Русалья река

Июнь, наши дни.

Басы сотрясали стены, превращая воздух в плотную, пульсирующую массу. В пафосном ночном клубе «Аквилон» яблоку некуда было упасть: мелькали загорелые тела, звенели хрустальные бокалы, а расторопные бармены, ставшие, казалось, многорукими, как Шива, без устали трясли шейкеры и наполняли подставленные стаканы. Смех тонул в нарочито громком бите. Атмосфера сгущалась в коктейль из дорогих духов, пота, феромонов, становясь выжимкой из сока отборных запретных плодов.

В самом сердце танцпола, распаляемом хаотическими вспышками стробоскопов, в трансовом танце плавилась она.

Платье цвета жидкой ртути облегало её тело, как вторая кожа, и каждый его блестящий фрагмент отражал свет, ослепляя, словно чешуя огромной рыбы. Молодая женщина двигалась с провокационной, звериной пластикой. Её глаза были закрыты, она целиком отдавалась ритму, но эта отстранённость распаляла сильнее откровенного бесстыдства. Она была здесь, вся на виду, манящая — и недоступная. Золотистая грива волос рассыпалась по точёным плечам и спине живой, пышной сетью, в которой безнадёжно запутывались взгляды мужчин.

К ней подходили — смелые, наглые, известные. Она скользила мимо них холодным и оценивающим взглядом хищницы, что уже сыта и лишь наблюдает за суетой вокруг. Её выбор уже был совершён, дело оставалось за малым.

Высокий, хорошо сложенный, одетый с иголочки брюнет, с ослепительной винировой улыбкой успешного человека, он был ярким, уверенным, абсолютно своим в этой пафосной толпе. Когда их взгляды в очередной раз встретились, она медленно, томно кивнула, приглашая без слов.

Через несколько минут его тёмно-синий «Maserati Levante» плавно выруливал из подземного паркинга. В салоне, наполненном запахом дорогой кожи и сложным, солидным шлейфом мужского древесно-табачного парфюма, витал и её собственный аромат — холодный, прозрачный, отдающий речной глубиной и ночной свежестью. Фоном, едва слышно, лилась меланхоличная саксофонная мелодия.

— Куда? — уверенно прозвучал его хорошо поставленный голос.

— Куда хочешь, — дразняще прошептала она и скользнула острым кончиком языка по блеснувшим в полуулыбке зубам.

Он самодовольно ухмыльнулся и положил горячую ладонь на её колено. После секундной паузы, словно получив негласное разрешение, его пальцы скользнули под тонкую ткань, ощущая упругую гладкость кожи. Она не отстранилась, лишь слегка подалась всем телом, скользнула спиной по кожаному сиденью и всего на одну опасную секунду прижала его ладонь ко внутренней стороне бедра, позволив почувствовать своё тепло. Белья на ней не было.

Он резко, с присвистом вдохнул, и на его лице расцвела торжествующая, победная улыбка самца, уверенного, что добыча у его ног, но её пальцы вдруг со стальной силой сомкнулись вокруг его запястья и безжалостно вернули руку на руль.

— Не отвлекайся. Лучше сверни там, у реки. Полнолуние скоро, хочу на луну посмотреть.

Ошарашенный её властностью, но уже хмелеющий от этой игры, он безропотно подчинился. Машина свернула на грунтовку и въехала под тень деревьев. Почти полная луна щедро заливала серебром капот и водную гладь вдали. Огромные, не отравленные городским смогом звёзды струили свой вечный свет. Тишина, изредка нарушаемая негромким плеском воды и отдалённым пением жаб, после клубного грохота казалась оглушительной.

Он уже собрался излить поток дежурных комплиментов — что-то про лунную дорожку и её глаза, — но она опять сработала на опережение. Потянулась через стойку между сиденьями, запустила пальцы в волосы, вслед за чем её губы накрыли его рот стремительно и властно, без тени кокетства или игры. Это был изучающий, глубокий, не оставляющий сомнений поцелуй. Её пальцы в это время быстро и безошибочно расстёгивали его рубашку. Резко вжикнула «молния» на брюках. Он на мгновение растерялся от её инициативности, но его тело мгновенно отозвалось жарким приливом крови, и пульс, всё ускоряясь, ритмично затумкал в ушах.

Одним отточенным движением она выскользнула из платья, сбросила, как змея — кожу. Не давая опомниться, — гибкая, тонкая, — перебралась к нему на колени, лицом к лицу, обхватила сильными бёдрами. Её обнажённая кожа мерцала в лунном свете, а глаза, напротив, были темны и бездонны. Прежде чем он успел прийти в себя, она безошибочно нащупала нужную клавишу, и его кресло послушно опустилось в почти горизонтальное положение.

Дальше от него уже ничего не зависело. Она правила своим и его наслаждением, как дирижёр — оркестром, и он был всего лишь инструментом — отзывчивым, но лишённым собственной воли. Каждое её движение было выверенным, единственно возможным, но при этом невыносимо чувственным, доводящим до исступленной дрожи. В какой-то момент он попытался перехватить инициативу, перевернуть её, подмять под себя, но она лишь издала тихий смешок, похожий на шипение воды на раскалённых углях, мгновенно осадила его и повела дальше — всё выше и выше — туда, где теряется любое понятие о времени и реальности. И он поддался, поддался и забыл обо всём на свете, кроме этой невероятной женщины из плоти, лунного света и холодного огня.

И в самый пик, когда его сознание уже готово было взорваться и угаснуть, она внезапно замерла, а затем так же стремительно, как и оседлала, соскользнула с него.

— Эй! Что ты делаешь? Что не так? Ну подожди же! — его голос стал хриплым, прерывистым от неожиданности и возмущения. Сердце колотилось в горле.

Он лежал, растерянный, с бешено стучащим сердцем, не в силах пошевелиться. Возбуждение ещё пульсировало в висках, смешиваясь с обидой и злостью. Она же, не глядя на него, уже натягивала платье, поправляя складки на бёдрах с таким видом, будто только что закончила деловую встречу.

— Стерва! Дай кончить хоть! — вырвалось у него, но она лишь бросила на него короткий ледяной взгляд, не выражающий ни страсти, ни злорадства, — лишь пустота, от которой по коже побежали мурашки.

Её лицо было абсолютно спокойным и отстранённым. Эксперимент завершён. Результат отрицательный. Он не тот, кого она ищет.

Подхватив в руку мерцающие мелкими стразами босоножки на тонких каблуках, она открыла дверь машины и вышла в прохладную ночь. Босиком ступила на влажную траву и пошла по тропинке, ведущей в гущу лесопарка. Спина её была прямой, а походка — неспешной и уверенной. Лунный свет, пробиваясь сквозь кроны деревьев, ложился на её плечи призрачным покрывалом.

— Вернись! Вот же сука! Динама чёртова! Ты кто вообще такая?! — кричал он ей вслед, судорожно пытаясь привести себя в порядок.

Она обернулась лишь на мгновение.

— Я Лола. Но это не твоё дело.

Лунный свет упал на её лицо, и ему показалось, что её кожа отливает неестественным перламутровым блеском, а глаза — черны и абсолютно пусты, как два тёмных омута, полные безбашенных чертей.

Потом тень от деревьев поглотила её, и от этого безумного приключения не осталось ничего, кроме лунной дорожки на воде да запаха речной глубины, медленно вытесняемого из салона тяжёлым, удушающим ароматом его дорогого парфюма.

Лола шла в полной темноте — лунный свет практически не проникал под густые кроны, сплетённые в непроглядный полог, — и чувствовала, как размеренно тикают убегающие от неё секунды, каждая из которых пока что не приближала её к цели. У неё оставалось всего несколько дней, чтобы найти нужного человека. А потом…

Впрочем, какая разница, что будет потом? Жить можно только одним днём и от цели до цели. Вся её вечность свелась к этой погоне, к этому единственному, всепоглощающему желанию.

Неподалёку мягко шелестела волна, и этот звук был ей роднее любого человеческого голоса. Река всегда её понимала. Темноводная и полная собой, она была и тюрьмой, и союзницей, и единственным домом, который у Лолы остался.

...Сознание возвращалось медленно, как вода, наполняющая бухту во время прилива, — вместе с искристым светом, который постепенно просачивался сквозь тяжёлые римские шторы, отбрасывая на пол причудливые узоры. Лола потянулась на простынях, ощущая всем телом прохладную гладкость дорогого итальянского белья. Именно ради этого почти чувственного удовольствия она спала совершенно нагой. Прохладный, постеленный только для неё шёлк не пахнул ничем, кроме стерильной чистоты. Лола не выносила парфюм — эти химические ароматы были для неё словно ложь, застывшая в воздухе.

Она лежала в большой кровати, стоящей в уютном алькове, и вся эта стильная квартира была в её полном распоряжении. Конечно, лишь на несколько суток — но этого более чем достаточно. Идеальное гнёздышко для таких, как она: безупречный ремонт в стиле «минимализм», удобная, но безликая мебель, ни единого следа индивидуальности, абстрактные картины на стенах, лишённые какого-либо смысла. Здесь не жили. Сюда приходили парочки, совершали свою нехитрую заёмную «любовь» и разбегались до следующего раза, стараясь не наследить ни в пространстве, ни в памяти. Для целей Лолы это бездушное и безупречное убежище было идеальным — как оперная ложа, с которой она готовилась наблюдать за финальным актом своей мести.

Отбросив лёгкое, как пух, одеяло, она поднялась и босиком прошла на кухню, сияющую холодным блеском хрома и глянца. Холодильник был набит лучшей едой, и за три дня, что она здесь прожила, запасы практически не уменьшились. Ела Лола мало — её тело требовало самого минимума; сама её сущность питалась иным. Сейчас она прихватила йогурт, яблоко и бутылку минеральной воды — её стандартный, не требующий готовки завтрак, — и устроилась на высоком барном стуле у панорамного окна.

Внизу простиралось зелёное море Центрального парка, а за ним мерцала на утреннем солнце стальная лента Свислочи. Лола смотрела на реку, медленно помешивая ложечкой йогурт, потом зачерпнула немного, но, едва прикоснувшись губами к прохладной сладости, отставила стаканчик в сторону. Расхотелось. Вкус казался плоским, чужим, будто её вкусовые рецепторы уже онемели для простых человеческих удовольствий. Всё её существо было сосредоточено на чём-то ином — на том, что ждало её там, в мерцающих водах, с которых она не сводила пристального, обращённого в себя взгляда.

В голове, словно заевшая пластинка, крутилась одна и та же навязчивая мысль. Мужчина. Смутный, едва уловимый образ, всплывающий из глубин памяти, как пузырь воздуха со дна заболоченного озера. При попытке сосредоточиться, вцепиться в него сознанием, черты его лица расплывались, таяли в дымке, и оставалось лишь одно ощущение — острое, жгучее, как незаживающая рана, как заноза в самом сердце. Он был ей нужен. Без него её существование здесь, в этом призрачном пространстве между мирами, представляло собой бесцельное, бессмысленное блуждание в потусторонних сумерках.

Лола не первый год искала его, ловила взгляды незнакомцев, цеплялась за мимолётное внешнее сходство, тембр голоса, знакомую манеру жестикулировать, обронённую в толпе характерную фразу — но все эти обрывочные воспоминания, почти уже не принадлежавшие ей, больше запутывали след, чем помогали его найти.

Одно она знала точно, чуяла нутром, как голодный хищник чует свою добычу: он был где-то здесь, в этом городе, дышал с ней одним воздухом. И он ни за что не оставил бы своего ремесла, а это значит, что рано или поздно она его найдёт. Сегодня вечером нужно будет снова выйти на охоту. Возможно, в тот новый клуб на Октябрьской, где тусуется богема помельче, но понахальнее? А может… недавно открывшаяся выставка современного искусства? Богатые, состоявшиеся мужчины, уставшие от жён, часто бывали там в поисках молодых любовниц, предусмотрительно упакованных в дорогие наряды. Или?.. Лола мысленно перебирала варианты, как модница перебирает гардероб в поисках идеального образа, — только её нарядом была сама ночь, а украшением — терпеливая, смертоносная жажда.

С тихим щелчком мягко засветился экран огромного плазменного телевизора, встроенного в стену. Лола вздрогнула, но тут же коротко рассмеялась: «умный дом» всегда включал его в новостное время, просто она задумалась и забыла.

Заработал местный канал. Яркий и подчёркнуто бодрый голос диктора комментировал сюжет об открытии нового торгового центра.

Она уже собиралась выключить телевизор, но на экране сменилась картинка.

«...а для юных минчан и их родителей сегодня тоже отличная новость! В нашем городе открылась новая академия юных талантов „Звёздочки“, куда приглашаются одарённые мальчики и девочки от шести лет!»

Лола замерла, как пума за секунду до смертоносного прыжка. На экране промелькнула нарезка кадров: увлечённо рисующие дети, студия лепки, уроки эстетики и декламации, но главное, главное (дьявол всегда в мелочах!) — девочки с тщательно уложенными волосами, в вечерних, откровенно взрослых платьях, дефилирующие по подиуму под вспышками фотокамер.

«О целях академии и её уникальной методике нам расскажет её основатель и директор Иштван Ковач...»

«Иштван!». Медленно — очень медленно — Лола поставила на стол бокал с минералкой. Вода в нём вздрогнула, пузырьки газа рванулись вверх, словно жидкость закипела.

В кадре появился мужчина. Лицо крупным планом… Лет шестидесяти, обрюзгший, со тщательно закамуфлированной сединой на висках и тяжёлым, матёрым взглядом человека, который многого добился и знает себе цену.

Вода в бокале уже бурлила крупными пузырями.

Без сомнения, это был он. Голос стал бархатнее, увереннее, речь чище, акцент практически ушёл, но тембр, интонации — барские, вальяжные — те же самые. И главное — глаза: всё такие же хищные, волчьи, пусть и прикрытые поволокой сытой респектабельности.

«Наша академия призвана раскрыть таланты юных дарований, а наша задача как родителей — сделать всё для успешного старта ребёнка. Но мы понимаем, что планы и желания не всегда совпадают с возможностями, поэтому с радостью сообщаю, что в академии „Звёздочки“ действует благотворительная программа для детей из малообеспеченных семей. Дети — наше будущее, а светлого будущего достойны все!»

Он улыбался в камеру, говорил что-то ещё о красоте, о воспитании, о перспективах, но Лола уже не вслушивалась. Слова потеряли всякий смысл, превратившись в фальшивый фон. Её взгляд, острый и неотрывный, был прикован к его руке — широкой, мясистой ладони с коротко подстриженными ногтями, которая с фамильярной властностью обхватывала худенькое плечо девочки лет одиннадцати.

Пальцы лежали на детском теле с таким привычным, собственническим правом, что по спине Лолы пробежала ледяная волна. Она помнила это прикосновение. Помнила его тяжесть, его липкую, удушающую уверенность.

В висках у неё застучало. Кровь ударила в голову, и комната на секунду поплыла. Впившись глазами в экран, она забыла, как дышать.

Всё остальное перестало существовать. Не было ни студии, ни ведущего, ни благообразной вывески академии. Была лишь эта рука — символ всего, что она ненавидела, и живое доказательство того, что ничего не изменилось. Охота была окончена. Добыча найдена. И теперь оставалось только одно — назначить время и место для финальной встречи.

Кадр сменился. Реклама закончилась. Пошла какая-то передача про садоводство. Одним нажатием на кнопку Лола отправила в небытие заэкранную суету.

Она неподвижно сидела ещё с минуту, затем потянулась к ноутбуку. Пальцы быстро набрали в поиске: «Академия юных талантов Звёздочки Минск».

Сайт нашёлся моментально. Череда везения продолжалась: офис располагался буквально в тридцати минутах ходьбы отсюда.

Лола откинулась на спинку дивана, запустила пальцы в волосы.

Планы на вечер резко изменились. Ей больше не придётся бродить по клубам, высматривая его в толпе — она уже нашла. И он был совсем рядом...

На её губах расцвела ядовитая, холодная улыбка. Лола подняла бокал с водой и сделала маленький глоток, глядя на блестящую ленту реки вдали.

«Жди, — прошептала она беззвучно. — Я скоро».

Свет от экрана ноутбука отбрасывал холодные блики на точёные черты лица Лолы. Она сидела за закрытыми шторами в полумраке снятой квартиры; пальцы быстрыми, точными движениями бегали по клавиатуре.

Лола расставляла силки. Сайт академии «Звёздочки» был выполнен в дорогих минималистичных тонах. Наполнение ожидаемое, программное: улыбающиеся детские лица, лозунги о раскрытии талантов и уверенности в себе. И везде — его логотип и слоган из заказной рекламы: «Светлого будущего достойны все!»

Открывая чат-виджет для родителей, Лола позволила себе короткую ледяную улыбку.

На аватарку она выбрала фото, где была снята чуть сверху, вполоборота. Никакого глубокого декольте или вызывающего взгляда — только безупречный макияж, идеально уложенные волны волос, дорогой кашемир джемпера, мягко облегающий плечи. Взгляд был томным, немного отстранённым, а едва уловимая полуулыбка на губах словно говорила: «Я знаю кое-что, чего не знаешь ты». Одним словом, красивая женщина, окутанная аурой неприступной роскоши. Ни грамма пошлости.

Лола набрала сообщение, тщательно подбирая интонацию слегка капризной, состоятельной дамы:

«Добрый день. Интересует ваша академия для моей дочери, 7 лет. Хотелось бы всё увидеть вживую, пообщаться лично с руководством перед принятием решения. Возможно ли это? Мария».

Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза — они быстро уставали от большого количества света. Ответ не заставил себя долго ждать: коротко звякнул сигнал, и в личных сообщениях сайта всплыло новое уведомление. Имя отправителя заставило её сердце на мгновение замереть от холодного удовлетворения: Иштван Ковач, директор.

Клюнул!

«Мария, здравствуйте! Конечно, мы всегда рады персональному подходу к нашим самым перспективным клиентам. Давайте встретимся и обсудим будущее вашей дочери за чашечкой кофе. Вас устроит сегодня, в пять, в лобби-баре гостиницы „Европа“? Жду вашего ответа».

Лола медленно выдохнула. Эта крупная рыбина не просто клюнула — она запрыгнула в лодку сама. Он даже не предложил офис. Сразу — нейтральная, но роскошная территория отеля. Более чем прозрачный намёк, что ожидается продолжение...

Её пальцы легко коснулись клавиатуры:

«Иштван, замечательно, но по времени лучше в семь вечера. До встречи. М.»

Не дожидаясь ответа, Лола выключила ноутбук: знала, что он согласится на любые её условия. Отражение в тёмном экране улыбалось ей — безжалостным, победным оскалом охотницы, заманившей добычу в идеально расставленную ловушку.

Кофе в «Европе». Что ж... Идеальное место для начала конца.