Руки-мыши госпожи Мышеловки

Госпожа Маузфаль не всегда была старой одинокой женщиной, проживающей в доме №VI-XI по улице Непримиримости.

Раньше она служила в канцелярии Министерства, имела многочисленные знакомства, участвовала во всевозможных общественнополезных мероприятиях, была лидером разнообразных движений в поддержку Министерств Города, как того, где она служила, так и другого, но тоже важного. Но пришло положенное время, и госпожу отправили в почетную отставку, доживать свой век. Восполнять контингент доживающих свой век - число таких людей строго контролировалось в Городе.

И так вышло, что госпожа Маузфаль осталась одна. С соседями по дому она изначально не общалась, хотя имела общее представление, кто, где и с кем. Остатки профдеформации, вынесенной из канцелярии вместе со скрепками и пачкой бумаги. Детей не было. Муж, насколько госпожа помнила, когда-то куда-то ушел.
Коллеги по канцелярии, товарищи по движениям в гости не приходили, судьба их госпоже была неизвестна, а иных друзей у нее не завелось и не сохранилось.

Госпожа Маузфаль проводила в одиночестве день за днем, слушая радио, соглашаясь с диктором, просматривая по маленькому телевизору видеокассеты, которые она порой приносила из комиссионного военторга, расположенного на углу улицы.

Но однажды она уронила крошку хлеба, которая на следующий день исчезла - а уборку госпожа не проводила, она это помнила точно.

- Мышь, - сказала госпожа Маузфаль плинтусу.

Никто не подтвердил, но также никто не опроверг.
И с того дня она придумала себе занятие и очень им увлеклась. Ей стало от этого легче. С того дня она стала охотиться на мышей.

Госпожа периодически роняла крошки съестного и смотрела - пропала ли крошка? Когда пропала? Какие интервалы времени между пропажами? Она отвлекалась на другие домашние дела, на передачи по радио, но каждый раз возвращалась к слежке, днем и вечером, а иногда и ночью, просыпаясь, когда шум от работающих по соседству артиллерийских расчетов был особенно силен.

Задумалась в итоге - не стоит ли прекратить подобные несанкционированные перемещения по ее квартире посторонних и несогласованное перераспределение крошек хлеба?

В комиссионном военторге на углу улицы продавались также и мышеловки, так что в следующий раз, когда госпожа Маузфаль отправилась за покупками по списку, она также вписала и средства против мышей.

Где-то за домами, куда госпожа Маузфаль посчитала накладным идти даже из интереса, кто-то кого-то звал:

- Клео... Клео! Клео-о-о!

Госпожа уже слышала подобные крики, но так и не смогла понять, кто и кого. Да и так ли важно?

Краглер, хозяин лавки, отставной ветеран, тощий старик средних лет, периодически замирающий и смотрящий, не мигая, в пространство, сквозь собеседника, сквозь стены лавки и дальше. Мало что могло вывести его из ступора. Но его положением не пользовались покупатели, госпожа Маузфаль знала точно - все, кто приходил сюда, сами набирали, что им было нужно, сами клали деньги на стол, сами отсчитывали сдачу, сами прикрывали за собой дверь, оставляя хозяина лавки стоять столько, сколько ему потребуется.

Но в этот раз он был разговорчив. Пока госпожа Маузфаль выкладывала на прилавок то, что она намеревалась купить, Краглер, по своему обыкновению, начал:

- Позвольте, уважаемая госпожа, я вам одну историю расскажу, - оживился хозяин, вместе с госпожой перекладывая покупаемые товары. Она в одну сторону, он - в другую. Госпожа ни на что не возражала, она уважительно относилась к ветерану.

- Приходил ко мне как-то покупатель один. Солидный человек, бывший чиновник! Желал купить мышеловку. Но не простую, а с философским уклоном. Он при мне написал на ней: «Всякая мышь, входящая сюда, обретает истину». Покупатель мотивировал это тем, что придут мыши, прочитают, задумаются - и тогда никакого кота не нужно будет. Купил и ушел. А я его попросил, чтобы он зашел на днях, рассказать, помогло ли? Он пообещал. И, знаете ли, зашел, исполнил обещание! Но на то и чиновник, пусть и бывший!

И рассказал мне, как он всю ночь сторожил мышеловку, чтобы убедиться в верности своей идеи. И что случилось: первая мышь пришла к мышеловке, почитала надпись, натурально почесала лапкой за ухом и сказала сама себе: «Интересная концепция, но где доказательства?» И убежала в библиотеку, в соседнюю комнату. Вторая мышь пришла чуть позже, почитала, покачала головой: «Слишком детерминистично, хочу свободы выбора!». И ушла. Не иначе, сказал бывший чиновник, открывать мышиный экзистенциализм.

Третья мышь, которая, как знал чиновник, обитала в залежах старой марксистской литературы, которую он никак не выкинет - по его словам, заявила: «Базис определяет надстройку! Какая еще истина в мышеловке?!» Но тоже ушла - организовывать профсоюз мышей-работниц.

- Наверное, стоило больше мышеловок купить.., - произнесла задумчиво госпожа Маузфаль, отвлекаясь на собственные мысли.

- И я так сказал, госпожа! - обрадовался хозяин лавки. - Но чиновник тот продолжал рассказывать: под утро пришла мышь-теоретик. Почитала надпись, кивнула и сказала: «Интересное наблюдение! Но позвольте критику». Залезла в мышеловку, а та возьми да и захлопнись. «Вот она, диалектика!» - воскликнула мышь перед смертью. Тот чиновник так и запомнил последние ее слова.

Госпожа Маузфаль кивнула и подождала, пока Краглер отсчитает сдачу.

- И после того рассказа я, знаете ли, госпожа, перестал своих мышей ловить. Пусть себе философствуют. А то, знаете, все в этом мире относительно. Может, это они меня ловить станут, а не я их?

Госпожа Маузфаль, нагрузив сумку покупками, пошла к двери. Мыслей Краглера она не разделяла, а потому купила множество мышеловок. Книг у нее в квартире было совсем мало, так что она не сомневалась, что ее мыши достаточно глупы. Таких не жалко.

Вернувшись домой, госпожа Маузфаль поставила одну мышеловку. Подумав, поставила все остальные. Соблюдая систему, вычитанную ею из порванной книги, найденной на углу улицы. Теперь она подумала - возможно, тот бывший чиновник ее выкинул? Как бы то ни было, госпожа Маузфаль почерпнула некоторые идеи из тех листов, которые еще оставались читаемы после непогоды.

И потому мышеловки были расставлены по принципу: под кроватью для контрреволюционных мышей, под пустым книжным шкафом - для идеологически неустойчивых мышей, в туфлях мужа (они стояли нетронутыми с момента, когда тот куда-то ушел) - для шпионов из соседнего города. О том, что такие виды бывают (контрреволюционеры и прочие шпионы), госпожа Маузфаль вычитала из все тех же листов, найденных на углу улицы.

И стала ждать результата. День за днем, совмещая с другими делами. Она слышала шуршание. Иногда ночью. Порой во время прослушивания радио, и ведущий как будто усиливал голос, чтобы перекричать шорохи под кроватью и под книжным шкафом. Иной раз - когда с кассеты, по маленькому телевизору, воспроизводилась запись марша военного оркестра, организованного во дворце МУН. Госпоже нравилось смотреть, как множество людей, одинаково одетых, маршировали слева направо, и показывали зрителей, которые хлопали и неистовствовали. А потом оркестр непременно маршировал справа налево, и зрители при этом неистовствовали и хлопали, а иногда ревели, свистели и били в банки. Однако гадкие мыши начинали грызть полы как будто в унисон записи, - и не попадали в ноты, и это госпоже Маузфаль не нравилось, приходилось в итоге выключать телевизор - совсем какофония получалась, ничего не разобрать.

Где-то на улице, как будто у дома напротив или через дом, как будто желая усилить разрастающуюся вокруг госпожи Маузфаль неопределенность, кто-то кого-то упорно пытался дозваться:

- Лео... Лео! Лео-о-о!

Госпожа на секунду задумалась: не отодрать ли газету от оконного стекла и не посмотреть ли, кто там и кого? Но решила быстро - у нее есть другие, несравненно более важные дела.

Она начала писать отчеты, надеясь, что это поможет. Когда она ходила на службу в Министерство, отчеты всегда помогали, госпожа хорошо это помнила. И она старательно выводила убористым почерком на полях старых газет и книг, выброшенных кем-то и подобранных ею на углу улицы:

«Шуршание в районе кухонного шкафа. Вероятно, агент соседей, явился дестабилизировать хлебозапасы».

При этом госпожа Маузфаль уже давно не покупала хлеба - он вреден, там было заявлено Департаментом Питания при МУН. Оставались только крошки, но и их терять госпожа не хотела.

«Приняты меры: установлена ловушка №7, приманка - кусочек масла».

Масло госпожа тоже давно не покупала, но по другой причине - имея всяческие добавки, оно очень хорошо сохранялось в любом месте, при любой температуре, не теряя своих свойств и формы. Госпожа пробовала как-то этим маслом замазывать щели в оконных рамах - замечательно получилось. И потому она сохранила его для разных хозяйских нужд.

- Но следует подумать, чем бы заменить это масло. А то слишком расточительно, - сказала она кухонному шкафу.

И потому на следующий день она отправилась в комиссионную лавку на углу улицы, за покупками по списку.

- Снова вы, госпожа! - оживился хозяин комиссионного военторга, протирая пыльную каску. - Помните историю чиновника про философствующих мышей? Так вот, продолжение есть, еще интереснее!

- Так чиновник бывший? - спросила госпожа Маузфаль.

Краглер отмахнулся:

- Какая разница? Чиновник - он серьезный человек! И врать по поводу мышей не станет, так что история - чистая правда!

Госпожа вздохнула, а хозяин продолжил:

- Значит, после того случая с теоретиком мыши совсем распоясались. Организовали профсоюз, назвали его «Содружество мыслящих грызунов». Написали манифест: «Каждая мышь имеет право на самоопределение, экзистенциальный выбор и философское осмысление своего бытия».

Госпожа Маузфаль задумалась: стоило ли спросить у хозяина лавки, знал ли он того, кого то и дело звали на улице?

Хозяин перегнулся через прилавок, продолжая рассказ доверительным тоном:

- Так вот, эти мыши начали устраивать забастовки. Требовали достойную зарплату за то, что грызут провода, восьмичасовой рабочий день в норах и оплачиваемый отпуск на зернохранилище.

- И что же сделал чиновник? - не удержалась госпожа.

- Чиновник к тому времени уже порядком разозлился на мышей, а кроме того, не имел законодательной возможности их запретить, хотел было пнуть первую попавшуюся под ноги мышь, но призадумался.

- Призадумался?

- Решил - а не вступить ли с ними в переговоры! Раз ни пнуть, ни запретить! Составил договор: они не грызут его запасы, а он обеспечивает их бесплатным сыром и абонементом в мышиную библиотеку.

- Придумают же, библиотеку! - усмехнулась госпожа Маузфаль, а Краглер, вдохновленный интересом, разошелся ещё больше:

- Договор отклонили в итоге, сгрызли! А потом и вовсе решили провести мышиные выборы! Кандидаты были: мышь-марксист, мышь-экзистенциалист и мышь-позитивист. Представляете? Кампания была жаркая! Мышь-марксист обещал национализацию сыра, экзистенциалист - свободу выбора норы, а позитивист - научный подход к поиску крошек.

Госпожа Маузфаль вспомнила о хлебных крошках. Интересно, продают ли их еще? Вроде бы видела как-то...

- И кто победил? - спросила она.

- Никто! Они устроили философский диспут, который длился три дня. Чиновник все записал! В итоге все запутались в диалектике и решили, что власть - это иллюзия, а сыр существует только в их головах.

Госпожа покачала головой сокрушенно, но хозяин не унимался:

- Тогда они решили организовать мышиный театр и ставить спектакли по Брехту. Представляете? Чиновник даже запомнил название первой постановки: «Мамаша Кураж и ее мышата»! А у чиновника, ко всему прочему, был кот - одобренное Министерством движимое имущество, вы не подумайте!

Госпожа Маузфаль развела руками - она не подумала.

- Так вот, одобренный кот чиновника стал ходить к мышам на представления и критиковать постановку. Говорил, что декорации могли бы быть и масштабнее, а игра мышей - экспрессивнее.

- Невероятно, - прокомментировала госпожа Маузфаль.

- Так что мыши не только умеют хлебные крошки таскать! -подмигнул Краглер, подытоживая рассказ, не озвучивая, впрочем, чем дело закончилось с театром и критикой. - Они еще и в марксизм верят, и в экзистенциализм, и даже в диалектический материализм! Правда, последний у них как-то не очень прижился. Чиновник считает, что он слишком сложен для мышиного мозга.

Госпожа Маузфаль, качая головой и поджимая губы, направилась к выходу. Ей пора было идти домой. Она уже взяла пакет сухого печенья - потому что хлеба она не ела и бульонный кубик, а также новую кассету с маршем военного оркестра. Другие кассеты госпожа не брала. Да и не было других кассет в комиссионном военторге. Наверное, стоило сходить в другой магазин за кассетами с иным содержанием? Но об этом госпожа прежде не задумывалась.

Пока она шла домой, где-то на соседней улице истошно вопили:

- Нео... Нео! Нео-о-о!

Госпожа не стала сворачивать на соседнюю улицу, чтобы выяснить, кто кого зовет.

Дома госпожа Маузфаль занялась привычными делами, не забывая про мышей.

А однажды, спустя некоторое время, посреди ночи она проснулась и увидела: ее руки дрожали. Не как руки, а как мыши. Мелкие, серые, с черными глазками-бусинами. Они высовывались из рукавов ночной рубашки, шевелились и смотрели на госпожу, а она - на них.
- Я превращаюсь, - сказала она им. - Я становлюсь тем, на кого охочусь.

Она не испугалась, но поняла - нужно изменить тактику борьбы.

И на утро, увидя собственные руки и найдя карандаш с погрызенным кончиком, она написала письмо в Министерство:

«Прошу расследовать: я, госпожа Маузфаль, проживающая по адресу: улица Непримиримости, дом №VI-XI, превращаюсь в мышь. Считаю это результатом вражеского психотропного идеологического давления.
С уважением, госпожа Маузфаль, почетный отставной служащий канцелярии МУН».
Санитары явились быстро - все-таки, госпожа Маузфаль была почетным отставным служащим канцелярии МУН.
В белых халатах, кожаных фартуках, все, как положено. С чемоданчиками и с формами для заполнения. И отвезти госпожу Маузфаль в Профилакторий, расположенный в черте города, неподалеку от семнадцатого производственного оружейного комплекса. Престижный это был район. Госпожа не была там ни разу.

В Профилактории ее оставили одну в главном коридоре и велели ждать. Она встала у подоконника, смотрела на решетку, охватывающую окно, выходящее во двор Профилактория, смотрела на двор, где по асфальтированной дорожке строем и по кругу ходили выздоравливающие, и стала ждать.

- Госпожа Маузфаль, - сказал ей на приеме, который случился очень быстро и прямо в главном коридоре, сам доктор Мундсток, глава Профилактория. - Вы подозреваетесь в самопревращении.

- Это ужасно, - согласилась госпожа Маузфаль. Ее усадили на каталку, и она не сопротивлялась - каталка была удобнее стула в ее квартире, была удобнее подоконника, возле которого она только что стояла.
- Это не болезнь, - сказал важно и со знанием дела доктор. Он прервался, вздрогнул и покосился на группу крепких санитаров, строем прошедших мимо, но быстро подобрался и продолжил:

- Это преступление против формы тела, регламентированной Министерством. Но мы поможем, мы вылечим вас. От мышей, от идеи.
- От одиночества? - спросила госпожа Маузфаль. Но поняла, что не произнесла этого вслух. А ее уже не слушали, ее везли на каталке в процедурную. Везла ее приятная на вид медсестра, женщина в халате и чепчике, а на плечах была кофта с пестрой расцветкой, что придавало ей вид большой совы.

- Как вас зовут? -поинтересовалась госпожа Маузфаль, сама удивившись вопросу - она никогда прежде не задавала таких вопросов. Должно быть, лечебные свойства Профилактория уже на нее действовали.

- Сестра Сова, - сказала женщина и тут же покачала головой. - То есть, простите, сестра Флетчед, конечно же!

И она мило улыбнулась.

Госпожа Маузфаль удовлетворенно кивнула и, снова себе удивляясь, продолжила говорить:

- Расскажу вам историю про сов.

Сестра Флетчед закатила глаза, но госпожа не видела этого, сидя в каталке.

- Собрались как-то совы на свой съезд. Да-да, именно на съезд! И решили они, что хватит им по ночам охотиться. «Мы, мол, существа просвещенные, а не какие-то там хищники».

Сестра Флетчед хмыкнула.

- И что вы думаете? Написали они петицию солнцу! Требовали, чтобы оно светило и ночью тоже. Мол, неудобно им в темноте жить, они культурные, они как все.

- И что же солнце? — не удержалась сестра Флетчед.

- А солнце им ответило: «Дорогие совы! Мой график неизменен. Хотите света - покупайте ночники».

Сестра Флетчед хихикнула.

Госпожа Маузфаль замолчала, но не потому, что ее прикатили в палату, хотя и это тоже, а из-за того, что она забыла, чем закончилась история про сов. И, если на то пошло, откуда она вообще знала эту историю? Не иначе, все это воздействие Профилактория...

- Наверное, совы открыли совиный магазинчик, - не дождавшись госпожи, предположила сестра Флетчед, закатывая нового пациента учреждения в его новую комнату.

- Торгуют теперь светящимися гирляндами и очками ночного видения. А самая умная сова стала министром, - добавила сестра Флетчед.

- Каким министром? - нахмурилась госпожа Маузфаль и покосилась назад, на сестру Флетчед.

- Любым министром. Сова же умная, - убежденно ответила женщина. Госпожа кивнула, соглашаясь.

А после ее оставили одну в палате.

Лечение началось.

И длилось ровно шесть недель.

В первую неделю ей предложили понаблюдать, как уничтожают ее мышеловки, а также предоставили самой составить акт: «Уничтожение потенциального оружия». На ее глазах уничтожили отчеты и заменили бумажно-печатные изделия: вместо старых газет и книг, выброшенных кем-то и подобранных госпожой на углу улицы, теперь были «Инструкция по уходу за книжным шкафом» и «Правила внутреннего благоустройства жилища».

После ей выдали таблетки.

На вторую неделю госпожа Маузфаль отправлялась на ежедневные беседы с доктором Мундстоком. Беседы были одинаковыми, слово в слово:
- Вы верите в мышей? - спрашивал доктор Мундсток.
- Нет, - сказала госпожа Маузфаль. Ей давали таблеток с утра, и потому она честно не верила.
- Почему?
- Потому что их нет, - убежденно отвечала госпожа Маузфаль.

- Упадок.

- Упадок, - послушно повторяла госпожа Маузфаль.
- А если они есть?
- Тогда это не мыши.
- А что?
- Сбой в системе.
- Правильно, - доктор Мундсток поставил отметку в журнале пациента. - А кто виноват?
- Я, - призналась госпожа Маузфаль.
- Хорошо. Но с вас вычтут положенный штраф за самовольное обвинение в факте сбоя системы, - сказал доктор. А потом добавил: - Упадок есть сила Города и народа.

- Упадок есть сила Города и народа, - согласилась госпожа Маузфаль.

После ей выдали таблетки.

На третью неделю госпоже Маузфаль провели серию электрошоковых терапий по методу упорядочивания сознания. Что это, госпожа не знала, а ей все объяснили сложными словами - она не поняла. После каждого сеанса она смотрела фильм «Счастливый отставной служащий», цветной, с музыкальным сопровождением.
В фильме отставной служащий улыбался, сидя на скамейке перед обветшалым, серым домом, на котором висела табличка:

«Образцовый объект внешнего упадка. Награжден Министерством Обороноспособности Населения».

Госпожа Маузфаль улыбалась вместе с отставным служащим из фильма.

После ей выдавали таблетки.

На четвертую неделю госпожа проходила тест на лояльность. Все тот же доктор Мундсток спрашивал, сидя перед ней с журналом пациента:

- Что вы почувствуете, если увидите мышь?
- Страх.
- Почему?
- Потому что это вредитель.
- А если она скажет: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»?
- Я вызову санитаров.
- А если она предложит вам красивый дом с цветами?
- Я немедленно доложу о факте вовлечения в неразрешенную деятельность.
- Почему?
- Потому что красота - признак вражеской пропаганды.

Доктор кивнул и записал результаты в журнал пациента. А потом добавил:

- Упадок есть сила Города и народа.

- Упадок есть сила Города и народа, - согласилась госпожа Маузфаль.

После она получила таблетки.

На пятую неделю госпоже Маузфаль дали подписать предварительный Акт о выздоровлении.

Текст был таков: «Я, госпожа Маузфаль, заявляю, что мыши являются грызунами. Они не несут идеологии. Я не превращаюсь в мышь. Я благодарна Профилакторию и МУН за оказанную помощь.

Я обязуюсь больше не писать отчеты. Я обязуюсь не стремиться к внутреннему порядку, если он противоречит внешнему одобренному упадку. Я обязуюсь согласовывать внутренний порядок в ответственных учреждениях Города».

После подписания Акта доктором документ был отправлен на рассмотрение в ответственное учреждение на проставление печатей и выдачу разрешения на выписку из Профилактория. А госпоже Маузфаль выдали таблетки.

На шестую, последнюю неделю лечения госпоже Маузфаль выдали таблетки, двойную порцию, и оставили одну в палате.

А после ее вернули домой, тем же образом, как и забирали.
С пакетом, где аккуратно были сложены справка о выздоровлении, заверенная обоими Министерствами, новая брошюра, одобренная МУН: «Как стать хорошим соседом», маленькая игрушечная мышка из пластика, с крохотной надписью на одном ее боку: «Для преодоления страха. Не грызите. Произведено по заказу Министерства Удовлетворенности Населения. Не подлежит идеологической интерпретации».

Будучи дома, она села на стул.
Посмотрела на пустую квартиру.

На улице, совсем близко, возможно, это были соседи по дому, истерически вопили:

- Эу... Эу! Эу-у-у!

Госпожа Маузфаль встала и подошла было ко входной двери квартиры, узнать, кто там все-таки и кого. Но отвлеклась, свернула на кухню. А там, на столе, лежал пакет сухого печенья и бульонный кубик, купленные шестью неделями ранее. И пакет в одном уголке был как будто погрызен. Или он изначально дырявый?..

Госпожа Маузфаль вернулась обратно в комнату и села на стул. Она посмотрела на шкаф, где раньше лежали старые газеты и книги, выброшенные кем-то и подобранные ею на углу улицы, а теперь «Инструкция по уходу за книжным шкафом» и «Правила внутреннего благоустройства жилища». А в качестве приятного подарка-сюрприза рядом лежал календарь с изображением разрушенного моста и надписью: «Слава упадку. Упадок наш щит».

- Спасибо, - сказала она шкафу. - Я больше не боюсь. Я больше не превращаюсь.

И действительно - не боялась. Она стала спокойной. Она не ставила мышеловки. Не писала отчетов. Не шуршала ночью.

Но через месяц она купила одну ловушку - маленькую, «для профилактики». Спрятала ее за плинтус, где никто не мог увидеть. Она не писала отчета о том, что превращается. Но ее руки снова дрожали. И пятна на коже как будто складывались в глазки-бусины.