Из-за камня вспорхнул рябс – рябчик астероидов – и полетел, отчаянно виляя на фоне ослепительного звездного неба.

Вспыхнул выстрел, и полет прервался. Птица захлопала крыльями – вернее, стабилизаторами, отдаленно напоминающими крылья, – и рухнула вниз.

Старик неспешно подковылял к месту падения и поднял рябса. Крупный экземпляр: килограмма на полтора. Еще трепещет и пытается перебирать лапками. Живучий! Другой бы давно загнулся, а у этого все будто приспособлено для выживания в безвоздушном пространстве: дыхание отсутствует, энергия возобновляется за счет усвоения силикатов. И передвигается на реактивной тяге – за счет тех же силикатов, неусвоенные остатки которых под давлением выбрасываются из организма.

Охотник прицепил рябса на пояс скафандра и поковылял домой. Им со старухой за глаза хватит.

Доковыляв до жилого модуля, старик зашел в него через разболтанный основной шлюз – чинить пора, не дай Бог что случится, – и высвободился из скафандра. Ныла культя. Хотя она ныла постоянно: еще с демобилизации.

Ах, какие времена были!

Старик воевал в Первую Галактическую. Юпитерианцы – юпы, если сокращенно, – сопротивлялись. Своевольные были ребята, и говорить нечего, – но земляне задали жару: на Эде, Каллисто, Валетудо. В одной из вылазок старику – в те времена бравому сержанту – задело бедро. Вроде вскользячку, но неудачно. Когда врач – с сочувствующей, оттого не менее паскудной интонацией – сообщил, что регенерировать ногу невозможно, на сержанта накатил черный гнев. С ним такое бывало. В общем, он оскорбился и – прямо с больничной койки – полез драться. Но вкололи укол, и очнулся сержант одноногим. Делать нечего, пришлось отправляться на пенсию. Самое обидное, что до окончания войны оставались считаные дни. Земляне – убедившись, что потери велики, а сломить сопротивление не удается, – тупо взорвали Юпитер. Мы победили.

Инвалидных выплат хватило на приобретение астероида, которых за Марсом бессчетное множество кружилось: и старых, и новых – юпитерианских осколков. Оформляли в собственность задаром практически.

С тех пор – тридцать лет, почитай, прошло – они со старухой и обосновались на астероиде. Никого поблизости, скука, зато и не досаждают. Из занятий – охота на рябсов, составляющих основу однообразного рациона, и сельскохозяйственные работы в теплице.

– На, приготовь, – сказал старик, кидая тушку на стол.

Старуха не ответила. Она уставилась на видеоэкран, и плечи ее подозрительно вздрагивали.

– Ты чего? – не понял старик.

– Ничего… так… – пробормотала старуха, утирая слезинки кончиком шерстяной шали. – Неподалеку человек погибает, представляешь? Совсем рядом. Разнюнилась я чего-то… Ты погоди, Макарушка, я досмотрю и приготовлю твою птицу. Тебе запечь или как?

– Кто там еще погибает?

Старик, отставив костыль в сторону, тяжело плюхнулся на диван.

Судя по количеству просмотров, выводимому в нижнем углу экрана, ролик был вирусным. Десять миллионов подписчиков. На экране человек, одетый в скафандр с приметной алюминиевой заплатой на макушке говорил:

– Я Джонни Небраска, веду репортаж с неизвестного астероида. То есть известного лишь тем, что находится в Большом поясе астероидов, образовавшемся тридцать лет назад после подрыва Юпитера. Моя ракета неисправна, идентификационная система отказала, электронное оборудование вышло из строя. Я здесь уже десять месяцев – одиннадцатый станет последним, потому что запасы продовольствия на исходе. Тем не менее не ропщу. И прошу не искать меня: это бессмысленно. Во-первых, все равно не найдете: засечь координаты я не могу, и вы тоже не сможете, потому что точка вхождения радиосигнала не известна. Во-вторых, я не желаю быть найденным. Этот астероид – лучшее место для погребения, поэтому я просто прощаюсь с жизнью. Тяжело умирать в безвестности, поэтому я веду ежедневные репортажи о своей смерти. Когда-нибудь и вам придется с ней столкнуться – тогда вы меня поймете, подписчики. Очень на это надеюсь.

Джонни Небраска вел съемку при помощи палки для селфи. За стеклом гермошлема угадывались страдающие глаза, исхудавшее лицо и небритый подбородок.

Чем-то эта трансляция – строго говоря, не отличающаяся от прочих – задела старика. Со времен войны в нем развилась болезненная чувствительность на интонации, позволявшая с ходу угадывать фальшь. Так вот, в интонации Джонни Небраска фальшь отсутствовала – слышался подлинный душевный надрыв: нечто такое, что брало за сердце и заставляло сопереживать неудачнику.

– Почему продовольствие на исходе? – спросил старик у жены. – Рябсов, что ли, на астероиде не водится?

– Не водится, Макарушка. Он в прошлой передаче жаловался. Кабы водились, он бы еще репортажи поделал. А умрет от голода – некому будет. Неужели Джонни Небраска спасти нельзя, а, Макарушка?

– Сама не слышала? – буркнул старик.

Трансляция закончилась, и старуха пошла на кухню – ощипывать принесенного рябса. Старик продолжал сидеть на диване как сидел: глубоко задумавшись, словно впав в беспамятство – лишь изредка подергивая замотанной в штанину культей. Старуха уже принесла жаркое, источавшее аппетитный – с грубым силикатным оттенком – аромат, и выставила на стол, а старик все сидел в задумчивости.

– Ужинать будешь, Макарушка?

– А? – встрепенулся тот.

– Ужинать будешь, спрашиваю?

– Завтра улетаю, – сообщил старик ни к селу, ни к городу.

– Куда? – поразилась старуха.

Путешествовать старик не любил, из-за клаустрофобии. С некоторых пор он чувствовал себя в замкнутых помещениях неуютно. Но приходилось терпеть: из-за рябсов, которые, дорвавшись до астероидных силикатов, размножались с невиданной скоростью.

Эти птички могли весь астероид переработать в песок. Старик видел такое: слежавшаяся пыль – без единой силикатной крупинки – вперемежку с птичьими костями. Чтобы уменьшить поголовье, приходилось раскидывать отраву. Да и подзаработать на продаже не мешало: рябсовое мясо пользовалось спросом в спортивном питании. Тогда, кряхтя и чертыхаясь, старик залезал в двухместную развалюху-ракетку и мотался до марсианской продуктовой базы и обратно. Хорошо, что ветерану Первой Галактической топливо отпускалось бесплатно – в ограниченных объемах, разумеется. Для редких вылетов хватало, а иные надобности выбираться в открытый космос отсутствовали.

Старик строго посмотрел на жену, ожидавшую ответа.

– Думаю поискать Джонни Небраска.

– Совсем рехнулся, дурень? – заголосила старуха. – Куда ты попрешься, одноногий, со своей клаустрофобией?

– Поищу только. Не найду – вернусь.

– А то, что в астероидном поясе юпы пошаливают, это ничего?

При взрыве Юпитера погибли не все юпитерианцы: находившиеся в космосе уцелели. Многие сдались в плен после капитуляции, но нашлись радикальные, не принявшие поражение и скрывавшиеся. Некоторые умудрялись проникать даже на Землю, но их планомерно отлавливали и уничтожали. С годами информация об уцелевших юпах появлялась все реже и реже. Считалось, что тридцать лет – максимальный срок их жизни вдали от погибшей планеты. Юпы были подвержены ностальгии, являвшейся для этой космической расы смертельным заболеванием. Так что на данный момент их можно было считать самостоятельно вымершими, без помощи победившего человечества.

Старик не стал объяснять эти нюансы жене – не ее бабское дело, – но подвинул к себе рухлядь. Так он любовно называл винтовку, которую зажилил еще со времен воинской службы. Мог купить новую, и по деньгам выходило «то ж на то ж», но жаль было с проверенной расставаться.

– Видела? – сказал старик. – Пусть только сунутся, пожалеют. В Первую Галактическую не мазал и сейчас не промахнусь.

Старуха осела. Насколько она знала своего Макарушку, тот от принятого решения не отступался: а когда брался за оружие, то и подавно. Военная косточка, одно слово. Поэтому не стала возражать, а жалобно спросила:

– Он просил не искать его, этот Джонни Небраска. В спокойствии умереть человек хочет, а ты мешаешь.

– Умереть хочет, оттого что жрать нечего, – парировал старик. – А если ракета прилетит, небось, не откажется на Землю возвратиться.

– До Земли-то ты не долетишь, – вздохнула старуха.

– Верно. До Земли не долечу, а до Марса запросто подброшу. Если найду, конечно.

Если честно, старик не верил в то, что отыщет потеряшку: слишком хорошо знал Большое астероидное кольцо. Оно и раньше являло собой месиво камней разной величины, от небольших булыжников до планет диаметром в сотни километров. А после блистательной – посредством взрыва Юпитера – победы землян в Первой Галактической увеличилось минимум вчетверо, в результате чего сделалось совершенно непроходимым. Старик специально не интересовался, но был уверен, что звездных карт не составлялось. После разрушительной войны у землян других забот доставало.

Вместе с тем, ветеран не мог не услышать в жалобах потеряшки отзвуки собственной биографии. Ядерные мины, пролетающие в сантиметрах от борта. Попадание, и адская боль в развороченной ноге. Старик понимал, каково это – не иметь шансов, и, будучи эмоционально отзывчивым человеком, растрогался, потому и отправился на поиски. Спасательная операция – вот как это называлось во времена его молодости.

На следующее утро – условное, разумеется, потому что давно отвык от нормальных земных времен суток, – старик запасся ракетным топливом и стартовал. Ввиду невыполнимости задачи, у него не имелось определенного плана: лишь надежда на счастливый случай и интуицию. На все про все старик отводил неделю. По истечении указанного срока тиски клаустрофобии на горле должны были сомкнуться – к тому времени следовало возвратиться домой, со щитом или на щите.

Миновали три безрезультатных дня.

Предпринимаемые стариком поиски сводились к плутанию между беспорядочно кружащимися небесными телами, с наведением на них бортового радара. Ничего похожего на потерпевший аварию космический корабль не попадалось, разумеется. А для облета всего Большого астероидного пояса требовалась сотня лет, наверное.

Начинала сказываться клаустрофобия, пока терпимо. Иногда становилось тяжело дышать. Насколько старик знал собственный организм, радикальное ухудшение должно было наступить через четверо суток. Помимо затрудненного дыхания – учащение пульса, конвульсии и все такое, вплоть до потери сознания. К тому времени следовало вернуться домой – или высаживаться на первый попавшийся астероид и пару дней приходить в себя.

На четвертые сутки непрошеный спасатель едва не погиб. Глупая случайность: из-за астероида выскочил малогабаритный контейнеровоз и едва не протаранил допотопную развалюху. Обычное в астероидном поясе дело. Разошлись чудом: впритирку, что называется.

Минут пять старик просидел в кресле пилота, не в силах отдышаться. Жидковат от стал для таких потрясений. Раньше – во времена Первой Галактической – и ухом бы не повел, а сейчас прихватило.

Однако, что-то зацепило внимание: мелочь, но существенная.

Он привык доверять интуиции, поэтому пересмотрел кадры едва не случившегося столкновения и кое-что обнаружил. На боку контейнеровоза красовалась гигантская рекламная наклейка «Найти Джонни». Старик не был глупцом и предположил: встреченный корабль также занимается поисками потеряшки – иначе откуда совпадение? После чего живо развернул ракетку и последовал за «Найти Джонни».

Радар в Большом астероидном поясе не работал из-за значительного числа небесных объектов: пришлось догонять вслепую. По счастью, контейнеровоз не успел отдалиться и вскоре попал в зону видимости.

Тогда старик радировал по открытому каналу:

«Прошу сообщить, не занимаетесь ли вы поисками Джонни Небраска. Если да, мы можем согласовать дальнейшие действия».

На что пришел любезный ответ:

«Вы ищите Джонни Небраска? Если так, мы готовы доставить вас до места. Держитесь курса».

Старик озадачился. Следовало ли данный ответ понимать так, что Джонни найден – допустим, смог передать координаты, – и контейнеровоз летит забрать потеряшку с осточертевшего астероида? Или у ребят имеется верный план по спасению, а случайному попутчику предлагают присоединиться?

Он не стал добиваться подробностей, словно чувствовал: в странном совете содержится рациональная крупица.

На второй день полета контейнеровоз сбросил скорость и принялся выполнять маневры, свидетельствующие о намерении приземлиться на один из близлежащих астероидов. На какой – догадаться было несложно: вокруг этого астероида – по стационарной орбите – вращались несколько малых кораблей.

«Найти Джонни» зашел на посадку, а вместе с ним и старик на своей допотопной развалюхе.

Посадка прошла без происшествий: на астероиде – вообще говоря, утыканном сталагмитами и не пригодном для приземления, – имелось расчищенная площадка. Можно сказать, была оборудована миниатюрная взлетно-посадочная полоса.

Пока старик гасил двигатели и натягивал на укороченное тело скафандр, «Найти Джонни» отворил грузовые люки. Роботы принялись сгружать ящики. Управляли автоматическими грузчиками несколько членов экипажа: то ли корабельных экспедиторов, то ли представителей заказчика.

Со стороны расположенных на астероиде модулей подошли несколько человек и принялись, оживленно жестикулируя, объясняться с прилетевшими. Общались по радиосвязи на открытых частотах. Речь шла о выгрузке и установке оборудования. Местные просили пилотов поторопиться с разгрузкой.

Старик хотел подойти и осведомиться насчет Джонни Небраска – также насчет корабельной наклейки, – когда неожиданно увидел самого потеряшку, в гермошлеме, венчающемся незабываемой алюминиевой заплаткой. Не узнать гермошлем Джонни Небраска было невозможно. Пару раз за стеклом мелькнуло изможденное лицо, виденное в трансляции.

Опознав потеряшку, старик помрачнел. Что-то в душе переклинило – возможно, из-за того, что страдальца обнаружили без его участия.

Впору было возвращаться домой, но старик чувствовал недосказанность. Например, поодаль располагались несколько модулей, то ли жилых, то ли производственных. Ничего такого в трансляциях не было: потерянный Джонни Небраска жил в обломках разбитого космического корабля. Старик не понимал, зачем возводить модули, и желал разобраться.

Один из местных заметил его и подошел.

– Здравствуйте. Желаете поприсутствовать на съемке? С вас пятьдесят кредитов. И еще сотка за приземление.

За бронированным стеклом маячило вопросительное лицо. Голос был вежливым и равнодушным.

– За что? – удивился старик.

– Астероид – частная собственность. Присутствовать на съемках разрешается, но на платной основе.

Для семейного бюджета сумма была ощутимой, но старик не стал спорить и перевел деньги.

В дальнейшем он мог наблюдать следующее. В ящиках, доставленных на контейнеровозе, оказалось осветительное оборудование и декорации, изображающие небесное тело. Привезенное добро выгрузили и установили на специально оборудованной площадке, добавив к имеющемуся. Джонни Небраска – в скафандре с алюминиевой заплатой – распоряжался процессом: жестикулировал больше остальных и показывал, куда и как устанавливать декорации и осветительные приборы. Его слушались: было видно, кто здесь начальник.

Потом, на некоторое время, активность угасла: люди разбрелись.

Старик, устроившийся неподалеку, продолжал следить за происходящим. Он отдыхал от замкнутого пространства ракеты и физически чувствовал себя неплохо. Хотя на душе скребли кошки. Теперь-то он понимал, каким дураком предстал со своим человеколюбием и готовностью помочь там, где не просили.

Но бесило не это. Мало ли, кто и когда его обманывал?! Если вспомнить, то множество раз, начиная с военного училища, в которое парня отправили лживыми посулами, и заканчивая последним боем, когда – видимо, из-за экономии боезапасов, – отказали в огневой поддержке. Но эти обманы были привычными и предсказуемыми. Но как Джонни Небраска удалось подделать страдание настолько реалистично, что старик поверил? А ведь он различал фальшь с первого слова – еще до того, как лжец открывал рот.

Не в силах разобраться, он ощущал приближение гнева. В такие моменты старик становился непредсказуем и опасен. Он и на астероид – подальше от людей – перебрался в том числе из-за периодических гневливых вспышек. То, что приветствовалось в армии, для мирной жизни не годилось категорически.

Пока бывший солдат пытался сдержать гнев, активность на съемочной площадке возобновилась. Вернулись люди и заняли рабочие места. Появился, поглядывая на звездное небо, Джонни Небраска. Включились прожекторы, и пространство на съемочной площадке заполнилось полутьмой-полусветом, создавая иллюзию затерянности. Любому дураку-зрителю становилось ясно, что место действия находится вдалеке от проторенных маршрутов, в таких закоулках вселенной, в которые лучше не забираться. И если кто-то оказался здесь с поломанным двигателем, отказавшей электроникой и ограниченными запасами пищи, не стоит надеяться на спасение.

Приступили к съемкам, и в кадре появился Джонни Небраска.

Он еле волочил ноги, а перед собой держал штатив с укрепленной на ней камерой. Дополнительно потеряшку снимали с нескольких нависающих камер: наверное, для того, чтобы включить в трансляцию наиболее удачный ракурс. Впрочем, старик не разбирался в кинопроцессе: видел лишь, как потерянный в Большом астероидном поясе человек – отчаявшийся и изголодавший, фактически при смерти – бесцельно бредет вперед, что-то при этом вещая. О своей печальной судьбе, надо полагать.

Вот Джонни Небраска покачнулся, правая рука его задрожала вместе с камерой, а левой он прикрыл лицо, словно испытывая и одновременно скрывая отчаяние. Затем, пошатываясь – зрителям следовало догадаться, что от голода и усталости, – продолжил говорить.

Съемки завершились – но, видимо, не полностью: только натурные. Львиную долю трансляций составляла работа внутри разбитого космического корабля, где потеряшка демонстрировал испорченное оборудование и подходящие к концу запасы пищи. Теперь-то старик понимал, что никакого разбитого космического корабля не существовало, а все происходило в съемочном павильоне.

Осветительные приборы погасли. Киношники, подгоняемые выразительными жестами Джонни Небраска, проследовали в павильон. Кто-то тащил аппаратуру.

Интересно, как менялось поведение потеряшки в зависимости от обстоятельств. Во время съемок старик готов был поклясться, что Джонни Небраска при смерти: его движения были замедленными, выдающими нечеловеческую усталость. Но едва съемка закончилась, как образ космического изгнанника тускнел и расплывался: на площадке оставался другой человек – резкий и сосредоточенный.

«Наверное, это называется искусством перевоплощения», – подумал старик.

Он разволновался и почувствовал в отношении Джонни Небраска еще большую злобу.

«Нельзя так цинично обманывать людей: это уже не актерская игра, а по-другому называется. Словно в душу наплевали».

Дел на частном астероиде не осталось, пора было возвращаться к ракете.

Там старика и скрутило, прихватив ребра железными тисками. Потолок надвинулся, грозя раздавить, а стены будто сжались. Проклятая клаустрофобия – видимо, он здорово расстроился. В неудачные дни болезнь усиливалась, и старик понял, что в ближайшие сутки не улететь: необходимо успокоиться.

Ночевать под звездами было не впервой: понадобился пуховик. Лежать на голых камнях, даже в скафандре, не очень удобно.

Еще старик захватил рухлядь. Теперь, после разоблачения Джонни Небраска, можно было рассчитывать пострелять на астероиде рябсов. В зависимости от химического состава силикатов, мясо разнилось на вкус: старик рассчитывал побаловать дражайшую половину.

Под звездами старика отпустило. Он отошел подальше от взлетно-посадочной полосы и съемочного павильона – в беспорядочное месиво сталагмитов, тянущих каменные острия в черное небо, – и расстелил пуховик.

Мысли все время возвращались к пресловутому Джонни Небраска, который так легко его – и миллионы других зрителей, наверное, тоже – одурачил.

Старик отгонял мысли. Знал: если не подавить гнев, можно наделать глупостей. Прекрасно помнил славное прошлое: бросающихся в спонтанную атаку и нелепо погибающих – на Эде, Каллисто, Валетудо. Не нужно этого: он не поддастся эмоциям – переждет приступ клаустрофобии, а потом возвратится к старухе.

Бывший солдат закрыл глаза и постарался заснуть. В памяти возникла переправа на Фемисто: болото с ядовитыми тварями и шарящие между кочек лазерные целеуказатели.

Внезапно старик проснулся: что-то его разбудило. На фоне звездного неба мелькнула одинокая тень – мелькнула и пропала. Но солдатские рефлексы сработали машинально: старик перевернулся на живот и подтянул к себе рухлядь. Хорошо, что захватил винтовку с собой! Хотя сейчас не Первая Галактическая, и не спутник Юпитера. Все в прошлом: вражеской планеты не существует, а кровопролитие завершилось победой. Но любопытно, кому вздумалось бродить по нерасчищенной территории?

Старик по-пластунски пополз в сторону мелькнувшей тени и вскоре увидел.

Человек сидел, прислонившись к одному из сталагмитов, и смотрел на звезды – точнее, на обломки Юпитера, тридцать лет назад развалившегося под ударом земных бомб. Опознать человека было легко, благодаря характерной заплате на гермошлеме. Это был не кто иной, как Джонни Небраска, завершивший съемку и вышедший прогуляться. Находись потеряшка на Земле, можно было сказать: выбравшийся на свежий воздух, – но воздух в скафандре не отличался от того, которым дышат в жилых модулях.

Удивительно, но в позе сидящего, его обращенности на скользящие над головой астероиды сквозила тоска. И сейчас – думая, что находится в одиночестве, – обманщик продолжал играть на публику. Поза намекала на неизбывное отчаяние, и оно было всамделишним – абсолютно натуральным, старик мог поклясться.

Черный гнев все-таки проник в душу старика и овладел ей. В такие минуты он сам себя не помнил, а действовал решительно и жестоко, как подобает солдату. Притянул к себе рухлядь и прицелился в наглого шарлатана и обманщика, очертания которого прекрасно виднелись на фоне звездного неба.

Неожиданно Джонни Небраска произвел странное движение, а именно: взял обеими руками гермошлем и принялся отвинчивать. «Неужели хочет покончить с собой?» – подумал старик. Стоило труда не выстрелить, и теперь бывший солдат со все возрастающим удивлением наблюдал за потеряшкой.

Джонни открутил гермошлем и сдернул с головы.

Вопреки ожиданиям, ничего не произошло, то есть оставшийся без защиты человек не схватился за горло в приступах удушья, а продолжал облокачиваться на сталагмит как ни в чем не бывало. Наверное, задержал дыхание.

Старик продолжал выжидать, но по-прежнему ничего не происходило: Джонни не только не умирал, но и не выказывал неудобства. Более того – теми же самыми движениями, которыми откручивал гермошлем, – взялся за голову и принялся поворачивать вокруг оси. Старик едва не вскрикнул от изумления от столь противоестественного зрелища, но – больше по инерции, чем сознательно – продолжал целиться. А Джонни Небраска, открутив голову, с трудом стащил ее, обнажив под ней вторую, омерзительную: светло-коричневую, вытянутую, с широкими ноздрями в пол-лица, стелющимися по макушке ушами и глазами навыкате. Обыкновенную рожу юпа, которую старик сразу опознал, разумеется. Такого он во времена Первой Галактической вдосталь насмотрелся.

И все стало ясно, как Божий день.

Ни невезучего потеряшки, ни наглого актера не существовало в природе: был юпитерианец, тридцать лет скрывавшийся под человеческой личиной. Сложно сказать, зачем ему понадобилось вести чаты от имени человека: возможно, назвавшийся Джонни Небраска искал сочувствия или просто оригинальничал. Но тоска по погибшей планете была натуральной – оттого у старика не возникло малейших сомнений в искренности.

Можно было и раньше догадаться. Зачем снимать кино в Большом астероидном поясе, если достаточно благоустроенного павильона? Интересно также, каким образом мнимый Джонни Небраска провернул авантюру? Старик не сомневался, что киношникам ничего не известно: за укрывательство юпа полагался тюремный срок. Следовательно, Джонни имел финансовую заначку на Земле – иначе не мог оплачивать киносъемку.

Неважно – теперь в любом случае все кончено.

Старик поймал юпа на мушку, но… не смог нажать на спусковой крючок, потому что черный гнев улетучился. Потеряшка не обманывал: он действительно тосковал – только не по Земле, а по расколовшемуся на части Юпитеру.

«В конце концов ты все равно умираешь, – прошептал старик, отползая. – Последний юп, скрывающийся в Большом астероидном поясе, надо же! Трижды тьфу на тебя».

Он отыскал местечко в противоположной стороне от взлетно-посадочной площадки, где смог отлежаться и выспаться. А когда проснулся, почувствовал, что клаустрофобия отступила: ему по силам справится с болезнью.

Старик поплелся к ракете.

И тут из-за сталагмитов выпорхнул рябс. Астероид все-таки оказался заселен космическими птичками. Окажись Джонни Небраска человеком и действительно потерпи здесь кораблекрушение, голодная смерть ему не грозила – если только от увеличения рябсовой популяции, которые рано или поздно превратят астероид в пыль. Но это не скоро.

Рука сама собой вскинулась, и рухлядь разразилась огненной вспышкой. Подстреленный космический рябчик спикировал вниз. Старик – премного довольный тем, что не промахнулся, – захромал к месту падения.

Загрузка...