Романов II. Ученье и Тьма

Чёрная лакированная карета с алым фениксом на дверце ползла по заснеженному тракту. За окном тянулись бесконечные, унылые поля, укрытые первым, неожиданным снегом. Зима в Империи обычно была поздней гостьей, но в этом году она нагрянула в середине зимы, застав отряд Ивана в самой глуши пути.

Мощные кони, выдыхая клубы пара, с трудом пробивали путь сквозь рыхлую, хрустящую массу. Движение замедлилось до мучительного темпа. Каждые несколько часов приходилось останавливаться, разбивать лагерь, давать коням отдохнуть. Путь до столицы, в обычных условиях занимавший две недели, грози растянуться на месяц. Они уже миновали новые, теперь пограничные владения графа Кротского, проезжали через земли Элизаровых — и впереди ещё лежала череда мелких баронств, разбросанных вдоль главной дороги, как бусины на императорской нитке.

Владения Кротского произвели на Ивана гнетущее впечатление. Дороги здесь были укатаны до твёрдости камня — видимо, для быстрой переброски войск. Но деревни, мимо которых они проезжали, были картиной тихого отчаяния. Покосившиеся избы с провалившимися крышами выглядели беспомощно под снежным валом. При звуке колёс калитки приоткрывались ровно настолько, чтобы сквозь щель мелькнул испуганный взгляд, и тут же захлопывались. Люди здесь не жили — они выживали, затаившись.

Экипаж часто останавливался в этих деревнях — ночевать в чистом поле в такую погоду было самоубийством. Крестьян принимали гостей с опаской, граничащей с ужасом. В их потухших глазах читалась давно въевшаяся боль. Но стоило старосте или какому-нибудь смельчаку узнать, что в карете — граф Романов, лёд страха таял, сменяясь искренним, почти неправдоподобным радушием.
«Про вас, барин, такие слухи ходят! — говорил один умудрённый жизнью старик, угощая Ивана тёплым сбитнем. — Будто вы и не человек вовсе, а сама гроза в человечьем обличье. Врагов своих не щадите, а честный народ — в обиду не даёте. Многие отсюда, наслушавшись, к вам на запад подаваться собираются».

Иван, смущённый такой молвой, лишь качал головой. Оказалось, что одного его имени было достаточно, чтобы на лицах появлялась не рабская улыбка, а настоящее, тёплое облегчение. Эти люди его не боялись. Не пытались лестью выпросить подачку. Они просто… радовались, что он есть. И парень, глубоко тронутый, платил им той же монетой: тёплым словом, щедрой платой за ночлег и еду, которые те поначалу отказывались брать, пока не встречались с его непреклонным взглядом. Молва о щедрости и «огромном сердце графа Романова» разлеталась по деревне с невероятной скоростью, устремляясь дальше.

Земли Элизаровых стали разительным контрастом. Здесь деревни утопали не в бедности, а в аккуратной, ухоженной простоте. Дома стояли ровно, крыши были целы, а на улицах играли дети, не разбегаясь при виде кареты. Крестьяне встречали путников спокойно, с достоинством людей, знающих, что их труд ценится, а жизнь защищена. Они чувствовали себя в безопасности. И всё это, как уверяли местные, — заслуга их графа.

Центральные губернии Империи дышали спокойствием, нарушаемым лишь редкими шайками дорожных разбойников. Те, понимая тонкую грань, грабили в основном купцов, беря «поскромнее», чтобы не вызывать карательную экспедицию. Знатные гербы на каретах они пропускали без раздумий. Путь, несмотря на снег, стал однообразным и скучным, а в голову Ивана, от нечего делать, всё чаще лезли навязчивые, неотвязные воспоминания. Всплывали лица солдат Козлова в момент смерти, хрип боярина, тяжёлый взмах его собственного клинка… От этих картин он отмахивался, как от назойливых мух: затевал долгие беседы с Борисом, Алексеем и Игорем, уходил в лес на изматывающие пробежки, до седьмого пота отрабатывал приёмы с мечом. Нужно было держать форму. Мало ли что ждало его в столице и как отреагирует Император на появление на горизонте нового, неукротимого «Демона».

И вот, наконец, на горизонте, на высокой гряде холмов, показалась она. Столица. Не город — крепость, высеченная из горного хребта. Четыре яруса могучих стен, словно годичные кольца на срезе гигантского дерева, опоясывали ступенчатый город. На самом верху, венчая это каменное чудо, высился остроконечный шпиль Императорского дворца-донжона, терявшийся в низкой облачности.

Уже на подступах кипела жизнь: кареты с гербами Дорожной службы сновали туда-сюда, а артели работников с лопатами и скребками очищали тракт от снега. У первых, исполинских ворот их остановил стражник в добротной чешуйчатой броне.
— Добрый день. Цель визита в столицу?
Иван высунулся из окна, и стражник, увидев молодое, но не по-юношески твёрдое лицо, выпрямился.
— Граф Романов. Следуем на аудиенцию по вызову его величества, — Иван протянул свёрток с восковой императорской печатью.
Стражник бросил взгляд на печать и почтительно отдал честь.
— Вижу, ваша светлость. Доброго пути! Проезжайте.

Их втянуло внутрь, в оглушительный водоворот столичной жизни. Гул тысяч голосов, сливавшийся в сплошной, рокочущий грохот; ржание лошадей, скрип бесчисленных повозок; настойчивые крики разносчиков и запахи — пряные, сладкие и невыносимо вонючие — всё это обрушилось на Ивана единой, ошеломляющей лавиной. Здания вдоль главной артерии были выстроены в едином, величественном стиле, но за их фасадами, в узких переулках, копилась совсем иная жизнь.
— Ого, — прошептал Иван, прижавшись лбом к холодному стеклу.
— Красиво снаружи, ваша светлость, — хриплым голосом отозвался Борис с облучка. — А отойдёшь от главной дороги — там целые кварталы бедноты ютятся. Первое кольцо — нищета да грязь. Второе — ремесленники, лавки, народ попроще, но честный. Третье — знать, банкиры, сливки. Ну а четвёртое… там уж сами видите. Академия да дворец.

Иван кивнул, понимая. Всё здесь было построено на разделении, на нежелании сильных мира сего видеть беды слабых. Роскошь третьего кольца, в которое они въехали, минуя вторые ворота без проверки, была крикливой и напыщенной. Здесь уже не было пешеходов — только кареты, каждая вычурнее другой. Дома не просто стояли — они вопили о богатстве владельцев: один был отделан розовым мрамором, другой увит диковинными лианами, третий украшен позолоченными статуями. Состояние выставлялось напоказ, как боевые шрамы.

В четвёртом кольце их остановила уже иная стража — не в чешуе, а в латных доспехах с гравировкой. Письмо изучили досконально, после чего выделили эскорт. Их проводили до скромного, но безукоризненно чистого трёхэтажного здания с вывеской «Добрый дом» — специального подворья для иногородней знати. Иван снял две комнаты: просторный номер для себя и общую — для Бориса, Игоря и его брата Алексея. Разделение было противоестественным, но таковы были правила игры, в которую он теперь вынужден был играть.

Хозяйка, миловидная женщина лет сорока, быстро всё подготовила, распорядилась насчёт бани — путникам после долгой дороги полагалось омыться перед визитом к солнцу Империи.

Через два часа в дверь постучали.
— Входите, — отозвался Иван, не поднимаясь с кровати, где он пытался привести в порядок разбегающиеся мысли.
Дверь отворилась, и на пороге возникла массивная фигура в начищенных до зеркального блеска латах. Лицо воина было испещрено шрамами, а взгляд оценивающий и не лишённый любопытства.
— Пётр Иванович Романов? — голос был низким, привыкшим отдавать приказы.
— Он самый, — Иван поднялся. — А с кем имею честь?
— Начальник дворцовой стражи, полковник Всеволод Игоревич Бестужев, — мужчина отдал чёткий, но не раболепный поклон. Увидев протянутую для рукопожатия руку графа, он на секунду замер, а затем, скрывая лёгкое смущение, пожал её.
— За мной прислали самого полковника? — удивился Иван.
— Личный приказ Его Величества, — коротко кивнул Бестужев, избегая прямого ответа. — Если вы готовы, то пора отправляться, вас уже ждут.
— Конечно.

Попросив Бориса и Игоря не волноваться, Иван вышел вслед за полковником. На улице их ждал дозор из десяти бойцов, которые мгновенно окружили графа живым щитом. Двинулись к дворцу.
— Скажите, Всеволод Игоревич, каков наш Государь? — спросил Иван, нарушая тягостное молчание.
Тот на мгновение сбился с шага, явно не ожидая вопроса.
— Он… мудрый правитель, — осторожно начал Бестужев. — Держит слово. Сильный духом. — Затем, понизив голос почти до шёпота, добавил: — И, как мне кажется, человек усталый до самого сердца.
— А князь Воронцов? Канцлер?
— Великий стратег, — громко и чётко отрапортовал полковник, и тут же, под аккомпанемент ритмичного стука сапог по брусчатке, прошептал так, что услышал только Иван: — И великий интриган. Будьте осторожны.

Вот они, главные врата дворца. Могучие створки из чернёного дуба, окованные бронзой, беззвучно разошлись перед ними. Внутри залов было немногим тише, чем на улице: гул голосов придворных, шелест шёлков, цокот каблуков по мрамору. И среди этого моря — стоял он.

Мужчина лет пятидесяти, крепкий, будто вытесанный из гранита. Седина аккуратно пробивала тёмную бороду, но волосы на голове были чёрными, как смоль. Лицо, изрезанное морщинами не столько от возраста, сколько от постоянной концентрации, хранило маску холодного, почти безразличного превосходства. Глаза, цвета изумруда, оценили Ивана с ног до головы за одну секунду.
— Добро пожаловать в столицу, граф Романов, — его голос был ровным, металлическим, без капли гостеприимства.
— Благодарю за приём, ваше сиятельство, — Иван слегка склонил голову, не опуская глаз. — Князь Воронцов, полагаю?
— Точнее, канцлер Империи, князь Александр Романович Воронцов, — поправил он, едва заметно выпрямляясь. — Его Величество уже ожидает. Пройдёмте.

Они двинулись по бесконечным коридорам и залам. Роскошь здесь была иного порядка — не кричащая, а давящая, утверждающая власть веков. Шёлковые гобелены с батальными сценами, витрины с доспехами легендарных полководцев, тяжёлые, как судьбы, люстры из горного хрусталя. Иван поглядывал по сторонам, а канцлер, не оборачиваясь, ловил его взгляд в отполированных до зеркальности латах стражников.
— Великолепие Империи впечатляет? — спросил Воронцов, и в его голосе зазвучала слабая, ядовитая нота.
— Впечатляет размах, ваше сиятельство, — честно ответил Иван.
— Рад это слышать. Примите и мои поздравления с победой над боярином Козловым. Ходят слухи, победа далась вам… не легко.
— Война - дело не простое, — парировал Иван, чувствуя, как по спине пробегает холодок. — Мы справились.
— Безусловно. Хотя, должен предостеречь: в нашей стране есть фигуры и покрупнее, с более изощрёнными методами. Вам стоит обзавестись правильными союзниками.
— Кого вы имеете в виду?
— Ну, например, вашего соседа, графа Бориса Юрьевича Кротского. Человек влиятельный и… чрезвычайно лояльный престолу. Мой давний друг.
— Насколько я слышал, у него сложные отношения с домом Элизаровых, — осторожно заметил Иван.
— Проницательно. Святослав Александрович — человек сложный, со своими… принципами, — Воронцов сделал паузу, давая словам нависнуть в воздухе. — Вам, как молодому правителю, было бы разумно рассмотреть вариант вступления под покровительство графа Кротского. Это обеспечило бы стабильность вашим, пока ещё не окрепшим, землям.
— Я… учту ваше предложение, ваше сиятельство, — промолвил Иван, понимая, что это не предложение, а первая, завуалированная проверка на прочность.

Они подошли к исполинским дверям тронного зала. Канцлер кивнул золотым алебардщикам, и створки поползли в стороны, открывая пасть из света и мрамора.

Зал подавлял пустотой и размерами. В конце его, на возвышении, стоял одинокий золотой трон. И на нём — сидел юноша. Худощавый с бледным, не по годам, усталым лицом. Пышные каштановые волосы падали на плечи, теряясь в складках пурпурной мантии. Корона на его голове казалась неподъёмным грузом. Он сидел, слегка ссутулившись, а его взгляд, скользнув по Ивану, тут же ушёл вдаль, в какую-то свою, незримую точку.
— Остановитесь здесь, — тихо приказал Воронцов. Он прошёл вперёд, и его голос, усиленный акустикой зала, гулко прокатился под сводами: — Ваше Императорское Величество! На аудиенцию прибыл граф Пётр Иванович Романов!
Парень на троне медленно перевёл на него взгляд.
— Пусть подойдёт, — голос Императора был тихим, но чётким, без тени сомнения.

Иван, следуя внушённому Игнатом этикету, прошёл ровно половину расстояния до трона, преклонил колено и склонил голову.
— Ваше Императорское Величество. Благодарю за высокую честь аудиенции.
— Встань, граф, — распорядился Император. Иван поднялся и встретился с ним взглядом. В усталых, серых глазах монарха на секунду мелькнул живой, неподдельный интерес, тут же задавленный привычной апатией. Но Иван успел это заметить.
— Поздравляем с победой и восстановлением законного порядка в ваших землях, — сказал Император, и слова прозвучали как заученная, но искренняя формулировка.
— Благодарю, Ваше Величество, — Иван снова поклонился.
Канцлер Воронцов шагнул вперёд, принимая инициативу.
— Его Величество, в знак признания ваших военных заслуг, соизволил даровать вам следующие назначения, — начал он, и каждое слово ложилось на Ивана новым грузом. — Отныне вы — флигель-адъютант при особе его императорского величества. Одновременно, учитывая ваш уникальный опыт борьбы с нечистью и бандитизмом на западной границе, вам вверяется формирование и командование новым Корпусом стражи пограничных земель. Штаб корпуса будет располагаться в столице, но основная служба будет связана с инспекционными поездками по всем опасным рубежам Империи.

Внутри у Ивана всё сжалось в холодный ком. Это была не награда — это была хитроумная клетка. Его выдёргивали из его же земель, которые только-только начали приходить в себя после войны, и бросали на произвол судьбы, навешивая груз имперской службы.
— Вы… недовольны, граф? — голос Воронцова прозвучал сладко, как сироп, но в нём явственно читался стальной крючок.
Иван заставил себя выпрямиться.
— Крайне польщен высокой честью, ваше сиятельство! — сказал он громко и ясно. — Однако, позвольте заметить… как носителю магического дара, пусть и пробудившегося недавно, мне надлежит пройти аттестацию, а затем и обучение в магической академии. Такова процедура. Я готов предъявить свои способности…

В зале повисла тишина. Воронцов медленно повернул голову к Ивану, и в его ледяных глазах заплясали зелёные огоньки неподдельного, жгучего интереса.
— Магия? — протянул он. — Насколько нам было известно, ваш дар был… минимален.
— После тяжёлого ранения и болезни он претерпел изменения. Могу продемонстрировать.
— Нет необходимости, — отрезал канцлер, и на его губах появилась тонкая, как лезвие, улыбка. — Завтра утром вы пройдёте полное тестирование в Академии. Я лично позабочусь о том, чтобы всё было организовано должным образом.

Взгляд Императора, на секунду вспыхнувший живым любопытством, снова потух, когда Воронцов обернулся к трону.
— Как прикажете, ваше сиятельство, — поклонился Иван, сначала Императору, потом канцлеру. Аудиенция была окончена.

Выходя из зала, он чувствовал, как тяжёлый, оценивающий взгляд Воронцова провожает его до самых дверей. В коридоре его ждал полковник Бестужев.
— Ну как? — спросил тот, понизив голос.
— Как сапогом по рёбрам, — откровенно выдохнул Иван. — Я теперь и флигель-адъютант, и командующий каким-то корпусом, и завтра меня ждёт экзамен в Академии.
Бестужев лишь многозначительно хмыкнул.
— Провожу вас.

Возвращаясь в «Добрый дом», Иван мысленно раскладывал по полочкам сказанное. Предложение о вассалитете Кротскому… Оно было сделано слишком настойчиво. Канцлер, с его сетью шпионов, не мог не знать о старой помолвке с Анастасией Элизаровой. Значит, это был сознательный вызов, попытка столкнуть его с Святославом Александровичем. А новые должности… Они выглядели почётными, но на деле отрывали его от земли, заставляли зависеть от столичных интриг и милости Воронцова, который явно был кукловодом при слабом императоре. Всё это была одна большая, блестяще выстроенная ловушка.

В своей комнате Иван, скинув кафтан, повалился на кровать. Усталость дороги, напряжение аудиенции и груз новых проблем сдавили его. Мысли путались, сливаясь в тягостный гул. Он почти провалился в сон, когда услышал тихий, но отчётливый звук.

Тук.

Иван замер. В комнате было темно, дверь закрыта.

Тук.

Звук раздался снова — из окна. Он подошёл и осторожно выглянул вниз. В узком переулке, залитом лунным светом, стояла одинокая фигура в плаще. Это был Всеволод Бестужев. Увидев Ивана, он резким жестом подозвал его к себе и приложил палец к губам.

Сердце Ивана заколотилось. Быстро накинув кафтан, он оценил расстояние до земли — слишком большое для прыжка. Без лишних раздумий он сосредоточился, почувствовал прохладное прикосновение теней в углах комнаты — и шагнул вперёд. Пространство сжалось, поплыло, и через миг он уже стоял на мокром от снега булыжнике, в двух шагах за спиной полковника.

Тот, всё ещё вглядываясь в тёмное окно, вздрогнул от звука шагов и резко обернулся. Его глаза расширились от изумления.
— Чёрт возьми! Как вы…?
— Магия, — просто сказал Иван. — В чём дело, Всеволод Игоревич? Почему так поздно и так тайно?
Полковник огляделся по сторонам, его лицо в лунном свете было серьёзным и озабоченным.
— Вам нужно следовать за мной. Тихо.
— Куда?
— К Нему. К Государю, — прошептал Бестужев. — Настоящий разговор может состояться только сейчас. Когда дворец спит, а уши Воронцова — глухи.