Русалка.

сказка абсурдиковая

В основном про Русалку.

Конечно, про бережковый мусор надо было бы побольше написать – много там чего было всякого интересного, но ведь мы, всё-таки, про Русалку историю рассказываем, так что не будем – скажем только, что на этом тухлянском берегу впоследствии открыли жилу какую-то очень ценную.

Прогуливался по мусорному бережку речки Тухлянки молодой Аспирант Ельского Международного Университета и размышлял о лучшем своём будущем, когда он наконец станет Профессором, а потом, скорее всего, и Академиком настоящим.

И неожиданно нашёл на этом бережку замусоренном яйцо русалочье, очень красивое, в зеленоватых прожилках и с блёстками огненными, и очень этому удивился.

Сначала подумал, что это доселе какая-то неизвестная драгоценность каменная – ногтем пошкрябал, а оно недовольно шипит и ёжится.

Оглянулся Аспирант по сторонам и быстренько сунул в боковой карман это яйцо и пошёл себе дальше прогуливаться.

Погулял ещё немножко, а потом слышит – кто-то пищит придушенно.

Покрутился во все стороны – никого нет поблизости, а писк всё пищит и пищит безостановочно.

Похлопал Аспирант свой пиджачок по карманам, а из бокового кармана кто-то "Ой!" говорит с явно недовольными интонациями.

А потом ещё и голосок нежный послышался, едва слышимый, но очень явственный:

– Послушайте, Аспирант, мне нужно срочно съесть скорлупку от моего домашнего яичка, а то у меня пропадёт желание для дальнейшей жизнедеятельности.

Но у меня, к сожалению, никакой подходящей ложечки нет, а тем более, вилочки.

А у Аспиранта как раз с собой была маленькая серебряная ложечка – он её накануне спёр из хозяйского дома в надежде продать кому-нибудь и потом на эти денежки поужинать в каком-нибудь мотеле поблизости.

Оглянулся в разные стороны и быстренько сунул он эту ложечку в карман писклявый, а оттуда и говорят: – Мерси вам, товарищ.

И через некоторое время из этого же карманчика высунулась ручка худенькая с зелёными ноготками и ложкой дочиста облизанной помахивает.

Обрадовался Аспирант и поспешил во весь дух поскорее к себе, даром что был совершенно некормленый.

Поел немного, что было в корзинке продовольственной, похрустел картофелинкой в "мундире", а потом собрал все разбросанный журналы "Работница" в аккуратную стопочку, надел кальсончики вязаные и только хотел дунуть на лампу керосиновую...

Да вдруг вспомнил, что у него в кармане найдёныш-Чудинка с ручками худеньким завалялась.

Вот ведь, какая оплошка – совсем вывалилась из памяти.

Начал Аспирант, на ночь глядя, придумывать, куда её, эту малявку, пристроить – на улицу ведь не пойдёшь, в такую темень, искать какой-то прудок или лужицу.

До речки далеко, да и хулиганы всякие по улицам шастают, того и гляди – обидят или намылят чего-нибудь.

Налил в деревянную бадейку водички расписным ковшиком, вырезанным из цельного куска деревянного.

У них в поселении издавна жил мастер по вырезанию из цельных кусков всякой утвари кухонной и этот умелец даже пробовал какую-нибудь мебель вырезать, тоже цельнокусковую.

И что же? Очень удачно у него получались кровати двуспальные, кресла-качалки, тумбочки, столы бильярдные и особенно кроватки детские с балясинками.

Всегда к нему в мастерскую длиннющая очередь стояла за заказами – очень это выгодное дело, оказывается, – вырезать цельнокусковые изделия.

Граждане в книге жалобной всегда писали одно и то же – "чудо, какие дивные изделия!!".

Потому что нецельнокусковое постепенно на отдельные кусочки расклеивалось и потом эти кусочки среди ночи шумно об пол стукали, когда падали.

А от этого хозяева просыпались посреди ночи и начинали от испуга кричать истошно, и свечки зажигать.

А в таком истошном состоянии зажжённые свечки обычно падали прямо на одеяло или перину – что попадётся на пути у свечки, и появлялся пожар сначала 1-й степени, а потом 2-й, а иногда и до 3-й степени доходило, но это редко бывало.

Это когда в кроватке только женщина одна лежала – тогда точно, случалось 3-й степени, а так обычно на 1-й степени всё и заканчивалось, потому что мужчина сразу же бежал на кухню за чайником и заливал всё подряд, пока пожар 1-й степени только-только набирал силу для повышения до 2-го уровня.

Вот поэтому-то и стояла такая большая очередь к мастеру-вырезальщику – чтобы не было повода для какого-то пожара или чего другого непредвиденного, потому что цельнокусковое вырезается исключительно по предписаньям ГОСТа и в соответствии требованиям противопожарной безопасности.

Значит, налил Аспирант ковшиком цельнокусковым воды в деревянную бадейку и запихнул в неё свою Чудинку-найдёныша.

Чудинка плюхнулась в бадейку липовую, улеглась там поудобнее и заснула, как все малолетние русалочки делают – свернулась калачиком и хвостиком прикрыла голову.

Аспирант наутро наспех выпил чаю с баранками, потом задумался, почесал везде, как положено, для изгнания остатков собственного сомнения, а потом завернул русалочку махонькую в чистую ситцевую тряпочку и отнёс Чудинку в Ельское учебное заведение.

Для показа и консультации профессиональной, потому что не может же начинающий Аспирант разбираться и в том, и в этом одновременно – тут опыт нужен многолетний, и практика соответствующая.

И сразу же, как пришёл, показал её, прямо в тряпочке, самым известным шведским Академикам из Ельского Международного Университета.

Профессора эти заморские сразу же свой интерес проявили – тут же прекратили все свои споры научные, исследовательские дела побросали и около демонстрационного стола сгрудились для внимательного разглядывания доселе не виданной диковины.

Некоторые "светила", вообще, даже лупы вытащили из футляров замшевых и стали Чудинку оглядывать со всех сторон, и ещё через самый мелкий микроскоп посмотрели внимательно.

Особенно один маленький тощий Профессорок с редкими зубками старался рассмотреть мельчайшие детальки и шершавинки и всё как-то грубо, с какими-то ужимками пучеглазыми, непонятно, что ему больше хочется – то ли скушать Русалочку, то ли такой вот он оригинальный натуровед биологический.

Посмотрели, посмотрели шведы научные, а потом покачали головами лысыми и говорят:

– Ну да, конечно, на русалку смахивает. Но нужно изучать у неё органы внутренние для вердикта окончательного, а потому придётся разрезать вдоль и поперёк, вы на это согласные?

– Или ещё можете продать её за хорошие денежки кому-нибудь знающему. Да хоть в ту же Кунсткамеру продайте, там толк в этом понимают, – Профессорок редкозубый советует противным голосом.

– Нет! Нет! И, ещё раз, нет! – сказал Аспирант очень категоричным голосом, завернул Русалочку свою в тряпочку ситцевую и ушёл восвояси.

Ишь чего выдумали – резать вдоль и поперёк, такую махонькую!

Стал он воспитывать Русалку по своей методике – почаще гулять с ней в саду и парке, на водоёмы водил, где учил её правильному плаванью по-всякому: брассом, кролем, баттерфляем и ещё немножко по-собачьему.

Чтобы не стыдно было на людях выйти где-нибудь в Анапе или в Адлере и окунуться в море голубое на зависть всем отдыхающим.

Рано или поздно – пришло нужное время и стала Русалка девушкой с чёрными ресницами и голубыми глазками слегка навыкате – загляденье просто!

Ей бы радоваться, песни петь и приплясывать, а она всё сидит у окошка и смотрит печально на проезжую часть улицы с утра до вечера.

Сидит, глазками лыпает, одной ручкой за щёчку подперлась, а другой серого котейку поглаживает.

Ой, а где же котик-то? А нету котика, ручка совершенно пустая, ничего не подпирает, просто лежит себе на подоконнике.

Местные парнишки сразу же в табунки сбиваются и шастают туда-сюда без передышки вдоль этого русалкина окошка.

Семечки кушают и на окошко всё поглядывают и смеются своим плоским шуточкам, всю мостовую заплевали-усыпали шелухой подсолнечной.

Очень дворники через это недовольные и постоянно претензии Аспиранту выказывают, и доносы строчат в разные организации: в домоуправление, в ЖКХ, в "Общество охраны и безопасности" и – чего уж там! прямо в ГПУ жалуются!

ГПУ аж 2 раза приезжало с собакой и наганами, как положено – проверили документы у Аспиранта и поинтересовались происхождением картошки в чугунке и девицы с чешуёй вокруг талии, которая у окошка на табуреточке сидит и без отрыва наблюдает за проходящими по тротуару гражданами.

А ихняя гэпэушная собака и не рычала нисколечки – это даже понятые заметили и потом всем рассказывали, что псина не рычала нисколечки, даже, когда вместо ног у девицы хвост увидела, лишь вздрогнула чуть-чуть и сразу же отвела глаза – на чугунок с картошкой уставилась.

Но и тут всё обошлось, потому что картошка эта была совсем и не ворованная, а лицензионная, купленная на базаре у мадьяров прямо с телеги, а с телеги обычно никаких чеков не дают за покупку, потому что некуда посадить счетовода знающего.

Но, в виде исключения, особо настырным покупателям, всё-таки бумажку выписывают и печатку ставят мадьярскую кооперативную.

И у Аспиранта как раз этот покупательский мадьярский чек сохранился, так что пришлось ГПУ этому уйти несолоно хлебавши восвояси.

Напоследок кинуло ГПУ свои косые взгляды на Русалку одинокую у окошка, крякнуло и тихонько выскользнуло за дверь, как будто его и не было.

А она всё сидит у окошка и смотрит печально на проезжую часть улицы с утра до вечера.

Да изредка встанет и что-нибудь этакое сделает – то пол подметёт, то мушек погоняет полотенцем или окошко помоет с мылом хозяйственным.

А потом невзначай прочитала в журнале "Работница" рецепт, как правильно сделать оладии со сметаной и теперь завсегда Аспиранта потчует оладиями с разными специями.

Поздно вечером пришёл с работы усталый Аспирант и жалуется:

– До чего же тупые эти студенты бюджетные – ты им в зуб ногой тычешь, а они ничего всё равно не понимают, только смеются весело, думают, что это с ними так шутки шуткуют про незыблемую силищу объединённого мирового пролетариата.

А воо-от, посмотри-ка, что я тебе принёс – и кулёчек с сушёными снетками в мятом состоянии из заднего кармана вытащил.

Русалочка в ответ вся сморщилась недовольно и говорит:

– А всё-таки мне больше бычки в томатном соусе нравятся.

– Ну, это уж потом как-нибудь – вот выдадут жалованье, так я сразу и зайду в Елисеевский, там как раз будет завоз эквадорских бычков пряного посола в ломтиках, с добавление томатного ингредиента.

И ещё Русалка всё время просит котика завести, хоть какого-нибудь, самого завалящего, потому что так положено всем сидящим и смотрящим в окошко печальным девушкам.

А где же его взять этого самого завалящего – везде торгуют котиками по полтыщи, а у него ведь совсем мизерное аспирантское жалованье – вдвоём бы как-то выкрутиться, а тут целый кот ещё будет, хотя и какой-нибудь завалящий.

– А ты знаешь, дорогуша, сколько раз в день эти завалящие кушают? И не абы что, а всё, как у породистых требуют, так и говорят: – " Не хотим этого вашего "абы что", а вот что сфинксы голые трескают, то и мы тоже норовим попробовать".

Вот что, милая, ты бы прилегла отдохнуть немножко, а то я сейчас книжки свои начну читать научные.

– Даааааа, я вот лягу, а тут, невзначай, какой-нибудь принц проскачет и ничего весёлого не получится, так что, извиняйте, но не могу сейчас отдыхать, так что и не упрашивайте, пожалуйста.

И где это она про принца вычитала? Наверное, в "Работнице" какой-то рассказик по ошибке напечатали.

Вздохнул Аспирант и пошёл на кухню почитать учёную книжку про микробиологию или про кулинарию, неважно, про что – лишь бы не испортить отношения со своею Русалкою.

Он ведь когда-то был простым студентом кислородно-сварочного техникума и ещё сторожил совхозные поля, но потом его уволили из совхоза по причине бездумного вырезания своих личных инициалов на всяких ровных поверхностях: на берёзках, заборах и калитках дощатых во время несения охранного караула, что строжайше запрещено Уставом несения караульной службы.

А после того, как его уволили, стал он много читать, особенно литературы полезной для общего всестороннего развития личности и очень ему нравился журнал "Работница" с картинками и рецептами про всякое нужное.

Тогда-то он и стал работать Аспирантом в Ельском Международном Университете по вопросам обучения иностранных студентов всякому-разному.

В основном навыкам глубокой резьбы на любой гладкой поверхности.

Но больше всего имел он необъяснимую склонность к воспомоществанию всевозможному – то лапку кому-нибудь выправит, то остановит кровотечение, а то подвяжет что-то отваливающееся совсем или наоборот, привяжет какую-нибудь новую штукенцию, а сломанную совсем отрежет осторожно, чтобы не мешала жить и радоваться.

И обязательно возьмёт на кормление всякого исхудалого и истощённого: сделает ему осмотр сначала, установит диагноз поточнее, а уж потом начинает откармливание по всем законам диетологии.

Особенно хорошо ему удавалось котят бездомных откармливать и воробьят, которые из гнезда выпали.

А ещё Аспирант обучал в Ельском Университете иностранных граждан всевозможным домоводческим наукам – как капусту квасить на зиму или закатывать банки с помидорами и ещё как селёдку "под шубой" правильно сделать к Новому Году, а главное – каждый свой урок начинал с рассказа про незыблемую силищу объединённого мирового пролетариата.

Да вдобавок читал студентикам лекции, как по-научному собак воспитывать, чтобы палки приносили по-быстрому, и чтобы за котами не бегали с лаем суматошным, а делали вид, что нехотя прогуливаются.

Также обучал желающих, за отдельную плату, естественно, как ставить силки для безопасной поимки кроликов в экстремальных условиях и как говорить правильные доводы в спорах о вере и национальности.

И по другим интересным вопросам тоже делал небольшие доклады – вот, например, как отличить кинематику от динамики и в чём тут весь прикол заключается.

Был у него в группе иностранных обученцев студентик очень худосочный, но очень чёрненький, откуда-то из Африки, что ли, из какого-то африканского племени – то ли куштун, то ли кайнар, то ли прямо-таки из масаев. Скорее всего, из Нигерии.

К тому же совершенно худенький, и поэтому так часто впадал в обморок от недоедания – просто не мог он кушать в студенческой столовке традиционную пищу студенческую.

И над ним постоянно издевались-подшучивали разные нечёрные сокурсники – он пройдёт мимо них, а они губы надуют, глаза выпучат и падают на пол, как будто это у них случился обморок от голода.

А остальные студентики, тоже нечёрные, ржут, как жеребцы в конюшне застоявшиеся.

Подумать только – и это в прославленном Ельском Международном Университете такое отношение нехорошее!

Конечно, в столовке, действительно, всё время что-то непонятное делали – какое-то кушанье странное, ни рыба ни мясо, что называется.

Вот однажды Аспирант над ним сжалился и привёл его к себе домой – покушать оладиев из пшеничной муки высшего сорта со сметаной.

Которые наловчилась выпекать Русалка на чугунной сковородке – прочитала рецептуру в журнале "Работница" и теперь в доме всегда пахнет свежими оладиями.

Сначала Чёрненький всё отбрыкивался-отнекивался, говорил, что такое у них, у масаев, совсем не принято – кушать оладии, да ещё в чужом доме.

А потом плюнул на все приличия и пошёл – чувствует, что скоро уже новый голодный обморок приближается.

Пришёл в дом к Аспиранту, тапочки снял в прихожей и поставил аккуратно в уголок, чтобы не мешали проходу, если что.

Ну, его сразу за стол усадили, стопочку налили по обычаю и потом блинами-оладиями стали потчевать.

Чёрненький тут же понюхал всё внимательно, как у них в племени обычно принято: вилку, ножик, стопочку, тарелочку, а потооо-ом, как начал уплетать оладушки во все тяжкие, даже с чавканьем, но всё-таки с ножом и вилочкой, как и положено заграничному принцу тайному.

И так ему эти русалкины блины понравились, что стал он в Ельском Университете падать на пол всякий раз, как только Аспиранта увидит.

И очень огорчался, когда Аспирант уезжал в командировку или что случалось у того нехорошее с насморком.

Три месяца так падал беспрерывно, а потом, видать, ему стало совестно – падать перестал, но попросил, чтобы в следующий раз со сметаной ему ещё и мёду намазали на блинчики – говорит, для лучшего желудочного переваривания.

А сам уже весь как наливное яблочко – аж лоснится на солнышке, переливается всеми цветами, как радуга.

В общем, сделался уже совершенно упитанным, но всё равно просится и просится прийти на блинчики со сметаной, как будто ему тут всегда мёдом намазано.

Аспирант уже и не рад, что проявил такое человеколюбие – не знает уже, что ему сказать и как приструнить.

И тогда решил водки с ним выпить, чтобы узнать истинные намерения студентика.

Чёрненький пришёл, по привычке тапочки аккуратно в уголок пристроил и сразу к столу ринулся – занял «исходную позицию» и смотрит вокруг глазами весёлыми.

Аспирант ему тут же полстакана плодово-ягодного налил и себе водочки немножко плеснул для вида.

Чёрненького, развезло, конечно, после третьего стакана плодово-ягодного креплёного.

Развезти-то развезло, но не окончательно – сидит чёрненький, зубы сцепил и ни гу-гу.

Только покачивается и помыкивает что-то своё.

Долго крепился, чтобы не нарушить папенькин совет, а потом всё-таки не устоял против прекрасного плодово-ягодного креплёного – оказалось, что он единственный сын царя африканского какого-то племени – то ли куштун, то ли кайнар, то ли прямо-таки из масаев...

И звать его по-ихнему Чунгаринкмба XI-й или попросту Чунгарик Принц масайский, Сын наисветлейшего Вождя масайского Лумумбы XXIII-го, правителя всех видимых и невидимых окрестностей, потому что так ему завещали все прежние Цари и Правители. Вот так-то.

И вот этот Чунга, принц и всё прочее, выложил такое своё секретное происхождение вплоть до мельчайших детальных тонкостей с упоминанием всех титулов, как это у принцев принято, даже про секретное тату подмышками.

А в Ельском Университете совсем не понимали этих тонкостей совершенно – поэтому и называли его просто «негр чёрненький».

И совершенно никто и не знал, что он был сынок единственный у ихнего тамошнего Царя Лумумбы XXIII-го.

Потому что Чунгарик не высовывался понапрасну и не хвастался, по совету своего батюшки Царя масайского.

И ещё потом, после 4-го стакана плодовоягодного, досконально рассказал удивительную историю своей биографии, как он тут оказался, в Ельском этом самом Университете.

С самого начала, с самого что ни на есть Пролога.

Когда он ещё и слыхом не слыхивал совсем про Ельский Университет, а проживал в своём родном масайском посёлке, где папенька его был Царём.

Однажды приехала в те африканские края организованная экскурсия туристическая и пока они осматривали местные достопримечательности, двое из этой группы, совершенно неорганизованные по причине обоюдной влюблённости, и, по неосторожности, отстали ото всех, а потом и вообще заблудились в джунглях дремучих.

А джунгли африканские – это вам не еловые какие-то дебри, а настоящие и очень опасные!

Плутали-плутали эти двое и вышли в незнакомый посёлок царский, а в нём сплошь негры чёрненькие шастают.

И совершенно не работают, а просто болтаются без дела и совсем друг другу не улыбаются.

А на поселковой площади около костра на бамбуковом кресле сидит ихний Царь Лумумба XXIII-й и команды всякие говорит грозным голосом – кому посевную начинать, а кому кокосы сбивать и кукурузы обламывать, а некоторых отправляет на войнушку в соседнее царство – чтобы тем неповадно было.

В общем, очень грозный Царь оказался, а с виду и не скажешь – весь он такой щупленький, лысенький, невзрачненький, и как такого в Цари выбрали – совершенно непонятно.

А у Царя Сынок Чунгарик тут же вертится, сидит и не очень радуется местным обычаям, а как увидел заблудших туристов беленьких – тут чрезвычайно обрадовался, стал лопотать по-ихнему и пальцем папеньке на них указывать.

Царь поначалу рассвирепел и стал хмуриться и багроветь – а поди разбери, что он багровеет, совсем и не видно из-за окраса чёрного, поэтому особенно-то никто и не испугался по-настоящему.

А местные жители проходят мимо с кувшинами на макушке и перешёптываются тихонько – мол, опять наш, непонятно с какого, жиру бесится – вон как багровеет весь снизу доверху.

А он и не жирный вовсе, а просто гладкий и лоснится от свиного жира топлёного – чтобы мухи цеце не садились на него.

Уж очень эти мухи свинину не любят, как учуют – сразу разлетаются во все стороны.

Вот поэтому цари африканские и ихняя администрация постоянно этим жиром топлёным и мажутся, а простые чёрненькие – кто чем, потому что им этого жира и не достаётся.

В основном каким-нибудь органическим – что соберут в саванне органического, тем и натираются, а кто не может выйти в саванну по какой-то причине – те сидят рядком и скоблят друг друга костяными скребками, а потом этим самым «соскрёбышем» и мажут себя со всех сторонок.

И поэтому мухи цеце делаются в совершенном замешательстве – они прилетели покусать, к примеру, Нгусамбе, а Нгусамбе вовсе и не Нгусамбе оказался по запаху, а вообще Рвмнанг или Кнамнтхе какой-нибудь.

Потому что пахнет он, как Нгусамбе, а на лицо – чисто Кнамнтхе или Рвмнанг вылитый!

Так и улетают несолоно хлебавши, лишь жужжат на всю саванну – мол, обдурили опять нас эти хитроносые, но ничего, подождите и у нас будет праздник, когда вы выпьете своей дурацкой самогонки и будете валяться под пальмами нескоблёные! Про самогонку это они, конечно, зря такое жужжали – нормальная в посёлке была самогонка, из чистой кокосовой бражки сделана с соблюдением всех правил перегона и розлива.

Вот в этот самый посёлочек и забрели, значит, заблудшие туристики влюблённые.

И сразу же наткнулись на багровеющего Лумумбу XXIII-го

Тут туристы испуганные сразу же ему носки свои чесучовые отдали, а сверх того и кольца обручальные.

Ну, Лумумба немного успокоился, перестал багроветь и хмуриться, принял подарки милостиво и сделал царственный жест – мол, присаживайтесь к костру, счас чай будем пить с сушёными кокосами.

Посидели, чайку попили с кокосами, туристы рассказали про себя немного, чем занимаются, где учатся и особенно расхваливали Аспиранта за его хорошее обучение на совершенно высоком уровне.

А потом Лумумба XXIII-й вытащил из своих царских закромов бутылку с особой самогонкой, который варят работники-эмигранты из Азии, и угостил туристов и сам тоже выпил большую кружку самогона и от этого очень повеселел.

Туристы из рюкзака гитару вытащили и спели радостную песню, как весело живут студенты от сессии до сессии, а Царь им за это вернул кольца обручальные.

И туристы снова спели свои песенки в знак глубокой благодарности, а Чунгарик слушал-слушал и стал им подпевать про эти непонятные сессии и оказалось, что у него слух отменный и голос баритон выдающийся.

Туристы так ему и сказали:

– Учиться тебе надо, братец, уж очень у тебя пение получается.

Тут чёрненький парнишка, Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, прямо весь загорелся, только и говорит, что мечтает поучится у Аспиранта заграничного хоть на кого, хоть на певца, хоть на стоматолога.

И стал папашу слёзно упрашивать отпустить его на учёбу к этому самому Аспиранту Университета Ельского, у которого такое знатное обучение.

А этого Сынка все в округе просто Чунгариком называли, потому что очень трудно такое слово Чунгаринкмба говорить правильно.

Царь для виду покочевряжился, а потом написал указ и дал свой царский дазвол на отправку Сынка для обучения на стоматолога, чтобы научился правильному сверлению и замазыванию, да и вообще, просто так, для приобщения к всеобщей цивилизации.

Справили ему костюм, хоть и ношеный немножко, но всё-таки неплохой, из натурального кримплена с золотыми пуговицами и ещё на рукавах розочки вышитые – алые с листиками зелеными.

У заезжего эмигранта на овцу выменяли, этот эмигрант откуда-то из Азии приехал на заработки в самую глухомань африканскую – собирать кокосовый урожай и ещё набрать немножко ананасов для самогоноварения.

Обнял Царь Лумумба XXIII-й крепко Сынка на прощание – и всё.

Больше никаких слёз и голошения, никаких бабских кривляний с ручным всплёскиванием.

Просто обнял молча по-мужски и всё – как у них, у гордых масаев, принято.

Сказал только слова напутственные:

– Послушай, Чунгарик, дорогой мой сынок, вот тебе 2 мудрых моих совета – не трать денежки на всякие глупости, прежде чем купить чего, подумай хорошенько – а оно тебе надобно?

Старайся сохранять всегда своё царское достоинство, ходи прямо и никому не кланяйся

И нигде не говори, что ты сынок царский, а то в тех краях девчата очень падкие на титулы – как услышат, что принц африканский приехал, так сразу всю учёбу свою побросают и будут на тебя пялиться и локоны на пальцы накручивать для привлечения внимания.

Чунгарик поблагодарил папеньку за советы дельные, взял свою крокодиловую сумочку, положил в неё 100 рублей и отправился в дальние края прямиком к Аспиранту на обучение.

А как только приехал Сынок в Ельский МГУ, сразу же зашёл в местную Галантерею и у него там глаза разбежались, прямо во все стороны – везде на полках всякие красивые вещички дефицитные лежат: ножички перочинные, маленькие зеркальца и расчёсочки небольшие, в отдельных коробках шарики стеклянные и шарики надувные, но не разноцветные почему-то.

Сынок так растерялся, прямо весь огорошился, что накупил сразу же целый мешочек подарков папаше и всем родственникам.

Всё, что глаза радует, то и накупил.

В Галантерее внутри атмосфера очень добросердечная вокруг – тепло и всё время какие-нибудь песни лиричические слышатся, особенно Чунге запала песенка про "Очи Чёрные", он даже её успел выучить, пока копался в коробочках на прилавке.

А вокруг стоят Продавщицы галантерейные и от скуки рассказывают анекдотики матерные, потому что нету покупателей совсем, только какой-то худенький чёрненький всё копошится в ящиках с шариками стеклянными.

И по-нашенски ни бум-бум не тумкает, даже 10 раз пришлось его переспрашивать, для чего столько шариков-то презервативовых накупил?

А он стоит, как тетеря, и только радостно лыбится.

Вот так и промотал Чунга все рубли на эти презенты многочисленным родственникам и друзьям-соплеменникам.

А потом вспомнил напутствие папино, а уже поздно – кончились рублики, а в животе бурчит и аукает – кушать-то хочется.

Вышел из Галантереи, да поскользнулся неудачно на ступеньках и упал прямо на тротуар, как подкошенный.

Лежит и еле дышит от такой неловкости, а вокруг народ собирается и жалеть начинают Чунгарика как следует – каждый жалельщик стал к его животу ухо прикладывать и прислушиваться.

И потом каждый жалистый гражданин поднимал голову и радостно говорил:

– Дышит и бурчит, братцы! Бурчит и дышит, ей-ей! Бурчит и очень явственно, товарищи!

А какая-то старушка отломила от своего батона кусок изрядный и положила рядом с Чунгой и все остальные тоже положили, кто что мог.

А первоклассница вынула из своего букетика для учительницы белую хризантему и положила в общую стопочку, как знак детской солидарности с народами угнетённой Африки.

Вот тогда-то и надумал Чунгарик в голодный обморок падать, будто это от хронического недоедания.

Очень хитрым оказался этот хлопец африканский – даром, что царских кровей, так ещё и авантюрист пройдошливый.

Но учится хорошо, этого не отнимешь – всегда очень чётко отвечает по-африкански на поставленные вопросы, хотя никто и не понимает, что он там говорит, но очень громко и чётко отвечает, прямо как по писаному.

Вот на переменках болтает по-нашенски, как каботажник матёрый со всеми оттенками и сплёвывает часто-часто, потому что от мата слюнка набегает и мешает правильному произношению.

Да иногда тихонько напевал куплетики про сессии студенческие или про "Очи Чёрные" и всем очень это нравилось и они ему говорили:

– А ты песню про Буратину знаешь? Очень весёлая и с припевами поразительными.

А в остальном ничего особенного – обычный паренёк чёрненький, только очень тощий с губами надутыми.

Вот такая, понимаешь, затейливая биографическая история случилась у Чунгарика.

Так и выведал Аспирант с помощью отечественного плодово-ягодного всю подноготную Чунги и очень этому удивился.

Это надо же – если бы не плодово-ягодное, так ни в жисть бы не узнал такой истории завлекательной.

Этот рецептик нужно обязательно где-то записать для дальнейшего использования в каких-нибудь целях по добыванию секретных сведений, – так и подумал Аспирант и записал в книжечке записной все свои мысли и соображения.

А поддатый Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, стал по дому аспирантскому из угла в угол мотаться, пока не наткнулся на Русалку у окошка и говорит ей на ломаном нашенском языке:

– А чем вы тут занимаетесь, сударыня, позвольте узнать, если вы не против будете?

Русалочка ему отвечает:

– Да всякого понемножку – то тем, то этим, а вообще-то я ожидаю принца, который мимо моего окошка скакать будет на белой лошади, а я ему – раз и из окошка платочком помашу в ответ на приветствие.

А после, может быть, мы с ним, наверное, поженимся и сделаем свой очаг с детками, с общими устремлениями и интересами, чтобы не скучно было коротать долгие зимние вечера.

Посмотрел Сынок царский на Русалку внимательно и сразу же начал в неё влюбляться, аж до потери сознания.

И снова начал падать в обморок, как от хронического недоедания.

Как только взглянет на Русалку, да пусть даже на её хвостик оттопыренный – так у него глаза непроизвольно сами закатываются и происходит громкое падение с бряканьем.

Это у него в карманах мелочь денежная брякала, потому что он накануне заходил в кафешку попить кофейку, а сдачу всегда забирал, потому что жадничал, а официанту – ни фига.

Скареда, одни словом, а ещё принц называется!

Аспират свои записи научные закончил и поспешил для оказания помощи лежачему – похлопал Чунгу по щекам, а потом пнул немножко в мягкое место и привёл-таки его в разумное состояние.

Сел Чунгарик, руку простёр к Русалочке и говорит:

– А я, как раз, и есть Принц настоящий, а конь у меня пока отсутствует по причине запрета на содержание всякого скота домашнего в общежитии студенческом.

– Да нет, мне такой принц не нужен, я простая неграмотная русалка и совсем не умею вращаться и выкаблучивать, тем более, видишь?

И она хвост свой выставила, а хвост у неё – очень даже приличный хвост, с отливом приятным и с качеством европейского уровня. У норвежского лосося и то похуже будет.

Тут Сынок царский очень радостно заулыбался, потому что очень ему нравилось, когда местные граждане говорили "да нет!" – вот поди разбери что это означает – то ли "нет", а может и сплошное "да", как тут понять студентику иностранному?

А Русалка повернулась всем туловищем к Аспиранту своему и говорит ему с нескрываемой симпатией:

– А знаешь, что, дорогой? А давай мы с тобой сейчас же поженимся как следует, по православному – с коронами и свечками, чтоб всё было как положено.

И Чунгарика возьмём с собой как свидетеля свадебного. А?

Вот пришли они все в церковь, а Поп православный, как увидел чёрненького посетителя, а у невесты хвост, как у рыбины – разволновался, стал коробок спичечный в кармане мять и шептать молитвы против бесов и нечистой силы.

Но сделал всё как надо – сначала окурил их можжевеловыми ветками, кадилом помахал, затем рясу свою золочёную слегка подоткнул, скокнул повыше и сделал чёткое заявление свадебное.

Да, ещё позвал мальчика подержать короны над головами жениха и невесты по обычаю религиозному.

Чунгарик тут же их поздравлять принялся, сплясал вокруг них тумбу-румбу, как у них в племени заведено, а потом от души крепко-крепко обнял Аспиранта и Русалочку и позвал их приехать в масайский посёлок для знакомства с бытом и этнографией, а заодно и с папенькой поговорить насчёт политики непротивления насилию.

Вечером посидели они втроём, сделали оливье по «работницкому» рецепту с докторской колбасой и солёными огурцами, а вот селёдку " под шубой" не стали делать из принципа – просто сварили картошки в мундирах и выпили по стакану плодово-ягодного.

А утром поехали они в своё свадебное путешествие в сопровождении настоящего принца масайского – посмотреть на красоты африканские и этнографию.

И подарки купили для местного населения – 1 мячик футбольный и 2 мячика волейбольные, чтобы деткам масайским было чем заняться в летние каникулы.

Конечно, в те края африканские путь неблизкий, но что же тут поделаешь, зато интересный.

Наконец приехали они на родину Чунгаринкмбы XI-й Сынка царского, а там в посёлке этом масайском, все жители без дела болтаются, ходят, как куклы механические и смотрят друг на дружку с подозрением, потому что не улыбаются совсем.

Как будто они совсем не радостные по какой-то причине.

Посмотрели масайцы на приезжих гостей с некоторым подозрением, а потом узнали Чунгарика своего в кримпленовом костюме и полуботиночках остроносых и стали думать, да гадать – для чего это он вдруг так вырядился?

– Ты чего это вдруг вырядился так, Чунгарик?

– Ааа, так это того, что приехал я прямо из Ельского Международного Университета (ЕМУ), где учусь на блестящего стоматолога, повидаться с папенькой и ещё привёз вам сувениров всяких.

– Ааа, понятненько, а у нас тут совсем не весело – налетели мухи цеце целой тучей и всё наше племенное стадо за 2 часа обсосали совершенно до косточек.

– Вот уж и не знаю, что вам на это сказать, дорогие соплеменники, я ведь по другой специальности обучаюсь в ЕМУ.

– Да ладно, не парься, вот всегда вы так с папенькой – чуть что – в кусты и уши затыкаете от всех наших просьб о помощи. А за сувенирные подарки, конечно, спасибо тебе – будет, хоть немножко, и на нашей улице какой-никакой праздник маленький.

Чунгарик на это совсем не обиделся, побежал раздавать родным-приятелям сувениры галантерейные и скоро по всему посёлку царскому стали бегать детки чёрненькие с надувными белыми шариками на ниточках.

И пинать мячики в разные стороны – 1 футбольный и 2 волейбольные, бегают всем табором и пинают, очень даже весело!

А взрослые теперь ходят по посёлку довольные, постоянно на себя в маленькие зеркальца карманные любуются, улыбаются и расчёсываются всё время гребешками и расчёсками – вот и дело у них появилось хоть какое-то.

Понемногу у жителей стали улыбаться зубы, потом глаза повеселели и движения стали плавные, как у всех чёрненьких, когда они довольные.

Тётеньки же местные смотрят на Русалочку, головами качают сочувственно и перешёптываются, потому что робеют подойти вот так сразу к новым беленьким без их дозволения.

Наконец одна молодая тётенька в халатике плюнула на все межрасовые условности, подошла поближе к Русалке, улыбнулась смущённо и говорит:

– А можно с вами поговорить с глазу на глаз, дорогуша?

И сразу так и говорит с предельным откровением:

– У нас тут издавна одна Колдуния нигерийская проживает в ветхой хижине, так вот она как раз и может помочь вам в вопросе удовлетворения вашего хотения по рассмотрению изменения конечностей. Если оно, конечно, у вас имеется.

Только обязательно принесите ей в подарок каких-нибудь пирожков или блинчиков.

Русалка поначалу испугалась от такого слова "колдуния", потому что как-то прочитала в "Работнице", что обычно колдунии бывают очень страшные и с бородавками, а она как раз бородавки совершенно не переваривала, чешую переваривала, а вот бородавки ни в какую.

А молодая в халатике очень доступно объяснила, что всё не так, что эта нигерийская колдуния, про такую в "Работнице" совершенно и не слыхивали!

И она совсем и не страшная – не затрапезная ведьма обычная чёрная, не какая-то чародейка безграмотная и даже не знахарка травчатая.

А именно нигерийская Колдуния, которая, на самом деле очень полезная.

И появилась она в этом посёлке тыщу лет назад, и, как была тогда девушка нигерийская упругая и подвижная, так и осталась такой доселе, что удивительно.

Наверное, это потому, что у неё никогда не было семьи и деток не было, а питалась она исключительно свежими креветками и сушёными кокосами.

А ведь, по-честному тайному, тыщу лет назад была и у неё настоящая любовь нигерийская, но у них тогда в Нигерии были очень суровые законы для брачующихся – нужно было в процессе брачевания немножко похлестаться по спине нагайками и обязательно отрезать друг у друга палец любой, запечь на костре и съесть его совершенно без соли.

И при этом приговаривать: "Ты мне, а я тебе до гроба".

А уж потом можно и поцеловаться как следует, ну и так далее, всё как у других народов принято.

А она, тогда совсем неопытная несмышлёная девушка наотрез отказалась хлестаться и палец отрезать, даже самый маленький.

Ну тогда её из селения прогнали и вообще из Нигерии, и парень очень обиделся на нарушение устоев и сказал откровенно:

– Ах так, ну и не надо мне твоего пальца – да мне любая свой палец на тарелочке принесёт – только свистни!

Повернулся спиной и ушёл восвояси сразу же, а она скинула пиджак наброшенный и ушла молча, даже не сказала на прощание "Всего хорошего".

Потому что гордая была, эта Колдуния нигерийская.

А после этих мероприятий в родном племени к ней стали относиться совершенно безобразно, устроили форменный буллинг, и она от такой обиды ушла ненастною ночкой в неизвестном направлении и наткнулась во тьме на постройки масайские.

Зашла в какую-то нежилую хижину на окраине, да там и осталась навсегда.

А масаи местные хотели поначалу её прогнать, как идеологически чуждую, но она парочку граждан масайских удачно от проказы вылечила, и тогда местный Царь Лумумба I-й издал указ, что отныне запрещается поносить плохими словами Колдунию нигерийскую и никому не трогать её имущество под страхом ужасного наказания.

Вот так с тех пор и живёт на окраине поселения в ветхой хижине такая замечательная чародейская Колдуния-целительница. Из такой далёкой Нигерии.

И вот пришла к ней Русалочка с мужем своим Аспирантом Ельским и с пирожками разной выпечки – всё, как положено, потому что всё-таки боязно приходить к колдунии совсем без мужа и без угощения.

Вот когда не замужем вовсе – тогда можно и без мужа, а так обязательно, что была поддержка какая-то, да и вообще не так боязно.

Посмотрела Колдуния внимательно на эту парочку, оглядела хвост русалкин со всех сторон, чешую на прочность попробовала, съела пирожок с мармеладной начинкой и за дело сразу же принялась.

Первым делом обвязала рыбий хвост лианами пальмовыми крепко-накрепко крест-накрест, зарыла Русалку до пояса в прибрежный песок и стала ходит вокруг неё три дня без перерыва, окуривать шишками с острова Пасхи и бубнить что-то по-нигерийски.

И так беспрерывно ходит Колдуния всё время, даже в туалет никак не сбегает – потому что это такой ритуал особый и требует максимальной сосредоточенности, чтобы нигде не проскользнула чужая тень невзначай и не испортила ритуал.

Через 3 дня наконец выдернули Русалочку из песка, как репку спелую и все в посёлке прямо ахнули – нету больше рыбьего хвоста у белой девушки!

А зато появились у неё 2 ножки точёные невероятной красоты и стройности!

Тут же масаи и масайки устроили танцы весёлые с бубнами и стали качать Колдунию, а она, бедная, совсем сомлела от недосыпания – её подкидывают, а у неё голова вверх-вниз мотается, как у тряпичной куколки.

Положили осторожно Колдунию под кусток ракитовый и тихенько на цыпочках пошли отмечать событие дальше, уже на просторах степи масайской, чтобы поплясать вволю и выпить самогонки досыта.

Русалка от радости просто совершенно обезумела – стала за слонами бегать и за хвостики их дёргать, а потом начала уже и ко львам приглядываться, но Аспирант сумел-таки уговорить её отказаться от таких выходок и увел в отдельную в хижину.

Наутро к ним в гости заглянул Чунгарик – Сынок Царя Лумумбы XXIII-го:

– Уважаемые товарищи, друзья мои, Аспирант и Русалочка, Царь Лумумба XXIII-й приглашает вас на праздничный завтрак по случаю торжества в честь удачного удаления хвостового наслоения.

Русалка сразу же Аспирантушку своего подхватила под ручку, и они поспешили на площадь, где уже столы ломились от всяких пищевых изобретений.

На троне Царь Лумумба XXIII-й с посохом кедровым как раз покушал цыплячью ножку и смотрел весело на чавкающую детвору масайскую – видать, вспомнил своё беззаботное голоногое детство.

Увидел Русалочку, разулыбался, посох кедровый в сторонку отставил и подбежал к ней с радостными восклицаниями:

– Дай-ка посмотреть, дорогуша, что тут Колдуния намудрила? А ну-ка задери ножку левую.

А можешь повыше?

А теперь правую, тоже повыше, пожалуйста.

Бегает вокруг и рассматривает её пристально, как какую-то "Тойоту" японскую.

А потом остановился, как вкопанный и говорит:

– Вот что, пошлём-ка мы тебя осенью на конкурс "Мисс Мира" (Miss World) для улучшения нашего имиджа и известности мировой.

И палец вверх поднял, как знак восклицательный.

Тут вдруг прибежал гонец, запыхавшийся с дальних рубежей северной провинции, присел за стол, скушал тарелку холодца из бегемотовых ушей и косточек, отдышался и докладывает Лумумбе XXIII-у:

– Понимаешь, Царь, налетели они ночью, пока все спали в своих хижинах и сразу же принялись колоть спящих масаев своими подсосами острыми.

И ещё всех коров покололи и буйволов, даже теляток не пожалели супостаты. Прямо тати ночные, а не цеце и по виду они не такие как у нас принято, вот полюбуйся, – и вытащил из-за пазухи сухую цеце муху-восьминожку.

– А ну-ка, ну-ка, посторонитесь, товарищи, – подбежал Аспирант с пинцетиком маленьким и стал внимательно эту засохшую фигурку мухину смотреть.

А гонец объясняет дополнительные сведения со ссылками на показания пострадавших жителей.

Прилетели откуда-то такие вот неизвестные науке мухи цеце 8-илапчатые и с подшёрстком из овчины – совсем как пауки летучие.

И у них совершенно жужжания не слышно – к примеру, сидит гражданин, пьёт свой кисель кокосовый и прислушивается к разному гудению и жужжанию, а тут очень бесшумно к нему на плечо эта цеце садится и делает в коже дырочку незаметную.

Вот такая катавасия получается – гражданин пьёт беззаботно свой кисель, а в это же время какая-то неизвестная муха тоже пьёт его же кисель, получается!

Да ладно бы только пили из граждан всякое – так они, мерзавцы, ещё притащили с собой целый букет разных болячек: ветрянку, чумку собачью, соплетечение зеленоватое, отхаркивание, всевозможные ковыряния, почёсывание непроизвольное и ещё много чего другого разного.

И никакой прививки нет от этой цеце нет и никакие колдунии не знают, как от неё больных жителей вылечить.

Ну, тут Аспирант неоткладно взялся за изучение этой проблематики и решил сделать всевозможные научные опыты, чтобы отыскать средство против необычных этих 8-ногих паразитов.

А эти самые 8-ногие совсем недавно появились на просторах, не то, что древние привычные 6-илапки жесткокрылые.

Местные тётеньки масайские поговаривали, что такая цеце получилась от наглого паучьего насилия, очень даже жестокого вноркоуволакиемого и с жестокими отклонениями.

Но на самом же деле всё было совсем не так – не было никакого насилия и надругательства.

Цеце эта сама и виновата – отправилась поздним вечером к подружкам на вечеринку, а вокруг ни зги не видать, шла-шла она по просторам саванны, да и провалилась невзначай в норку к местному сплошь мохнатому пауку-вурдалаку птицеедскому.

Поначалу, конечно же, испугалась до ... ну, до этой самой, типа до ускришки, а потом ничего, как-то прижилась, приноровилась, в общем, не было никакого насилия и принуждения.

Всё как-то само собой получилось, так что зря тут всякое придумывают злые языки.

Они просто завидуют, когда у кого-то получается, а у них обломы только везде и завись их гложет по всем параметрам.

А вот вы сами как бы себя чувствовали, если бы провались в норку поздним вечером?

Вот, то-то же.

Сидит теперь Аспирант за своими пробирками и реагентами безотрывно целыми сутками, а к Царю всё новые гонцы подбегают и докладывают тревожные новости отовсюду из разных провинций и поселений масайского царства.

А Русалка очень заскучала отчего-то, пока Аспирантушка её в своих опытах погряз совершенно и поэтому уходила вечерами на берег моря посмотреть на местных русалок масайских, как они ныряют в прибрежных волнах и хохочут заливисто, а пареньки масайские бегают по бережку с пальмовыми ветками и машут им для приманивания.

А они – ноль внимания, потому что не уверены в добрых намерениях местного населения – смотрит на них Русалочка и откровенно завидует несмотря на то, что они все чёрненькие, как угольки.

Тогда, чтобы избавиться от этой скуки купил ей Аспирант моноласт большущий в местной лавке промкопторговской, чтобы на 2 ноги сразу надевала.

Поплавала Русалочка с этим моноластом, даже наперегонки соревнование устроила с местными, да разве за ними угонишься с таким резиновым хвостом искусственным!

И Русалочка опять совсем загрустила, сидит в хижине и даже на улицу не выходит и жалуется всё время:

– Как-то мне грустно и печально, наверное, это потому, что все хижинки тутошние совершенно без окошков. И как это местные граждане без них обходятся, непонятно.

Тогда Аспирант оторвался от своих важных опытов и попросил Чунгарика "слетать" к своему папаше за топориком или пилкой по-быстрому.

И ещё обязательно стамеску прихватил для гладкой отделки, чтобы занозков не было.

Местные умельцы за 2 зеркальца в хижинке по-быстрому окошко сварганили, все заусенцы стамеской срезали и шероховатости наждачкой тщательно почистили.

Сиди теперь Русалка и наблюдай обыденность африканскую с павианами и жирафами!

И ещё котика нашли ей подходящего, чтобы всё было, как положено, когда сидишь у окошка и смотришь на жизнь заоконную.

Рыжего котика, породы, правда непонятной, но ласкового и с мурлыканием приятным, уютным и не шумным.

А долгими африканскими вечерами она теперь всё время смотрит по телеку фильмы про любовь и про танцы всякие, с разными па и вывертами.

Смотрит и на ножки свои новые любуется – то одну, то другую вытянет и смотрит до самого отбоя.

Очень ей нравится разглядывать фильм про основной инстинкт, где Шэрон Стоун закидывает ножку на ножку, а все мужики вокруг смотрят и облизываются.

Особенно Майкл Дуглас облизывался, а ничего хорошего из этого у него и не получилось.

А телевизор откуда у масаев вдруг взялся, спросите вы.

Очень просто – выписали по AliEхpressу, а курьер на верблюде доставил за 2 дня – вот и вся недолга, такая вот простая история.

Тем временем Аспирант упорный добился-таки поразительных успехов.

И стал на себе испробовать воздействие каждого снадобья, потому что так издавна положено в фармацевтике – если придумал сам что-то новое по лечению граждан – ну, какие-нибудь зелья или снадобья, то сначала на себе испробуй, а уже потом пускай в общее пользование.

Постарался и придумал таблеточки почти от всех недугов, а вот против желтушной лихорадки никак не получается – чего-то не хватает в наборе ингридиентовом, чего-то очень мелкого, но очень нужного, необходимого.

А у самого уже озноб разливается по всему телу от этой лихорадки, и температура высокая и щёки совсем жёлтые сделались.

Пошёл он к Колдунии спрашивать совета, а она пожевала листок фисташковый, запила самогонкой кокосовой и говорит, слегка с картавинкой характерной:

– Мочевина нужна обязательно засохшая и в большом количестве для запуска поточной линии, а вот тебе сейчас нужна только жменька какая-то, чтобы победить свою хворобу.

Но в наших краях нет такой нужной, потому что всегда дефицит питьевой и содовый наблюдается, это только в дальних краях можно найти, где полно воды и изобилия содового.

Приплёлся усталый совершенно Аспирант домой, прилёг на койку и говорит:

– Послушай, Русалочка, очень нужно привезти из Ельска мешочек с засохшей мочевиной, чтобы создать, наконец, нужное снадобье против желтушной лихорадки.

Русалочка взглянула на Аспиранта, пожелтевшего очень внимательно, и говорит:

– Конечно-конечно, я вижу, как ты мучаешься, мой дорогой, и я сейчас же распоряжусь, чтобы запрягали экипаж с самым опытным кучером.

– Нет-нет, нужно это побыстрее сделать – поэтому купи билет в самый скорый поезд и возьми в провожатые Чунгарика, он надёжный попутчик и товарищ очень верный.

Русалочка неоткладно уселась вместе с Чунгой в поезд дальнего следования, в самое комфортабельное купе с откидными мягкими креслами, бесплатной пиццей и картошкой фри в бумажных пакетиках, и отправилась поскорее за мочевиной.

Едут они по бескрайней саванне, а Чунгарик в это время задумал чёрную аферу и решил подмешать в русалкин чай порошок из лепестков дикого баобаба.

А этот баобаб совершенно лучшее снадобье, чтобы уговорить любого для чего-нибудь, совершенно всего, чего только тебе захочется.

Просто пришёл к проводнице и говорит:

– Вот тебе, дорогуша, 1 франк австрийский, а ты сделай мне чаю 2 стакана в фирменных подстаканниках с паровозиком. И пару бутербродиков с докторской или любительской, как получится.

Проводница широко улыбнулась и тут же сделала очень хорошего чаю 2 стакана в самых лучших подстаканниках и бутербродики, как заказывали.

А Чунгаринкмба XI-й Сынок царский, когда нёс этот чай, то по дороге и сыпанул в 1 стакан это самое снадобье "безвольное".

И подал этот стаканчик с чаем Русалочке на небольшом подносике.

Утром спрашивает у Русалки:

– А давай, милая, по дороге заедем в Оперу венскую? Там, говорят, как раз дают "Тангейзера". А мы всё-таки давненько его не видели.

А потом ещё и в ресторан зайдём, отметим наше прибытие в Вену и съедим чего-нибудь вкусное. Ты что любишь вкусное в ресторане?

И наклоняется к Русалке всё ближе и ближе с явными масайскими намерениями, а тут входит проводница и говорит:

– Давайте за чай и бутерброды рассчитаемся, уважаемые господа пассажиры.

Русалочка спросонья и говорит:

– Конечно, давай, отчего же не посмотреть на "Тангейзера", тем более мы давно не смотрели на него и вообще давно мы в ресторане не были.

И опять уснула совершенно беспамятно.

Приехали они в Вену, Русалка манто меховое нацепила, и они сразу пошли в Оперу местную, чтобы взглянуть на текущий репертуар оперный.

А на ступеньках в это время пристроилась стайка бродячих ивановских кукольников и они разложили какие-то свои вещички для обмена на местное продовольствие или валюту – это как повезёт, потому что поиздержались в пути бедолажки.

– А им куда надо-то, ты не знаешь случайно?

– Да говорят, в какой-то Мистельбах, вроде бы или Мистельбух – не помню точно.

– И где же там у нас этот Мистельбах располагается-то?

– Да тут рядышком, совсем от Вены недалеко, если по прямой, километров э-э-э ...

– Ну, ладно, это совсем нам и не к чему, не об этом речь.

А местные граждане смотрят слегка с презрением на их кукольниковый затрапезный вид, на разложенные для обмена вещички и шепчут на своём венском диалекте:

– О майн гот, куда смотрит наша полиция, в конце-то концов?

И нервно пробегают мимо, слегка поправляя бриллиантовые серёжки и колье, если они у кого имеется.

А Русалка почему-то остановилась около кукольников, поправила манто своё с горностаевыми хвостиками и стала рассматривать всё подробно – особенно ей понравился ножик перочинный с котиком на рукоятке пластмассовой и засохшие кусочки чего-то блестящего, но очень оригинального.

– А это что у вас такое жёлтенькое?

– А это как раз мочевина природная натуральная, посмотрите – с каким приятным желтоватым отблеском.

– Ой как интересно! И какое смешное название – мочевина!

И дала каждому кукольнику по 2 франка австрийских, чтобы выпили кофейку за её здоровье.

Кукольники очень горячо поблагодарили за это, без лишних поклонов и экивоков, очень по-благородному, как это у всех кукольников принято.

А Русалка остановилась на ступеньках Оперы венской, глаза прикрыла, лоб сделала в морщинки мелкие и как будто что-то вспоминает усиленно, а что именно? Не помнит совершенно – хоть убей, не помнит и всё тут.

Тут уже третий звонок дают для зрителей, так что бежать надо поскорее, а то ведь пропустят самое интересное начало, где увертюру делают очень таинственную.

Вот посмотрели они своего "Тангейзера" печального в Опере венской, вышли на улицу, а Русалка застегнула меховое манто на все пуговицы и говорит совершенно громким голосом:

– Ой, вот и вспомнила! Мне же надо сухую мочевину из Ельска привезти Аспиранту любимому!

И побежала догонять кукольников ивановских во всю свою прыть на новеньких ножках.

А через 2 дня прямо с поезда прибежала на этих своих новеньких ножках Русалка в хижинку, где лежал пластом жёлтенький Аспирант и смотрел в потолок печальным взором, потому что уже готовился к скорому своему уходу в мир иной, где все его недуги закончатся и будет ему полное облегчение.

Русалка перво-наперво сварила ему наваристого бульончику из свежей брокколи с добавлением масленичной культуры "артишок испанский".

На второе зажарила яишенку с шампинионами и ещё налила для сугреву небольшую рюмку самогонки кокосовой.

Потрепала своему Аспирантику кудри весело и говорит:

– Посмотри, дорогой мой, что я привезла!

И высыпала на стол горку мочевины отборной:

– Это я около Оперы венской выменяла на своё манто у ивановских кукольников!

– Да что ты говоришь, милая, и откуда же у простых ивановских кукольников столько мочевины ценнейшей оказалось? Такого высшего европейского, прямо скажем, наилучшего качества?

– А вот этого они и не сказали, я их спрашиваю, а они всё своё заладили – "Никак не можем сказать тебе, матушка, потому что давали подписку о неразглашении и вообще мы за родной патриотизм в своём искусстве сражаемся", во как!

– Ну, да ладно с ними, а я теперь всецело отдамся своим изысканиям, а ты, дорогая, посиди пока у окошка своего с котиком – уж очень он тебя заждался, такой неугомонный, всё ходит и мявчит надоедливо.

А где-же Чунгарик наш? Что-то я его не вижу.

– А он, представляешь, решил остаться в Вене навсегда – уж очень ему понравилось сидеть около Оперы. Разложит на ступеньках оперных какие-нибудь бусики масайские, зеркальце своё вот недавно положил и расчёску мелкую. Говорит, что хочет там открыть мелкооптовую точку и для этого нужно капитал сначала накопить.

– А полиция его не приструнивает?

– Сначала приструнивала как следует, а потом он ксиву выправил с указанием своего масайского титула, так они и отстали – говорят: ну их нафиг, этих масаев, нам тут надо ещё с кукольниками разбираться, как следует.

– А, ну ладно тогда, пойду поработаю, сделаю средство от проклятой жёлтой лихорадки на радость себе и всем остальным жителям.

Посидел так 3 дня безвылазно за своими пробирками и спиртовками, всю мочевину, почитай, израсходовал подчистую.

А на последней порции закричал радостно:

– Эврика! Вот, свершилось наконец!

Налил из колбочки в небольшую стопочку немножко снадобья и выпил залпом зеленоватую мутную субстанцию, потому что она на удивление очень горькой оказалась, наверное, оттого что мочевина была свежая и наилучшего европейского качества.

Поэтому и пришлось залпом, а по-другому очень горько получается.

Щёки у Аспиранта враз стали розовые, в глазах блеск зажёгся, и он тут же обнял свою Русалочку крепко-накрепко и пустился танцевать вальс "Дунайские волны".

А этот вальс, кстати, написал румынский композитор Иосиф Ион Иванович в 1880 году. Это так, для знания, а то многие думают, что это Штраус сделал или вообще русское что-то.

Натанцевались вдоволь, а потом Аспирант вышел на площадь и говорит всем масаям, масайкам и масайчикам:

– Товарищи-граждане, подходите ко мне по очереди – счас я буду вам делать инъекцию для защиты вашего здоровья от ужасной неизлечимой лихорадки!

Первым, конечно, подбежал Царь Лумумба XXIII-й, даже свой кедровый посох впопыхах забыл в хижине, а за ним все остальные в очередь выстроились.

"Ого-го!", подумал Аспирант и испугался, что не хватит всем масаям этого целебного снадобья.

Стал давать каждому строго по 1 капельке через пипеточку малюсенькую.

И так безостановочно 3 дня и 3 ночи давал всем гражданам, а на 4-й день, наконец, очередь закончилась, а в пробирке грамм 50 ещё осталось.

Вот так и получилось, что вокруг во всех остальных племенах люди страдали и мучились, а у масаев все живы-здоровы и уже приступили к зяблевой безотвальной вспашке полей под следующий урожай зернобобовой культуры в виде сои, чечевицы и немножко люцерны для прокорма местного рогатого поголовья.

Вот чего, спрашивается, я так подробно иногда объясняю всякие такие загогулины – а вот скажите, уважаемые, вы знали про вспашку безотвальную зяблевую?

То-то же – я вам по-серьёзному про такие тонкие вещи рассказываю, а вы мотайте себе на всякий случай непредвиденный.

Вот, к примеру, подойдёт к вам вечером, да в темноте, какой-нибудь гражданин шатающийся, а вы ему и расскажете что-то полезное про зернобобовую культуру и особенности в получении повышенной урожайности.

Так что слушайте и запоминайте.

А Аспирант тем временем призвал всех спасённых жителей помочь соседям своим, которые страдают и мучаются!

Так и сказал:

– Дорогие мои масаи и масайки! Прошу вас напрячься и сделать всё возможное в деле спасения всего прогрессивного человечества, а начать нужно со своих таких же чёрненьких, а потом и для беленьких начать распространять такое гуманное отношение!

А ему масаи говорят, даже не раздумывая:

– Ты только скажи, дорогой, что делать-то нужно для такого необходимого спасения?

– А вот что, мои друзья – нужно счас же неоткладно всем изготовить по полкило мочевины отборной в виде блестящих красивых кристалликов, чтобы не ударить в грязь лицом перед лицом импортной мочевины.

– Ты давай, это самое – научи нас, что и как, а мы уж постараемся, не ударим в грязь ни лицом, ни темечком.

А как известно, самое дорогое и ответственное у масаев как раз темечко и есть, потому что по их верованиям душа оттуда выходит во время сна хозяина и путешествует до утра, а потом через темечко снова забирается тихонько в голову и там уже отсыпается как следует.

Аспирант не стал время зря перетирать лишними разговорами, а на собственном примере показал, что и как нужно сделать в процессе изготовления первоклассной мочевины.

Масаи сразу же всё досконально поняли и разбежались по своим хижинам неоткладно.

А уже через 3 дня Аспирант сделал из полученной мочевины кристаллической столько снадобья целебного, что весь мыс Доброй Надежды вздохнул с превеликим облегчением, а за ним и Берег Слоновой Кости, Лимпопо, озеро Танганьика, водопад Виктория, Африканский Рог и всё Эфиопское нагорье наконец-то вздохнули с облегчением.

И так продолжалось целых 3 года, это самое всенародное излечение, а когда везде совсем не осталось хворобы никакой, собрались все Цари и Короли-Вожди африканские, помолились как следует, спели песню благодарственную и тут же стали на своих рублях портрет Аспиранта напечатывать.

Одним словом – стал Аспирант от этого национальным всеобщим героем для всей Африки и за её пределами тоже о нём слагают стихи хвалебные.

Молодец, одним словом – вот что значит упорство и тяга к знаниям!

Тем временем в далёкой Вене давно минули времена, когда впервые на ступеньках знаменитой Оперы, Чунга разложил свои диковины незатейливые с целью как-нибудь наладить точку для своего торгового бизнеса.

А пока стоял долгими зимними вечерами на ступеньках оперных, то слушал все прекрасные арии оперные, которые доносились из оперных окошек и незаметно так запоминал, потому что память у него, как у каждого масая, была совершенно отменная.

И потом очень удачно пел эти арии для своей торговой рекламы и популярности – раньше нарядные герры и фрау старались мимо него проскользнуть скоренько, а теперь совсем и не проскальзывают – стоят и слушают вполоборота, а потом похлопают и обязательно что-нибудь, да и купят.

Однажды местный капельмейстер герр Штраубе пошёл купить себе гамбургеров с луково-колбасной начинкой на обед в очень расстроенных чувствах, потому что ведущий тенор герр Хейнике растянул лодыжки, прыгая на батуте с красотками из местного стриптиз-бара.

И что же теперь делать? Никак у герра Штраубе не получается ума приложить каким-то образом.

«Ой-вей», одним словом, как говорится.

А тут на ступеньках увидел он – стоят нарядные фрау и герры и слушают незнакомого торговца уличного, а потом восхищённо хлопают и покупают у него всякие безделушки незатейливые.

Подбежал к нему капельмейстер герр Штраубе и спрашивает:

– А вы, товарищ, сможете, к примеру, спеть арию Вольфрама фон Эшенбаха из «Тангейзер»-оперы?

– Конечно, могу, даже очень запросто, потому что мне эта ария и самому очень нравится, прямо до чёртиков.

– А ну-ка, ну-ка, спойте, только, пожалуйста вполголоса, чтоб не привлекать лишнее внимание.

Ну, Чунгарик и спел всю арию фон Эшенбаха полностью, а герр Штраубе тут же с ним контракт заключил как следует, по всем правилам на 10 лет.

И в тот же вечер вышел Чунга нарядный во фраке с бабочкой на сцену и спел эту затейливую арию перед всем честным народом австрийским.

Прям на "бис" спел, как все знаменитости поют с продолжительными аплодисментами.

А после этого взял себе новое имя – Отто Зильберштейн и стал получать жалованье именно по этой графе, где написано "Отто Зильберштейн – целых 10.000 гульденов за выступление".

Ну, вот и стал Чунга знаменитым и успешным – талантище, одним словом!

Сделал себе некоторые пластические изменения в местной платной поликлинике – увеличил кое-где объёмы и нос подправил до мировых стандартов, потому что все оперные так делают, а то не сделаешь и коллеги будут на тебя косо поглядывать.

Теперь его и родной папка не признает, не то что приятели по Опере.

А вот про своих приятелей – Аспиранта и Русалку совсем ничего и не знает, слышал только краем уха, что они где-то в африканской саванне маются от всяких цеце и желтухи лихорадочной.

Так вот, за это время Аспирант стал повсеместно национальным всеобщим Героем для всей Африки за свои заслуги и за её пределами.

И сложили о нём везде прекрасные стихи хвалебные на языках всех многочисленных племён и народностей.

Да ещё повсеместно напечатали на своих рублях портрет Аспиранта в знак особенной благодарности и теперь каждый вечер жгут костры в его честь и поют песни торжественные, потому что чёрненькие – самые благодарные граждане и благородные.

Решили вдобавок ещё Цари и Вожди африканские насобирать по всей великой Африке подписи для присвоения Аспиранту Премии Нобилиевской.

Целых полгода собирали и в засуху, и под проливными дождями тропическими, собрали аж 200 миллионов, а Аспиранту – национальному герою целого континента, всё никак не дают и не дают эту нобилиевскую премию, дураки этакие!

И вот как-то вечером, в северном городке, у которого смешное название Осло, как раз во время заседания в овальном зале всего Совета по присуждению Премии им. А.Б. Нобиля заходит в зал симпатичная гражданка безукоризненной внешности и своими стройными ножками слегка бравирует.

Значит, зашла в этот Овальный зал, где заседал этот Комитет-совет по присуждению Премии Нобилиевской, села на стульчик венский, ногу на ногу закинула и говорит голоском прерывающимся, видно, от волнения внутреннего:

– Вы тут что, совсем осатанели? Где ещё такое видано – человек жизни своей не щадил, совершил, можно сказать подвиг во имя всего прогрессивного человечества, а вот вы, господа, сами-то что путного сделали?

Тут господа зачесались и зашушукались, и стали в колокольчики звенеть для острастки и поучительства.

Позвенели так минут 10, а потом из тайной дверки вышел Глашатай в ливрее золочёной, в треуголке и громким голосом высказался:

– Премия Нобиля А.Б. присуждается мистеру Аспиранту, который в Африке совершил небывалый подвиг с риском для жизни во имя спасения всего прогрессивного человечества!

Господа похлопали аплодисментами и назначили через 5 дней сделать Церемонию награждения, чтобы это было как положено – торжественно и чтоб Аспирант обязательно фрак надел или смокинг чёрный с бабочкой.

– И ещё чтобы благодарную речь сказал, потому что так принято издавна, слышите, милочка?

– Да слышу я, слышу, не глухая, чай, хотя и сугубо ельская.

А для красоты церемонии не поскупились комитетчики и пригласили к тому же очень известного тенора Отто Зильберштейна прямо из знаменитой Венской Оперы для исполнения чего-нибудь торжественного по поводу награждения лауреата Премии.

И сразу в середину зала его поставили, чтобы все услышали и порадовались прекрасному тенорическому звучанию.

Вышел нарядный Отто Зильберштейн и запел прекрасным тенором на чистом немецком языке "Оду к Радости" с особенными переливами вокальными – даже суровые члены Избирательной Комиссии прослезились от этого.

"Freude, schöner Götterfunken,

Tochter aus Elysium!

Wir betreten feuertrunken..." и так далее.

А потом присутствующие все вместе спели Гимн в память Нобиля и объявили про окончание протокола награждения, быстренько надели салфетки-слюнявчики и дружно пошли откушать варёную треску по-ословски и выпить бокал глинтвейна изысканного по рецепту древнегреческого Аристотеля.

Тут же все корреспонденты стали сообщать в свои редакции об этой важной мировой новости и повторять на все лады про "самопожертвование", "подвиг" и "во имя всего прогрессивного человечества".

Ха-ха, как будто для непрогрессивного ничего и не будет хорошего! А может и не будет, кто его знает.

Ладно, поживём – увидим.

А в Ельском Международном Университете сразу же устроили торжества с салютом в честь Аспиранта бывшего, а теперь самого почётного Академика и приколотили досочки памятные на все глубокие инициалы, которые когда-то в молодости Аспирант вырезал на ровных поверхностях.