Рождение Тени

Воздух застыл. Не от холода — от беззвучия.

Арден шагал по краю, где твёрдая земля растворялась в серой мути, волоча пустые кувшины. Десять шагов до родника. Девять. Восемь. Он считал, потому что тишина Пустоши была тяжёлой. Она ложилась на плечи мокрым плащом и звенела в ушах тонким, надрывным гулом. Семь. Шесть.

Пять. Он замедлил шаг. Отсюда был виден шпиль храма, тёмный на фоне блёклого неба. Там, в нише у ещё тёплой печи, всегда ждал его кусок вчерашнего хлеба — чёрствый, сладковатый от долгой выдержки у тепла. Старый Каменщик, главный монах, оставлял его, не говоря ни слова. Это был не подарок. Это была нормальность. Самая простая её форма: ты есть, ты вернулся, ты получишь свой кусок. Арден вдруг поймал себя на мысли, что сегодня, кажется, пятница. А по пятницам в хлеб добавляли тмин.

На счёте «пять» из тумана вышла тварь.

Она не пришла. Она кристаллизовалась из самого безмолвия. Сперва — дрожь в воздухе, будто кто-то провёл ногтем по натянутой коже. Потом — тень без источника. И наконец — форма.

От неё не пахло ничем. Вместо запаха вокруг возникла лёгкая, леденящая тяга, будто воздух вытягивало в воронку. Звуки — шелест его собственных шагов по гравию — стали приглушёнными, словно завёрнутыми в толстый войлок.

У неё не было лица. Был пустой овал, окаймлённый чем-то вроде обугленных ветвей. Она не шла — пространство между ними схлопывалось, и с каждым мигом она была ближе.

Её силуэт дрожал на грани зрения. Если отвести взгляд хотя бы на мгновение — казалось, что его там и не было. Но стоит сфокусироваться вновь — и она оказывалась уже на три шага ближе, будто проскакивая промежуточные точки реальности.

Глина ударилась о камень с сухим, жалким треском. Он должен был бежать. Кричать. Замереть. Тело знало три дороги. Его ум выбрал четвёртую: наблюдать.

Это его и спасло, и погубило.

Тварь протянула не лапу, а сгусток дрожи, сконцентрированной до плотности вещества. Он вошёл в грудь не как клинок. Как отсутствие. Ни боли, ни удара. Изъятие.

И в тот миг, когда его жизнь должна была оборваться, Арден почувствовал нечто.

Он почувствовал голод.

Чужой, глубинный, рвущийся из самой сердцевины костей. Не его. Не её. Их.

Внутри что-то разорвалось.

Не в сердце. Не в голове. Где-то между, там, где по всем уставам тела ничего не могло быть.

РАЗЛОМ.

Слово ударило в мозг, как молот по наковальне. Чистое, безобразное, лишённое смысла, но полное значения.

И тишина — та самая, давящая тишина — прорвалась внутрь.

Она обрушилась белым шквалом — визгом порванных струн, гулом обваливающейся скалы. Он слышал это не ушами. Он слышал тем местом — Разломом, что только что открылся.

Тварь дёрнулась. Её очертания поплыли. Она не отступила — она начала таять, втягиваясь назад, в точку касания. Не он поглощал её. Разлом.

На это ушло три удара в висках. На четвёртом от твари осталось лишь пятно на камне — маслянистое, переливающееся, как плёнка на стоячей воде.

А в Ардене осталась тишина.

Новая. Не внешняя. Внутренняя. Пустота, теперь наполненная чужим присутствием.

Он рухнул на колени. Пальцы сами полезли к груди, искать рану, дыру. Кожа была цела. Под ней — что-то пульсировало. Рядом с сердцем. Как второй мотор, бьющий вразнобой с первым.

Он попытался встать. Мышцы живота свело судорогой, будто кто-то провёл раскалённой проволокой от пупка до хребта. Он сглотнул воздух, и на языке остался привкус — ржавый, металлический, будто он лизнул лезвие.

Первая... дыра. Нет. Первый... слом.

Но тело знало точнее. Тело уже записало перемену как свершившийся факт. Факт Разлома.

Дальше — только мышечная память. Подняться. Шаг. Ещё. Не к храму — в сторону. Бессознательное, звериное желание спрятаться, пока оно внутри не проснулось окончательно.

Он не успел. Из тумана вышли люди.

Не монахи. Не местные. Люди в одежде цвета мокрого пепла, без нашивок. Их было четверо. Двигались они слишком слаженно, как части одного механизма.

Один присел перед ним на корточки. Арден увидел своё отражение в тёмных стёклах, закрывавших глаза.

— Жив, — сказал человек. Не вопрос. Констатация.

— Внутри… — Голос Ардена вышел с хрипом, будто его гортань натёрли песком.

— Знаем, — отрезал человек.

Он достал плоский камень с матовой поверхностью, поднёс к груди Ардена. Камень взвыл — тонко, противно, как комар у самого уха — и замолчал, покрывшись сетью тончайших трещинок.

В ГРУДИ, ГДЕ БЫЛ РАЗЛОМ, ЧТО-ТО ХОЛОДНО И БЫСТРО ПРОШЕВЕЛИЛОСЬ, КАК ПРИБОР, ОПРЕДЕЛИВШИЙ ЧАСТОТУ ВРАЖЕСКОГО СИГНАЛА.

ДИАГНОСТИКА.

УРОВЕНЬ УГРОЗЫ: НИЗКИЙ.

МЕТОД: РЕЗОНАНСНОЕ СКАНИРОВАНИЕ.

РЕЗУЛЬТАТ: СТАБИЛЬНОСТЬ.

РЕКОМЕНДАЦИЯ: ТРАНСПОРТИРОВКА.

Человек посмотрел на камень, потом на Ардена.

— Стабилен. Можно везти.

Его подхватили под мышки. Не как человека — как тюк. Потащили к чёрной повозке без лошадей, на колёсах без спиц.

— Куда? — выдавил Арден.

Человек в стёклах, уже сидевший спереди, обернулся. На его лице не было ни злобы, ни любопытства. Только расчёт.

— На переформатирование, — сказал он. Затем пауза. Он посмотрел на Ардена, на его простую одежду, на глаза, полные животного непонимания. И поправился, как бы переводя на примитивный диалект:

— На переплавку.

Дверь захлопнулась с глухим звуком вдавливаемого воздуха. Внутри пахло жёстким холодом и чем-то химически чистым, что щипало ноздри. Арден прижался спиной к стенке. В груди пульсировало.

Разлом дышал.

А в ушах — теперь навсегда — стоял тот самый белый гул. Тишины больше не было. Её место занял шёпот. Пока без слов. Лишь ощущение: что-то огромное, древнее и бесконечно чужое здесь. Наблюдает. Ждёт.

ЦЕЛЬ ОПРЕДЕЛЕНА: ПЕРЕФОРМАТИРОВАНИЕ.

СТАТУС: ТРАНСПОРТИРУЕТСЯ.

ОЖИДАНИЕ: КОНТАКТ С СИСТЕМОЙ.

Повозка тронулась, увозя его от храма, от Пустоши, от всего, что было жизнью.

Он не оглянулся. Он уже понимал: то, что он оставляет позади, значения не имеет. Важно лишь то, что он везёт с собой.

И как долго это позволит ему оставаться собой.

Повозка тронулась. В такт её движению, где-то в глубине грудной клетки, щёлкнуло. Чисто, сухо. Как ключ в идеально подогнанном замке. Но внутри него не было ни одной двери.