Справедливость – мать богов, а если смотреть по справедливости, то никто более Автократа не достоин быть повелителем Лемноса. И если бы не трижды проклятый Диомед, – да пожрёт Цербер его печень! – то, несомненно, Автократ был бы правителем. Нет никого сильнее Автократа! Копьё его пробивает медный доспех, его меч не знает преграды, ярость его способна сокрушить титанов! Но правителем Лемноса остаётся замухрышка Диомед. Всех обошёл хитроумный, каждому не дал, так посулил, так что всякая торговка на рынке готова свёклой запустить в того, кто посягнёт на правителя. А что Диомед получает от своей власти? Право угождать плебсу и заигрывать с идиотами, которые не только голос не подадут, но и в собрании ни разу не покажутся. Уж с такими-то Автократ знал как себя вести! Пикнуть бы не смели против законного владыки! Один лишь Диомед стоит на пути Автократа к заветной власти.
Как жаль, что забыт благородный обычай, согласно которому убийца царя становится царём. О, тогда Диомед не прожил бы и получаса! Но в нынешние гнилые времена убицу царя сначала казнят и лишь потом начинают заботиться о приискании нового повелителя. Ну что возьмёшь с таких людишек? Какое у них право не то что решать, а хотя бы рассуждать об устройстве государства? Судьбу царей могут решать лишь цари и, в крайнем случае, боги. Слепые мойры, прядущие нить жизни, жребий царя вершат отдельно от чёрного плебса, используя самое тонкое золотое руно. Хотя, и среди царей не все равны, ведь не может же нить Диомеда быть такой же золотой, как у Автократа. Впрочем, какова бы ни была эта нить, ей не долго осталось виться. И пусть Диомед окружил себя верными телохранителями и принял дурацкие законы, они его не оградят. Бойся, несчастный, великий Автократ идёт за твоей жизнью!
Старый жрец долго не хотел выдавать тайну. Не помогали ни уговоры, ни щедрые посулы, ни пытки. Старик на всё отвечал молчаливым отказом, и даже витая плеть из шкуры гиппопотама не вырвала у него стона. А ведь эта плеть, привезённая из далёкого Египта, многим внушала ужас и развязала множество языков. Подействовала неожиданно простая вещь – угроза поджечь святилище. Хотя какое там святилище, при котором всего один служитель? Это тебе не храм Артемиды, о пожаре в котором судачит весь мир. И всё же, услыхав угрозу, старикан заговорил и обещал показать вход в пещеру.
Автократ рывком поставил старика на ноги, пнул в иссечённую спину:
– Веди!
Пещера оказалась близко, в большой клепсидре у храма Посейдона не утекло и четверти часа.
– Здесь, – дребезжащим голоском произнёс жрец, остановившись перед узким лазом. – Но смертным нечего делать в этой пещере. Даже боги не оспаривают то, что решено там.
– Ставший вровень с богами не должен ходить путями смертных, – продекламировал Автократ. – Особенно, когда нужно совершить давно предначертанное. Показывай дорогу, старик!
Дорога богов оказалась не слишком просторной, временами Автократу начинало казаться, что сейчас он застрянет, сжатый каменными тисками. Жестоко пожалел герой в эту минуту, что не привязал жреца за ногу крепкой верёвкой. Вот уползёт он сейчас в тёмные провалы, а потом будет смеяться за чашей вина над могучим глупцом, который не сумел догнать его в горных теснинах. Однако обошлось, рок благоприятствует богоизбранным, лаз постепенно расширился, впереди забрезжил свет, а там и в полный рост удалось выпрямиться.
Старик ожидал в округлом гроте, освещённом сиянием прозрачных голубых камней, выпиравших из стен, пола и потолка. При виде этого чуда Автократ не сдержал возгласа ликования. Да это не просто богатство, это сокровище сокровищ! Когда он станет царём, он пошлёт сюда рабов, чтобы они бережно извлекли чудесные самоцветы и украсили ими его покои. Хотя, конечно, добывать светящиеся камни будут одни, а украшать дворец – другие рабы. Тайна слишком сокровенна, никто из тех, кто войдёт в эту пещеру не вернётся из неё к дневному свету. И в первую очередь это касается жреца, который так плохо хранил вверенную богами тайну.
– Тише, – прошептал жрец. – Ты мешаешь им работать.
– Они здесь? – тревожно откликнулся Автократ, немедля вспомнив о цели своего визита.
Хранитель святилища кивнул, указав на противоположную стену, где виднелось ещё одно отверстие, забранное пологом из ткани столь тонкой, что скорее напоминала паутину. В зале только и было, что этот проход и узкая щель, через которую вползли незваные гости. Неудивительно, что старик не сбежал, ему было некуда бежать.
– Зачем слепым старухам свет? – спросил Автократ, указав на сияющие кристаллы.
– Ты собираешься обсуждать дела богов? – вопросом на вопрос ответил служитель.
Довод застал врасплох. Ведь и в самом деле, это не просто древние мастерицы, а бессмертные богини, а грабить чертоги бессмертных – не самое безобидное занятие. Автократ как-то позабыл об этом, ибо трудно признать богом того, кто весь век трудится. С другой стороны, что могут сделать ему дряхлые да ещё и слепые старухи? Не Зевсу же они начнут жаловаться... Громовержец их, поди, и слушать не станет.
Автократ шагнул к завешенному проёму.
– Они не слишком похожи на женщин, – сказал вдогонку жрец.
Вспомнив о своем проводнике, Автократ вернулся, ухватил его за покрытое засохшей кровью плечо, дёрнул следом за собой. Никак нельзя допустить, чтобы старец сбежал и разболтал всякому илоту тайну убежища. Но и кончать с ним рано, старик ещё может понадобиться.
Возможно это был не самый геройский поступок в его жизни, но осторожность ещё не повредила ни одному герою; Автократ не сорвал покров, а мизинцем немного сдвинул его, и заглянул в щёлку.
Низкую пещеру заливал свет. Если в первом зале дивные хрустали лишь торчали тут и там, то во втором помещении всё было отлито из сияющих драгоценностей. И всё же воздух казался мутным, пыльным... В глазах рябило от множества тончайших нитей, тянущихся из конца в конец зала, туго натянутых и скрещивающихся под самыми разнообразными углами. И каждая из этих паутинных нитей означала человеческую судьбу. Автократ помыслить не мог, что на свете столько людей. Он даже не знал, каким числом обозначить это количество. В языке нет такого числа, либо его ведают одни философы – героям оно недоступно.
Лишь потом в туманном переплетении судеб герой разглядел тех, к кому он явился. Они и впрямь ничуть не напоминали женщин, да и людей вообще; скорей – гигантских пауков. Эти порождения Арахны непрерывно источали из бородавчатых тел мириады шёлковых нитей, струили, переплетая их, и в нужную минуту безжалостно обрывали лишние. Бесчисленные отростки – руки?.. пальцы?.. или, быть может, щупальца? – ни на мгновение не прекращали кропотливой работы. Ни глаз, ни чего-либо похожего на лицо Автократ не разглядел, да и не нужны были ни глаза, ни лица этим исчадьям, вслепую, на ощупь исполняющим свой долг.
Автократ отшатнулся, но руки не убрал и щель не прикрыл.
– Это и есть мойры? – спросил он покорно ждущего старика.
– Да, это они.
– Это не богини, это чудовища!
– Базилевс, скажи, как по-твоему должно выглядеть существо, прядущее враз тьмы нитей? Это титаниды, базилевс, сёстры Горгоны Медузы. Давно минула эпоха, когда дети титанов были подобны людям. Злая воля олимпийцев сделала их такими. Говорят, один лишь Прометей сохранил человеческий облик, хотя я сомневаюсь и в этом. Тысячу лет служить пищей стервятнику и остаться самим собой – на это не способен даже бог.
– Хватит болтать! – остановил старика Автократ. – Отвечай, которая из этих... э... титанид – Антропос?
– Боюсь, что этого не знают даже они сами. Я часто наблюдал за их работой и не видел, чтобы они хоть чем-то различались.
– Часто наблюдал? Значит, сам ты сюда хаживаешь... И кого ты ещё водил сюда?
– Никого. Мой предшественник привёл меня сюда тридцать лет назад, и с тех пор здесь кроме меня никого не бывало.
– Почему же ты не вынес наверх ни одного камня? Ты мог стать богатым.
– Что значит богатство перед лицом богов?
– Это слова одного корня, дурень! Богатый – значит подобный богу! Впрочем, тебе этого не понять. Отвечай, почему я не вижу там ни единой золотой нити? Или судьбы царей плетутся в ином месте?
– Судьба царя ничем не отличается от судьбы илота. Родиться, жить и умереть. И царь, и раб рождаются одинаково голыми и умирают наедине с Танатосом. Зачем судьбе золото?
Автократ мудро усмехнулся и не стал отвечать глупцу.
Как бы то ни было, нить Диомеда творится здесь. Ведь не может судьба самозванца быть столь же благородной, как и жизнь богоизбранного государя! Значит, он достиг цели.
Недрогнувшей рукой Автократ откинул полог и в полный рост встал на пороге.
– Здесь Автократ, сын Локида! – прогремел он, ничуть не усмиряя мощи голоса. – Повелеваю вам немедля прервать нить зловонной жизни Диомеда, называющего себя базилевсом Лемноса!
Он был величествен в этот миг: в медных доспехах, с обнажённым мечом в руке, в шлеме с высоким гребнем. Шлем страшно мешал, когда пришлось ползти через теснины, но нельзя же было явиться в обиталище судьбы, не имея подобающего вида.
Ничто не изменилось в светлом зале. Также дрожали натянутые нити, сновали бесчисленные пальцы и мерно, по-старушечьи, двигались челюсти жующих что-то прях.
– Повелеваю оборвать зловонную жизнь Диомеда! – вторично проревел Автократ, вздымая к потолку меч.
И вновь приказ остался без ответа.
Что ж, тем будет хуже! Он хотел обойтись малой кровью, но раз судьба так желает, то пусть его воцарение сопровождается небывалым кровопролитием!
Меч Автократа словно мясницкий топор обрушился на переплетение чужих судеб. В самый миг удара Автократ сладостно представил, как от его руки падают толпы народа. Быть может, там наверху, на мир обрушилась чума, возможно – сдвинулись горы и кипящее море поглощает города. Может быть, кровожадный Арес со своими спутниками покинул олимпийские чертоги и заставил людишек схлестнуться в смертоубийственной рубке. Стоны, мольбы, и пиршество чёрного Танатоса!
Судьбы людей, не желавших умирать, не покорились бронзовому лезвию. Они спружинили, отбросив меч, и, если бы не шлем, Автократ раскроил бы себе голову собственным оружием.
– Безумец! – завопил сзади жрец. – Теперь ты понял, что судьба неподвластна тебе? Уходи и никогда не возвращайся сюда!
– Я понял! – в бешенстве прохрипел герой. Вы со своим фатумом сговорились лишить меня царства! Не выйдет! Сейчас ты увидишь, что твоя судьба в моих руках!
На этот раз меч не подвёл его. Голова жреца запрокинулась, хлынула кровь, и иссушенное временем тело повалилось набок.
В паучьем вертепе бесчувственная мойра оборвала нить зажившегося на свете старика, но Автократ этого не заметил. Их там всякую минуту обрывалось довольно, и богоравный герой не мог уследить за каждой. Отпихнув вздрагивающее тело, Автократ повернулся к мойрам.
– Вы слышали, что я сказал?!
Ответа не было.
Больше Автократ не стал опрометчиво рубить паутину, оказавуюся слишком прочной. Он протиснул свой клинок сквозь упругую сеть и вонзил его в бородавчатое брюхо ближайшей мойры.
– Тварь! Слушай, что тебе приказывают! Повелеваю оборвать зловонную жизнь Диомеда!
Впервые за бесчётные века размеренная работа рока была нарушена. Титанида зашипела рассерженной гусыней и вскинула суставчатую руку, на конце которой остро кривился тонкий серпик. Казалась, она сейчас нападёт, и Автократ отвёл меч, чтобы защитить лицо, однако, рука судьбы дёрнулась совсем в другую сторону. В последнюю секунду Автократ понял, что сейчас произойдёт, но ничего не успел сделать. Неуловимым движением серп обрезал одну из нитей: серую, неприметную, но прочную, которой бы ещё тянуться и тянуться...
Бесполезный меч брякнул о светлый камень.
Не обратив внимания на лежащие тела, мойры возобновили работу, вплетая тонкие судьбы людей в незримую ткань бытия.