Рыбак и остров

В портовом баре «Старая Сеть» всегда пахло морем, крепким ромом и несбывшимися надеждами. В тот вечер, когда Егор – рыбак с обветренным лицом и глазами цвета Балтийского янтаря – решил поделиться своей историей, за столами сидели лишь самые стойкие, те, кто пережил больше штормов, чем хороших уловов. Егор сжал в руке кружку с элем, и его взгляд замер на тусклой лампочке над стойкой, словно он видел в ней не свет, а нечто иное.

«Знаете, мужики, бывает рыба…» — начал Егор, его голос был хриплым, как старая якорная цепь. «Такая, о которой только легенды ходят. Невероятно редкая, а на вкус… говорят, один кусочек — и ты навсегда забываешь, что такое голод. А водится она, по слухам, только в самое глухое время, когда луна спрячется, и море черное, как смола. Ну, я и повелся. Позапрошлой осенью. Погода – шепчет, штиль полный, ну, думаю, была не была. Взял лодчонку свою, "Удачу", и отвалил подальше от маяка. За этой, значит, редкостью».

Он сделал большой глоток и выдохнул, будто сбрасывая невидимый груз.

«Слух был такой: чем дальше от берега, тем лучше. Я плыл часа два, может, больше. Звезды – россыпь, красота невероятная, но тишина… Она давила. И вот, когда я уже почти решил, что это всё бабьи сказки, и пора возвращаться, я увидел его. Впереди, там, где по всем картам – пустота, показался силуэт. Небольшой, черный бугорок. Я подумал — неужели не обозначенный навигационный буй? Но слишком уж он был… неправильный. Слишком острый».

Егор прищурился, стараясь пробить темноту, которая, казалось, сгущалась вокруг этого бугорка. «Неправильный», как он его назвал, остров или скала, выглядел неестественно: плоский, но с зубчатым, острым гребнем. Любой опытный рыбак знал бы, что в этих водах такого быть не должно. Однако жажда той редкой рыбы, которую можно было продать за целое состояние, пересилила инстинкт самосохранения.

«Я подгребал медленно, — продолжал Егор, понизив голос, словно боялся, что его услышат даже стены этого бара. — Думал: может, это обломок скалы, который оторвало от материка? Или старый, заброшенный маяк без огня? Подхожу ближе, и тут меня пробирает до костей, хотя ночь была теплая. Понимаете, запаха не было. Ни тины, ни водорослей, ни морской соли — просто ничего. Как будто море вокруг этого места было мертвым».

Он снова сделал паузу, его глаза забегали по лицам слушателей, ища хотя бы тень веры. Большинство сидело с пустыми, скучающими взглядами.

«Потом я увидел их. Сначала подумал — птицы. Большие, неуклюжие. Но когда я подплыл еще ближе, я понял, что это не птицы. Это были… фигуры. Они сидели на вершине скалы, как сгорбленные тени. Я притормозил веслами, и сердце у меня заколотилось, как мотор на холостом ходу. А потом я увидел, что они делают. Они наклонялись, что-то грызли, а затем поднимали это, будто показывали. И знаете, что это было? — Егор наклонился вперед, и его шепот едва пробился сквозь гул бара. — Это были кости. Длинные, белые, человеческие кости. Они сосали их, как леденцы».

Ужас сковал Егора. Он инстинктивно подался назад, уронив одно весло, которое с мягким плеском ударилось о воду. Этот звук, незначительный в другом месте, здесь прозвучал как выстрел. Фигуры на скале замерли. Затем они разом, медленно повернули свои головы в сторону его лодки.

«Это были не люди, мужики», — Егор облизал пересохшие губы. «И не обезьяны, и не волки. Я такого сроду не видел, даже на картинках в учебниках. Худые, как скелеты, но при этом жилистые. Кожа — серая, как мокрый камень. И лапы. Это первое, что бросилось в глаза. На руках и на ногах — огромные, черные когтистые лапы, как у хищной птицы, только в разы больше. Ими они держали эти... кости. Хватали и разгрызали».

Он рассказал, что их движения были резкими, дергаными, как будто они не привыкли к гравитации или их суставы работали неправильно. Но самое страшное было другое — их глаза.

«Они светились. Желтым, тусклым светом, как гнилушки в темноте. И все эти глаза уставились на меня. Они жадно смотрели, мужики. Я чувствовал, как будто они меня уже попробовали и им понравилось. Понимаете? Не просто смотрели, а оценивали, прикидывали, какой я на вкус. Я сидел там, парализованный, и вдруг заметил еще кое-что, что стояло ближе к воде, среди камней».

Егор указал дрожащим пальцем в пустоту. «Там, на берегу, торчали столбы с чучелами. Издалека, в этой мерцающей темноте, они... они напоминали женщин. Высокие, тонкие фигуры. Мне сразу в голову пришла мысль о русалках, знаете, как в сказках. Но когда я присмотрелся... это были просто грубые, кривые изваяния из дерева, кое-как обтянутые чем-то светлым. Сделаны они были специально, чтобы издалека обмануть. Заманить».

Сердце Егора колотилось так громко, что он боялся, что этот стук привлечет внимание тварей еще сильнее. В этот момент ему стало абсолютно ясно: эти деревянные чучела-русалки были приманкой, а редкая рыба, о которой ходили слухи, — лишь красивая легенда, которая заманивала жадных или наивных рыбаков в ловушку.

«У меня в голове пронеслась одна мысль: вода — моё спасение», — рассказывал Егор. «Если они могли плавать, они бы уже давно были у моей лодки. Но они сидели там, на суше. Их огромные, неуклюжие лапы, которыми они так умело кромсали кости, явно не годились для гребли или плавания. Они были привязаны к этой скале, как якоря. И это был мой единственный шанс».

Он медленно, стараясь не нарушить тишину, потянулся за веслом, которое уронил. Каждое движение казалось предательски громким. В это время существа зашевелились. Они спустились с гребня, перебирая своими когтистыми лапами по камням. Их движения были неуклюжими, но быстрыми. Они издавали звуки — не крики, а низкое, утробное шипение, похожее на кипение.

«Они начали сползать к воде, — Егор вздрогнул от воспоминаний. — Не плавно, а именно сползать. Как огромные, гадкие пауки. Их желтые глаза не отрывались от меня, полные животной, тупой жадности. Я видел, как одна из тварей подняла свою когтистую руку, показывая, как близко я нахожусь. Я понял — еще пара секунд, и они будут у самой кромки».

Он схватил весло, резко развернул нос «Удачи» и изо всех сил, не думая о шуме, ударил по воде, стремясь как можно быстрее оторваться от этого проклятого острова.

Егор греб, как одержимый. Он не смотрел вперед, не выбирал курс, его единственной целью было отдалиться от островка, который, казалось, втягивал в себя свет и здравый смысл. Брызги воды летели в лицо, смешиваясь с холодным потом, но Егор не чувствовал усталости. Ему казалось, что если он замедлится хотя бы на секунду, он услышит этот жуткий, утробный шипящий звук совсем рядом.

«Они не плавали, но они делали кое-что другое», — с содроганием вспомнил рыбак. «Они зашли в воду по пояс. И когда лодка стала отходить, они начали швырять в меня камни. Не просто мелкую гальку, а булыжники! Поднимали их своими когтистыми лапами и с неожиданной силой бросали. Один пролетел у самого виска, другой угодил в борт – треск был такой, что я думал, «Удача» развалится».

В тот момент Егор осознал всю глубину их злобы. Это была не просто охота, это была ярость от беспомощности. Они не могли преодолеть воду, и это бесило их. Желтые, хищные глаза светились, как маленькие злые фонари, наблюдая, как их добыча ускользает. Егор в последний раз оглянулся: все чучела-«русалки» на берегу остались позади, но их создатели стояли, вытянувшись на фоне неба, с поднятыми лапами, словно проклиная его.

«Я греб, пока не почувствовал, что руки горят. Я греб, пока силуэт острова не превратился просто в более черное пятно на черном море. Только когда я перестал слышать шум падения камней в воду, я позволил себе перевести дух. И знаете, что самое страшное? — Егор посмотрел на слушателей, и его глаза, обычно ясные, были мутными от пережитого. — Они не кричали. Они просто шипели. Звук был таким, что от него хотелось вывернуть наизнанку».

Егор греб еще около часа, прежде чем позволил себе полностью расслабиться. Он не прекращал оглядываться, боясь увидеть в тумане силуэт того проклятого острова или, что еще хуже, жёлтые глаза, плывущие по воде. Только когда он увидел далекий, знакомый свет маяка, пульсирующий на горизонте, напряжение начало покидать его тело.

«Свет маяка — это было как глоток свежего воздуха в царстве мертвых», — признался Егор, протирая ладонью глаза, словно хотел стереть увиденное. «Я чувствовал себя так, будто плыл не несколько часов, а несколько дней. Каждая мышца ныла, но я был жив. И я был чист. Я имею в виду, что я не зацепил ничего с того острова, никаких проклятий».

Когда он подходил к порту, наступал рассвет. Серое, безмятежное утро, полное обычных звуков: крики чаек, шум мотора первого траулера. Контраст между этим спокойствием и тем животным ужасом, который он пережил ночью, был оглушительным. Егор пришвартовал свою лодку, "Удачу", и, шатаясь, выбрался на пирс.

«Я не стал никому рассказывать сразу. Слова не шли. Как объяснить, что ты видел существ, которые сосут человеческие кости, и их приманки-чучела, сделанные под русалок? Я просто сказал, что не повезло, и улова нет. Но знаете, что было самым трудным?» — Он снова поднял глаза на слушателей. — «Забыть их голод. Тот тупой, животный, всепоглощающий голод в их глазах. Я знал, что эта ночь навсегда останется со мной, как пятно смолы на новой сети».

После той ночи Егор несколько дней не выходил в море. Он чувствовал, что ему нужно найти объяснение, чтобы не сойти с ума от увиденного. Он перерыл старые морские карты и атласы, которые пылились в кладовке его деда, тоже рыбака.

«Я искал хоть что-нибудь, что указывало бы на этот проклятый остров, — шептал Егор. — Я измерял расстояние, сравнивал координаты. Пустота. На всех современных картах в том месте — только открытое море, глубина и никакого намека на сушу».

Но однажды, в самом низу стопки, он нашел пожелтевший, старый голландский атлас XVIII века. Страницы хрустели, а чернила выцвели, но кое-что он все же обнаружил. На одной из карт, где навигация была еще неточной, а побережья обозначены приблизительно, он увидел маленькую, едва заметную отметку примерно в том районе.

«Там был нарисован крошечный островок, похожий на кляксу. А рядом, от руки, кто-то вывел по-старославянски, едва разборчиво: "Лапы Моря" и какой-то символ, похожий на череп».

Егор вздрогнул, вспомнив когтистые лапы. Но подпись была не самой жуткой. Рядом, мелким почерком, было приписано: "Остров этот — не от мира сего, выходит из воды и уходит, когда пожелает. Беречься приманок его, ибо сосут кость из человека".

«Вот оно что, мужики, — закончил Егор свою находку. — Непостоянный он. Появляется и исчезает. Может, поэтому его нет на новых картах. Но тогда, той ночью, он был реален. И эти твари... они были там, ждали. Это не просто выдумка пьяного рыбака, это старая, забытая легенда, которая иногда всплывает вместе с островом».

Егор несколько месяцев держал эту историю в себе. Старый атлас он спрятал, боясь, что кто-нибудь, узнав о «Лапах Моря», захочет проверить легенду. Но ночные кошмары, в которых он видел светящиеся глаза и когтистые лапы, рвущие кость, не давали ему покоя. Ему нужно было выговориться, выпустить этот груз, пусть даже ему никто не поверит.

«Я знаю, что это звучит как бред пьяного матроса, — Егор поднял кружку, как будто произносил тост призракам. — Но мне надо было рассказать. Иначе оно бы съело меня изнутри, так же, как те твари ели то, что находили на острове. Я выбрал «Старую Сеть» не просто так. Тут собираются те, кто видел всякое. Те, кто знает, что море не всегда подчиняется науке».

Он начал рассказывать, избегая лишних подробностей, чтобы не выглядеть сумасшедшим, но и не упуская главного: редкая рыба, неожиданный остров, твари с лапами и страшные чучела-приманки. Во время его рассказа в баре воцарилась необычная тишина. Даже самые пьяные перестали шептаться, слушая, как Егор описывает, с каким ненасытным голодом на него смотрели эти существа.

«Я понимал, что ставлю на кон свою репутацию, — Егор пожал плечами. — Что все подумают: Егор-то свихнулся после сильного шторма. Но мне было плевать. Главное, я выложил это. Сказал правду. Выпустил свой страх на волю. И когда я закончил, повисла тишина, а потом…»

Когда Егор закончил, в баре повисла пауза, которая была даже тяжелее, чем ночная тишина в открытом море. Несколько секунд никто не двигался, лишь слышалось слабое шипение пивного крана за стойкой. А затем напряжение лопнуло.

«Ну, Егор, ты даёшь!» — рявкнул один из рыбаков, здоровенный мужик по имени Степан, и тут же покатился со смеху. Он хлопнул по столу так, что кружки подпрыгнули.

«Кости, говорит, сосали! Да это ж ты спьяну на старый рыболовный буй наткнулся, а чучела тебе в темноте за русалок-каннибалов показались!» — другой мужик, Сергей, подхватил смех.

Слушатели начали смеяться. Их смех был громким, грубым и недобрым. Они видели в рассказе Егора лишь пьяную байку, рожденную усталостью и ромом. Они отпускали шутки про «редкую рыбу», которую Егор искал, и про «морских пауков» с когтистыми лапами. Егор сидел, опустив голову, чувствуя, как его сердце сжимается от обиды и разочарования. Ему не нужно было их одобрение, но такое пренебрежение к пережитому им ужасу было больно.

«Ладно, мужики, я же говорю — я не заставляю верить», — пробормотал Егор, беря свою кружку.

Именно в этот момент, когда всеобщее веселье было в самом разгаре, произошло нечто неожиданное. В углу, в тени, сидел пожилой, тихий мужчина, которого в порту звали «Старик Пилигрим». Он всегда был молчалив и много пил. Он не смеялся. Он поднял голову, посмотрел прямо на Егора, и медленно, тяжело кивнул.

Смех в баре стихал, но Старик Пилигрим не отводил взгляда от Егора. Этот медленный, понимающий кивок был недвусмысленным. Он не был кивком жалости или насмешки. Это был кивок того, кто видел то же самое.

Егор, ошеломленный реакцией остальных, вдруг почувствовал, как по его спине пробежал холодок, но уже не от страха, а от подтверждения. Его история не была выдумкой. Он был не одинок.

«Старик Пилигрим, — Егор тихо произнес его прозвище. — Ты... ты тоже видел?»

Пилигрим не ответил словами. Он лишь поднес к губам указательный палец — жест, призывающий к молчанию. Затем он медленно, тяжело поднялся из своего угла. На его лице, изрезанном морщинами, было выражение глубокой, старой печали. Он подошел к стойке, оставил несколько монет за свою недопитую кружку и, не оглядываясь, направился к выходу.

Перед самой дверью, в последний момент, он повернул голову и посмотрел на Егора. В его глазах Егор увидел не только признание, но и предупреждение.