Рогатый

РОГАТЫЙ

Она не любила рассказывать о нём — о Рогатом. Предпочитала держать его в тайне, как и то, что каждую ночь меняет трусики, потому что к утру они оказывались тяжёлыми и липкими от впитавшейся в хлопок мочи: её мочевой пузырь был не в силах пересилить страх. И в ту ночь грянул гром.

Началось это месяц назад, и с тех пор Рогатый ни на одну ночь не оставлял Черити в одиночестве, нежиться своими сладостными детскими снами.

Иногда она слышала, как что-то внутри шкафа клокочет, дёргается, и тихо сопит, будто простуженный, страдающий насморком. Но Черити знала, что это Рогатому тяжело даётся спёртый воздух: должно быть, думала она, откуда он родом — там воздух совсем другой. Холодный и острый, как в горах, будто это серебряные осколки зачесались у тебя в носу. Однако, когда Черити раскрывала дверцу днём, за ней скрывались только её старое бельё и погрызанные молью свитера — ночью она ни за что не решалась заглядывать внутрь, опасаясь, что Рогатый будет там. А как же, обязательно будет.

Дверь, к счастью — открытая, давала шанс на спасение. Через неё в детскую проникал спасительный свет из коридора, и Черити, высунув голову из-под одеяла, смотрела то в проём, то на шкаф. В окна хлестал дождь и сверкала молния, следом за ней сотрясал воздух рокот грома. Комнату в такие моменты переполнял свет, как при фотовспышке, и Черити могла видеть, как дверца шкафа приоткрывается и из неё торчат две пары обломанных веток.

Нет, не веток — рогов. Ветвистых как у оленей, и белых, как слоновая кость. С жутко острыми кончиками.

— ...Я и не думала, что она окажется такой сукой. Ты представляешь, Брэд? Она выболтала ей всё, что я говорила, всё-всё... — рассказывала мать. — Вот почему Лайла так взъелась на меня. А я-то думала, она просто обзавидовалась моему маникюру...

Голоса из коридора были как из телефонной трубки. Только приглушённые и очень знакомые. Мама с папой на ночь тоже оставляли дверь спальни открытой. На этом настаивал отец: если кому приспичит или Черити вдруг закричит... сон плохой приснится; она всегда сможет к ним войти.

За это она всегда любила его больше, больше всего на свете.

— Может, тебе следует заткнуться и перестать разбалтывать «курицам» свои секреты? — предложил Брэд Гудмен. — И может тебе стоит перестать рассказывать всё это мне, а? На кой чёрт ты вообще мне это говоришь, Сьюзи? Словесное недержание или понос?

Черити вздрогнула под одеялом. Они снова ругаются. Из уголков глаз непроизвольно прыснули слёзы и скатились по пухлым щёчкам. Она уткнулась лицом в подушку и сузила щель между одеялом и простынёй, пытаясь спасти свои ушные раковины от плохих слов. И словно этого было мало, за окном разревелся гром.

— Козёл, — выплюнула Сьюзи Гудмен. — Ты козёл, Брэд. Самый настоящий козёл.

— Ну начинается! Пошло-поехало... теперь я виноват, что твой рот без тормозов. А я-то чем провинился, скажите на милость. Всего-то поспать хочу... Можешь мне это устроить и помолчать, а?..

— Я жалею, что вышла за тебя, Брэд. И что родила от тебя ребёнка — тоже жалею.

Со стороны шкафа донёсся протяжный скрип петель, однако, Черити настолько углубилась в спасительный одеяло-щит, что не услышала и этого. Сознанием она пребывала в другой комнате, в спальне родителей, и призраком наблюдала за набирающей обороты драмой. Кто-то или что-то тяжёлое уже перешагивало порог детской.

Кто-то из них обязательно это скажет, осознала она, обязательно скажет. Произнёс это плохое слово и весь дом перекорёжит, разломит пополам. Мама или папа скажет: я хочу развод, так начнётся конец света. Скорее всего, это будет мама — она всегда была такой, профессионалом по части ссор и драм... и разводов.

Черити была настолько уверена — сейчас это произойдет, что сдёрнула с себя одеяло и уже ощутила кончиками ног холодную древесину пола, когда заметила его, Рогатого.

Она попыталась сдержаться и не поддаться страху. Однако, с таким же успехом она могла ворочить горы и запускать людей в космос из рогатки, пукать мыльными пузырями и испражняться скитлс. Она напустила в пижаму. От тёмного треугольника на её штанишках пошли две тёплые, дурно пахнущие полоски; одна из них напрудила лужу под ступнёй. В лёгких не нашлось воздуха, чтобы закричать. Детка мигом забыла, что её родители вот-вот затеют разговор о разводе: объявились куда более страшные проблемы, чем какой-то там развод...

— Ты никогда меня не слушаешь! Вечно споришь и возражаешь! Мне это надоело, Брэд! На-до-ело! — проревела Сьюзи.

— Когда ты успела стать такой стервой?! До свадьбы ты такой не была. А как колечко примерила, сразу в орка превратилась!

На Рогатом дымилась шерсть. Дверной проём был для него маловат. — Одной... м-м-м... э-э... — нельзя назвать это рукой — лапой он скрёб по стене, и согнувшись в три погибели стоял в коридоре, протыкая игольчатыми рогами потолок. По лицу девочки и прямоугольнику света скакали ужасающие тени. С него обильно капало, заметила она. На густой, чёрной, как смоль, шерсти Рогатого поблёскивали капельки, и на полу оставались следы. Возможно, предположила она, мой шкаф — вторая Нарния. Только очень страшная, уточнила она. Может, и не такие монстры, как Рогатый, там обитают — в наличии имеются и пострашее. От этой мысли её передёрнуло, второй раз за этот вечер.

— Я хочу развод, козёл! — кричала мать Черити Гудмен. — Слышал? Я хочу развод. Могу по буквам сказать: р-а-з-в-о-д. Развод!

За окном снова раздался гром.

Рогатый скрылся по направлению криков, и Черити, как только уродливые тени перестали скакать по её комнате, стала судорожно втягивать носом воздух. Ноги подкосило. Она повалилась на кровать. Зарылась под одеяло и стала дожидаться дальнейшего, не переставая надеяться, что это просто напросто дурной сон. Не помогло.

Всего на миг, когда Рогатый стоял в коридоре, она увидела его голову — как у волка, приравняла она. Особенно въелись в память зубы: огромные острые зубы, нет — клыки. Их предназначение, само собой, было ей известно — они такие большие и острые, чтобы сдирать мягкую податливую плоть с костей маленьких девочек. И тихо, почти бесшумно заскулила, сотрясаясь всем телом от страха.

— Хватит, чёрт тебя дери! — кричал отец. — Перестань выедать мою душу своей проклятой болтовнёй. Можешь хоть раз в жизни сделать мне одолжение? Или я слишком многого с тебя требую? Неужели ты... ты...

Если папа ещё что-то и сказал, что навряд ли, Черити этого не услышала. В родительской комнате словно произошёл взрыв тишины. На мгновение, она подумала, что оглохла. Потом из коридора донёсся крик, и всё стало на свои места: они заметили Рогатого, который, скорей всего, тёмным страшным силуэтом стоял в дверях их спальни. Кричала определенно мама — папе такая высокая тональность не под силу. Черити почувствовала, как пол под кроватью заходил ходуном. Треснула древесина. Грохот. Кажется Рогатый выдрал дверь родительской спальни с петель. Снова мамин крик — он разносился по дому крупными волнами, от него у Черити мутнело в голове.

Потом ещё один громкий хлопок и раскат. Звон стекла. Неожиданно резко стало заметно прохладнее. Это раскрылась дверь шкафа или в окно просто угодила ветка старого клёна и разбила его? Непонятно. Она решила, что не хочет этого знать и посильнее обтянула голову одеялом.

Вот бы всё это прекратилось прямо сейчас.

Под одеялом совсем другой мир — если бы Черити из него выглянула в ту минуту, когда Рогатый перешагнул через дверной проём родительской обители, то поняла, что свет в доме потух, как свеча по утру.

Черити расплакалась.

Дальше были только крики, громкие и душераздирающие, полные страха и ужаса, пока и они, словно по щелчку тумблера, не прекратились. Черити слышала, как бились и ломались предметы там, в другом мире, куда ведёт коридор — теперь тёмный и мрачный, и задыхалась от недостатка свежего воздуха, слёз и частого нервного дыхания.

Рогатый до сих пор оставался там — в родительской спальне. Было ясно, что он что-то там делает, и Черити уже знала, что именно. Ужасная истина пришла к ней намного раньше, чем ей самой этого хотелось: он там ел. Просто иначе трудно было объяснить хлюпающие и чавкающие звуки, разносящиеся по коридору. Она попыталась их не слышать, не выходило, она жалела, что не родилась глухой.

Ей казалось, что прошло несколько часов или дней, на деле — несколько десятков минут.

Когда возня прекратилась, на горизонте начало светать. Ливень закончился, гром больше не брюзжал. Черити, естественно, этого не увидела, потому что скрывалась под одеялом; для неё всё ещё стояла кромешная ночь и сверкала молния, хотя стук дождя она не слышала уже очень давно.

Каждый его шаг отдавался глухим ударом по дереву; его тяжёлая походка выдавала его местонахождение. Рогатый, проходя мимо кровати девочки, скользнул по ней незаинтересованным взглядом и направился к дверце шкафа.

Черити слышала, как скрипнули петли и захлопнулся шкаф, но не высунулась, хотя сильно хотелось.

Нет. А что если это обман? Что если он спрятался где-то поблизости и только и ждёт когда я вылезу из укрытия? Нет, нельзя подставляться... Дождусь утра, и там поглядим. Днём он ещё никогда не объявлялся... Раньше не объявлялся...

Тем временем за окном начинала пробуждаться жизнь.

24 августа 2024...

Благодарности редактору K.J.Riley.

Рассказ редактора: https://author.today/work/367603

Роман редактора: https://author.today/work/290473

Телеграмм канал редактора: https://t.me/Ex_libris_XVI

Телеграмм канал автора: https://t.me/chuck_richardson_author