26 февраля 1925 года. Раннее утро. Голливуд.
Над Лос-Анджелесом поднималось утреннее солнце. «Кадиллак» рассекал глубокие лужи, оставляя после себя мокрые следы на асфальте. Я расположился вместе с Ростовцевым на заднем сидении. Впереди рядом с моим водителем сидел Волошин.
– То есть, вы по-прежнему не знаете – кто может желать вам зла? – пытливо глядел на меня Ростовцев.
– Нет, Сергей Владимирович, даже не припомню, кому я мог так насолить… – покачал я головой.
Ночью глава русского офицерского клуба просил меня тщательно подумать – кто мог сжечь павильон. У него не было и мысли, что пожар начался случайно. Признаться, чем дольше я думал об этом, тем больше верил в его правоту.
Томас Эдисон? Как-то не верилось. Слишком уж быстро всё произошло. Из того, что я знал, «кинобандит» прибегал к таким методам в самых крайних случаях. Поначалу он постарался бы меня задавить исками, спорами и юристами.
Что могло быть ещё? Кто-то прознал про сто двадцать тысяч долларов после ограбления банка? Тогда зачем сжигать павильон? Не проще ли прийти ко мне, приставить ствол к виску и потребовать деньги? А если я их потратил? Зачем разрушать то, с помощью чего я мог заработать и всё вернуть? Опять не сходится.
Сергей Владимирович всё размышлял:
– Два опытных специалиста, прошедших войну, не смогли выбраться из двухэтажного здания… И один из них найден сидящим на стуле. Михаил Александрович, – обратился офицер к Волошину, – Что думаете?
– Что их застали врасплох. Очень не хочется в это верить, но всё указывает на это, – буркнул владелец охранного агентства.
А Ростовцев снова повернулся ко мне. Его проницательные глаза так и сверлили меня:
– Думайте, Иван Алексеевич, думайте…
– Может, это нападение не на меня?
– А на кого? На наших людей? Они здесь только год. И мы стараемся помогать и следить за своими. Не слышал, чтобы у Николая с Владимиром были какие-то проблемы с кем-то. Я не верю, что это всё просто совпадение.
Я нахмурился.
– Господин Бережной, а что вы можете рассказать о братьях Уорнерах? – вдруг спросил Волошин, – Один из их строящихся павильонов тоже пострадал. Да и тот, в котором снимали вы – тоже принадлежит их компании.
– Пока не знаю, – покачал я головой – После пожара я успел перекинуться с ними только парой слов…
Я задумался. В голову пришёл тот вечер, когда состоялась премьера ролика, посвящённого программе мэра Крайера. Когда я говорил с Гарри Чендлером – к Джеку Уорнеру подходили люди, похожие на гангстеров. А реакция Гарри на них и те слова, что он тогда мне сказал – подтверждает это.
Как там? «Не связывайтесь с людьми, подобными этим…» Вроде так меня напутствовал медиамагнат. Но пока что я решил оставить эти размышления при себе. До тех пор, пока не увижу тела убитых и не услышу результатов экспертизы…
***
8:20. Киностудия «Будущее», Голливуд.
Фёдор остановил машину у телефонной будки. Я попросил соединить с квартирой моей секретарши Нади, которая была одновременно и бухгалтером. Её сонный голос ответил почти сразу:
– Алло…
– Надя, это Бережной. Слушай внимательно. Через час на киностудии должны быть все. Всё без исключения. Операторы, осветители, звукоинженеры «Витафона», монтажёры, сценаристы. Кто не придёт – уволен. Поняла?
– Но, мистер Бережной, вы же дали всем выходной…
– ЧЕРЕЗ ЧАС! – рявкнул я в трубку, уже не сдерживаясь. Потом взял себя в руки, – Надя. Звони всем. Это очень срочно.
– Мы собираемся на студии Уорнеров или на своей? – сонно спросила девушка.
Я скрипнул зубами и коротко бросил в трубку, прежде чем повесить её:
– На своей…
Месяц работы вылетел коту под хвост. За одну ночь исчезли в огне пожара все три рекламных ролика с синхронным звуком: для «Колы», «Калифорнийской нефти» и «Вестерн Юнион». То, что я снимал месяц, теперь нужно было заново подготовить за полторы недели.
Все оригиналы плёнок и мастер-диски со звуком сгорели. Вместе с ними сгорел и один комплект «Витафона».
Осталась лишь отчаянная необходимость снять всё заново. Ведь я уже взял аванс, а контракт был с теми людьми, которых просто так не пошлёшь в дальние дали.
В назначенное время вся моя команда собралась в мини-павильоне в мастерской «Будущее». Народ подтягивался – кто в рабочей одежде, кто прямо из дома, двое, кто жили рядом, даже в смятой пижаме под пальто. Лица были испуганные и усталые. Вчера я дал выходной всем после долгой и изнурительной работы. А теперь был вынужден снова собрать всех людей.
Судя по перешёптываниям, они уже успели узнать про пожар. Некоторые говорили и про сгоревших. Надя плакала. Кажется, кто-то из погибших охранников, вроде Владимир, симпатизировал ей и даже подбивал клинья.
Я встал перед всеми, опершись о стол, заваленный бумагами.
– Через два часа я поеду в морг, – начал я без предисловий, и гул стих мгновенно, – Николай и Владимир погибли в пожаре, который был сегодня ночью на студии Уорнеров. Павильон, где мы снимали – полностью сгорел.
В комнате повисла гробовая тишина. Все молчали. На меня смотрело сразу несколько десятков глаз.
– Все наши материалы сгорели тоже. Все три ролика. И плёнки, и диски.
По рядам прошёл тяжкий вздох, смешанный со стоном. Месяц каторжной работы. Дни съёмок, синхронизации звука и картинки, бесконечные дубли, пробные записи. Всё впустую.
– Крайний срок, поставленный «Лос-Анджелес Таймс» – через полторы недели. Я буду просить отсрочку, но не факт, что нам пойдут навстречу. Если мы не сдадим работу, контракт будет расторгнут.
Кто-то неуверенно спросил:
– То есть «Будущее» обанкротится?
При этом вопросе у монтажёра Лео опустились плечи, звукоинженер «Витафона», мистер Коллинз, снял очки и устало протёр глаза, Пьер что-то забормотал. Мелентьев закинул руки за голову и уставился в потолок. На нём не было лица.
– Нет, – твёрдо сказал я, – У нас есть целых десять дней. Мы уже один раз делали эту работу. Мы знаем все слабые места. Мы знаем, где ошиблись, где потратили лишнее время. Теперь у нас нет времени на ошибки!
– Мы будем всё снимать ещё раз? – ахнул Грегг Толанд, – За десять дней? Это вместе с монтажом?
– Вместе с монтажом, – спокойно кивнул я.
– Это невозможно! – воскликнул Лео.
– То же самое половина из вас думала, когда мы снимали ролик с Ирен Рич для мэра, но у нас всё получилось! – оборвал его я, – Я в нас верю.
– Как мы будем это делать? – раздался голос Антона Мелентьева.
Я подошёл к большой грифельной доске, которую мы использовали для раскадровок. Взял мел.
– Вот что мы делаем. Во-первых, мы постараемся снова разделить работу. У нас было два «Витафона» в работе и один – на запчасти. Значит, нужно собрать его. И быть максимально осторожными, чтобы не потерять и его. В противном случае у нас нечем будет всё это чинить, пока не придут новые запчасти из Нью-Йорка. Надя!
– Да, мистер Бережной!
– Свяжись с «Вестерн Электрик», с Натаном Левисоном. Нам нужен ещё один комплект «Витафона».
– Хорошо…
– И обзвони все банки, библиотеки и хранилища. Всё, где есть подземные или изолированные помещения. Они должны быть сухими, в них должна быть изоляция. Делай что хочешь, но найди мне такое место!
– Мы будем делать себе второй «павильон»? – изумлённо произнёс Толанд. Он догадался первым – что я задумал.
– Да, – кивнул я, – Надя, позвони в «ДжиПи Морган». Попроси их дать нам хранилище. В их банковских отделениях, я слышал, прекрасная изоляция. Пообещай, что мы снимем для них рекламу. А они заплатят только за расходники… Если начнут ломить цену – в топку их! Обзванивай все места, которые только возможно. Нам нужно помещение с хорошей изоляцией. Не меньше этого павильона, где мы сейчас сидим…
– Хорошо, я всё сделаю… – шмыгнула носом заплаканная секретарша.
Ничего, это хорошо, что она сейчас будет занята делом. Вроде у них с Владимиром ничего серьёзного не началось. Нужно отвлечь девушку.
– Остальные – тащите любые матрасы, войлок, старые кипы газет. Всё сюда. Я раздобуду машину. Попрошу грузовик у Левина. Он соберёт всё это. Для звукоизоляции. Будем быстро делать её из подручных средств. У нас нет времени ждать, пока рабочие все сделают профессионально.
Я начал рисовать на доске схему, раздавая указания, которые обдумал за утро:
– Далее. Сценаристы. У вас есть время до шести вечера. Вы не пишете новые тексты. Вы поднимаете и режете ВСЕ предыдущие варианты сценариев для этих трёх роликов. Внимание! Мы не ищем визуальный идеал. Ваша задача – дать с операторами новые идеи – в каких декорациях мы сможем всё снять быстрее. Поработайте с текстом, чтобы он был более мелодичен и без больших «волн». Чтобы актёрам было легче его произносить.
– Понятно…
– Я не слышу!
– Понятно, а что по оплате, мистер Бережной? – спросил один из скрипт-мастеров, который временно перешёл ко мне от Уорнеров.
Скрипт-мастер, как помощник с доработкой сценария, пригодился мне, когда я мотался между съёмками и нужно было оставить кого-то со взглядом со стороны в моё отсутствие.
– Тройная ставка у всех, – коротко произнёс я, – Плюс внеурочные.
Это полностью высушивало мой бюджет и даже вгоняло в долги. Причём в ощутимые. Но выбора у меня не было.
Среди людей раздался одобрительный гул. Зал и раньше то не высказывал недовольства, но теперь стал ещё живее. А я сделал себе «зарубку» о скрипт-мастере. Как только закончим – погоню вон с пляжа.
– Второе. Художники и декораторы. Вы идёте на склад «Уорнер Бразерс». Я позвоню им и договорюсь с ними. У Уорнеров должно быть много декораций на любой вкус. Если не найдёте то, что устроит – строите из фанеры за сегодняшнюю ночь. В двадцать ноль-ноль созваниваетесь со мной и сценаристами – корректируем локации. Осветители, вы с ним. Придумываете, как осветить всё это в три раза быстрее. Без изысков. Кстати, художники, не жалейте краски. Свет будет однообразнее и беднее. Так что убьёт часть оттенков. Поэтому делайте всё ярче и контрастнее. Краска сейчас дешевле времени…
Пьер и Барни энергично закивали. Я даже удивился – обычно они были самыми главными скептиками, а тут не проронили ни слова против.
– Третье. Кастинг. У нас нет времени искать актёров. Мы зовём тех же, кто снимался в первый раз. Они уже знают тексты, они уже работали с «Витафоном». Я постараюсь организовать это через Гарри Чендлера. Но на всякий случай – готовьтесь искать замену. Дафни, подумай, кто может быть вместо Клары Боу, Фэрбенкс и Ричарда?
– Боже мой, да кто может заменить Фэрбенкса? – всплеснул руками режиссёр.
– Дафни! – сверкнул я глазами, – Кто может заменить? В данной ситуации – кто угодно, кто будет хорошо смотреться в кадре и выдаст нужный материал с пятого дубля, не ломая нам лампы плохим тембром…
– С пятого? – ахнул Толанд.
– Я погорячился. Старайтесь быстрее. Грегг, ты сегодня до восемнадцати работаешь с Мелентьевым. Сначала – звуки фонов, потом – параллельное включение. Будем делать так, как Антон снимал рекламу для «Вестерн Электрик». С «Нефтью» мы долго возились, потому что пошли другим путём – теперь такого не будет.
– Хорошо…
– Четвёртое и главное. Звук. Мистер Коллинз.
Пожилой инженер, работавший с «Витафоном», вздрогнул и выпрямился. А я продолжал:
– Ваша задача – настроить всё для скоростной работы. Мы не можем тратить по три часа на запись одного дубля, как было. Нужна методика. Быстрая, грязная, но работающая. Просите кого угодно в помощники. Если хотите себе кого-то конкретного, кто у нас не работает – называйте, давайте телефоны – будем нанимать!
Коллинз, человек педантичный и медлительный, побледнел. Но в его глазах мелькнул вызов. Он молча кивнул.
А я гнал дальше:
– Пятое. Съёмки. Мы меняем порядок. Свет полностью не разбираем, стараемся подогнать всё под одну тональность. «Колу» и «Вестерн» снимаем в одном свете. Рекламу «Нефти» придётся настраивать… Если Калифорнийская ассоциация нефтяников не пойдёт нам навстречу и не даст отсрочку, то выезда для съёмок на натуре в этот раз не будет. Основная проблема – именно в этом ролике. На всякий случай закладываем максимум один выезд. Один день! Всё понятно?
– Да, босс!
– Шестое. Монтаж и озвучка. Самое главное внимание – на звук. Аппаратуру для съёмок не разбираем. Лучше переснять кадры. Пусть будет два-три диска с озвучанием. Пусть их переставят в кинотеатрах, но это сэкономит нам время. Лео!
Монтажёр даже вскочил с места, когда я его назвал.
– Есть знакомые, кто работает по записи на граммофонные пластинки?
– Да.
– Нужны хорошие специалисты. Обещайте им хорошие деньги. Возьмите себе в помощники. Подумайте, может лучше обратиться в монтажные мастерские, которые работают на заказ. Если так быстрее, то поедете к ним и будете работать там с их специалистами.
Я отложил мел. Руки были белы от него. Павильон замер. План был безумным. Он нарушал все нормы, все представления о нормальном кинопроизводстве. Это был не творческий процесс, это была поточная скоростная сборка на коленке.
– Вопросы? – спросил я.
Первым нарушил тишину Барни:
– Качество, мистер Бережной. Оно будет… дерьмовым. Простите за выражение.
– Качество будет достаточным, – жёстко ответил я, – Достаточным для рекламы. Зритель не увидит разницы в тенях или в склейке, если услышит чёткий, синхронный звук. Вот на что мы ставим в первую очередь. Все силы – на безупречность звука. Картинка может быть послабее.
– Десять дней, мистер Бережной, – сказал Мелентьев, – Это даже на «конвейер» мало.
– Значит, будем работать ночью, – сказал я, – Я тоже буду здесь. Еда, кофе, сигареты – всё за счёт компании. Повторюсь, я плачу за всё втройне. Но у меня будет жёсткое условие. Тот, кто сойдёт с дистанции – работать в Голливуде со звуком больше не будет. Тот, кто продержится – получит не только деньги, но и известность в наших кругах. Вы и сами понимаете: если сделаем это, значит, сделаем невозможное!
Я обвёл всех глазами. Уставшие, бледные, сонные, хмурые и задумчивые.
– Я верю, что у нас получится, – уже гораздо спокойнее произнёс я, – Вы уже один раз показали: на что способны. Сделаем это ещё раз.
Я не был уверен, что этот призыв подействует. Но я увидел, как у Барни загорелись глаза. Как Мелентьев выпрямил спину. Как мистер Коллинз что-то быстро начал чертить в блокноте.
– Все по местам! – хлопнул я в ладоши, – Начинаем сейчас же. Сценаристы, за мной в кабинет!
***
Через два часа.
Сергей Владимирович смотрел в окно на проносящиеся мимо улицы Лос-Анджелеса.
– Иван Алексеевич, вы сейчас в интересном положении. Полиция будет поначалу считать, что это несчастный случай. Или, в крайнем случае, неудачный поджог с целью добиться страховки. У вас, кстати, есть страховка на все?
– На оборудование да, – глухо ответил я, – Но она не покроет главного – потерянного времени. «Лос-Анджелес Таймс» ждёт от меня рекламные фильмы через полторы недели.
– Видите? – Ростовцев развёл руками, – Значит, вам невыгодно жечь свою монтажную. Поэтому в глазах закона вы будете чисты. Потаскают на допросы и отпустят. Вопрос в другом: кому нужно, чтобы вы не выпустили фильм, или студия сгорела? И что эти люди могут предпринять завтра…
Я стиснул зубы. Перспективы вырисовывались совсем не радужные…
– Что вы предлагаете? – спросил я, и мой голос прозвучал устало.
– Я не предлагаю, Иван Алексеевич. Я настаиваю, – поправил меня Ростовцев, – Моих людей убили на вашем объекте. Ваше дело пострадало. У нас теперь общая беда. Поэтому, похоже, мы теперь в одной лодке. Я хочу узнать – кто это всё сделал. И настаиваю на том, чтобы мы поработали вместе…
– И что вы сделаете потом? Когда найдёте убийц?
– А это уже не ваше дело, – усмехнулся Ростовцев.
Машина остановилась у неприметного длинного одноэтажного здания. Мы вышли из авто и вскоре оказались внутри морга.
Холод исходил от кафельных стен, от столов, от самого воздуха, пахнущего формалином, хлоркой и чем-то сладковато-приторным. Я шёл по узкому коридору за Сергеем.
Его пустили сюда как официального душеприказчика и представителя общества, к которому принадлежали погибшие. Меня же он провёл с собой, нахмурив брови и тихо сказав дежурному полицейскому что-то вроде: «Это работодатель. Ему тоже нужно проститься».
Коп, молодой парень с нездоровым цветом лица, получил в руку несколько баксов и лишь пожал плечами: делайте что хотите, лишь бы не мешали. М-да, порядки здесь простые…
Коронера мы ждали недолго. Ростовцев настаивал на личной беседе с ним до формального осмотра тел родственниками. И что самое главное – уже был знаком с «криминалистом».
Дверь в конце коридора открылась. К нам вышел мужчина лет пятидесяти в белом, чуть запачканном халате. Очки в тонкой металлической оправе, усталое, умное лицо.
– Мистер Ростовцев? Не могу сказать, что рад видеть – сами понимаете, это будет странно звучать в этих стенах. Вы просили встречи?
– Да, доктор. Благодарю, что нашли время. Это мой знакомый, мистер Иван Бережной. Он… наниматель моих «коллег».
Коронер кивнул мне и протянул руку:
– Доктор Элвин Кернер.
– Иван Бережной…
Кернер оценивающе смерил меня взглядом, а затем жестом пригласил нас следовать за собой. Мы вошли в небольшой, ярко освещённый кабинет, заваленный бумагами и медицинскими журналами. Элвин предложил сесть.
Сергей Владимирович начал без предисловий:
– Мы здесь потому, что хотели бы услышать ваше личное мнение о случившемся. Как специалиста.
Кернер снял очки и начал протирать их краем халата.
– Мистер Ростовцев, официальное заключение будет готово через два дня. Там масса формальностей… Не скрою, есть и… нюансы. Но начальник полиции сказал мне не афишировать результаты раньше времени.
– Доктор, – мягко прервал его Сергей Владимирович, – У меня погибли два товарища. Бывшие военные. Я хочу знать, что с ними произошло. Не для газет и не для суда. Для себя. Вы понимаете? Мы же с вами не первый день знакомы!
В тишине кабинета фраза «для себя» прозвучала угрожающе. Кернер посмотрел на офицера, потом на меня, вздохнул. Он, видимо, знал, с кем имеет дело. А вот я, признаться, пока с удивлением наблюдал за действиями Ростовцева. Хотя уже начал понимать, что офицер не просто глава клуба ветеранов…
– Хорошо. Но это строго между нами. Пойдёмте.
Мы прошли через коридор в патологоанатомический зал. Под простынями на двух каталках угадывались очертания тел. Кернер подошёл к первому, жестом указав нам оставаться на расстоянии.
– Вскрытие уже проведено. Оба тела сильно обгорели. Это затрудняет работу, но не делает её невозможной…
Он откинул простыню. Вид был ужасен. Но я заставил себя смотреть. И не такое видел в «прошлой жизни».
– Вот этот, – Элвин указал на тело слева, более массивное, – Его нашли у выхода. Признаков активного вдыхания дыма и пламени нет…
Доктор взял со столика длинный металлический пинцет и аккуратно указал на область шеи. Даже сквозь слой сажи и обугленной кожи была видна странная, неестественная вмятина, тёмная полоса.
– Видите эту деформацию, джентльмены? И более тёмный оттенок тканей под ней? Это не от огня. Пламя оставляет иные следы, оно обугливает равномерно или там, где тоньше одежда. Здесь мы видим чёткую линейную травму. А здесь видите – шов, сделанный мной. Когда я делал разрез, то обнаружил сильную механическую деформацию тканей…
Ростовцев, не моргнув глазом, спросил:
– Струна?
Кернер покосился на него, но ответил:
– Похоже на то. Удушение струной выглядит похоже. Деформация присутствует в виде подкожных гематом и повреждений хрящей гортани. Так что… Сначала он был задушен, а только потом уже горел.
– Пожарные сказали, что он полз к двери, – вклинился я в разговор.
– Это вряд ли, – горько усмехнулся доктор, – С таким не ползают. Скорее всего, его задушили и отпустили. А он уже упал рядом с дверью.
– А второй? – тихо спросил я, и голос мой стал хриплым.
Кернер перешёл ко второму телу:
– А этого нашли сидящим. Это совпадает с локализацией ожогов – больше пострадали низ живота и ноги, видимо, огонь подбирался снизу. Но причина смерти, опять же, не в пожаре, – коронер пинцетом указал на область груди, где среди обгорелых тканей проглядывали несколько небольших, почти аккуратных тёмных отверстий, – Я освободил его от «нагара». Обратите внимание. Три колотых раны. Между рёбер. Очень точных. Орудие – узкое лезвие, скорее всего, длинный стилет или штык-нож. Удар в сердце и лёгкие. Он умер почти мгновенно. И уже потом его усадили на стул. Вот тут не берусь сказать – зачем?
– Либо его застали врасплох… – задумчиво протянул я.
– Либо так… – согласился Кернер.
– Что довольно сложно, учитывая их опыт и подготовку, – вздохнул я, – Чудеса. Убийцы должны были быть настоящими профи.
Ростовцев молчал, его лицо было каменным. Только небольшая пульсация на скуле выдавала напряжение.
– И вы укажите всё это в отчёте? – спросил он наконец.
– Разумеется, я подал предварительное заключение наверх, – ответил Элвин, снова накрывая тела простынями. Но…
– Но? – подхватил офицер.
– Но для официального заключения нужно указать причину. И если мы укажем «насильственную смерть от колотых ран и асфиксии с последующим поджогом», это запустит большое расследование. А шеф полиции Ли Хит, насколько я знаю, с ночи пребывает в бешенстве из-за всего этого... Убийство и поджог. Полиция… – доктор снова вздохнул, – У полиции сейчас много дел. Гангстерские разборки, бутлегеры. Им не нужна лишняя головная боль. Могут надавить, чтобы списать всё на «несчастный случай во время пожара, причину установить не представляется возможным». Бюрократия, мистер Ростовцев. И чья-то… возможная незаинтересованность. Я говорю это только вам. И только потому, что вы уже меня дважды выручили…
Тут я всё понял. Кернер был честным профессионалом. Но не хотел лезть в бочку против слова начальства. Интересно, а что за общие дела связывали его с главой офицерского клуба?
– А кто-то уже проявлял «заинтересованность» в этом деле? – спросил Ростовцев.
– Пока нет, – покачал головой Кернер.
– Чем убили второго охранника? – поинтересовался офицер.
Кернер задумался.
– Того, что нашли на стуле? Узким, гранёным лезвием. Причём достаточно длинным. Не кухонный нож. Скорее, оружие, военное или сделанное по его образцу. Штык, или охотничий стилет. У того, кто наносил удары, была твёрдая рука и знание анатомии. Попасть так между рёбер… это уметь надо!
Ростовцев кивнул:
– Я тоже подумал на штык, когда вы описывали рану. Интересно…
Его лицо оставалось непроницаемым, но я увидел, как в глазах офицера мелькнула какая-то догадка.
– Доктор Кернер, – произнёс он наконец, – Я благодарю вас за помощь. Пожалуй, нам пора. Волошин заедет к вам на днях. Завезёт нашу… благодарность.
Кернер медленно кивнул. Он всё понял.
Уже на улице офицер закурил и обратился ко мне, выдыхая дым в холодный воздух:
– Доктор Кернер – хороший специалист. Даже, можно сказать, редкий. Нам повезло.
– Вы давно знакомы? – спросил я.
– Скажем так, нам приходится с ним периодически видеться… – усмехнулся Ростовцев.
Я промолчал, не влезая в ту тему, что меня не касалась. Меньше знаешь – крепче спишь.
– Теперь мы точно знаем, что имеем дело с убийцами, – добавил офицер, снова выпуская струйку дыма, – И полиция нам в этом не помощница.
– Мне показалось, что у вас есть догадка, когда доктор сказал про штык.
– Скорее, есть мысли – как выйти на убийц. Но об этом позже. Я думаю, что за этим поджогом последует какое-то предложение. Или угроза. Волошин найдёт для вас замену Николаю и Владимиру. А я выделю вам ещё двоих людей. Судя по всему – кто-то хотел «послать знак» или вам, или Уорнерами. Поговорите с ними. И будьте начеку…