Рыжее счастье для майора

Зона боевых действий.

Капитан Антон Мальцев

31 год

И вновь натянута струна,

Идём без передышки,

Одна любовь, одна страна

У нас, братишка.

И вновь ударная волна,

Кромешный ад в эфире,

И позывной «Струна»

Летит над миром.

Под ритм стали и свинца

Гудит струна, как ветер,

За шагом шаг, за шагом шаг,

За шагом шаг к победе.

ЮТА ”Струна”

Боль пришла не сразу.

Честно говоря, я даже не сразу понял, что произошло.

Операция шла уже больше трех часов, вокруг стоял дым и кипел бой. В наушнике слышался голос командира, отдающего приказы.

Я пробирался вперед, согнувшись в три погибели. Прятался то за деревьями, то за камнями. Лишь ненадолго высунулся — и всё.

Рука внезапно повисла плетью. Просто отказалась слушаться. Я непонимающе на нее уставился, и только свист пули, чиркнувшей по каске, заставил очнуться.

Едва удержав автомат, пригнулся и заполз за довольно приличный камень.

Земля за моей спиной продолжала взрыхляться от пуль, а я растянулся на траве и привалился к камню.

Пристроил автомат на коленях и осмотрел руку. Сразу понял, что дело плохо. Скосила меня пуля снайпера.

Рукав быстро начал пропитываться кровью, а рука полностью потеряла подвижность. Кажется, были повреждены мышца и кости.

Пиздец просто.

А вот и боль, родимая. Ждать долго себя не заставила.

Сука…Чуть зубы не стер, пока пытался подавить первый приступ.

— Полоз, прием… — голос командира и, по совместительству, друга, больно ударил по барабанной перепонке. — Слышишь меня? Доложи обстановку?

— Слышу, командир.Ранен, левая рука полностью отказала. Снайпер, падла, очень удачно попал.

— Бля…— Миронов ругается, и я слышу звуки стрельбы. — Держись, у нас тут жарко. Я увяз прочно. Постараюсь пробиться к тебе, как только смогу. Отбой…

*****

Держаться? Легко сказать, да сделать тяжело. С одной рукой особо не постреляешь, даже если она — рабочая правая.

Вернее, пострелять-то можно, но ни о каком точном прицеле и речи быть не может. Напрасная трата патронов будет, пальба по воробьям.

О том, чтобы принять упор лежа речи даже не шло. И так едва в отключку от боли не ушел. А еще бок, похоже, зацепило. Как-то там чересчур горячо и липко стало. И болит неимоверно.

Поразмыслив, решил, что надо выбрать какое-то укрытие получше. Достаточно надежное, чтобы не засекли, но и чтобы самому врага можно было заметить.

С большим трудом удалось такое местечко найти. Правда, на это я потратил последние силы.

Кое-как устроился, выудил фляжку и выпил воду одним махом. Стало чуток легче.

Автомат пришлось прилаживать долго. В итоге лучшее, что смог придумать — зажать под мышкой. Так хоть какая-то прицельность появлялась.

Это всяко лучше, чем сдаться вообще без боя.

Что удивительно, мне даже повезло. Парочку неприятелей я даже таким макаром положил.

Одного, правда, пришлось подпустить близко и добить ножом. Всадил лезвие прямо в шею…

Мужик дернулся, схватился за рукоятку, силясь избавиться от инородного предмета, но не смог.

Захрипел, захлебываясь кровью, упал мордой в землю и затих.

Правда, вытащить нож из тела врага и у меня сил уже не хватило. Пришлось отползти чуть в сторону от трупа и приготовить гранату.

Лучше смерть, чем плен и пытки. И если уж суждено сдохнуть, то сдохну не один. Утащу за собой парочку чертей…

Это последнее, что я успел подумать. Сознание затопила темнота.

***

— Тоха! Тоха, блять, глаза открой!

— Командир, — прохрипел я, с трудом разлепив тяжелые веки. Их будто свинцом накачали, настолько они были неподъемными.

Вокруг было всё то же самое: чертовы горы, обступившие со всех сторон, лес, стрекот пуль и грохот взрывов в отдалении.

А рядом со мной на корточках сидел друг и командир. Добрался всё-таки, нашел, пришел спасать! Если это, конечно, не предсмертный бред.

А может, так выглядит ад?

Мысли плывут, в голове полная неразбериха, от боли и потери крови кружится голова.

Ощущения хреновые, мягко говоря. Лишь с большим трудом удается вернуть себя в реальность.

Хотя я не вполне уверен в том, что это реальность. Как и в том, жив ли я вообще.

Я же не знаю, как оно там — за чертой… Может, там все то же самое, что и на этом свете: и боль, и страх, и вся прочая хрень…

А может, там что и похуже есть…

— Я надеюсь, это не наше с тобой посмертие, а? — уточняю заплетающимся языком и цепляюсь мутнеющим взглядом за лицо друга. — Не хотелось бы так провести вечность.

— Да типун тебе на язык, — Миронов поморщился. — Нет уж, смерть нас сегодня не получит. Перетопчется, сука костлявая. Как себя чувствуешь?

— Пациент… скорее мертв… чем жив. Пить есть?

— Держи, — дает мне фляжку, а сам вешает за спину автомат и быстро отволакивает труп убитого мной боевика в кусты. Не забыв при этом забрать мой нож из его тела и замести следы. — Вот так, внимание нам сейчас ни к чему. Так, погоди, еще раз проверю обстановку.

Миронов пропадает из поля зрения минут на десять, а потом возвращается. Разрезает рукав, осматривает мою руку, ощупывает торс и матерится.

— Плохо дело, Тох. Вторая пуля в бок угодила. Прямо под броник зашла.

— А то я не в курсе. — горько усмехаюсь, сглатывая кровь. От металлического привкуса во рту начинает подташнивать.

— Так, давай. Надо остановить кровь и перевязать раны… А то не дотянешь до госпиталя… Ну же, Полоз, соберись! Не первая же передряга. И последней она не станет, клянусь…

— Командир…

— Молчи, береги силы. И повернись чуток, дай мне доступ. Да, вот так… Держись, Тох. Держись, брат, бога ради…