S.T.A.L.K.E.R. Байки из Зоны. Право на жизнь.

Я тогда шёл на Янов — срочный груз, деньги хорошие, да и с местными наладить контакт хотелось. Маршрут выбрал окольный: через Рыжий лес, мимо АТП, а там уж рукой подать до станции. Знал, конечно, что путь не самый лёгкий — аномалий полно, да и мутантов хватает. Но зато патрули «Долга» реже заглядывают в рюкзак, а это уже плюс.

К полудню выбрался к кладбищу техники. Ржавые кабины ЗИЛов, обглоданные временем грузовики, остовы вертолётов с провисшими лопастями — всё это торчало из земли, как Стоунхендж. Ветер гулял между машинами, выстукивал странную мелодию по искорёженному металлу. Я прижался к борту старого «Урала», достал бинокль — надо было проверить дальний край кладбища, где начиналась тропа к Янову.

И тут услышал.

Не рык, не шипение — стон. Тихий, надрывный, почти человеческий. Я замер, рука сама сняла автомат с предохранителя. Огляделся: ни движения, ни тени лишней. Только ветер да скрип металла. Но стон повторился — теперь я точно определил направление: за грудой искорёженных бронелистов, метрах в двадцати.

Я припал к земле, двинулся ползком, стараясь не задевать ржавые осколки. Забрался за бронелист — и увидел. Кровосос.

Он лежал на боку, привалившись к гусенице старого БМП. Правая лапа — та, что с когтями, — была неестественно вывернута, из-под чешуйчатой кожи сочилась тёмная кровь. Грудь ходила ходуном, будто ему не хватало воздуха. Но самое странное — глаза. Не те бешеные, налитые багрянцем зрачки, что я видел у других кровососов. А… человеческие, что ли. В них не было жажды крови — только боль и что-то ещё. Что-то, от чего у меня внутри всё перевернулось.

Он увидел меня.

Голова чуть приподнялась, когти царапнули по ржавчине. Я вскинул автомат — палец уже лёг на спуск. Первая мысль была простая: пристрелить. Быстро, без раздумий. Кровосос — он и есть кровосос. Не человек. Не достоин жалости.

Но он не бросился. Не зарычал. Только посмотрел. И в этом взгляде было столько… не знаю, как назвать. Не мольба даже — скорее осознание. Будто он понимал, что обречён, и просил не о спасении, а о чём-то другом. О том, чтобы не оставить его умирать в одиночестве.

Я опустил оружие.

«Дурак, — подумал. — Сейчас он тебя сожрёт, а ты тут с состраданием». Но ноги уже несли вперёд. Я подполз ближе, остановился в паре метров. Кровосос не шевелился. Только глаза следили за мной — внимательно, без агрессии.

— Ну и что мне с тобой делать? — прошептал я.

Он не ответил. Конечно. Но голова чуть склонилась, будто он пытался что-то сказать. Я огляделся: вокруг ни души, только только ветер и ржавый металл. Потом достал аптечку — ту, что держал на крайний случай. Перевязочные пакеты, антисептик, обезболивающее. Глупо, конечно. Кровососу обезболивающее. Но я всё равно вытащил шприц.

— Ладно, — сказал я, сам не зная, кому. — Попробуем.

Подполз ближе. Кровосос дёрнулся, но не напал — только зашипел сквозь зубы. Я вколол ему обезболивающее в шею, стараясь не смотреть на уродливые щупальца. Потом разорвал пакет, начал обрабатывать рану на лапе. Кровь текла густо, с каким-то странным запахом — не то металла, не то гниющих листьев. Кровосос стонал, но не сопротивлялся. Только смотрел.

Когда я закончил, он лежал почти неподвижно. Я отполз на пару метров, сел, привалившись к броне. Сердце колотилось, как после забега. Руки дрожали.

— Ну вот, — сказал я. — Теперь шансов выжить больше. И что дальше?

Кровосос медленно повернул голову. В его глазах что-то светилось. Понимание? Нее. Скорее… благодарность. Будто он знал, что я сделал, и хотел отблагодарить за это.

Я сидел с ним часа два. Просто сидел, слушал, как ветер гуляет между машинами. Кровосос то засыпал, то снова открывал глаза. Я не знал, выживет ли он. Не знал, правильно ли поступил. Но когда я наконец собрался уходить, он вдруг издал звук. Что-то среднее между вздохом и словом.

Я обернулся.

Он смотрел на меня. И в этом взгляде не было угрозы. Только доброта.

Я ушёл.

На Янов добрался к вечеру. Сдал груз, получил деньги. Всё как обычно. Но по ночам, когда ветер стучит в окно барака, я иногда вспоминаю тот взгляд. И думаю: а что, если в каждом монстре — хоть капля человека? Что, если мы просто не хотим это видеть?

А ещё думаю: жив ли он? Выкарабкался ли? Или его нашли другие — те, кто не стал бы раздумывать, а просто выстрелил? Не знаю. Но если когда-нибудь снова встречу его — поздороваюсь. Потому что он тоже имеет право на жизнь. Даже если он — кровосос.