Рыцарь и принцесса

Рыцарь пьет отравленное вино с ее губ, но остается спокоен, недвежим. Он знает, что принял верное решение. Смерть его совсем не страшит.

Девушка в золотой парче склоняется еще ниже, прижимается еще ближе, так чтобы ни капли не пролилось. Золотая тонкая корона сползает по ее волосам и солнце, уже заходящее, пробивающееся через высокие витражи, отбрасывает на ней свои блики.

Вино все-таки проливается и стекает бордовой струйкой на пол. Но пару это никак не волнует. Они с упоением продолжают глотать яд, пока девушка не отстроняется, делая большой глоток из серебренного почерневшего кубка, и снова не впивается поцелуем в губы рыцаря.

Это их последние минуты вместе, пути обратно нет. Но они смиренны, непоколебимы в своем решении. Они оба знают: так лучше всего.

Девушка спускается с трона, ступая босыми ступнями по каменным плитам. Ей осталось не больше пяти минут и она хочет прожить их гордо, с железной храбрастью, однако страх затапливает ее разум. Она была готова, с самого начала она поняла — другого варианта им не оставят. Либо смерть от яда, либо от рук нещадных мятежников. Она с достоинством приняла свою судьбу еще в детстве, после смерти родителей. Единственная наследница царского трона, которую никто не воспринимал всерьез. В ней текла кровь правящего рода, но она была женщиной. Сестра четырех братьев, в неравной степени претендующих на власть, ей не досталось бы и клочка земли у северных границ, оставь отец завещание. Ее удел выйти замуж и тихо жить со своим суженым.

Однако отец с матушкой сропостижно скончалися от чахотки, эпидемия которой разразилась в регионе, где родители проводили лето. В стране случилась смута. Братья, не успевшие повзрослеть, вступили в борьбу за наследование. Но они умирали один за другим, ловя шальную стрелу или будучи пойманами в неразберихе дворцовых заговоров. Ни один из них не продержался у власти больше года, и высшая знать разделилась на две фракции, где каждый отстаивал свои интересы.

Страна оказалась в шаге от гражданской войны. И Синод нашел спасение в дочери царя, единственной законной приемнице воли Господа. Отосланная принцесса вновь ступила во дворец, принимая всю тяжесть разваливающейся нации.

— Я боюсь, Ласс.

— Не бойтесь, я с Вами.

— Я поступаю правильно?

— Не сомневайтесь, Ваше Величество.

Принцесса совершает несколько кругов по залле, при этом нервно теребя золотые локоны, спадающие ей на грудь. Ничего изменить нельзя, слишком поздно метаться, но она не может утихомирить разбушевавшееся серцебиение. Мысли хаотично появляются и исчезают, беспокоя еще сильнее.

— Ласс, я же знала, на что иду. Почему мне кажется, что я совершила ошибку?

— Вы не ошибаетесь, госпожа.

Принцесса раздраженно махнула рукой:

— Что от тебя толку, только передразнивать и умеешь.

— Я не передразнивал.

— Вот опять. Добавляешь отрицания, а на деле повторяешь мои слова. Своей головой думать не можешь?

Негодование затапливает ее без остатка. И она уже не в состоянии сопротивляться греховной ярости.

— Я…

— Замолкни. Прощу тебя замолчи. У меня раскалывается голова, — повышает голос принцесса, резко пересекая комнату и облакачиваясь на холодную грязную стену. Корона со звоном катится дугой в другой угол. У потолка видно небо, оранжевое в закатных лучах. Высокая башня, в которой они находятся, не имеет крыши и можно разглядеть и редкие сизые облака, и черные точки перелетных птиц. Вечерняя заря пылает пожаром на ясном небесклоне.

— Мы больше не увидим рассвета, — тихо произносит девушка, опуская взгляд. Она смотрит на рыцаря, неподвижно стоящего к ней лицом. Она не обратила внимания, когда он успел подойти, в своих железных доспехах он обычно был слишен издалека.

— Знаю.

— И не глотнем родниковой воды.

— Да.

— И я больше не смогу тебя обнять, — она с упреком смотрит на рыцаря. Почему он спокоен как удав? Почему только она сокрушается? Почему только ей страшно?

Рыцарь не отвечает, вместо этого он скидывает отливающие металлом латы, оставаясь в пропитаной потом рубашке и с силой притягивает девушку к себе, заключая в объятия.

— Давай останемся так до самого конца, — шепчет Ласс на ухо своей госпоже, поглаживая ее спину. Принцесса затихает, обмякает в любимых руках, утыкаясь носом в его шею.

— Ты не боишься, Ласс? Я заставила тебя покончить с собой. На рай можешь не рассчитывать.

— Я боюсь только одного, что больше вас не будет рядом. И мне придется в одиночестве скитаться по тому свету.

— А страданий не боишься? Епископы столько историй написали про грешников: раскаленные котлы, пытки палицами. Что, совсем-совсем не страшно?

— Страшнее разъяренной толпы? — усмехается рыцарь, заглядывая в глаза своей принцессы. — Я представляю Гиенну райскими кущами. Главное, чтобы Ваше Высочество было рядом.

Эти слова успокаивают. Принцесса посильнее сжимает рыцаря, подходит так близко, сколько позволяют грудные клетки. Она больше не боится, они покинут этот мир всместе и упадут в преисподнюю, они преодолеют вечные страдания и встретятся вновь. Покалеченные или целые — не имеет значения. Главное, что долгожданные.

Дым проникает через щели в дверных проемах, окутывая помещение черным маревом. Мятежники в замке — понимают оба. За дверью трещат балки и перекрытия, ломаясь под напором огня. Эхо доносит до них топот шагов и звон оружия с лестничных пролетов.

Рыцарь кашляет кровью, цветом не чем не отличимой от вина. Яд наконец-то действует, в их распоряжении не больше пары минут. Рыцарь больше не способен стоять, он оседает на пол, поддерживаемый принцессой. Облокачивается на ее плечо, кашляя от дыма и спазмов. Зрение затягивается туманом, так что очертания расплываются, будто в глазах стоят слезы. Он не замечает, но так оно и есть.

Принцесса осторожно придерживает своего рыцаря, не давая ему упасть без сил. Вытирает рукавом дорогого, вышетого золотыми нитками одеяния, капли слез, смешанных с кровью.

Это конец. Она прижимает его голову к груди, размазывая грязь по тускло-белым волосам, и целует в затылок, шепча неразборчивую чепуху.

Рыцарь не разбирает, в ушах уже давно стоит гул крови. Но он чувствует ее прикосновения, ласково поглаживающие, утешающие. С трудом он протягивает свою ладонь к ее лицу, пытаясь дотронуться, успокоить.

— Я буду ждать, моя принцесса.

— Ласс…

Рыцарь больше не слышит. Его рука падает, но девушка успевает поймать ее, поднося к своим губам, уже остывающим.

В дверь ломятся. Засов еле держится, но все еще не дает захватчикам зайти внутрь.

— Открывай, грязная девка! Открывай, тебя не спасет гнилая деревяшка! — за проходом поднимается торжествующий вой, проклинающий принцессу и возносящий главу повстанцев.

Вопрос пары секунд, когда замок сломается и принцессу возьмут в плен.

Проблемы начались сразу же после коронации. Никто не ожидал, что маленькая девочка, какой ее запомнили перед отсылкой из дворца, вернется сильной девушкой, диктующей свои правила. Синоду, видевшую в ней идеальальную марионетку, и раздробленной смутой знати, каждая фракция которой стремилась завоевать престол, она давала отпор, отказываясь им повиноваться. Не стало неожиданностью и то, что жених разорвал помолвку из-за несовпадающих политических взгладов. Его семья всегда ратовала за строгий консервативный режим.

Принцесса осталась одна в борьбе с истощенной дворцовой неразберихой страной и сопутствующими волнениями. А подчиненные, саморучно избравшие ее царицей, всталяли палки в колеса, не желая сотрудничать.

И только один человек был рядом, с самого детсва. Ласс.

Принцесса полюбила его, как только увидела. В двеннадцать лет новый телохранитель стал для нее вселенной. Она бы никогда не призналась, что влюблена в простолюдина, он бы никогда не смог жениться на ней. Но чувства оказались сильнее разума, сильнее церковных запретов и сословий. Сосланная из дворца к своему будущему мужу, она радовалась как никогда. Прыгала от счастья по постели и целовала своего верного рыцаря.

— Ласс, мне больше ничего не помешает тебя целовать. Я так рада. Отослать меня было самым мудрым решением отца. Ты счастлив?

— Безмерно, Ваше Величество, — отвечал рыцарь, целуя свою госпожу.

Они провели там прекрасное время, полное искреннего счастья, пока жених принцессы пытался наладить дела в столице. Однако последний наследник был похоронен, и пришла очередь дочери.

— Ласс, я ненавижу эту страну. Этих алочных стариков в чиновничьих мантиях с этими отвратительными бородами. Они только брюзжать и умеют. Видите ли я недостаточно мужского пола, чтобы принимать важные для народа решения, — она спародировала главного сановника. Религиозные фанатики (так она называла синод) снова мне мешают, им не нравится моя «слишком светская манера», даже крестьян, что требуют меня вызвать дождь. Как, позволь спросить? По щучьему веленью? Плотина их не устраивает, рыба измельчает. А умирать от жажды их устраивает. Из церкви каждый день приходят письма с вопросом о наследнике. Мой дорогой бывший женишек развлекается с фрейлиной. А в стране полнейший кавардак. А эти люди только и могут, что требовать, требовать, требовать! Меня никто не слушает. Знал бы ты какую ненависть я питаю к ним всем. Как хочу уничтожить. Отправить к дрожайщему отцу, чтобы он сам разбирался со своим государством. Ненавижу!

— Так давайте его уничтожим.

— Что?

— Давайте уничтожим страну.

— Прости, что?

— Вы же сами так сказали, так давайте уничтожим. Если так вашему высочеству станет легче. А я последую за вами даже в ад.

— Ласс, я продала север. Это мой последний ход, Ласс. Нас сожгут живьем и будут греться разгоревшимся пламенем с нами вместо северных дров — девушка упала в кресло, прикрыв глаза ладонью. — Но я им не позволю, — в ее голосе появились стальные нотки. — Этим чертовым людишкам я не позволю насмехаться над собой. Они сами погребут себя в руинах этого злощастного места.

— Вы сделали все правильно, моя госпажа. Так у них не будет возможности согреть себя зимой, в конечной счете люди начнут гибнуть от холода и голода.

— Кажется я лишила их всего, чего только могла. Ни еды, ни денег, ни надежды. Остался только гнев.

Замок надламывается, протяжно скрипит и падает, разбитый на две половины. В заллу вваливается человек 20, все вооруженные и с перекошенными лицами.

Они кричат, ругаются, мутузят попадающие под руку вещи и друг друга.

— Вот и конец, дряная сука. Больше ты ни шагу не ступишь из какого нибудь подвала, мы больше не позволим тебе рушить страну.

Принцесса открывает рот, но вместо слов оттуда вырывается струйка крови. Взор ее мутнеет, и лицо повстанца размывается нечеткими границами.

— Дайте мне наручники. Надо заковать эту дрянь пока она еще чего-нибудь не натворила.

— Идиот.

— Что ты там лапочешь? Грег, захвати кляп.

Принцесса делает мучительный вдох.

— Ты уничтожил ее, свою любимую страну. Ты посеел ветер, когда подпустил меня к трону. Теперь пожимай бурю.

— Заткнись. Я всегда был против.

— Ты всегда был за, это же так престижно, быть мужем принцессы. Что, надеялся занять трон? Жаль, семья помешала.

Она смеется надрывным воем.

Удар приходится на живот, принцесса висит в руках двух товарищей повстанца. Еще удар. И еще.

— Ласс, я иду, — беззвучно шевелит губами принцесса.

Девушку превращают в кровавое месево, но повстанец не замечает, что она уже не дышит. Он не чувствует своей руки, не замечает никого вокруг, он избевает труп, пока тело не падает на пол лицов вверх. Ее взгяд устремлен в бескрайнюю небесную глубину. На мертвенно-бледной коже застыла улыбка.

— Вставай, я не закончил, вставай!

Принцесса мертва, она умерла на седьмой день востания, рядом со своей судьбой.