С-61

– Поднять перископ! – Командир С-61, капитан-лейтенант Тереньтев не на шутку удивился и одновременно обрадовался, увидев румынский транспорт. Вот это удача! «Жирный карась», наверное, тонн тысяч на восемь!

До Севастополя ещё миль пятьдесят. В мирное время с этого места можно увидеть Ялту…

– Первый и второй аппараты… Товсь! – Каплей насколько только умел, быстро прикидывал скорость и дальность до транспорта. Получалось, что ещё секунды четыре, а потом – его будет не догнать…

– Пли!

Лодку заметно качнуло. Торпеды ушли. Теперь от него больше ничего не зависело. Очень хотелось увидеть результаты своих расчетов, но нельзя – увидит враг перископ, засечёт, глядишь вызовет корабли прикрытия и тогда всё! Не дойдём до Севастополя, не довезём ребятам боеприпасы, лекарства и продовольствие…

– Убрать перископ! Срочное погружение! Глубина тридцать метров!

Не прошло и минуты, два мощных взрыва встряхнули лодку.

– Курс двести! Малый ход!

– Глубина тридцать!

– Стоп машины! Режим «Тишина!».

Кажется, жизнь замерла. – Заметят? Может, обойдётся?

– Пеленг 20 шум винтов! – Доложил акустик Сорокин. – Цель одиночная, скоростная! Катер!

И откуда им, морякам из «Кригсмарин» было знать, что нужно устанавливать взрыватели на эти самые тридцать метров?

– Раз!

Через шесть или семь секунд

– Два! Разорвалась глубинная бомба.

Старший матрос Кабаев достал спичечный коробок и выложил на откидной столик две спички. Не знаю как кому, но мне его метод подсчёта разрывов глубинок понравился.

– Три!

Краснофлотцы сжимают зубы.

– Четыре!

От совсем близкого взрыва лодка качнулась так, что устоять оказалось чертовски трудно.

– Пять!

Плафон лопнул и осколки стекла звонко посыпались на пол, но звона не разобрать за звоном в ушах.

– Шесть! – взрыв был уже чуть потише. Немцы проскочили над нашей лодкой и помчались дальше.

Матросы продолжали держаться. Все понимают, что катер вряд ли успокоится. К тому же, ещё неизвестно, сколько их всего.

И точно! Не прошло и минуты, снова доклад Сорокина:

– Справа десять эсминец!

Надо же, считай, прямо на нас…

– Лево на борт! Полный ход! Глубина семьдесят! – Матросы забегали. Приятно смотреть, как быстро и толково все делают своё дело. – Деферент на нос десять!

Лодка заметно опустила нос.

И снова забухали глубинные бомбы. На этот раз где-то за кормой.

– Машины стоп! «Тишина»!

* * *

Средняя подводная лодка «С-61» серии «девять-бис» типа «С», как ещёпринято называть этот тип – «Сталинец», к началу войны была ещё не достроена и к началу Обороны Севастополя он была ещё откровенно говоря «сырой» во всех смыслах. Механизмы приходилось постоянно регулировать, клинкеты текли, от чего чуть не повсеместно были огромные лужи, всё, что только было в отсеках – быстро втягивало влагу и никак не могло просохнуть.

Первое боевое задание для «шестьдесят первой» было вполне типичным для подлодок того периода Великой Отечественной – эвакуация раненых.

Раненные лежали везде! На наших койках, в проходах, рядом с торпедными аппаратами, в душных аккумуляторных отсеках, рядом с дизелями и электромоторами. Дышать было не чем! Привычные запахи подлодки – ещё тот «аромат», скажу вам, густо сдобрены запахами медицины, гноящихся ран и давно не мытых тел…

Как бы то ни было, до Новороссийска мы добрались, там разгрузка-погрузка и – снова в Севастополь!

Конечно, потопление вражеского транспорта нас вдохновило. Ещё бы! Враг не дополучит столь необходимые ему грузы. А какие во время войны могут быть грузы? – Правильно! Оружие, боеприпасы, продовольствие… А если этот транспорт охраняли и катер и эсминец, то, значит, и везли на нём что-то важное!

У старшего матроса Кабаева закончились спички. Ему подали второй коробок. Сколько глубинных бомб сбросили на нас – потом посчитаем!

Через два часа тишины командир принял решение двигаться дальше.

Кабаев давно пересчитал спички, которые выкладывал при каждом взрыве глубинных бомб. – Семьдесят шесть!

– Боцман! Всплываем под перископ!

С-61 бесшумно всплывала.

Стрелка глубиномера медленно ползла к нулю.

– Поднять пе…

Договорить команду каплей не успел.

Страшный взрыв встряхнул подлодку. Матросы, попадали. Оставшиеся плафоны погасли. Через клёпаные швы прочного корпуса хлынула вода.

В свете аварийных фонариков все кинулись устранять течи, но их оказалось слишком много. Сейчас лодка «нахлебается», и будет уже не всплыть!

– Срочное всплытие! Аварийным командам… – Терентьев привычно раздавал команды.

Раздвинув волны, С-61 всплыла. Не дожидаясь выполнения распоряжений, командир бросился к перископу. Не прошло и пяти секунд, стало ясно – горизонт чист. – Уже легче!

– Осмотреться в отсеках!

– Первый отсек – в порядке!

– Второй – в порядке! – Один за другим доложили все семь отсеков. Выяснилось, что больше всего пострадали четвёртый и пятый отсеки – аккумуляторный и дизельный. Течь, в основном, прекратилась, но не окончательно. Стоит лишь погрузиться, и она возобновится опять.

– Оказать помощь раненым. Свободным можно подняться наверх!

Поднявшись на рубку, командир с удовольствием потянул свежий морской воздух. После невыносимой духоты тесных отсеков, он кажется ещё свежей!

Солнце уже село, но ещё светло. Легкая дымка в исчезающих лучах заката как-то преломляет лучи, от чего всё небо и море кажутся розовыми.

Хорошо бы постоять сейчас, помечтать… Увы, всё это придётся отложить до Победы. А сейчас, нужно спасать лодку!

Луна сегодня взойдёт лишь под утро. Это хорошо! В лунную ночь подлодку можно разглядеть далеко.

Терентьев глянул на нос своего корабля. Вроде, всё в порядке.

Взгляд на корму, к сожалению, таких надежд не давал. Обшивка лёгкого корпуса была задрана и разворочена.

– Механик! На мостик! – Командир вызвал старшего лейтенанта Гаврилова. – Нужно определить серьёзность повреждений.

Гаврилов, как был в мокрой форме, перемазанный тавотом и сажей, поднялся на мостик.

– Товарищ капитан-лейтенант! Старший лейте… – Механик не успел доложить по всей форме. Командир его прервал:

– Серёж… Как считаешь, дотянем?

– Не знаю, Владимир Иваныч… Надо бы осмотреть лодку… Разрешите приступить?

– Конечно, Серёж… Наверное, сначала – снаружи! Сейчас стемнеет, придётся фонарики включать, а сам понимаешь…

– Так точно!

– Приступайте, Гаврилов!

Через несколько минут он вернулся.

– Товарищ капитан-лейтенант! Разрешите… – Главмех, всегда непроницаемо серьёзный, сейчас был ещё и заметно расстроен. – Повреждён лёгкий корпус… Балластная цистерна номер два, считай, уничтожена. Дойти, пожалуй, дойдём, но…

– Поподробней!

– Правый дизель сорвало с ложемента, запускать его нельзя, в море его не отремонтировать. Левый, вроде, в норме… Попробовать можно. Хуже другое! В прочном корпусе разошлись швы. Если погрузимся, хотя бы на несколько метров, – амба, Владимир Иваныч! Пластырь не заведёшь, клинкеты текут… Никак нельзя погружаться…

Терентьев понял, что остаток пути до Севастополя будет втройне труден… Если повреждена вторая балластная цистерна – мореходность лодки резко снижается. Её даже топливом заправлять, и то – избегали. Это особенность лодок этой серии. Лёгкий корпус повреждён – видно и без детального осмотра, но это беда не большая. А вот с прочным… Ладно! Слезами горю не поможешь!

– Товарищ командир! – Обратился штурман. – Разрешите…

– Да, конечно…

– Барометр падает! Если так пойдёт, через пару часов будет шторм, баллов на девять…

– Понял, Миша… Спасибо! – Командир достал из кармана «Казбек». Обычно, он не курил, эту пачку «мучил», наверное, целый месяц. Сейчас ему страшно захотелось курить. – Будешь?

– Давайте, Владимир Иванович.

Они закурили.

– Как думаешь, Миша, в Балаклаву до шторма успеем зайти?

– Это не ко мне, Владимир Иваныч… Это от Гаврилова больше зависит.

– Значит, не успеем… А что там твой барометр?

Михаил Борисович пользовался старинным, дореволюционным барометром, подаренным ему ещё в Николаеве, когда он с Терентьевым принимал С-61.

–«Буря»! Стрелка даже дальше ушла…

– Плохо дело!

* * *

Как и обещал старинный барометр, буря превысила все, самые пессимистические прогнозы. С наступлением утра шторм достиг такой силы, что гребни волн перекатывались уже не только через корпус лодки, но и через рубку. Притопленая из-за разбитой второй балластной цистерны корма уже не появлялась над поверхностью. Матросы отчаянно боролись за жизнь корабля. С трудом перенося качку, не спавшие с самого Новороссийска, люди просто валились с ног. Несколько человек имели ранения, полученные при взрыве мины. Особенно досталось мотористам.

А ведь стоит погрузиться на каких-то двадцать метров, качка исчезнет… Увы, об этом придётся забыть.

С-61 продолжала идти на запад. В Балаклаву решили не заходить – груз ждут в Севастополе. На счету, может, каждая минута!

Ветер всё усиливается.

Такого шторма никто не помнит. Конечно, в экипаже нет никого старше тридцати лет.

Две тысячи лошадиных сил левого дизеля упорно крутят винт.

Лодка качается, скрипит, потрескивает, но продолжает пробиваться сквозь волны.

А снаружи беснуется самый настоящий ад! Восьмиметровые волны с рёвом перекатываются через лодку и уносятся куда-то на север, к скалистым берегам, чтобы разбиться вдребезги и откатиться обратно, под следующую волну. От этой встречи потоков основание волн притормаживаются, а верхушки продолжают свой стремительный бег, образуя своеобразную «трубу», которая тут же схлопывается, превращаясь в мириады пузырьков и брызг, тут же ударяющихся о скалы. Окажись кто-то в этот момент в прибойной зоне, его закрутит, протащит по острым камням, сотни раз ударит о крупные камни, а потом – унесёт в море.

Волной, впрочем, это назвать – язык не повернётся! Это уже не волны, а какие-то буро-зелёные холмы!

Радует, что в такую погоду никто не выходит в море. Незачем опасаться немецких катеров или эсминцев. Даже окажись они совсем рядом, могут пройти и не заметить, а если и заметят – потопить не смогут – просто не попадут…

До Севастополя осталось, может, пару часов. Продержаться бы!

***

Тот страшный шторм закончился как-то неожиданно. Старинный барометр, похоже, явно и бессовестно врёт – показывает «Вел.сушъ», при которой такой туман – ну никак не возможен. Похоже, антикварный прибор, своё отслужил…

Уже светает.

Волны – совершенно внезапно перестали трепать покорёженный корпус лодки. Заходим в севастопольскую бухту. Где-то справа сейчас бухта Омега. Скоро С-61 прижмётся бортом к деревянному пирсу… Конечно, в таком тумане мы не причалим. Придётся подождать, пока хоть что-то будет видно.

Капитан-лейтенант Терентьев напряжённо вглядывается в туман через бинокль. Где-то там, на Северной стороне – его дом, где он жил до войны.

Утро выдалось тихим. Интересно, почему нигде не слышно выстрелов, давно ставших привычными взрывов… Неужели, больше не осталось ни одного защитника Севастополя? Нет! Не может быть! Видимо, из-за тумана никто не стреляет…

Вдруг где-то рядом завизжала какая-то странная сирена, послышалось бурчание дизеля. В утренней тишине не определишь расстояние.

Ещё не хватало сейчас, в двух шагах от Севастополя нарваться на немцев… Комендоры Алдушин и Рюмин крутили штурвалы орудий, надеясь отыскать невидимый в тумане источник шума.

– Неопознанная подводная лодка, застопорите ход! – потребовал оглушительный рупор. Сигнальщики обменялись «любезностями», Терентьев скомандовал: «Машина стоп!». Рядом (и как мы его не задели) – какой-то странный катер… С чего я взял, что это катер? Крупноват он как для катера… Длиной, наверное, с нашу С-61, как ёж, натыканный непонятными антеннами, шарообразными надстройками… Даже орудийные башенки непривычной формы… И сами орудия какие-то… многоствольные! Никогда не видел ничего подобного!

– Поднять флаг! – Скомандовал каплей Теретьев.
Бело-голубой флаг с красной звездой, серпом и молотом затрепетал над рубкой. Сколько раз вижу его, столько волнуюсь и переполняюсь гордостью.

– Это – наши?

– Видишь звезду на носу?

– Так точно!

– Вот и не задавай глупых вопросов… – пробормотал командир, хотя не меньше, чем я был поражён увиденным.

Подул лёгкий ветерок.

Туман быстро рассеивается. Вот уже угадываются какие-то здания…

Это что ещё такое? Какие-то незнакомые постройки! Неделю назад ещё ничего этого не было! Никаких разрушенных зданий, какой-то новый памятник… Нет и намёка на пирс.

Через минуту остатки тумана развеял бриз. Всё вокруг залило яркое солнце.

Оказалось, что рядом с катером – ещё два таких же.

– Радист! На мостик!

Старшина первой статьи Саня Степанов выскочил из люка.

– Товарищ… – не успел он доложить, как командир перебил его:

– Степанов, что «Второй»?

– «Второй» не отвечает! На наших каналах никого нет!

– Что немцы?

– Тоже никого!

К лодке, тихо урча мотором, подошла

***

Сейчас нам уже не кажется странным, но тогда…

Мы всерьёз считали, что всё это – бред воспалённого усталостью мозга! Как иначе объяснить всё то, что нами происходило? Как такое может быть, что бы боевая единица черноморского флота не погибла в бою, не затонула, но – не выполнила приказа своего командования, не выполнила боевую задачу…

Впрочем, задачу, всё-таки выполнила: мы прибыли в Севастополь!

Все свободные от вахты члены экипажа выстроились наверху.

Вид у нас был, правда, совсем не парадный: усталые, многие в ссадинах и со следами неотмываемого никаким мылом тавота на так и не высохших за ночь робах.

Через час, когда все положенные процедуры были закончены, С-61 была отбуксирована в Казачью бухту и поставлена под разгрузку.

Было восьмое мая две тысячи сорок пятого года! Севастополь готовился к празднованию столетнего Юбилея Великой Победы.

Нашу лодку посетил командующий черноморским флотом России, адмирал Терентьев. Надо же, Терентьев! Как наш командир!

Адмирал, с молодым лицом, но весь седой, с тремя неизвестными мне орденами и огромной панелью «планок» на чёрном мундире. Лицо адмирала мне показалось знакомым… Кто он нашему Терентьеву? Брат? Отец? Хотя… Какой отец, мы ведь в будущем!

Адмирал и наш каплей подали руки и долго смотрели друг на друга, не разрывая рукопожатия. Потом оба, как по команде, обнялись.

Всё торжество момента было разрушено, а встреча перешла в откровенную суматоху, какие обычно бывают на посиделках по случаю приезда долго отсутствующего родственника.

Рассказал, что его прадед, капитан-лейтенант Терентьев, был командиром подводной лодки С-61, которая пропала без вести в ноябре тысяча девятьсот сорок первого года, при попытке прорваться в осаждённый Севастополь.