Русско-японский разговорник

Пятый час утра. Солнце поднимается, но из-за грязи и туч его почти не видно. Очередь у КПП тянется до самого причала — японцы в спасательных жилетах, с детьми на руках, с пустыми глазами.

Первый за сегодня — старик. Трясущимися руками суёт мне бумажку с иероглифами. На шее старика большой шарф, но на улице уже выше 15 градусов, это настораживает

— Кизу? — вспоминаю я слово из наспех сделанного разговорника для осмотров беженцев. — Ранен?

Он что-то бормочет, показывает на шею. Под шарфом — след укуса. Чёрные прожилки уже видны.

Я качаю головой.

Старик понимает. Садится на корточки, достаёт фото — девочка в школьной форме.

— Нет.

Когда охранник уводит его в карантинную зону, старик не сопротивляется. Только прижимает фото к груди.

За ним две женщины. Трудно понять их возраст, они могут быть сестрами, а может и мать с дочерью. У той, что выглядит чуть старше, я замечаю гематому, край которой показывается из-под брюк

— Кенса, — командую я.

Она заливается слезами, но подчиняется и показывает. На ноге — следы зубов. Едва заметные.

Я подзываю медика.

— Та, что моложе, может пройти, вторую – в изолятор.

Она не понимает слов, но понимает жест. Вцепляется в руку женщины. Приходится вызывать Мишу на подмогу.

Полдень.

Очередь не кончается.

Молодой парень с перебинтованной рукой. В глазах — паника.

— Кенса, — требование осмотра я выучил в первый час первого дежурства.

Он разматывает бинт. Порез, глубокий, но чистый.

— Ику. — говорю я и даю пройти дальше в зал ожидания для оформления документов.

Парень кланяется, бормочет что-то. Наверное, «спасибо».

Вечер.

Смена заканчивается.

Перед ужином, поверкой и отбоем я заполняю журнал в дежурной:

«12.07.2028. Отказано в пропуске — 17 человек. Карантин — 9. В зал оформления — 43.»

Просто работа.