S-T-I-K-S. «А» — значит атомиты!

Бежать, бежать, бежать! Эта мысль... Не мысль даже... Побуждение, словно молот, стучало в висках, вытесняя всё остальное из разума. Ноги горели огнём, мышцы дрожали от напряжения, грозя отказать в любой момент. Сколько я уже мчусь, не разбирая дороги? Час? Два? Или всего несколько минут, которые растянулись в вечность под гнётом страха? В голове крутился лишь один панический вопль, не мысль даже, а звериный импульс: «Спасайте меня, ноги! Вытаскивайте!» Ещё этой ночью я чувствовал себя прекрасно. Я был сыт, я грелся в тепле, я был охотником. Я рвал плоть, вгрызаясь в неё с жадностью дикого зверя, и кровь стекала по подбородку горячими струями. Но всё изменилось в единый миг. То, что было уютным фоном, превратилось в угрозу, в стену ядовитого ужаса, гнавшего меня сейчас прочь. Мой инстинкт самосохранения, точно раненый зверь, выл на грани сознания: «Беги! Спасайся! Не оглядывайся!»

Я выскочил из зоны, где воздух был пропитан невидимой, но ощутимой опасностью, и тут же рухнул на потрескавшийся асфальт. Дыхание вырывалось из груди хриплыми рывками, лёгкие жгло. Я лежал, точно загнанный волк, не в силах пошевелиться. Но долго так валяться нельзя. Найдут. Сожрут. Если не такие, как я, то другие твари, что рыщут в этом проклятом месте. С трудом отполз за угол ближайшего здания, укрывшись в тени облезлой стены. Холодный бетон под спиной казался единственным приятным ощущением за последние часы.

Солнце ещё не показалось над крышами заброшенных домов, но я уже чувствовал, как его грядущие лучи обожгут мою кожу. Что со мной? Кем я стал? Я поднёс руки к лицу, вглядываясь в них с нарастающим ужасом. Кожа выглядела больной, сморщенной, покрытой мелкими язвочками, словно после сильной аллергической реакции или ожога. Хотелось завопить, завыть в голос от отвращения и страха перед самим собой, но я сжал зубы, чтобы не выдать своё местоположение.
«Что со мной?!» – кричало всё внутри. Я ведь не такой… или такой? Каким я был раньше? Каким должен быть? Философские размышления о своей природе были беспощадно прерваны первыми лучами рассвета. Они полоснули по глазам, точно ножи, и я инстинктивно вжался в стену, озираясь по сторонам в поисках укрытия.

В узком переулке, где я укрывался, громоздились старые металлические мусорные баки, источающие вонь гниющих отходов. Забраться в один из них? Зарыться в кучу отбросов, чтобы смертоносный свет не добрался до моей чувствительной кожи? Нет. Я ещё не скатился в такую пучину отчаяния, чтобы прятаться среди мусора, как крыса. Взгляд метнулся к противоположной стене. Там виднелась задняя дверь какого-то здания – массивная, металлическая, выглядящая неприступной. Но, приглядевшись, я заметил, что она чуть приоткрыта, на ширину пары пальцев. Не раздумывая, я рванул к ней, чувствуя, как сердце колотится в груди. Дёрнул за ручку. Заперто!

Однако створка слегка поддалась под натиском, и изнутри донёсся слабый звон цепи. Цепь? Это был шанс! Я снова оглянулся. Солнце неумолимо поднималось, его свет уже золотил края переулка. Кажется, это называлось «рассветом» – слово всплыло из глубин памяти, как обломок прошлого. Не теряя времени, я просунул руку в щель и нащупал крюк, державший цепь, которая не позволяла двери полностью открыться. Несколько минут лихорадочной возни – пальцы скользили, пот заливал глаза, – и крюк наконец поддался. Цепь с громким лязгом упала на пол, а створка с душераздирающим скрипом распахнулась. Я замер, парализованный страхом, не в силах сделать шаг внутрь.
Я не знал, что ждёт меня за порогом, но внутренний голос, тот самый инстинкт самосохранения, орал во всю мощь: «Бойся! Здесь опасно!»

И я боялся. Как оказалось, не зря.

За спиной раздалось урчание. Нет, не то уютное мурлыканье, которое издают домашние коты. Это был низкий, гортанный звук, рождённый не в горле, а где-то глубже, в недрах того, что едва ли можно назвать человеком. Такого я не слышал никогда в жизни. Если люди говорят на выдохе, то это урчание раздавалось на вдохе, и голосовые связки тут явно ни при чём – звук казался чисто механическим, почти неживым. Я медленно обернулся, чувствуя, как ледяной пот стекает по спине.

Передо мной стоял мужчина – или то, что когда-то было мужчиной. Не богатырского телосложения, обычного, даже щуплого. Но кожа его была неестественного мертвенно-серого цвета, а голые ноги переплетали узлы асимметричных, вздувшихся мышц, словно вылепленных из сырой глины. На первый взгляд, он походил на бомжа – из тех, что роются в помойках. Ниже пояса одежды не было вовсе, а верхнюю часть тела прикрывала замызганная, истрепавшаяся до состояния тряпки майка-алкоголичка, больше напоминающая рваный топ.

Но глаза… Глаза не принадлежали человеку. Ни радужки, ни белков – только чёрная, блестящая пустота, как у насекомого. И всё же, несмотря на мутацию, в этом взгляде читались две вещи: неутолимый голод и полное отсутствие разума. На осознание этого ушла секунда. А в следующую понял, что охотник уже не я – это за мной охотились.

Тварь, лишь отдалённо напоминающая человека, бросилась ко мне с нечеловеческой скоростью. Единственное, что я успел, – нырнуть внутрь помещения. Но захлопнуть дверь не получилось. В щель просунулась рука – грубая, с грязными, заскорузлыми ногтями, больше похожими на когти. Пальцы вцепились в воротник моего пиджака и с неимоверной силой потянули на себя. Я, ошалевший от ужаса, полуобернулся, вцепился в ручку двери и изо всех сил дёрнул её обратно. Урчание повторилось, на этот раз громче, как раскат грома, заставив меня вздрогнуть. Но теперь это был не соло – это был жуткий дуэт. Где-то неподалёку отвечали другие твари, их зов был сигналом к охоте, обещанием боли и смерти.

Минута – и я заметил, что рядом с дверью притулилась метла. Обычная, из связанных прутьев, с потёртой деревянной ручкой. Кто такими сейчас вообще пользуется? А за ней, за оцинкованным ведром, притаился ржавый топор. Грязный, с выщербленным лезвием, но всё же это оружие. Продолжая удерживать дверь одной рукой, я потянулся к топору. Это оказалось не так просто – голодная тварь снаружи дёргала меня за воротник, не давая дотянуться. Один раз пальцы соскользнули, второй – тоже. Но на третий я всё-таки ухватил тяжёлое орудие. Не раздумывая, рубанул по запястью мертвяка изо всех сил.

Первый удар, смазанный и неуверенный, ожидаемого результата не принёс. Рука твари даже не дрогнула, продолжая цепко держать меня. Но внезапно страх, который сковывал меня с того момента, как я осознал себя бегущим по этим мёртвым улицам, отступил. На его место хлынул гнев – чистый, обжигающий, придающий решимости.

Второй удар я нанёс с яростью, вложив в него всю накопившуюся злость. Но и это не заставило мертвяка отпустить. Хотя рана, судя по всему, была серьёзной – из неё тут же хлынула тёмная, густая, почти чёрная кровь, заливая дверной косяк. Третий удар оказался решающим. Я саданул так, что по пустому помещению разнёсся гулкий звук, будто топор врезался в сырую кость. Цель была достигнута – рука твари отлетела, а я вытолкнул её обладателя наружу и захлопнул дверь. Тут же, тяжело дыша, зафиксировал створку цепью, как было до того.

Для верности я задвинул ещё и мощную самодельную задвижку из листовой стали. И в тот же момент в дверь врезались с неимоверной силой. Створка задрожала, с косяка отвалилась штукатурка, но преграда выдержала. За первым ударом последовал второй, затем третий. Я сжал губы, чтобы не выкрикнуть что-то саркастичное – вроде «стучи головой, может, мозги вернутся». Но решил воздержаться. Хотя, какой ещё провокацией можно считать отрубление конечности ржавым топором?

Я посмотрел на орудие, зажатое в моей руке, и оценил его вес. Тяжёлое. Сначала хотел отбросить, но передумал. Вдруг снова пригодится? В мире, где выживание – это не выбор, а борьба, любое оружие может стать решающим аргументом между жизнью и смертью.

Стало ясно, что я попал на какое-то предприятие. Передо мной открылся просторный тамбур, ведущий в узкий коридор. Стены до уровня плеч были выкрашены ядовито-зелёной краской, той самой, что обычно используется в казённых учреждениях. Выше шла неровная побелка, местами осыпающаяся. Пол устилала шершавая керамическая плитка неприятного светло-коричневого оттенка – цвета, который в народе называют «детской неожиданностью». Всё вокруг кричало о заброшенности: запах сырости, смешанный с чем-то химическим, царапал ноздри. Но внутри никто не урчал, не скрёбся. Если не считать долбящегося в дверь упыря, в помещении царила гробовая тишина, мрачная и тяжёлая, словно саван.

Тело болело – всё, кроме, пожалуй, ногтей и волос. Хотелось упасть прямо здесь, на этот грязный плиточный пол, и притвориться мёртвым, забыв о мире, полном кошмаров. Но здравый смысл толкал меня вперёд. Надо осмотреть здание. Если есть другие входы, их нужно закрыть. Я не собираюсь становиться обедом для зомби, пока сплю. Пусть это существо снаружи не выглядит достаточно умным, чтобы обойти здание и поискать другую дверь, но рисковать не стоило. Упорства и выносливости у этой твари хоть отбавляй – раз за разом она бросалась на металл, не щадя себя и не теряя сил. И, судя по всему, отступать не собиралась.

Первый сюрприз ждал меня сразу за тамбуром, в большом цеху. Это была химчистка – просторное помещение, утыканное старыми машинами и вешалками для одежды. Но пересидеть здесь сколько-нибудь серьёзную осаду или хотя бы дождаться заката не выйдет. Солнечные лучи, обжигающие для моей кожи, пронизывали цех насквозь через высокие окна, заливая его светом, от которого меня начинало мутить.

Или всё же есть шанс? Я заметил собранные жалюзи и, не теряя времени, принялся опускать их одно за другим. На одном из окон механизм заело, но к тому моменту освещённым остался лишь небольшой участок. Этого более чем достаточно, чтобы протянуть до вечера. Я выдохнул с облегчением, чувствуя, как плечи слегка расслабляются. Проверил парадный вход – закрыт. Снаружи опущены рольставни, закрывающие стеклянную входную группу. Не неприступная крепость, конечно, но безопаснее, чем ничего.

Пройдя дальше, я обследовал все уголки предприятия. Клиентская зона с выцветшими вывесками, кабинеты с казёнными табличками – бухгалтерия, администрация. Склад с химией, где в воздухе висел резкий запах моющих средств. Комната, заваленная грудой грязной одежды, от которой разило потом и старыми пятнами. Каморка механика с инструментами, видимо, чинившего стиральные машины. И, наконец, бытовка рабочих – тёмная, душная, но именно здесь было всё, что мне нужно.

Что мне было нужно? Немного. Полтора литра воды из кулера, которая текла по горлу, как спасительный эликсир, смывая привкус страха. А затем – продавленный диван с облезлой обивкой, пахнущий застарелым табаком. Я рухнул на него, не раздеваясь, не раздумывая. Сон накрыл меня, как чёрная волна, погружая в пустоту. Это была не просто дремота – это была потеря сознания, будто кто-то выключил свет в моей голове. И в этот момент я не думал ни о тварях снаружи, ни о своей изувеченной коже, ни о том, кем я стал. Только темнота. Только тишина.