С новым годом!

Степан Иванович сидел на скамье, починяя рыболовные снасти. От натопленной печи по избе разливался жар, напоминая о летних деньках. Однако, кошка Муренка, спавшая на половике, свернулась клубком и прикрыла нос лапками.

— Нюр, ну ты глянь на нее, — кликнул Степан, отвлекаясь от сети, — в доме Африка, а она все равно морозы чует.

Внучка вышла из комнаты, и Степан залюбовался ей. Высокая, стройная. Коса до пояса, глаза — что озера. И как всегда босоногая будто на улице июльский полдень, а не декабрьская ночь.

— То, что Африка — это точно, — согласилась Нюра, поглядывая на кошку, — перестарался, дедуль, дышать же нечем. — Она доплела косу. Закрепила волосы синей лентой и направилась к дверям. Выйдя в сени, девушка распахнула уличную дверь и, зажмурившись от хлесткого, холодного ветра, улыбнулась.

— Ну чего творишь?! — взволнованно крикнул Степан, — всю хату выстудишь!

— Ой, дедуль, дай надышаться, — Нюра открыла глаза и обвела взглядом заснеженный двор. Каток, залитый для ребятни, пару горок, снежную крепость. Еще утром тут с визгом носилась вся деревенская детвора и, лишь с наступлением сумерек, ребята разошлись по домам. Дедушка всегда старался для малышей. Зимой — городок, а летом вешал качели, гамаки, даже дом на дереве смастерил на радость всей детворе и местной, и приезжей. Зато мамки точно знали, где искать сорванцов — у Степана конечно! Подмигнув снеговику, растопырившему руки у порога, Нюра закрыла дверь и, войдя в избу, заявила:

— Деревья в лесу потрескивают, ночь морозной будет, ясной.

— Морозной, — передразнил ее Степан и добавил, поглаживая седую бороду: — Смотри не простынь, вона коленки как помидоры стали.

Нюра подтянула шорты, поправила топ и вместо ответа звонко чмокнула деда в макушку.

— Я тебе говорила, что ты старый ворчун? — уточнила она, присаживаясь подле кошки и поглаживая ту по мягкой полосатой шёрстке.

— Говорила, — буркнул Степан.

— А что я тебя и такого люблю? — не сдавалась Нюрка.

Старик покосился на внучку. Хмыкнул и отложив сети, встал с лавки, придерживаясь за поясницу.

— Лиса, — только и молвил он, шаркая цветными вязаными носками по дощатому полу, — давай-ка ужинать, я борща наварил. А Василиса Васильевна пирогов передала.

— Ох уж эта Василиса Васильевна и ее пироги, — романтично вздохнула Нюрка, — все-то она тебя подкармливает. А ты скажи, когда на подарки отдарки будут?

— Да вот же. Как рыбы наловлю, так и заверну в гости, — откликнулся Степан, водружая на стол чугунок. Комната тут же наполнилась ароматом. Из наваристого борща интригующе торчала мозговая косточка, привлекая взгляды. Нюрка скоренько накрыла на стол. Порезала хлеб да сало, хотела еще луковку взять, но дед отмахнулся, убрала.

Когда тарелка на половину опустела, Нюрка не сдержалась:

— Дедуль, а может пора бы в избу хозяйку привести, а? Всё одиночество скрасит.

— Что ты, — растерялся Степан, — как я Василисе-то во всем признаюсь, на смех поднимет, да и не один я, ты рядышком, — старик поджал губы.

— Твое дело, только ты же помнишь, я на каникулы в райцентр еду, наш коллектив пригласили Ёлки вести. Снегурочкой буду, — Нюрка вдернула подбородок.

— Кормить-то хоть станут? — насупился дед, видно было, не радует его эта поездка.

— Станут, не боись. Эх, вот закончу школу и в театральный поступлю, — размечталась Нюрка, но Степан только хмыкнул.

— И не надоест тебе Снегурочкой век вековать?

— Ничуть, — Нюрка показала язык, затем взглянула на часы и враз стала серьезной. — Давай-ка собираться, а то время не дремлет.

Скоренько убрав со стола, Нюра убежала в комнату, а Степан, положив Муренке в миску паштет, сунул ноги в валенки и вышел из дому. Через несколько минут из конюшни, пристроенной к дому, послышалось лошадиное ржание и перезвон бубенцов. Степан готовился.

Нюрка, закончив прихорашиваться, выскочила и дому и, замерев на крыльце, крикнула деду:

— Хороша ли я?

Степан оглянулся и расплылся в улыбке. Синяя шубка с пушистой оборкой, кокошник, сверкающий каменьями и белые сапожки, чудо как шли внучке.

— Не околеешь? — уточнил Степан, поправляя шапку.

Нюрка только фыркнула и, легко запрыгнув в сани, тут же обняла мешок, лежащий в них.

— Ух, как я люблю подарки! — проворковала она, — Дедуль, а мой там есть?

— Твой под елкой в лесу. Поди найди, — пошутил Степан, надел красные рукавицы и, взявшись за поводья шепнул: — Пошли, родимые!

Тройка белых коней тут же двинулась вперед, таща за собой расписные сани. Степан же правил упряжкой и поглядывал по сторонам, не желая пропустить ни один дом в деревне.

Их ждали. Почти из каждого дома выскакивала ребятня. С визгом и криками они бежали к саням и Нюрка улыбаясь подавала детям подарки. Обнимала ласковых. Грозила пальцем хулиганистым, но никого не обделяла вниманием.

Степан же тем временем тоже раздавал дары, только взрослым. И каждый, кто получал в руки маленький пакет из рук дедушки, становился счастливее. И сосед пропойца, и старушка –божий одуванчик, и Василиса Васильевна.

Так они и ехали по деревне, который год радуя местных жителей.

Когда же последние дома остались далеко позади, Степан направил сани к реке. Кони осторожно ступили на лед, нетерпеливо фыркая и цокая копытами по речной броне.

— А ночь-то и впрямь ясная, — согласился старик, обращаясь к внучке, — значит дорога легкой будет.

— Тогда чего ждем? — откликнулась Нюрка, — ночь коротка, а мир — велик!

Твоя правда, — согласился Степан, и кони точно только этого и ждали, заржали радостно, встряхнули гривами, рассыпая снежинки, а после вынесли сани на самую середину реки. Разогнались, что было силы и легко взмыли к сияющей в небесах Луне.