватила Эрика за руку и закружила его.
К танцу на столе присоединились гости, и стол отозвался лёгким похрустыванием. Танцоры синхронно отбивали по дереву свои безумные ритмы. Незнакомка резко отпустила руку, и, вращаясь, Эрик полетел к новой партнёрше. Тучная женщина схватила его за талию, приподняла в воздух, дыхнула кислым перегаром и начала скакать. Стол отреагировал широкими покачиваниями.
Когда Эрик почувствовал, что хватка партнёрши ослабевает, а ноги касаются столешницы, он тут же выскользнул из крепких объятий и ринулся искать среди танцующих свою подругу с серебряным медальоном. Она отплясывала со старичком, который совсем недавно барахтался в бочке с ледяной водой. Он был бодр и полон сил, а ещё желания выпить, ведь одна его рука держала партнершу за талию, а вторая подносила к лицу кружку для очередного глотка.
Встретившись взглядами, Эрик и незнакомка направились навстречу друг другу, не забывая отдавать дань музыке своими варварскими движениями. Столкнувшись в центре стола, они схватились за руки, чтобы вновь завертеться в танце, но под громкий треск их потянуло вниз.
Эрик рухнул спиной в картофель. Незнакомка приземлилась на барда сверху.
Они смотрели друг другу в глаза и слышали, как радостный смех шлёпается на землю прямо в пенную шапочку.
— Ты считаешь себя смелым, бард Эрик? — тихо проговорила она.
— А ты считаешь себя смелой? — ответил он.
— За меня говорят мои шрамы… Хочешь взглянуть на них поближе?
Сердце барда бешено забилось, а мир вокруг замер. Он наслаждался пламенем, что горело в зелёных глазах незнакомки. Нет, в этот раз это было не пламя факелов, огонь шёл словно у неё изнутри. Средь её рыжих локонов виднелось ночное небо, на котором, будто пошло подмигивая только Эрику, мерцали звёзды.
Она схватила его за плечи, и её лицо стало приближаться к его лицу. Эрик вытянул губы трубочкой.
Губы незнакомки приблизились к нему ещё ближе, а затем прокричали:
— Эрик, вставай! Они всё испортят!
Она взметнулась вверх, Эрик вскочил на ноги и отправился следом. Бурда, которую он выпил с громилой, дала о себе знать, закружив и покачивая мир вокруг.
Они бежали на гул толпы, но чем ближе подбирались к месту, тем отчетливее становилось слышно, что бегут они на звон металла.
Зрители теснились плечом к плечу, образуя живую арену вокруг схватки.
— Я первый её пригласил! — кричал один из воинов, размахивая двуручным мечом.
— Ты первый только жрать и срать! — отвечал другой, блокируя удары щитом. — Как и весь ваш клан!
Из толпы выскочило несколько вояк, желающих тряхнуть стариной и постоять за честь клана.
— Слабак! Родню позвал! — заорал воин со щитом. — Ну, ничего… у меня тоже есть родня. Румгвиир!
На арену не торопясь вытащился здоровяк с дубиной, с которым недавно выпивал Эрик. Рядом с громилой мельтешили бойцы поменьше. Через секунду бряцанье оружия стало ещё громче, а громила Румгвиир, в пьяном угаре, стал размахивать дубиной, не щадя ни врагов, ни друзей, ни остальных гостей. Свадебная битва стремительно превращалась в побоище.
— Сейчас отрежу тебе поганый язык! — закричал воин с мечом, а затем бросил взгляд на огромные бочки с элем. — А затем станцую с Хеммой.
Там, рядом с бочками, куда упал взгляд мечника, стояла дрожащая красотка в белом платье.
— Чего ты стоишь? Действуй! — раздался уже знакомый женский голос, и в руках Эрика появился топор.
Он никогда не держал в руках оружие — в коллегии такому не учили. Его даже не допускали на кухню, ведь Эрик сразу падал в обморок, когда видел, как разделывают птицу или рыбу. А теперь ему предстояло этим ударить кого-нибудь из умелых воинов, да так, чтобы они замертво рухнули. Именно замертво, так как Эрик знал, что с защитой у него всё очень и очень плохо, и он не выдержит даже пары ответных ударов.
Он неловко вытянул перед собой топор, будто меч, и сделал неблагоразумный шаг вперёд на арену. Чья-то рука схватила его за шиворот и утянула обратно в толпу.
— Ты чего творишь? — кричала на него незнакомка. — Ты должен рубить!
Эрик молчаливо кивнул и вновь отправился на поле боя. Рука опять вернула его обратно.
— Рубить бочки! — она указывала туда, где стояла дрожащая красотка в белом.
Эрик метнулся к хранилищу с элем и застучал по нему топором. Дрожащая от страха Хемма начала подёргиваться в такт ударам, продолжая накручивать на палец свои золотистые локоны.
Незнакомка забралась на бочку, достала меч и воткнула его в стык между днищем и деревянной стенкой. А затем потянула меч на себя, словно рычаг, пытаясь вырвать днище.
Эрик почувствовал, как воздух окислился, пропитавшись запахом железа. Толпа радостно заревела, встречая первую кровь.
— Он его сейчас прикончит! — закричала рыжеволосая, всё ещё пытаясь сорвать дно.
Эрик застучал топором изо всех сил, пока не услышал хруст. Этот был не таким, как у стола, а более глубоким. За ним что-то скрывалось — и это были литры эля.
Дно слетело. Эрика и красотку в белом смыло терпким потоком и понесло к арене.
Хмельные волны горячительного напитка обрушились на гостей и окровавленных воинов, остужая их пыл. Пенка, покрывавшая землю, стала ещё толще.
Мокрые гости взглянули на опустошённую бочку. На ней гордо возвышалась рыжеволосая воительница с погнутым мечом в руке.
— Вы что творите, дубины! — прокричала она. — Мало вам войн, устроенных проклятыми Архонтами, так вы ещё решили друг друга порубить?!
Вперёд вышел старичок, плясавший с ней на столе.
— А ты из чьих будешь? Я тебя не припомню.
— Как танцевать со мной на столе, да за штаны сзади хватать, так ты можешь. А как вспомнить меня, так с этим проблемы. — старик опустил голову и сделал шаг назад, незнакомка продолжила. — Какая разница, чьих я? С этого дня мы один клан. Один род. И должны стоять друг за друга.
По толпе пробежал одобрительный шёпот.
— Вы хотите повеселиться так, чтобы потом до конца жизни не помнить, что было на этой свадьбе? Или сдохнуть?
Промокший насквозь Эрик с трудом встал на ноги. Он не успел задержать дыхание и нахлебался эля. Теперь его желудок крутило, и напряжённые во всём теле мышцы с трудом справлялись с рвущимся наружу позором.
— Мы — Варксы! Битва у нас в крови! — прогремел Румгвиир.
— Сегодня в твоей крови должен быть лишь эль! Пускай дерутся другие!
— Кто?
— А вон… — незнакомка водила по толпе пальцем в поисках подходящих кандидатов, пока не остановилась на Эрике. — Барды!
Эрик хотел возразить ей, что не умеет обращаться с оружием, но смог ответить лишь позором из своего желудка, вывалив его себе прямо на сапоги. По толпе пробежались звонкие смешки.
— И как же эти… слабаки будут сражаться? — поинтересовался Румгвиир. — Они даже пить не умеют!
— А им не надо рубить и кромсать друг друга. Они будут сражаться в том, в чём они сильны — в словах.
Здоровяк недовольно хмыкнул.
— Она дело говорит, — раздался голос в толпе.
На пропитанную элем арену вышел седой, жилистый мужчина с орлиным профилем и холодным взглядом. Он прихрамывал, но каждый его шаг вызывал уважение в глазах гостей. Грубые шрамы по всему телу безмолвно рассказывали о его жизни больше, чем любая легенда. Этот человек не требовал внимания — он завоёвывал его, просто ступая вперёд.
— Я хочу, чтобы моя дочь веселилась на своей свадьбе. Чтобы завтра мы вспоминали, а не поминали, — мужчина взглянул на Эрика. — А вам, певунам, нужно отработать своё золото и не какими-то балладами и заунывными песенками. Это не похороны!
Рыжеволосая девушка соскользнула с бочки и приземлилась рядом с Эриком.
— У этих ребят в репертуаре полно весёлых песен, — сказала она, хлопая Эрика по мокрой спине.
— И о чём они?
— Они про тех, кого не жалуют в этих землях.
— Архонты… — медленно протянул мужчина, и на его лице засияла улыбка.
Незнакомка одобрительно закивала и легонько ударила Эрика в рёбра. Тот присоединился к одобрительным кивкам.
Мужчина повернулся к гостям и воскликнул:
— Мне нравится! Проверим, кто из этих бардов смешнее.
Толпа весело загоготала. Седовласый мужчина подошёл к Эрику.
— Только ни слова про Великую Мать Ридорель! На остальных мне плевать, — он положил руку на плечо Эрика. — И это… Не стесняйтесь в выражениях.
***
Толпа, которая только остыла после пьяной драки, уже гудела в предвкушении новой. Рядом со сценой крутились воины песни и слова. Они бренчали, дудели, пиликали и барабанили на своих инструментах. Все, кроме Эрика. Он смотрел, как его лютня одновременно догорает среди брёвен и утопает в жире под здоровой бараньей тушей. Её струнами повар чистил зубы своему волку.
Заметив Эрика, волк оскалился и недовольно зарычал, словно понимая, что перед ним стоит виновник этой ужасной чистки.
— Не повезло… — весело протянул толстый лысый бард, подойдя к Эрику.
— Им никогда не понять искусства, — ответил Эрик, качнув головой в сторону волка и его хозяина.
— Уверен, что это их рук дело? — пропел бард и хитро улыбнулся. А затем забил по струнам и, подпрыгивая в такт мелодии, ускакал к сцене.
На сцену поднялся отец невесты. Он допил остатки сладкой бурды из рога, отломил остриё, проделал отверстие и дунул в него. Низкий протяжный звук, который Варксы привыкли слышать лишь перед началом битвы, привлёк внимание гостей.
— Слушайте сюда, барды. Сегодня один из вас станет богатым, — громогласно произнёс он, потряхивая звенящим мешочком. Барды заулыбались. — Остальные будут встречать рассвет в бочках. Каждому найдём его размер, — продолжил он, ткнув пальцем в сторону толстого барда, убив улыбку на его лице.
Здоровенные детины подкатили к сцене несколько бочек.
— Также победителю достанется моя младшая дочь — Хемма, по чьей вине началась бойня между родственниками, — мужчина бросил грозный взгляд на девушку в пропитанном элем белом платье. Впервые за весь праздник по толпе прокатился не хохот и не «праздничные рыки», а возгласы удивления. — Станет она вам женой, служанкой или сторожевой собакой — решать вам.
Толстый бард облизнул свои пухлые губы, представляя красотку в другой роли.
Эрик метался от барда к барду, умоляя одолжить инструмент ради одного выступления. Но никто не желал делиться победой. Плюнув на безуспешные попытки, он приземлился на скамью среди гостей, превращаясь в обычного зрителя.
На сцену поднялся бард в ярко-жёлтом камзоле. Толпа сразу окрестила его желтком.
— Чего такой грустный, бард? — прогремел Румгвиир, протягивая Эрику наполовину наполненную кружку. Он вновь отнял выпивку, не дав кому-то из гостей опьянеть. — Хорошее дело сделал. Не дал мне родственников поубивать.
Эрик взял кружку.
— Не бард я больше… — он сделал глоток. — Не на чем играть.
Бард в ярко-жёлтом камзоле развлекал толпу, а она ему радостно подпевала. Ей нравилась история о том, что руки бессмертного Оривакса растут из нижней части туловища, поэтому мир получился таким кривым и косым.
— И без этой бренчалки ты ни на что не способен? — удивился Румгвиир.
Эрик пожал плечами.
— Главное в песне, чтобы её хотелось петь. А дудишь ли ты её или пиликаешь — неважно, — Румгвиир зааплодировал барду в камзоле, который раскланивался, будто уже победил.
Рядом с Эриком появилась рыжая незнакомка и сразу выхватила у него кружку. Сделав большой глоток, она вернула пустую посуду Эрику в руку.
— Этот дуболом опять тебя достаёт?
— Мы тут говорим о… как его там? … Ну, об этом…
— Об искусстве, — помог Эрик.
— Именно о ней! Об искусстве! — воскликнул здоровяк.
На сцену поднялась женщина с лирой. Она продолжила тему нижней части туловища. Мысль была проста — если бы Архонты чаще получали по своим бессмертным задницам, то не вели бы себя как дети.
— И что ты в этом искусстве понимаешь? — раззадоривала громилу девушка.
— Да я не хуже любого барда могу выступить! — защищался Румгвиир. — И мне даже эти звенелки-дуделки не нужны!
— Все вы мужчины так говорите, а потом вас даже на минуту не хватает.
Что-то очень тонкое и хрупкое треснуло под толстенным слоем кожи здоровяка. Ударив по столу, он вскочил и уверенно зашагал к сцене.
На помост уже поднимался следующий музыкант, затаскивая свой барабан. Румгвиир отменил его выступление, сбросив того со сцены.
Громила схватил барабан и стал отбивать кулаком однообразный грубый ритм. А затем он неожиданно запел. В его стихах даже была рифма. В основном, он объединял мужской половой орган с именами Архонтов. Так Оривакс превратился в Хреновакса. Крониус — в Хрениуса. А Эримос — в Хренимоса. Когда все Архонты, кроме Ридорель, были перечислены, то здоровяк пошёл по второму кругу, добавляя к их именам уже женские половые органы.
Гости весело гоготали и подпевали, быстро выучив слова. А когда от ударов на барабане порвалась мембрана и рука Румгвиира застряла внутри инструмента, то многие попадали со скамей. Но в этот раз не от крепких напитков, а от смеха.
— Какие таланты ты ещё от нас скрываешь, Румгвиир? — закричал отец невесты. — Может, ты в доме прячешь краску и холст, а по ночам малюешь?
Гости заржали ещё сильнее.
— Дуболом прав, — начала незнакомка, обращаясь к Эрику. — Главное в песне, чтобы её хотелось петь.
Она встала и потянула Эрика за шиворот следом. Девушка отпустила его только возле сцены.
На помосте уже стоял скрученный Кафариец. Его только достали из бочки, дав второй шанс. Все его конечности дрожали и пытались распрямиться. Корявые пальцы с трудом зажимали дырки на флейте. Он дунул в свой инструмент, а затем пропел имя Великой Матери Ридорель. После чего вернулся в своё тесное законное место, был накрыт крышкой и, вращаясь внутри деревянных стенок, полетел вниз с холма.
Следом выступил высокий бард в тёмной мантии. Песня получилась больше комплементарной, нежели смешной. Поэтому, ступив на землю, он лишился нескольких лишних, по мнению публики, зубов.
После него были ещё музыканты. Кто-то смешил публику своими песнями, кто-то заставлял её плясать. Но никто не смог сделать и того, и другого.
Эрик понимал, что без инструмента он выступит чуть лучше Кафарийца. Но хуже Румгвиира, который своими дикими напевами добился расположения публики.
— Эй, бард, — Румгвиир положил руку Эрику на плечо.
Эрик понимал, что сейчас здоровяк вновь потребует его выпить вместе. Но это было лучше, чем выходить на встречу с позором трезвым. Поэтому Эрик повернулся и сразу же схватился в то, что Румгвиир держал в руке — в лютню.
— Это тебе… Без этих бряцалок тоже можно выступать, но с ними веселее. Ну и чтобы перед этой красоткой не опозориться, — Румгвиир бросил взгляд на рыжеволосую девушку.
— Спасибо, — ошарашенно пробормотал Эрик.
На сцену, покачиваясь и икая, вышел полудварф. Не рассчитав расстояние, он подошёл к краю и свалился вниз. А раздавшийся следом храп дал всем понять, что с музыкантом всё хорошо и он просто немножечко устал… пить.
— Теперь ты! — сказала незнакомка.
— Сейчас другой бард, — ответил Эрик.
— Лысый толстяк передумал, — встрял Румгвиир и с улыбкой глянул на лютню.
Еле сдерживая страх, Эрик, ступенька за ступенькой, стал подниматься к своему триумфу. Или позору. Теперь всё зависело лишь от его таланта.
Эрика тут вообще быть не должно. На свадьбе должен был выступить Фуртур Великолепный — гордость коллегии бардов «Железный голос». Но он решил поиграть с магией огня и поджарил себе руки. Заодно опалил лицо второму лучшему барду коллегии.
Следующие три барда из списка лучших были Кафарийцами, и их кандидатуры даже не рассматривались. Некоторые музыканты сами отказались выступать перед Варксами. Но Акатор Сладкоголосый был готов, пока с крыши коллегии на него не свалилась статуя. Олеандр Дерзкоречивый сбросил её на конкурента. Теперь убийца выступает перед тюремными крысами где-то в темнице.
Барабаноликая Октавия оказалась беременна. Все думали, что она просто толстушка. Это позволило ей скрывать своё положение очень долго. Муж Октавии был рад скорому пополнению в семье, пока не узнал, что ребёнок не от него. Это и стало причиной перелома всех пальцев и нескольких рёбер у Мольтена Свистуна.
На соседней кровати лазарета, рядом с Мольтеном, лежала Хриплоголосая Диана. Она на спор съела какую-то жабу, чтобы доказать, что женщина может быть бардом. От жабьей слизи у неё отказали ноги и руки.
Честь коллегии должен был защищать Нильспер Брямс. Но в день свадьбы выяснилось: он до смерти боится лошадей и наотрез отказался ехать верхом — только пешком. А без резвых скакунов туда никак не добраться. Так Нильспер Брямс стал Нильспером Копытоненавистником.
Шаг за шагом честь выступить на торжественном событии настигла двадцатого «лучшего» барда — Эрика Безымянного. Это было временное прозвище: после своего первого выступления перед публикой бард должен был получить новое.
Эрик едва не повторил трюк полудварфа, но вовремя остановился на краю сцены. Гости разочарованно загудели. Он зажал аккорд — и пальцы тут же скользнули по бараньему жиру на лад ниже.
— Давай, играй, певун! — крикнул кто-то из зрителей.
Эрик стал перебирать струны одну за другой, вытягивая из лютни звенящую мелодию, и тихо запел:
Архонты мир сотворили
В котором живём...
— Громче, певун! — закричал отец невесты.
Подушечки пальцев сильнее надавили на жирные струны, пока по одной из них не заскользила капелька крови. Эрик практически заорал:
Архонты мир сотворили
В котором живём,
Мы поклонялись им
И ночью, и днём.
Спины всё гнули
От зари до зари
И лбы расшибали
Об их алтари...
Толпа заворожённо слушала, пытаясь понять, на чьей стороне этот бард.
Просили бессмертных
Послать благодать,
А им на нас, смертных,
Было просто…
Эрик не пропел последнее слово, давая ему шанс самостоятельно прозвучать в головах публики. Гости захихикали, а он защипал струны ещё звонче:
Архонты велики!
Ужасны, страшны!
Они так чудесны,
Прекрасны, умны!
Быть может, добры?
Или всё-таки злы?
Для меня ответ прост —
Архонты — козлы!
Пальцы быстро забряцали по струнам, заставляя гостей вскакивать со своих скамей и пускаться в пляс. Эрик размахивал ногами так же, как делал это на столешнице, перед тем как она треснула. Он всё громче и громче повторял лишь одну строчку:
Они — козлы!
ОНИ — козлы!
ОНИ — КОЗЛЫ!
ОНИ — КОЗЛЫ!
Гости быстро выучили незамысловатые слова и стали подпевать.
— Архонты мудры? — спрашивал Эрик.
— Архонты — козлы! — ревела в ответ пьяная толпа.
— Быть может, нежны?
— Архонты — козлы!
Бард ещё спрашивал гостей про справедливость Архонтов и их милосердие, но ответ оставался неизменным.
Только когда Эрик рухнул на помост после диких танцев, беснование завершилось аплодисментами. Через секунду к ним добавились весёлые свисты и «праздничные рыки», сквозь которые ещё слышалось:
— Они — козлы!
Первым на сцену выскочил Румгвиир. Он схватил Эрика, поднял в воздух и заорал:
— Я же говорил, ты весёлый! Ты — весёлый!
От этих криков храпящий у сцены полудварф проснулся. Женщина-бард с воплем поломала свою лиру на две части, а затем, выхватив кружку у одного из воинов, удалилась.
Румгвиир поставил Эрика на место.
Рядом возникла рыжеволосая незнакомка и, смеясь, затянула:
— Они — козлы! Они — козлы! Они — козлы!
Румгвиир присоединился к ней, как и все остальные гости.
— Отличная песня! — продолжая хохотать, сказала она. — Жаль, Архонты её не слышали.
— Будь они здесь, мы бы спели для них все вместе, — прогремел Румгвиир, и толпа поддержала его своим гулом.
Незнакомка хищно улыбнулась. В её глазах появился странный блеск, а затем с головы посыпались рыжие волосы и кожа. Тело стало вытягиваться вверх, а конечности удлиняться. На месте головы появился стеклянный шар, внутри которого висели мрачные тучи и били молнии.
— Владыка Оривакс! — сорвалось с губ одного из бардов, и он сразу же упал на колени, моля о прощении. Остальные барды последовали его примеру.
Варксы не преклонили колен, но петь все вместе не решились.
Оривакс, который оказался в два раза выше Румгвиира, чтобы показать всё своё величие, взлетел над сценой.
— Жалкие смертные! — раздался отовсюду пронизывающий голос. — Как вы посмели?!
Голос давил и прижимал к земле, заставляя всех чувствовать себя червяками.
— Это всего лишь песенки. Юмор. Сатира! — пропищал один из бардов.
Туча внутри стеклянной головы Оривакса развеялась, и на её месте возникло море, слегка волнующееся от ветра. Волны, словно мысли, набегали на стенки шара, а затем, отталкиваясь от них, возвращались обратно в центр стеклянной головы.
Неожиданно над морем появилось сияние, напоминающее рассвет.
Раздался крик.
Корона из тоненьких веточек на голове невесты медленно приподнималась вверх, обнажая козлиные рога. А затем всё её тело стало покрываться шерстью.
— Что за… — не успел воскликнуть жених, как стремительно проросшие на голове рога сбросили его корону наземь.
Все гости покрывались шерстью, а их головные уборы тонули в пенной шапке, лежавшей на земле. Крики ужаса смешивались с козлиным блеянием.
— Сатира, — раздался голос в пространстве, и Оривакс указал на превращающихся в животных гостей.
Затем он повернулся к бардам. Его пальцы вытянулись, и их острые кончики двинулись к музыкантам. Одни от удивления раскрыли рты и помогли Архонту сделать задуманное. Другим — распахнуть рты помогли пальцы. Некоторые пытались убежать, но пальцы были быстрее. Они даже нашли Кафарийца, затаившегося в бочке под холмом.
Кончики пальцев погружались глубоко в глотки, копались в праздничном содержимом желудков, вились вокруг позвоночников и рёбер, шерстили за почти остановившимися сердцами. А когда выныривали наружу, то на них, словно на колья, были насажены светящиеся и переливающиеся всеми цветами радуги маленькие шарики.
Несмотря на то, что рот Эрика был распахнут, он оставался единственным бардом, которого не коснулись пальцы Архонта.
— Сыграй! — приказал голос барду в ярко-жёлтом камзоле.
Тот подчинился и взял скрипку. Из-под смычка вырывались лишь режущие слух звуки.
— А теперь остальные!
Барды похватали свои инструменты и все вместе, громко и чётко, исполнили какофонию. Как бы они ни пытались сыграть знакомые аккорды, зажимая струны в нужных местах, они лишь высвобождали из инструментов неблагозвучные ноты.
В стеклянной голове Оривакса сиял яркий свет — будто он улыбался.
Архонт спустился к стоящему на коленях Эрику. Тот поклонился, стукнув лбом о деревянный помост.
— Чемпион! — раздался голос. — Ты напишешь песню!
— Я напишу о тебе тысячи песен, Оривакс! И в каждой буду восхвалять тебя. Никто и никогда не усомнится в твоём величии! — затараторил Эрик.
— Нет! — прервал его голос. — Ты напишешь одну. Об этом дне. О наглости смертных. И о проклятии Оривакса.
Под плач и блеяние гостей барды безуспешно продолжали играть на своих инструментах. Но даже у капающих на струны из их глаз слёз получалось лучше.
— Ты услышал меня, бард Эрик?
Внутри стеклянной головы вспыхнуло пламя. Голос сдавил Эрику барабанные перепонки, и казалось, что они вот-вот лопнут.
— Да, Владыка, — заикаясь ответил бард.
Пламя внутри шара затихло, и на его месте вновь возникло море. В этот раз оно не волновалось — его гладь была абсолютно спокойна и неподвижна.
Архонт спустился со сцены и направился прочь из деревни. Каждый смертный, оказавшийся у него на пути, тут же прятался под столом. А несколько некогда храбрых воинов в панике скрылись в бочках.
На сцену заскочил человекоподобный козёл с орлиными чертами лица. Он ударил Эрика в грудь звенящим мешочком.
— Проваливай, певун, — пробасил он.
Эрик забрал награду и побрёл сквозь рыдающих, кричащих и порой блеющих гостей. Возле одной из бочек он обнаружил рогатого Румгвиира. Новеньким рогом здоровяк черпал эль и тут же заливал его себе в глотку. Судя по тому, что собственные рога у него были целы, этот рог принадлежал кому-то из гостей.
Следом за Эриком, цокая копытами и пожевывая свои золотистые локоны, шла красотка-козочка в белом платьице. Она по-прежнему двигалась грациозно и была самой прелестной среди всех козомордых.
Спустя несколько дней мир впервые услышал самую популярную трактирную песню — «Рогатую песнь».
***
Архонт шёл через пшеничное поле. Его тело уменьшалось, утопая в колосьях, и обретало всё более утончённую фигуру. Кожа окрасилась в фиолетовый, и на ней вспыхнули загадочные символы. Стеклянный шар превратился в лысую, светящуюся изнутри голову. А на лице распахнулись четыре жёлтых глаза.
Та, что притворялась рыжеволосой девушкой и Владыкой Ориваксом, наконец-то приняла свой истинный облик.
Она брела по полю, нежно поглаживая ладонью колосья, и тихо напевала:
Быть может добры?
Или всё-таки злы?
Для меня ответ прост —
Архонты — козлы!