Медведь, с бородой, похожей на колтун из паутины, и глазами – двумя угольками, тлеющими в сумраке, смачно отхлебнул из закопченной кружки нефильтрованного пива и прокашлялся. Бар замер, внимая его хриплому голосу, словно древней молитве. Деревянные стены, увешанные щербатыми трофеями и выцветшими плакатами, казались настороженными ушами, ловящими каждое слово.

"Эх, сталкеры," – начал Медведь, обводя мутным взглядом лица измученных Зоной бродяг, – "Помните лето?.. То лето, когда Зона словно решила выплюнуть нас, как кость? Пекло стояло адское. Ручьи, поившие нас, иссохли, оставив лишь потрескавшуюся землю, да клубы едкой пыли. Вода из реки, которую мы фильтровали по десять раз, с каждым глотком делалась горче, словно желчь самой Зоны."

Он замолчал на мгновение, словно смакуя горькое послевкусие воспоминаний.

"Торговцы… те хуже стервятников: чуть запахнет бедой, сразу взвинчивают цены до небес. Бутылка воды стала дороже слитка золота, а её всё меньше и меньше. Поставки, как назло, прекратились. Военные на таможне взбесились. Мы забились по норам, как крысы, экономили воду, словно часы жизни. И шептали одно и то же: проклятье… Прокляла Зона, испытывает нас на прочность, гнёт, как железо на наковальне."

Голос Медведя понизился, стал зловещим.

"За глоток той проклятой воды… чего только не было. Дрались, как дикие звери. Брат на брата шел, забыв про всякое братство. А жара… она хохотала, как демон, глядя на наши муки. Больше тридцати пяти градусов, каждый вдох – словно кусок раскаленного угля в лёгкие бросаешь. Спиртное? Только самоубийца полезет в такую баню с бутылкой."

Он бросил колючий взгляд на молодого сталкера, который нетерпеливо притоптывал сапогом.

"Дождей не было… слышите? Два месяца солнце выжигало землю, словно языком гиены. Кто слабее – падали. Умирали от жажды, как рыбы, выброшенные на раскаленный берег. И смотрели мы на них, и понимали: скоро и наша очередь…"

Медведь снова осушил кружку залпом и грубо вытер губы тыльной стороной ладони.

"Но потом… потом случилось чудо. Небо разверзлась, словно старые, скрипучие врата, и хлынуло… как из ведра. Лило, не переставая, словно Зона плакала, раскаявшись в своей бесчеловечной жестокости. Мы, сталкеры, как малые дети, выскакивали под струи, подставляли лица дождю. Торговцы, и те вылезли из своих затхлых подвалов, плевать на деньги, плевать на всё – радовались, танцевали под ливнем, как пьяные. Напиться не могли, всё лили и лили в себя воду, словно в бездонную бочку."

Уголки губ Медведя тронула слабая, печальная улыбка.

"А на следующее утро, как по волшебству, поставки возобновились. Да так, будто сама Зона приказала: хватит, наигрались. И будто простила она нам все наши грехи. Так что, сталкеры, запомните: Зона – она как баба капризная. То любит, то ненавидит. То жизнь даёт, то отнимает. Но и в самом пекле, и в самой лютой стуже, всегда теплится искра надежды Некоторые, кстати, до сих пор прячут бутылку с водой, так, на черный день."

Медведь замолчал, уставившись на оплывающую свечу. В баре повисла тишина, которую нарушало лишь умиротворяющее потрескивание дров в печи. История Медведя, словно тяжелый, свинцовый груз, легла на плечи каждого сталкера, заставив задуматься о переменчивой милости Зоны, о хрупкости жизни и о том, что даже в самом темном и безнадежном месте всегда есть призрачный, но все же шанс на спасение.

Загрузка...