S.T.A.L.K.E.R. Байки из Зоны. "Тихий"

Туман сегодня — как молоко, разбавленное серым. Ползёт между развалинами, прячется в оконных проёмах. Воздух тяжёлый, с привкусом металла. На Кордоне тихо — слишком тихо. Даже вороны не каркают, будто боятся нарушить эту вязкую, настороженную тишину.

Мы сидим у костра — я, Борман, Лысый и новичок по кличке Шкет. Дрова трещат, дым стелется над землёй, смешиваясь с туманом. Шкет ёжится:

— Чё-то не по себе… Как будто кто-то смотрит.

Борман хмыкает:

— В Зоне всегда кто-то смотрит. Либо зверьё какое-нибудь, либо свой же брат сталкер с дурными намерениями.

Я помешиваю угли веткой, смотрю на пламя и вдруг вспоминаю.

— А знаете, ребята, был тут один… Тихим его прозвали. Не из-за клички даже — из-за ощущения. Такой, что скажешь, а он уже всё понял. И молчит.

Лысый приподнимает бровь:

— Не припоминаю. В Зоне долго не задерживаются те, кто молчит.

— Этот задержался. На месяц, может, больше. Но запомнился.

…Пришёл он как-то на рассвете. Мы с Борманом как раз у входа в бар Сидоровича сидели, кофе из термоса пили. Видим — идёт по дороге. Не бежит, не озирается, а ровно так, будто на прогулку вышел.

Лет пятидесяти, может, чуть больше. Седина в волосах, но спина прямая, движения плавные, точные. Одет неброско: старый камуфляж, ботинки крепкие, но без изысков, рюкзак — обычный, без наклеек и брякалок. На поясе — нож в простых кожаных ножнах, на плече — «калаш» без обвесов. Ни артефактов напоказ, ни детекторов.

Пошёл он к Сидоровичу, я за ним. Мало ли, кто тут шастает. Поздоровался коротко, купил патронов, консервов, пару армейских аптечек и детектор аномалий. Говорил тихо, без лишних слов. Сидорович даже удивился:

— Ты чё, не из наших?

— Из ваших, — ответил тот. — Только недавно.

И ушёл. Ни с кем не заговорил, ни к кому с расспросами не приставал.

Через три дня мы его увидели снова. Он шёл от Агропрома, а за ним, на хвосте — пятеро бандитов. Мы сразу поняли: дело неладно, нужно помочь бедняге.

Бандиты окружили его у развалин старого склада. Один, лысый, с татуировкой на шее, шагнул вперёд:

— Ну что, балбес, делись хабаром. А то не уйдёшь отсюда.

Тихий остановился, посмотрел на них. Ни страха, ни злости — просто смотрит.

— У меня ничего нет, — сказал он.

— А это что? — бандит указал на его рюкзак.

Тихий вздохнул. И вдруг — движение. Одно. Второе.

Мы даже не поняли, как он это сделал. Нож из ножен — выстрел из «калаша» — прыжок вбок — ещё выстрел. Всё молча, без криков, без брани.

Пятеро. Пять секунд.

Когда всё закончилось, он подошёл к каждому, проверил, забрал их оружие, патроны, кое-что из припасов. Потом вытер нож о рукав и пошёл дальше.

Мы с Борманом переглянулись.

— Это не сталкер, — сказал Борман. — Это машина.

После этого случая о нём заговорили. Кто-то говорил:

— Вы что, не знали? Он же бывший КГБшник.

Другой добавил:

— Бывших не бывает.

Стали копать. Точнее — слушать уши. И вот что узнали.

Много лет назад, ещё до аварии, он был капитаном в комитете. Молодым, но с головой. Занимался аналитикой, следил за подозрительными группами. И якобы вышел на след тех, кто готовил диверсию на ЧАЭС.

Но его опередили. Или подставили. В отчётах написали: «Проглядел. Не предотвратил». Его уволили с позором, лишили доступа, вычеркнули из списков. Хотели сгноить. Не вышло. Союз распался, комитет переназвался. О нем забыли.

А он не забыл.

И вот теперь — пришёл в Зону. За правдой.

Говорили, что его цель — здание КГБ в Припяти. Точнее, подвал. Там, по слухам, была секретная дверь, за которой хранились документы. Те самые, из-за которых его выгнали.

Он хотел найти папку. Доказать, что не он виноват. Что его подставили.

Сидорович, когда мы его спросили, только головой покачал:

— Он берёт у меня одно и то же: патроны, воду, аптечки. И уходит. Ни слова лишнего.

Мы пытались с ним заговорить. Я подошёл как-то:

— Слышь, брат, куда путь держишь?

Он посмотрел на меня, будто сквозь, и ответил:

— Туда, где правда.

И ушёл.

Потом пошли слухи, что его видели на Ростке. Один сталкер, вернувшийся оттуда, рассказывал:

— Стою у аномалии, вдруг — тень. Оборачиваюсь — он. Смотрит, молчит. Я спросил: «Ты кто?» А он только кивнул и ушёл в туман.

На Милитари тоже был. Солдаты говорили:

— Прошёл мимо, как призрак. Ни на кого не посмотрел, ничего не спросил.

А потом — пропал.

Ветераны говорили, что он добрался до Припяти, нашёл ту дверь, достал папку и ушёл из Зоны. Но как? Через блокпосты? Через минные поля? Через саму Зону, которая не отпускает?

Другие уверены: сгинул. В подвале, в аномалии, в зубах у кровососа — неважно. Зона забирает всех, кто лезет в её тайны.

Я же думаю: он нашёл то, что искал. Потому что люди, которые идут за правдой, не останавливаются.

Но вот что я знаю точно: не стоит ворошить прошлое. Оно, как аномалия — затянет, не заметишь.

Огонь догорает. Туман сгущается. Шкет всё так же дрожит:

— И что, всё?

Я пожимаю плечами:

— Всё. Или не всё. Зона любит оставлять вопросы без ответов.

Борман кидает в костёр последние поленья:

— Одно знаю: если увижу такого — не полезу. Потому что тихие — самые страшные.

И мы молчим. Где-то в тумане скрипит ржавая дверь. Или это ветер?