S.T.A.L.K.E.R. Байки из Зоны. Время жить.

Кровавый рассвет, просыпался, расползаясь над Зоной. Туман, змеился меж ржавых остовов завода «Юпитер», словно живой, голодный зверь, рыскающий в поисках щели, чтобы просочиться внутрь. Воздух густой, пропитанный тошнотворным коктейлем из озона и тлена гниющих камышей, что облепили окрестные болота. Ветер — редкий, незваный гость: крадучись пробирается сквозь зияющие глазницы разбитых окон цехов, шелестит обрывками истлевшей ветоши, но быстро выдыхается, растворяясь в вязкой, могильной тишине.

Я пробирался вдоль административного здания — облезлой трехэтажки, израненной выбитыми стеклами и плешинами облупившейся краски. На стенах — кривые письмена сталкерского фольклора: надпись баллончиком «Не входить», поверх которой кто-то огрызнулся «Зона следит». Ха. Зона не просто следит — она дышит тебе в спину ледяным дыханием смерти.

Цель моя была до оскомины проста: нащупать хоть что-то ценное, за что можно выручить пару хрустящих купюр. После последнего Выброса прошло больше двух лун, и сталкерская братия уже обшарила каждый уголок, выковыряв артефакты из аномалий, словно зубами. Найти бы хоть завалящий артефакт, или наткнуться на чей-то забытый схрон — сейчас сгодится любое дерь… В Зоне выживает не самый сильный, а самый изворотливый, как уж на сковородке.

Внутри — все жирное давно сожрали мародёры, еще после первого взрыва. Разбитая мебель, перевернутые кресла, папки с документами, рассыпавшиеся по полу, словно внутренности. В углу сиротливо ютился старый сейф, выпотрошенный, словно карман вором. Я уже намеревался слинять отсюда, как вдруг краем глаза зацепил слабый отблеск под кучей мусора у окна.

Карманные часы. Старинные, с посеревшим серебряным корпусом и вставкой из выцветшей эмали. Циферблат — угольно-чёрный, иссиня-вороной, со стрелками из тусклого, пожелтевшего металла. На крышке — вычурная гравировка: «Время — это петля».

Я повертел их в руках. Тяжелые, мертвенно-холодные. Открыл крышку — и остолбенел. Они шли, но стрелки двигались в обратную сторону.

Сперва подумал: сломались, чертовы железяки. Но тикали они ровно, без запинок и судорог. Только вот время утекало вспять: минутная стрелка ползла против часовой стрелки, а секундная — дергалась нервно, словно пойманная в капкан птица.

— Это что за ерунда… — пробормотал я, пряча находку в карман и двинулся дальше обшаривать здание. Все тщетно, одна труха и пыль, плюнул, и пошел в сторону базы сталкеров.

До станции Янов — рукой подать, не больше часа ходу. Дорога вилась змеей между заброшенными цехами, мимо ржавых кранов-исполинов и полуразвалившихся складов-склепов. Я шёл, то и дело бросая взгляд на часы. Они упорно продолжали идти назад. И чем дольше я в них пялился, тем сильнее меня грызло сосущее предчувствие… беды.

На полпути на меня словно что-то нашло, остановился как вкопанный у старой дрезины. На земле — отпечатки моих ботинок, четкие, как на фотоснимке. Я специально наступил рядом, чтобы убедиться: размер, рисунок протектора — все сходится. Да мало ли у кого такой же размер ноги, пошел вперед. Непонятная тревога нарастала с каждым шагом, и пройдя с пол километра, решил вернуться обратно и — проверить. Следов будто и не было.

Совсем.

Земля ровная, девственная, будто нога моя здесь не ступала.

Сердце пропустило удар. Я судорожно выхватил часы. Стрелки дернулись, и на миг в голове вспыхнула галлюцинация: я иду вдоль покореженного локомотива, но в другую сторону — назад. Видение исчезло, словно дым, так же внезапно, как и появилось.

— Да пошло оно все к черту… — прохрипел я, сжимая часы в потном кулаке.

До Янова в тот день я так и не добрался. Забился в пустую комнатушку на полустанке в цокольном этаже. Достал газовую горелку с баллоном, поставил на нее закопченный чайник. Руки тряслись, как у наркомана в ломке, когда я достал проклятые часы.

Теперь они не просто шли в обратную сторону — они тикали иначе. Каждый тик сопровождался слабым, едва различимым всполохом света на циферблате. Я прижал их к уху:

— Тик… тик… тик…

Но между ударами отчетливо слышался еле уловимый звук. Шёпот.

«Ты уже был здесь».

Я резко отдернул руку, словно обжёгся. Часы валялись на ладони, стрелки застыли, показывая 11:07. Решил проверить. Выскочил на улицу, зафиксировал в памяти ориентир — покореженный грузовик возле покосившегося забора. Вернулся в комнату, уставился на часы. Стрелки дрогнули, словно от порыва ветра.

Вылетел обратно — грузовика будто и не было. На его месте — свежие колеи от шин, как будто его только что отогнали, заметая следы.

— Твою мать… — прошептал я одними губами.

Следующие несколько часов я провёл в липком, парализующем ужасе. Каждый раз, когда часы издавали тихий щелчок, что-то невидимое менялось вокруг меня.

Дверь, которую я захлопнул на щеколду, вдруг оказывалась приоткрытой. Чайник, стоявший на плитке, словно его сбросили, валялся на полу. На стене проползла длинная трещина, которой я точно не видел раньше. А потом я увидел себя.

Это случилось, когда я в полубреду подошёл к мутному, разбитому зеркалу треснувшем над входом. В отражении — я, но… другой. Лицо изрезано шрамами, глаза пустые, как провалы в преисподнюю. Он смотрел на меня с той стороны зеркального стекла и зловеще улыбался.

— Ты еще ничего не понял, — проскрежетал он. — Это не часы, сталкер…

Зеркало покрылось паутиной трещин, и жуткое видение растаяло, словно утренний туман.

Я сидел на полу, остекленевшим взглядом уставившись на часы в руке. Они больше не тикали. Стрелки застыли, словно проржавели насквозь. Я нутром чувствовал: сейчас произойдет что-то непоправимое, что-то страшное, что перевернет все с ног на голову.

И оно произошло.

Мир вокруг меня дрогнул, словно карточный домик.

Стены убогой подземной комнатушки заколыхались, словно их размыло водой. В мутной дымке я увидел себя — точнее, того, кем стану через неделю, если выживу. Он стоял в том же самом месте, но кругом — одни руины, обугленные головешки и пепел. На полу — багровые лужи крови. В руке — те же самые часы, только разбитые вдребезги.

Он посмотрел на меня пронзительным, неживым взглядом и прохрипел:

— Ты уже мёртв. Просто ещё не знаешь об этом, наивный дурачок.

Часы в моей руке раскалились добела. Я заорал и швырнул их об пол. Они с глухим стуком ударились о грязный бетон — и рассыпались в пыль.

Тяжело дыша, словно загнанный зверь, я выбрался на улицу. Все вроде бы на месте: и покореженный грузовик, и колеи от шин, и трещины на стенах. Но я знал: что-то неуловимо изменилось. Что-то сломалось внутри меня, навсегда оставив свой отпечаток.

Теперь, когда я смотрю на обычные наручные часы (те, что таскаю в рюкзаке), мне мерещится, что они тоже идут назад. А иногда — меня прошибает мысль, что все это уже было. Что я уже видел этот момент. И не раз.

Зона не прощает тех, кто пытается играть со временем. Она жестоко возвращает тебя туда, где тебе самое место. В прошлое. Или в небытие.