Розы и пепел

Сиринга вновь войдет в состав Империи.

15 августа 2435 года. СТИКС-Сиринга. – Объединенные войска планет Шалгах и Оберрон с победой завершили бои на окраинах столицы Сиринги города Силом и подняли флаг Империи над Дворцом, сообщает корреспондент информагентства СТИКС-Сиринга Ута Бенуэль с места событий.

По ее данным, в настоящее время продолжается зачистка города от сил местных сепаратистов, предположительно, поддерживаемых реакционными представителями Паллады. «Однако уже сейчас с уверенностью можно сказать, что Сиринга, после сто пятидесятилетнего перерыва, будет вновь включена в состав Звездной Империи», -- прокомментировал события Прокуратор Конклава Александер Ли Хартог.

***

15 августа 2435 года

Силом, Сиринга

Белое с алым полотнище имперского знамени вдохнуло поток воздуха, затрепетало, облизывая шпиль на главной башне дворца. Распрямилось, словно протуберанцы пламени, что были изображены на нем, и свободно взлетело. Толпа на площади охнула единым организмом и словно подалась вперед. А два дрона, втянув в себя тросы, на которых знамя поднималось в небо, уже серебристыми каплями растворялись в яркой синеве.

Грянул гимн Объединенной Империи. Дальше предполагались всеобщее ликование и народные гулянья. Участвовать в этом глава Конклава – объединенного правительства Шалгаха, Оберрона и Паллады, а теперь и свежеприсоединенной Сиринги – Александер Ли Хартог не собирался. Он вообще не слишком радовался торжеству, считая его устроенным преждевременно.

Какие к лэргу празднества, если на окраинах Силома продолжаются бои, и победоносные войска Оберрона и Шалгаха далеки от победы, и министр обороны Империи, главнокомандующий объединенными силами герцог Инверн прямо запретил Хартогу даже показываться на Сиринге. Но воля Императора оказалась сильней…

— Машина подана, прокуратор, — едва слышно сказал в ухе голос референта.

— Иду.

Наскоро собранный из алюминиевых трубок и пластика помост, откуда и звучали победные речи, завершался крутой, в десяток ступеней, лесенкой. Куда проще спрыгнуть вниз, подумал Хартог. И наплевать на ужас собственной охраны, на испорченное реноме. Но, оказавшись вне защитного поля, он станет легкой добычей для снайпера. А кто знает, сколько их засело в старых домах с башенками и террасами, на крышах, колокольнях и просто в ветвях огромных платанов, окаймляющих площадь.

У нижней ступеньки стояла женщина, обвешанная камерами и с планшетом в руках. Улыбалась призывно и хищно. Но строгий светлый костюм и дорогие украшения выдавали в ней не гулящую особу, а деловую даму.

— Спускайтесь, прокуратор, — проговорила она. – Я вас не съем.

Если бы не ярко накрашенные губы, она выглядела бесцветной – с прозрачными глазами и белыми волосами. Хартог медлил, и охрана ждала тоже. Когда все это закончится, они получат по первое число – за нарушение протоколов.

— Вы кто?

— Меня зовут Ута Бенуэль. Несколько слов для главного информагентства Медиа-Империи «Стикс», отделение на Сиринге. Как вы оцениваете новое будущее планеты?

Как полный и беспросветный трындец, подумал про себя прокуратор, но вовремя прикусил язык. Все и так всё понимают. Сирингу ждет роль сырьевого придатка Империи – та самая участь, против которой планета боролась многие и многие века. Родина потока Стикс – чистой энергии, бьющей из сердца планеты. Того самого потока, в котором нет ни времени, ни пространства, существующего в каждой точке видимой Империи и одновременно нигде и никогда! Вечность и ничтожность вечности, способная перемещать в своих волнах и космические корабли, и память разумных существ. Не позволяющая управлять собой никому и покорная воле Императора. Раз уж он смог вновь заполучить Сирингу обратно…

Не исключено, что во второй раз государь Маркус Аврелий Тагаст сделал то же самое из зависти. Он-то еще помнил, как малый поток Стикса бил и на Шалгахе. А потом сам собой иссяк. Как такое можно стерпеть?!

Хартог даже слыхал о планах вновь перенести столицу Империи в Силом. И в этом смысле, конечно, планету ждет полный процветанс. Вот только Сирингой быть она после этого перестанет.

Но кто рискнет высказать это публично!

Уж точно не эта белобрысая девица.

— Комментариев не будет, – Хартог повел рукой, давая знак не приближаться, но она бросилась наперерез и включила камеры.

На секунду Хартог увидел свое изображение на одном из мониторов: стремительно надвигающегося на мейс Бенуэль мужчину в распахнутом черном плаще, высокий воротник белоснежной рубашки, хищное лицо над ним. Куда хищнее, чем у репортера.

— Но прокуратор, мне необходимо написать хоть два слова!

— Напишите, что Сирингу ждет великое будущее в составе непобедимой Империи.

Он вернулся в кольцо охраны. Гвардейцы развернули силовое поле, скрывающее от глаз и слуха происходящее. И в этом туннеле Хартог прошел из конца в конец всю запруженную народом площадь и оказался перед протокольной машиной. Садясь в ее зеркальное черное нутро, прокуратор чувствовал, как от рева толпы снаружи вибрируют стены силового туннеля.

И пришла тишина. Бронированные стены салона поглотили все. И ликование победивших, и отчаяние побежденных.

***

Эту протокольную машину инстинктивно боялись и ненавидели все, кому доводилось ею пользоваться. Похожая на застывшего в прыжке оберронского пардуса, «Уэла» внутри была огромной, уютной и скучной, как супружеская постель. Черный лак и сияющий хром, полторы тысячи лошадиных сил под капотом, дитя Шалгахского автопрома, она считалась машиной-убийцей, несмотря на красоту и прекрасное для своих лет состояние. Именно в ней во времена оны были застрелены заговорщиками Аврелий Маркус Тагаст — прапрадед нынешнего императора, носивший почти то же имя – и его супруга.

Императора тогда подвели дважды. Молодой шофер, который не знал города — старый, многажды проверенный, вытаскивавший хозяина из разных передряг, внезапно заболел, — и собственная храбрость тогдашнего властелина Империи. Когда в императора Аврелия первый раз стреляли и шофер благополучно ускользнул от заговорщиков, тогдашний Глава внутренней разведки требовал, едва ли не орал, чтобы визит в Силом прервали.

Маркус Тагаст даже слушать не стал. Кортеж отправился дальше. В какую-то минуту шофер умудрился опередить его, заплутать и вывезти храбреца с супругой прямиком на еще одного заговорщика, который уж и не чаял их пристрелить, потому как тоже заблудился.

Машина пропиталась багряной императорской кровью, скатывая империю в еще одну войну Короны, после чего на долгие годы звездная система Сиринги обрела свободу — тут Хартог покривился и едва не сплюнул сквозь зубы. А молодого шофера оправдали. Он действительно возил императора впервые и плохо знал город, а навигацию кто-то очень опытный повредил заранее и не в машине. Но виноватой почему-то сочли «Уэлу».

Какое-то время она провела в имперском музее. Сиденья не отмывали и следы пуль не убирали. Потом Служба Протокола решила, что негоже дорогой игрушке простаивать, и «Уэлу» вернули в гаражи. Ее отремонтировали, перекрасили, снабдили современным мотором… Кто-то из вельмож — Хартог напрасно попытался вспомнить фамилию, а к поисковику прибегать не хотелось, они вроде и не работали — взял ее покататься и разбился, слетев на огромной скорости с горы.

Тут уж дурная слава за машиной и закрепилась окончательно. Механики за редким исключением не хотели с ней работать, хотя привели в порядок снова. А вот вельможа ремонту не подлежал. Служба Протокола Императорского Двора задвинула машину подальше и сделала вид, что никакой «Уэлы» не существует.

Пока Сиринга не сложила оружие. И не выяснилось, что главу Конклава, совершающего официальный «победный» визит, возить-то и не на чем.

Новые власти, только назначенные и еще не успевшие принять дела, в суматохе просто забыли, что мало обеспечить безопасность на митинге по случаю поднятия Знамени Империи. Следует позаботиться и о том, какими путями высокое начальство, пожаловавшее на торжества, проследует из космопорта и обратно – подальше от мятежной планеты и ее столицы, бурлящей, словно котел с перекипевшим супом.

Шалгах же о Прокураторе позаботился. На свой манер. Обеспечив этой колымагой, буквально танком на четырех колесах и с ужасающе скверной репутацией. Танк в этом списке пока стоял для Хартога на первом месте.

Главные улицы оказались запружены народом; сколько среди прохожих заговорщиков, партизан и террористов, не смогла бы сказать даже самая чувствительная и хорошо обученная нейронная сеть. Впрочем, ни о какой сети говорить не приходилось. На отсталой планете, только вынырнувшей из бездны войны и революции, со связью все было плохо.

— Сворачиваем в кварталы, прокуратор, — сообщил шофер, отпуская кнопку сирены, от которой все равно не было толку.

Хартог молча кивнул. Сейчас с ним происходило то же, что несколько сот лет назад с императором Аврелием Тагастом. Та же роскошная машина, молодой шофер, потерянная в людском море охрана и отсутствие связи и навигатора. Хартог не был суеверен, но между лопатками, утопленными в мягкие сидения благородного синего колера, полз холодок.

— Лемке, мы куда едем?

— Прошу прощения, мейстр прокуратор, вниз. Я стараюсь спуститься к морю, там по бульварам вырулим.

— И бумажной карты у тебя, разумеется, нет.

— Прошу прощения!

Пот полз по затылку паренька — от страха ли, от жары. И тот даже стереть его не смел. Руки в белых перчатках с крагами — тот же холерный протокол — судорожно сжимали костяной фигурный руль. Хартог вытянул пыльный букетик ноготков, застрявший в складках сиденья, и вяло обмахнулся. Жара. «Проклятая» машина тяжело ползла с горы.

Но вместо бульваров с их белыми, выстроенными в имперском стиле, домами, балконами, башенками и балюстрадами, «Уэллу» вынесло в кварталы Эссерита – здесь жили выходцы из пустынь Шалгаха и Шеолы – планеты-спутника Сиринги, которую, как бы иронично это ни звучало, Стикс предпочел обойти по далекой дуге. И те, и другие всему на свете предпочитали пески, селились кучно, носили просторные многослойные одежды и встречали рассветы и закаты одинаково: распростертыми ниц на вышитых ковриках. Молившимися своей Великой Богине, чтобы ее Колесо прокатилось мимо них. Так что два раза в сутки здешние улицы напоминали санаторий, где доктор велел больным принимать солнечные ванны.

Здесь процветали бандиты всех видов и мастей, здесь нелегально торговали местным пойлом под названием «хаддер» и можно было купить «для утех и развлечений» любое молодое тело. Или не молодое. Или даже андроида. Тут бизнес вступал в противоречие с верой. И выигрывал.

А еще на этих улицах всегда было шумно, пыльно и грязно, как будто вокруг простирались не буйные субтропики, а затхлые солончаки Шеолы.

Приход Империи в трущобах Эссерита встречали буйно. Из сводки, подготовленной к прибытию прокуратора на Сирингу, Хартог так и не понял, радуются ли там светлому будущему в лоне Империи. Но судя по тому, что здесь все еще велась зачистка, радовались как-то не очень.

***

Лемке вывернул из переулка на более широкую улицу, и тут небо прочертила, оставляя за собой хвост черного дыма, пылающая комета. И сразу же вслед за этим воздух мягко содрогнулся. Впереди встала стена огня. Где-то внутри нее истошно закричали люди, кто-то успел выскочить и теперь, размахивая руками, бежал вперед – охваченная огнем черная фигура.

— Они подожгли склады с селитрой, — сказал прокуратор, худо-бедно помнящий карту Силома. Где-то в районе Эссерита, на подходах к порту, как раз были балкерные терминалы. И что-то ему подсказывало, что хранились в них не только удобрения для аграриев.

Лэрг забери холерную эту «Уэлу». Если они с Лемке отсюда выберутся, Хартог специально разузнает, кто в Службе Протокола выбирал для него эту машину.

— Вот подонки, а? — позабыв о субординации, прошептал Лемке. Он не обернулся к своему патрону, но Хартог готов был поклясться, что в глазах шофера сейчас стоят ужас и восторг, но больше, все-таки, ужас.

— Гони! Все равно куда, но подальше!

Но что они могли успеть против лавины огня, с каждой секундой встречавшей на своем пути новую пищу. Бежать от нее – все равно что пытаться уйти от Стикса, который решил присвоить себе новую игрушку.

Мелкие язычки пламени уже лизали брусчатку в паре сотен шагов перед несчастной машиной, а воздух дышал нестерпимым жаром. Того и гляди, лопнет лобовое стекло, и тогда уже можно никуда не спешить. Любопытно, кто автор этого пекла? Повстанцы, решившие задорого продать свои жизни, или войска Империи выбрали столь… э-э… радикальный способ зачистки?

Силуэт смутно знакомой женщины в кирасе поверх старинного платья на мгновение промелькнул перед глазами. Хартог даже не понял, к чему было это видение, и досмотреть не успел. В сотне шагов от машины на дорогу выскочила девчонка. Чумазая, в эссеритском тряпье – штаны-карго и мешковатую с разрезами по бокам и рукавам рубашку перечеркивали крест-накрест ремни оружейной перевязи. Но оружия при девчонке не было – во всяком случае, огнестрельного или светового. Руками она поддерживала скрученные узлом полы рубашки. Так на Палладе красны девицы собирают яблоки в подол платья.

— Ой, мамочки!.. — прошептал Лемке. И ударил по тормозам.

Вовсе не яблоки баюкала девчонка в своих лохмотьях. Там, как в люльке, спала тактильная граната – древнее, как дерьмо лэрга, оружие. Капля Стикса в небольшом ребристом веретенце, мгновенно детонирующая от прикосновения. Никаких осечек и сбоев, ни одной вероятности, что противник, которому такое чудо прикатилось под ноги, отшвырнет ее от себя – голой рукой или рукой в перчатке, или сапогом. Их перестали использовать лет двести назад, когда сообразили, сколько энергии Стикса тратится на то, что вполне можно заменить не менее убойным, но куда более дешевым эквивалентом.

В иных обстоятельствах Хартог оставался бы спокоен. При обычном пожаре селитра может просто тихо тлеть в железных черевах терминалов, но довольно небольшого взрыва, чтобы она начала срабатывать по цепочке. Нынешний пожар покажется им крохотным костерком.

Одним прыжком прокуратор перебрался на переднее сиденье. Лемке немо вытаращился на него.

— Трогай!! – заорал Хартог. И влепил шоферу крепкую затрещину.

Мотор взревел. Еще две секунды –- и будет поздно.

Он угадал верно. Сентиментальный Лемке не мог править прямо на девчонку. В последний момент он принял влево. Хартог распахнул дверцу и высунулся наружу. Схватил паршивку и поволок в машину, граната выскользнула из подола и покатилась по мостовой, нестрашная и бесполезная.

— Пусти!.. Пусти, урод!..

Девчонка упиралась руками и ногами, дверца в салон не желала закрываться. План, такой безупречный на первый взгляд, не срабатывал.

Лемке сбросил скорость, потому что ну опасно же тащить за собой на полном ходу двух дерущихся людей! Девчонка немедленно этим воспользовалась. Двинула Хартогу промеж глаз острым кулачком и была такова.

— Останови! Поймаю засранку!

— И зачем нам это рванье…

— Заткнись!

«Уэла», испустив полный страсти стон, нелепо приткнулась к обочине.

— Жди здесь! – рявкнул Хартог.

А девчонка удирала от него – сперва по горбатой, идущей вверх улочке с белеными домиками и диким виноградом по стенам, потом вскарабкалась, будто кошка, на высокий дувал. Ухватила откуда-то осколок известняка и метнула вниз. Промахнулась, взлетела на крышу, выкрутилась в немыслимом пируэте. Подцепила с лесов, которыми был одет соседний дом, железный ломик. Полетели обломки черепицы. Она наскоро собрала в подол те, что покрупнее – яблоки, алые яблоки Паллады… — и на бегу, один за другим принялась швырять ими в Хартога вслед за ломиком.

Удар в плечо, белое крошево на черной ткани плаща. Кевларовая броня защищает, но совсем от боли не спасает. Крошево в волосах, скрип известковой пыли на зубах. Оцарапало висок. Наплевать. Кровь наплывает на глаза, а вверх по крышам, в ослепительном синем небе, убегает террористка. Приплясывает и паясничает, как мартышка.

Силуэт расплывается в слезящихся глазах, горло раздирает кашлем, и все нутро выворачивается в болевом спазме. Пары аммиака, нечем дышать… Служба Безопасности Двора снабдила улетающего на Сирингу прокуратора всем, вот только капсулу антидота положить в аптечку забыли.

Выстрел прозвучал почти над самым ухом.

Прогнившая балка решетки, подпиравшей виноградные лозы, подломилась. Брызнули в разные стороны деревянные щепки, кисло и терпко запахло виноградным соком. Нелепо взмахнув руками, девчонка рухнула вниз.