Вера в Улье.
Загрузка 5х.
Дисклеймер
Все персонажи, события и организации, упомянутые в данной книге, являются вымышленными. Любое сходство с реально существующими людьми, живыми или умершими, а также с реальными событиями, местами или организациями — случайность и не имеет преднамеренного характера.
Автор не ставит целью пропаганду каких-либо взглядов, убеждений или моделей поведения. Настоящее произведение создано исключительно в художественных целях и не призывает к каким-либо действиям. Мнение персонажей не обязательно отражает позицию автора.
В тексте присутствуют сцены насилия, жестокость и ненормативная лексика. Текст предназначен исключительно для лиц старше 18 лет. Не рекомендуется к прочтению впечатлительным людям, а также тем, кого могут потревожить описания физического и психологического насилия. Чтение осуществляется на ваш страх и риск.
В чём секрет приятного пробуждения?
Для Веры — это плавное повышение температуры в комнате на три градуса, мягкая, едва уловимая музыка будильника умного помощника и медленное раскрытие штор, впускающее в комнату солнечный свет. Пробуждение могло бы быть сказочным... если бы кое-кто накануне не налакался сидра вчетвером часу ночи.
Нет, ну честное слово, сколько раз она себе обещала не пить? Каждую неделю.
Голова гудела, будто в черепную коробку засел дятел-трудоголик и долбил, не переставая. Каждый звук, даже самый ласковый: будь то тихая мелодия будильника, шелест отъезжающих штор или собственное дыхание — отзывался в висках глухими ударами.
Глаза не открывались, веки налились свинцом, а свет, даже рассеянный, прожигал сетчатку. Граф Дракула не могла продрать зенки и стонала, развалившись на кровати звездой.
Во рту пересохло так, будто всю ночь она глотала песок. Язык прилип к небу, привкус — горький, металлический, словно батарейку лизнула. В животе урчало, но одна только мысль о еде вызывала приступ тошноты. Хотя и без еды было нехорошо — сидр продолжал своё брожение.
Тело ломило: руки, ноги, спина — всё ощущалось чужим, будто она всю ночь дралась и её отпинали. Ощущения обострились до безумия — даже мягкое одеяло царапало, раздражало, бесило. Вера никак не могла понять: то ли ей жарко, то ли знобит. То сбрасывала одеяло, то тут же натягивала его обратно.
Стыд подкрадывался медленно и начинал сверлить в груди: что она вчера несла? Кому звонила? Почему в одном носке? Где второй? Почему на тумбочке открытая бутылка кетчупа и рядом банка солёных огурцов без крышки?
— Оййй... блин... как же мне плохо... — простонала Вера, села и свесила ноги с кровати. Пол оказался липким. Она будто не только себя сидром поила, но и паркетную доску заодно. С трудом отлепившись, побрела на кухню, проглотила обезболивающее и отправилась в ванную приходить в себя. Минут тридцать ушло на то, чтобы снова обрести человеческий облик.
Одинокая жизнь — штука, конечно, гордая, но до добра редко доводит. Сначала вроде и вольготно: тишина, порядок, никто не пилит. А потом тишина начинает звенеть, порядок превращается в пустоту, а "никто не пилит" — в "никому я не нужен". Человеку нужен человек. Кто-то живой, настоящий, со своим характером, привычками и странностями. Кто-то, кто будет мандеть над ухом о том, что ты опять не так сделал, кто будет ворочаться ночью, закидывая на тебя копыто и храпя в лицо. Кто будет бесить и быть при этом самым родным. С ним хотя бы бухать в одиночку не придётся. А это, между прочим, уже почти и не алкоголизм.
Беспокойные мысли роились в голове Веры, не имея возможности зацепиться как следует, сползали в бездну со скрипом, открывая дорогу новым беспокойным и философским думам.
Зато сегодня пятница!
Пятница... Уже само это слово грело изнутри — как первый глоток горячего кофе в морозное утро. Вера собиралась на работу на автопилоте. Без спешки, будто перед ней не было никаких обязательств. Завтракать она не стала, по-прежнему мутило даже от одного взгляда на еду.
Наушники-капельки мягко легли в уши, отгородив её от мира привычным мелодичным коконом. Её плейлист был полон всего: от стыдных и всратых песен до всеми любимых хитов. Она никогда не сортировала музыку по жанрам и альбомам, как это делали её друзья. Просто включала всё подряд — как шло, так и шло. Это, кстати, объясняло её скачки настроения.
Вера вышла из подъезда и неспешно пошла по залитым солнцем утренним улицам. Город только начинал просыпаться: воздух ещё прохладен и свеж. Люди сновали мимо, спешили, переговаривались, каждый — в своём темпе, со своими тревогами.
Тротуар вдоль скромной улочки в одном месте сужался, и ей пришлось сойти на проезжую часть, как обычно делают все пешеходы здесь, чтобы не бодаться локтями и спокойно разойтись. Она сделала всего два шага, как вдруг с испуганным вскриком отпрыгнула обратно. Чудом успела.
Чёрная, блестящая иномарка пронеслась мимо на бешеной скорости. Вера вытаращила глаза, выдохнула короткое:
— Ужас! — и, положив ладонь на грудь, пошла дальше, не оборачиваясь вслед лихому придурку.
А зря. Позади было на что посмотреть. Машина пролетела мимо Веры, но не миновала уютную кофейню на углу. Со всей дури она врезалась прямо в витрину, стекло разлетелось вдребезги, из-под капота повалил густой, вонючий дым. А водитель... водитель мирно спал, уткнувшись лбом в руль. Разнёс чужой бизнес в щепки и дрыхнет.
Кофейня была милой, с деревянной вывеской, на которой витиеватыми буквами значилось: “Кофе & Булочки”. Внутри — тёплый свет ламп под ретро-плафонами, стены в бежевых тонах, полки с керамическими кружками и банками с зерном. Возле окна стояли два маленьких столика — теперь заваленные стеклянными осколками и обломками рамы. Один столик перевернуло ударом, чашка с латте лежала на боку, угощая теперь плитку кофейной пенкой.
Тротуар, выложенный кирпичиком, был ещё тёмным после недавнего дождя, теперь испачкан маслом и битым стеклом. Несколько прохожих шарахнулись в стороны: кто-то прикрыл рот от ужаса, кто-то с восторгом достал телефон и начал снимать, а кто-то, всё же, догадался вызвать скорую.
Пара голубей, хлопая крыльями, вспорхнула с урны у входа — они, в отличие от людей, не собирались задерживаться.
В воздухе стоял стойкий запах — смесь обжаренного кофе, горелого пластика и металла. Пятница началась бодро.
А Вера, как ни в чём не бывало, продолжала идти. Во-первых, зрение у неё было так себе: без очков люди превращались в размытые силуэты, и в этом была своя магия. Поэтому она и не заметила, как многие ошарашенно таращатся в сторону аварии. А во-вторых, Вера любила витать в облаках.
У каждого бывали такие моменты: приходишь домой, стягиваешь штаны до колен, садишься на край кровати и залипаешь в одну точку, думая обо всём и ни о чём одновременно. Взгляд стеклянный, мысли плавают, разум будто завис в паузе. Вот сейчас было примерно так же. Странная она, конечно. Чуть не угодила под колёса, а уже и забыла. Как с гуся вода.
До офиса оставалось всего метров триста, когда мисс Кон-Набухальность всё же обратила внимание на толпу у переулка. Люди столпились, увлечённо наблюдая, как два бомжа сцепились, не на жизнь, а насмерть. Никто даже не подумал вмешаться. Ни разнять, ни полицию вызвать. Только телефоны наготове — кто снимать, кто стримить.
И тут по улице начал подниматься туман. Он выползал из подворотен, сочился из канализационных люков, стелился по асфальту, клубился, будто танцевал. Вера нахмурилась. Туман? Сейчас? В такой яркий солнечный день, когда улицы уже подсохли после ночного дождя? Воздух был свежий, влажность — в норме. Откуда, спрашивается, ему взяться? И тут же ударил резкий, кислый запах как будто кто-то раскупорил бочку с перебродившим сидром.
Наконец, она добралась до высокого здания в форме свечи — родной бизнес-центр. Люди в деловых и не очень костюмах спешили внутрь. Охранники на входе буднично проверяли сумки и пропуска. Всё шло по заведённому ритуалу.
В холле работали шесть лифтов, и Вера едва успела запрыгнуть в последний. Внутри уже стояли двое: мужчина лет тридцати пяти и, вероятно, его коллега — русоволосая девушка с выразительными карими глазами. Они вежливо придержали для неё двери.
Вера вбежала, перевела дыхание и, тяжело выдыхая, поблагодарила. Коллеги вежливо кивнули, но заметно отодвинулись. Девушка слегка скривилась. Ну да, перегар — штука беспощадная. Надо было ей хотя бы закинуться жвачкой.
Неловко улыбнувшись, Вера повернулась к панели и нажала кнопку 21-го этажа. Выше неё горело "25". Только двери лифта начали сходиться, как в последний момент между ними бесцеремонно вклинилась чья-то волосатая рука. Вера вздрогнула.
Двери снова разошлись, и в кабину ворвался запыхавшийся, взмыленный, растрёпанный, красный как варёный рак мужчина. Пальцы у него были такими же багровыми, как лицо.
— Всем приветики! — прохрипел он, вытаскивая из кармана строгих серых брюк носовой платок. Вытер им мокрый лоб, хрюкнул, почесал шею и нажал кнопку 23 этажа.
Лифт, наконец, закрылся и поехал.
— Там такой тумааанищеее… — протянул он, стараясь звучать бодро и театрально. — Видели, а?
— Я видела, как он только начинался, — решила поддержать разговор Вера, чтобы бедняге не пришлось болтать с самим собой.
— Фух, плотный, как стена, — кивнул он в сторону дверей.
Экран лифта мягко светился приглушённым голубоватым светом. Цифры этажей сменялись плавно и размеренно — пять, шесть, семь, восемь… Каждая цифра вспыхивала и затухала в такт лёгкой мелодии маримбы, негромко льющейся из встроенных динамиков. Рядом мигала аккуратная стрелочка вверх — спокойный и ненавязчивый указатель движения.
Сзади, едва слышно, почти шёпотом, двое коллег перебрасывались репликами. Их голоса переплетались с фоновой мелодией, создавая ощущение уюта и лёгкой деловой сосредоточенности.
Но Вера считала секунды, закусив нижнюю гуюу, мечтая поскорее добраться до нужного этажа и выйти из лифта. Ездить в лифте она не боялась — просто не любила в них разговаривать. Впрочем, она вообще была из тех людей, кто не выносит смолтоки: ни в такси, ни в очередях, ни, тем более, в тесной кабине. В таких моментах ей всегда становилось как-то неловко, даже неуютно.
Долго считать не пришлось. Лифт внезапно вздрогнул, словно подпрыгнул, затем немного просел вниз. Дисплей погас, музыка резко оборвалась. В кабине воцарилась тьма, которую тут же разрезал тусклый, желтоватый свет аварийного освещения. Свет был мягким, неярким, но достаточным, чтобы различить силуэты и лица.
Вера и девушка рядом взвизгнули — больше от неожиданности, чем от страха. Все обитатели кабины еле удержались на ногах и на автомате вцепились в стены цепкими пальцами. Девушка, потеряв равновесие, стукнула шпилькой по полу, отлетела крошечная искра. Лифт окончательно остановился.
Механизмы замолкли. Двери остались наглухо закрыты. В воздухе повисла гнетущая тишина, но хотя бы не было полной темноты — слабое мерцание аварийных ламп создавало ощущение хоть какой-то опоры в этой внезапной паузе.
— Только этого ещё не хватало, — проворчал мужчина. Слегка отодвинув Веру тыльной стороной ладони, вежливо попросил: — Девушка, разрешите, я диспетчера вызову.
— Пожалуйста, — кивнула она и уступила ему место, встав рядом с русоволосой.
— Серёж, что там? — поинтересовалась девушка с выразительными глазами.
Серёжа пыхтел и с остервенением давил на аварийную кнопку в виде маленького колокольчика.
— Ничего... Ноль реакции, — наконец сказал он неуверенно, не отрывая пальца от кнопки.
— Всё! Приехали! Мерси! Сейчас ещё застрянем здесь, — буркнул краснолицый мужчина, засунув руки в карманы.
— Сплюньте, — тихо, но жёстко перебила его русоволосая.
— Н-да... — вздохнул Серёжа и покачал головой. — Попали мы.
Он достал из кармана смартфон модели фолд, разложил его, пару раз провёл пальцем по экрану и удивлённо спросил у своей спутницы:
— Кать, а у тебя связь есть?
Все в лифте, будто по команде стали Катями и достали телефоны, уставились в свои экраны, оценивая количество палочек сигнала.
— Н-нет... — ответила Катя, нахмурившись.
— У меня тоже нет, — прокомментировала Вера, вглядываясь в дисплей.
— И у меня, — с тяжёлым вздохом добавил краснолицый.
— Ну, в лифтах вообще редко ловит... — заметила Вера.
— А у меня обычно ловит, — похвасталась Катя, продолжая что-то листать на экране. — У меня "Ломакс", он ловит даже на парковке.
— Я Степан, — неожиданно представился краснолицый и протянул вспотевшую ладонь Серёге.
Степан, несмотря на слегка неряшливый внешний вид, говорил неожиданно аффектированно. С выражением, с тягой к интонациям, будто актёр из старой школы. Манера речи — почти салонная. Возможно, издержки профессии или просто природная театральность.
— Сергей, — кивнул тот и пожал руку.
Вера всегда обращала внимание на то, как мужчины жмут друг другу руки. Однажды её бывший, после короткого приветствия с другим мужчиной, сказал:
— Не уважаю мужиков, которые жмут вяло. Ну что это за требуха?
Вера тогда не стала спрашивать почему да как. Наверное, это одно из тех негласных правил мужского клуба: "рукопожатие должно быть крепким и уверенным, а вкатывать вялого - стыдно". Причудливо, но по-своему логично: в таком жесте как будто зашифровано отношение. Вялое — значит, человек неуверенный, слабый или, чего доброго, просто не считает нужным включиться в контакт. А вот крепкое — это уже заявка.
С тех пор Вера приглядывалась к рукопожатиям: наблюдала, сравнивала. И когда кто-то тянул руку ей, тоже не расслаблялась. Сжимала с усилием. Чтобы без намёков. Чтобы было понятно: уважаю, и сама — уважаемая.
— Я Вера, — она легко улыбнулась и тут же отвела взгляд.
— Катя, — коротко кивнула русоволосая.
— Так-с... — Степан чуть скривил губы. — Что будем делать?
— Может, ещё раз попробовать отправить S.O.S? — предложила Катя, доставая телефон.
Серёга снова нажал на кнопку вызова диспетчера. Щёлк. Тишина. Ни звука, ни отклика.
— Может, покричим? Вдруг кто-то услышит и вызовет спасателей? — осторожно предложила Вера.
Идея, как ни странно, всем понравилась. Через секунду вся четвёрка принялась шумно звать на помощь, перекрикивая друг друга. Через несколько мгновений, из-за дверей, глухо донеслось:
— Эй! Вы там как?
— Мы застряли! Вызовите МЧС! — закричали в ответ.
— Не выйдет! — ответил мужской голос. — Во всём центре нет ни света, ни связи...
— Твою мать... — Серёга запрокинул голову, тяжело выдохнув.
— Может, попробовать вручную раздвинуть двери и вылезти? — неуверенно предложила Катя.
— Не вариант, — отрезал Степан. — Там блокировка. Без ключа и инструмента вряд ли получится.
— П-п-придётся, значит, отсиживаться, — пробормотал Серёга, больше себе, чем остальным.
Прошло пятнадцать мучительных минут.
Дышать становилось всё тяжелее. Не потому что у кого-то началась паника или клаустрофобия — просто воздух в кабине быстро портился. После отключения электричества вентиляция встала, свежий приток воздуха прекратился. Оставался только слабый поток, просачивавшийся через щель в шахту. Этого было недостаточно. Пространство казалось тесным и душным, как будто стены медленно сжимались. Шутки закончились. Молчание становилось всё гуще.
— Что-то у меня горло саднит и голова болит, — прохрипела Катя, поглаживая шею.
— У меня тоже, — подтвердил Сергей, потирая виски.
— Пылью надышались, да и воздух тут тухлый, — вмешался Степан. — Вот и прихватывает.
— Может, попробуем ещё раз позвать на помощь? — предложила Вера. — Вдруг всё-таки получится открыть двери, если кто-то снаружи поможет?
— Давай. Ничего, если я на "ты"? — уточнил Степан.
— Да, можно, — кивнула Вера.
— Тогда, давай пошумим!
Они снова закричали, изо всех сил, вчетвером, без стеснения, наотмашь, пока вдруг Катя не перекрыла этот хор:
— Тихо! Подождите, не орите! — Она повернулась к коробочке вентиляции, вслушиваясь в пространство. — Слышите?..
— Чего за гул? — поддержал её Серёга, нахмурившись.
Сначала стены чуть заметно завибрировали. Потом появился неясный, приглушённый гул — непонятный, не имеющий чёткого источника. Он словно сочился отовсюду: из стен, пола, самой шахты. Через секунду этот гул начал нарастать, плотнеть, будто в чреве здания проснулся невидимый зверь. Стены едва звенели, словно к ним приложили басовый динамик. Из этой плотной какофонии вдруг начали проступать крики. Сперва — еле уловимо, словно эхо. Но затем ближе, громче, острее. Голоса сливались в сдавленный вой, рваный, истеричный, высокий. Панический вопль будто пронёсся по шахте, прокатился ударной волной. Затем — хлопок. Глухой, тупой, как будто где-то внизу что-то огромное рухнуло. Всё резко оборвалось.
— Это что?.. — Катя прижала ладони ко рту, глаза её округлились.
— Лифт… упал, — пробормотал Степан, побледнев.
У Веры всё внутри сжалось. Желудок скрутило судорогой, горькая и кислая слюна стремительно заполнила рот.
— Ох… — только и смогла выдохнуть она, машинально хватаясь за живот.
— Степан, помоги мне! — Сергей с силой потянул створку лифта в сторону.
Степан тут же подхватил вторую, обеими руками пытаясь разжать тяжёлые, точно чугунные двери. Те дрогнули, но не уступили.
— О господи... — Катя опустилась на корточки и вжалась в угол кабины. Её трясло. Слёзы покатились по щекам сами собой. Взгляд метался, дыхание стало частым, неровным. Казалось, сердце готово выскочить из груди. Появился железный привкус на языке — это страх и паника. Она слышала, что только что кто-то умер. Что чья-то жизнь оборвалась где-то совсем рядом. А что если и их кабина сейчас сорвётся?
Десять минут мужчины пытались вскрыть двери. Напрасно. Рычали, пыхтели, тянули, толкали — и всё безрезультатно. Наконец оба осели на пол. Взмокшие, бледные, вымотанные.
— Чёрт… башка гудит, просто невыносимо, — прохрипел Сергей, задыхаясь. — Загибаюсь от жажды.
— Надо выбираться…
— Я… — проблеяла Вера, прочистала горло и прокашлялась. — Видела в фильмах, как люди выбираются в шахту через люк в потолке. — Она указала пальцем вверх, на пластиковую панель с подсветкой.
— Забудь, — отмахнулся Степан. — В большинстве лифтов действительно есть люк, но он не для пассажиров. Он снаружи закрыт, открывается только спасателями. Изнутри ты его ничем не вскроешь — ни руками, ни ногами, ни тапком, ни шпилькой.
— Неужели тут вообще нет никакого аварийного выхода? — не унималась Вера.
— Вера, да? — уточнил Степан.
— Угу.
— Верусик, все рычаги — снаружи, в шахте.
— Сейчас передохнём пару минут и ещё раз попытаемся открыть двери.
— Это бесполезно, — фыркнул Степан, безнадёжно откинув голову к стенке.
И тут, неожиданно, снаружи раздался громкий и надрывный мужской крик. Это был очень близко.
— А это что? — Вера округлила глаза, инстинктивно прижалась к стене.
Кричал мужчина, а сквозь его вопли слышалось... рычание. Не одно — несколько, сразу. Гортанных, низких, жадных.
— Кто-то… рычит? — переспросила Катя, утирая слёзы и размазанную тушь влажной салфеткой.
— Похоже, да, — кивнул Степан, прислушиваясь.
— Я не поняла, откуда в бизнес-центре животные? — с тревогой спросила Вера. — Он так орёт... будто его там на части рвут, — выдохнула она, съёжившись.
Крик продолжался с минуту, а потом внезапно стих. На смену пришло жадное урчание и влажное причмокивание.
— Господи... — выдохнул Степан, — Да его же там жрут...
Тишина обрушилась на лифт. Все осели на пол, никто не говорил. Каждый из них теперь знал, что снаружи происходило что-то... запредельное. Все четверо были объединены не просто страхом, а ощущением настоящего ужаса, животного, бессловесного.
— Э-это что?.. Террористы? — Катя первой нарушила молчание. Её голос дрожал.
— Не знаю, — тихо сказал Сергей. Он смотрел мимо, взгляд стеклянный, расфокусированный, как будто его сознание куда-то провалилось.
— Давайте ещё раз попробуем. Девушки, вы тоже, — Степан кивнул, приободрившись.
— А если... эти животные всё ещё там? Вдруг мы откроем двери, а они ввалятся внутрь и загрызут нас? — Вера заговорила сдавленно, словно боясь собственных слов.
— Я слышал шарканье... Похоже, ушли, — осторожно предположил Степан.
— Шарканье? — Вера подняла бровь. — Животные не шаркают…
— Пффф, — Степан почесал бровь. — Ну и что теперь? Тут отсиживаться будем? Или всё-таки попробуем выбраться?
— Н-ну, д-давайте попробуем… — неуверенно отозвалась Вера.
Оставаться в душной кабине с тремя незнакомцами, без воды, без еды, без связи, без понятия, что происходит снаружи — перспектива так себе. Её начала подтачивать тревожная мысль: а вдруг лифт, как и тот, что упал, тоже сорвётся? Ведь она не знала, что именно произошло — теракт, сбой, что угодно…
Если на здание напали террористы с бешеными псами, то снаружи хотя бы есть шанс — спрятаться, убежать, найти выход. А в лифте… В лифте они заперты, как в клетке. И кто знает, может, те, кто снаружи, подожгут или подорвут здание… Тогда им точно конец в этой коробчонке.
Все четверо одновременно навалились на двери лифта, вцепившись в створки с отчаянной решимостью.
— Алилуууаааах! — с восторгом прокричал Степан, едва щель между створками начала поддаваться. — Тяните, тянитееее!
Механизм сопротивлялся, но в конце концов между дверей показалась узкая полоска света и почему-то только снизу, затем она расширилась ещё на пару сантиметров. Вера, не теряя времени, мысом лакированной туфли подтолкнула свой рюкзак в зазор, чтобы удержать проём хоть в каком-то положении. Видно было, что кабина застряла ровно между этажами: наполовину торчала на пятнадцатом, наполовину — в шахте.
— Катя, ты сможешь пролезть? — обернулся Сергей.
— Я? Почему сразу я? Нет! Я не полезу! — задохнулась от паники Катя.
— Вера, давай ты… — запыхавшийся и снова покрасневший, Степан перебросил ответственность на неё.
Вера, если честно, тоже вовсе не горела желанием лезть первой. Она было отпустила дверь, и та тут же начала съезжаться, но Степан с усилием вновь оттянул свою створку.
— Быстрее! Мы не сможем долго удерживать!
Она присела, вгляделась в полосу показавшегося света — вроде бы всё чисто. Полоска расширилась не без усилий пленников. Затем она осторожно просунула голову наружу. В тот же миг в сознание влезла навязчивая сцена: в момент, когда её шея оказывается в проёме, тросы рвутся, кабина срывается вниз, а её голова с остекленевшими глазами падает на пол, оставляя лужу крови, а потом на её сладкий запах сбегаются все собаки террористов и обгладывают её до голого черепа.
От этой мысли по телу побежали мурашки, и Вера поспешила вылезти. Перспектива остаться без головы не радовала вообще. Она протиснулась почти до пояса и сразу же заметила ужасающее: всего в пяти метрах от шахты, прямо на полу, распласталось нечто, что сперва даже сложно было идентифицировать как человеческое тело. Груда кровавого мяса лежала в широкой луже, напоминавшей размешанный томатный сок со сгустками. Только синие строгие брюки и чёрные туфли сохранили намёк на то, что это когда-то был мужчина. Его буквально превратили в фарш.
Сдавленный крик подступил к горлу, но она еле удержалась, чтобы не заорать.
— Т-т-т-там… — выдохнула Вера, голос её сорвался на фальцет. — Там труп… Его кто-то сожрал!
— Что?! — с трудом расслышал её Степан, не отпуская створок.
— Вылезай быстрее! Мы уже не держим! — крикнул Сергей изнутри кабины.
— Вы очешуели?! — возмутилась Вера, попытавшись протиснуться обратно. Но кто-то, вместо того чтобы помочь, наоборот толкнул её вперёд. Она потеряла равновесие и практически вся вывалилась наружу.
Протест вырвался из груди, но прежде, чем она успела выразить всё, что о них думает, до слуха донеслось зловещее, ранее услышанное рычание. Глухое, скрежещущее, с лёгким свистом — как если бы пёс рычал, при этом вдохнув в лёгкие пыль и песок.
От страха она уже сама рванулась вперёд. Рюкзак с глухим стуком упал на пол, а Вера, теряя равновесие, неудачно завалилась на бок, придавив левую руку под собственным весом. Через пару секунд створки лифта со звоном захлопнулись за её спиной. Изнутри послышались приглушённые, обрывистые голоса. Они что-то бурно обсуждали и потом позвали Веру. Но ей было не до них.
Рычание становилось громче. Оно не было отдалённым — наоборот, ощущение было такое, что его источник вот-вот покажется из-за поворота. Из той части коридора, где лежал растерзанный труп.
Опираясь на правую руку, Вера с трудом поднялась и подняла свой рюкзачок. Грудь сжимал страх, пальцы дрожали. Бежать в сторону трупа безумием казалось даже в теории: рычание исходило именно оттуда. Значит, путь отрезан. Между тем, на лестничной площадке, которая располагалась рядом с лифтами, послышался шум. Она оглянулась, нашла глазами второй коридор, ведущий, судя по планировке, в противоположный корпус.
Особого выбора не было. И она побрела туда — в надежде, что коридор пуст.
Перейдя в него, Вера обнаружила хаос - везде валялись вещи и бумаги: женские слетевшие в процессе спасительного побега туфли, папки с файлами, электронные планшеты, сумки, рюкзаки. Самое страшное - это лужи, пятна и пятерни крови, оставленные на синем ковролине, белых стенах и стеклянных перегородках. Она попыталась осознать: “какого хера тут произошло?”. Ноги подкосились, живот скрутило.
Кто-то притопал к лифтам — тяжёлые шаги громко отдавались в холле, затем начались резкие стуки по дверям. Вера стояла за поворотом, не решаясь выглянуть. Топтыжка явно пытался добраться до её новых "приятелей", которые, кстати, как настоящие паскуды, вытолкнули её из лифта.
Страх сковал тело — руки и ноги мгновенно похолодели, будто стали чужими. В такие моменты ты отчётливо понимаешь, что нужно двигаться и как можно дальше от урчащего существа. Но тело не слушалось.
Лишь когда до ушей донёсся ещё один приближающийся шаркающий звук, Вера нашла в себе силы заползти в опенспейс и спрятаться за фетровой перегородкой перед окном.
Крови было везде так много, что казалось, она заполнила каждый сантиметр пола. Но это было не всё: валялись обрывки плоти и даже полноценные части тел. Вдруг она почувствовала под ногой что-то мягкое — присмотревшись, поняла, что наступила на чей-то оторванный мизинец. Закрыв рот, чтобы не выдать себя криком, Вера присела.
По коридору то и дело раздавались урчания и раздражающее шарканье ног.
Что удивительно — гортанные звуки доносились не только из коридора, но теперь и из лифта. А затем раздался мужской крик — Вера сразу узнала голос: это был Степан.
Волна паники медленно поднималась от пупка к горлу. Из-за чужого стола и перегородки Вера не могла увидеть, что происходит в холле, но догадывалась.
Потрясённая, она сидела, пытаясь уцепиться за тонкую грань между своими фантазиями и жестокой реальностью — если, конечно, такие ощущения можно было назвать настоящими.
И тогда в голове возникла жуткая мысль.
— З-зомби апокалипсис что ли?.. — прошептала она, ощущая, как голос дрожит.
Оглянулась по сторонам, затем заглянула в панорамное окно.
Вид из этой части здания всегда её забавлял: окна выходили прямо на психоневрологический диспансер. Коллеги, да и сама она часто шутили — мол, не надо далеко ходить, после работы сразу туда.
Сейчас же снаружи творился настоящий хаос: две легковушки столкнулись и дымились у самого здания диспансера, повсюду валялись разбросанные вещи, лужи крови. На лестнице лежал обглоданный женский труп — сцена прямо из фильмов ужасов.
Судя по звукам из лифта, Степан какое-то время отчаянно сопротивлялся, отбивался, но его крик внезапно оборвался. Тогда всё стало ясно.
На трясущихся ногах Вера решила менять локацию.
Логично было бы покинуть здание, но как? Лифты не работали, а она — на пятнадцатом этаже. Чтобы добраться до лестницы, нужно было пройти либо до противоположного конца крыла, либо вернуться в холл с лифтами. Но там… зомби. Или что-то похуже. Она ведь не знала точно, кто или что это. Может, бешеные собаки, а может — инопланетяне. Всё ограничивалось её воображением.
Одно было ясно: туда лезть ни в коем случае нельзя.
Вера пригнулась и, стараясь не попасть в потенциальное чужое поле зрения, перебежала вдоль окна, прячась за столами. Краем правого глаза заметила какое-то движение на полу — что-то ползло. Рассматривать поближе не хотелось.
Добежав до стены, она шмыгнула вдоль неё и ловкой обезьянкой запрыгнула в переговорную на противоположной стороне коридора. Быстро закрыла стеклянную дверь и укрылась за длинным столом.
То, что ползало рядом по опенспейсу, не заставило себя долго ждать. Сначала из-за перегородки у окна появилась мужская рука в белом рукаве с часами. Она скребла по ковролину, подтягивая за собой остальное тело.
Наконец выглянула взъерошенная голова и... перекошенное лицо. Вера непроизвольно охнула, но тут же отпрянула и зажмурилась.
Лицо было не просто искалечено — у мужчины откусили часть щеки, губы, вместо глаза была мясная каша. А судя по тому, что он полз, ноги ему тоже знатно "обработали". Все самые мрачные подозрения Веры окончательно подтвердились: зомби-апокалипсис. Да, это был он.
Несмело выглянув из-за стола, она увидела, что бедолага ползёт вдоль столов — и, к счастью, в противоположную сторону от неё. Но страх не отпускал. Даже через стеклянную стену переговорки было страшно до ужаса.
Рычание в холле давно затихло — она даже не сразу это осознала. Стало как-то слишком тихо. Только звук ползущего мертвеца напоминал о новом, кошмарном мире.
Сидеть тут вечно нельзя. Надо выбираться.
Подождав, пока ползун скроется за очередной перегородкой, она медленно вылезла из укрытия, приоткрыла стеклянную дверь, осмотрелась и двинулась к нужной точке. Как только приблизилась к углу, ведущему в новую рабочую зону, услышала какие-то кряхтения. Осторожно выглянула — и едва не обделалась.
Весь опенспейс кишел зомби! Ну как кишел... Это в её паникующей голове их было, будто пчёл в улье. На деле — пятеро. Пятеро, по крайней мере, на первый взгляд. А кто знает — может, и тут где-нибудь под столами пасутся такие же вот ползуны.
Надо собраться с духом и проскочить через это пространство. Помещение заканчивалось дверью в другой офис — за ним должна быть кухня и туалеты, а за ними — лестница. Туда ей и надо.
Но Вера стояла как вкопанная. Убеждала себя, зомби же медленные… Проскочит. Должна. Но ноги не слушались — подкашивались, дрожали.
И только когда услышала позади себя шорохи, а потом и увидела знакомую руку, выползающую из-за перегородки, поняла, что промедление смерти подобно. Ползун возвращался. Неужели её учуял? Плохо дело.
Вот сейчас появится его голова, а за ней и глаз. А где глаз, там и сигнал в мозг: «жрать подано». И всё — зарычит, привлечёт остальных, и понеслась. А может, у него и недюжие силы проснутся от аппетита — начнёт активнее загребать лапой и доползёт до неё. В любом случае, времени на фантазии уже не было.
Вера схватила себя в кулак, поджала всё, что можно, и, как самая тишайшая мышь, свернула за угол. Пригибаясь, двинулась от перегородки к перегородке.
Один зомби стоял у панорамного окна и вытирал об стекло свои кровавые пятерни и рожу. Похоже, увидел что-то вкусненькое снаружи — вот и скребётся.
Вторая — женщина-зомби — уныло покачивалась возле фикуса, спиной к Вере.
А вот оставшиеся трое… Делали что-то странное. По крайней мере, странное для Веры, но, судя по всему, абсолютно обыденное для них.
Она ошиблась: зомби здесь было не пятеро, а шестеро. Потому что трое сейчас с аппетитом жевали четвёртого. Тот булькал, ворчал и даже пытался отбиваться, пока у него доедали руки и одну ногу.
Это уже было за гранью всего дозволенного. Во-первых, они ели себе подобных, а не только "человеков" вроде Веры. Во-вторых — почему зомби-мужчина и зомби-девушка не присоединились к трапезе и не помогали остальной тройке разделывать бедного шестого заморыша? Почему? Эти вопросы так и останутся без ответа.
Она проскочила к двери, казалось бы, незамеченной, но тут за спиной раздалось недоброжелательное:
— Уррррк...
«Какой ещё урк? Нет, нет... Только не урк!» — промелькнуло в голове. Медленно обернулась. Кирпичей с такой завидной скоростью она ещё не откладывала никогда.
Позади, шагах в десяти, стояла созидательница флоры — зомби-девушка. Похоже, офисный фикус перестал её привлекать, и она решила перекусить человечиной.
Ну, это ещё можно было бы как-то пережить, договориться чисто по-женски, разобраться. Но она же своим зловещим «Урррк!» возбудила остальных сотрудников зомби-офиса. Те тоже оторвались от своих дел, заурчали и двинулись к Вере.
Когда зомби-гринписовка сделала первый шаг, Вера толкнула дверь и пулей вылетела в новый опенспейс. Но ситуация тут была не лучше. Она сразу же столкнулась с плотоядной блондинкой. Благо та была ошарашена и не ожидала, что аппетитный окорочок сам выйдет на неё.
Вера не сдержалась — вскрикнула. Ошибка. На её голос откликнулись десять милейших зомби, которые в углу кого-то дожёвывали. Она оттолкнула тянущуюся к ней блонди и втопила к лестнице.
Надо было пробежать метров двести мимо рабочих мест и кухни, свернуть за туалеты — и вот она, спасительная лестница.
В нос ударил резкий запах мяса. Сырого мяса. Она хорошо знала этот аромат: каждую субботу с бабушкой они ходили на рынок — в мясной отдел. Сырая кровь давала металлический, резкий шлейф. К нему примешивалась сладковатая, маслянистая, тёплая нота парного мяса. А сверху — терпкий душок субпродуктов.
Пока бежала по коридору и вдыхала эту жуткую симфонию, краем глаза замечала марево растерзанных тел на полу. И с ужасом осознавала: запах людей и животных... одинаковый. Это — скотобойня.
Она пробежала около ста метров, когда из-за с левой стороны резко кинулся один из плотоядышей. Только благодаря реакции — вымуштрованной в шутерах, доведённой до автоматизма — ей удалось вовремя отскочить. Правда, она ударилась о стену. Не упала, но пошатнулась. Замедлилась.
Зомби-мужчина рухнул у её ног и потянулся окровавленными руками. Со всех сторон уже надвигалась голодная толпа.
Вера снова бросилась бежать. Левая рука болезненно напомнила о себе — плечо отозвалось тупой болью. Она поморщилась, но не сбавила хода. Бежала с мокрыми от страха глазами. Ничто так не подстёгивает и не трогает человека, как близость кошмарной и жестокой смерти.
Не раздумывая, она распахнула дверь и ввалилась на лестничную площадку. Тяжёлая металлическая дверь захлопнулась, приглушив рык и голодное бормотание за её спиной.
Казалось бы — путь свободен.
Но снизу слышалась возня и странные звуки. Она посмотрела вниз — лестничная клетка была просматриваемая до самого первого этажа. Все пятнадцать пролётов.
И на четырнадцатом... зомби с блаженным чавканьем отрывал жилы от женского тела. Она прижала ладонь ко рту. Но спазм ударил в горло, и это породило сдерживающий хрип.
Мертвец поднял голову. У него был наивный, даже беззлобный взгляд. Он встретился с ней глазами. Вера застыла. Хотелось кричать. Всю трясло.
Вниз — нельзя. Ни при каких условиях. Хрен там плавал! Она его не обойдёт! Он её уже увидел. Он не даст уйти.
Позади в дверь начали ломиться. Грохот. Дрожь металла. Если навалятся сильнее — вывалятся прямо на лестницу.
Делать нечего. Остался только один путь - вверх.
А чем, собственно, путь вверх так плох?
В крайнем случае можно забраться повыше, перейти в другую секцию и спуститься уже оттуда. А если и там всё кишит каннибалами, то можно остаться наверху, выйти на патио крыши, разложить сигнал S.O.S. — и дождаться, пока прилетят волшебники, то есть военные на эвакуационном вертолёте.
Военные точно должны быть. Должен быть какой-нибудь план эвакуации для иммунных и уцелевших. Ну не может же быть иначе. И, скорее всего, эвакуация начнётся в ближайшие сутки-другие после начала зомби-катастрофы. Так что — надо спешить. Очень спешить.
В одной вещи Вера была абсолютно права: дверь поддалась под напором десятка тел. Она уже поднималась по лестнице, когда случился новый форс-мажор. То ли по невезению, то ли по криворукости, она умудрилась нажать плечом на капельку в ухе. Меньше руками размахивать надо.
В динамиках бодро заиграла некогда любимая песня. А ещё и клип на неё был не менее любим у всех мужиков — Destination Calabria от Alex Gaudino. Иронично. Она даже подпрыгнула от неожиданности, тапнула по капельке, но звук не прекратился. Ничего, побежала дальше, вверх. По крайней мере, она не слышала леденящего душу урчания за спиной.
Ей самой эта песня тоже нравилась — вот и лежала в плейлисте. А сейчас строчки, некогда выученные наизусть, издевательски резали по ушам:
«Я бросила работу, босса, машину и дом.
И уезжаю в пока что неизвестном для меня направлении.
Если тебе по душе эта идея — поехали со мной!
Давай со мной, погнали!
Поехали туда, где нам будет хорошо,
Подальше от всех проблем.
Давай со мной!
Мы окажемся в раю любви и радости.
Давай сбежим в неизвестном направлении!»
(Строки из песни Destination Calabria от Alex Gaudino.)
Вот под этот сладкий голос и саксофон она и топила вверх. В неизвестном направлении.
Ну, теоретически, направление было известно. К сожалению, это была не Калабрия, а верхние этажи бизнес-центра. Но что ждёт её там — было загадкой. Смерть? Или, может быть, кто-то уцелел и поможет и ей.
Особенно резвый и когтистый мертвец умудрился поцарапать её через перила. Вера взвизгнула от внезапного прикосновения и рванула ещё быстрее. И тут её осенило: зомби — они ведь разные. Кто-то медленный, ползучий. А кто-то — прыгает или мчится. От чего это зависит? Они перевозбуждаются, если ты к ним близко? Или причина совсем в другом?
Добежав до своего, двадцать первого этажа, Вера осознала: у неё есть отрыв. Пролёта два. Дышала, как задыхающийся бегемот. Аккуратно приоткрыла дверь, в узкую щель оценила коридор.
Тот был на удивление пуст. Хотя… почему «на удивление»?
Это крыло занимала её геймдев-компания и пара дизайнерских студий. Рабочий день они начинали не как все белые люди — не с девяти утра, а ближе к десяти, а то и одиннадцати. Это Вера приходила раньше, и уходила раньше — ей нравились утренние часы тишины.
Осознав, что зомби уже не отстают, и один пролёт её отделяет от кошмара, она вошла на этаж и осторожно закрыла дверь. Музыка всё ещё играла. Она вынула капельки, достала из бокового кармана рюкзака чехол и убрала их. Тишина. За исключением того, что творилось по ту сторону двери.
Кажется, монстры потеряли её из виду. Часть пошла дальше вверх, часть осталась, часть зависла внизу. Пусть ищут.
Она двинулась вдоль стены, стараясь идти аккуратно. До её офиса было метров триста пятьдесят, и не по прямой, а с поворотами. Приходилось идти перебежками: от стенда к кофе-автомату, от него — к вендингу, затем — к очередному офисному растению, оттуда — кабанчиком к диванчику.
Вот — поворот. Новый коридор. По обеим сторонам — остеклённые офисы. Снизу до середины стекла шло матовое покрытие. За этим покрытие по низу ничего не видно, только размытые тени предметов.
И тут Вера услышала звуки. Звуки людей!
На улице!
Хотя… Это звучала сирена. Непонятно чья именно, но определённо служебной машины.
Затаив дыхание, она заглянула в один из офисов. Лысый мужчина стоял лицом к окну и с глухими ударами бился о стекло, видимо, заворожённо глядя на проезжающие мигалки. В соседнем застеклённом опенспейсе показался ещё один зомби — тёмноволосый, с надорванным воротом. Услышав звуки сирены, он тоже бросился к стеклянной перегородке, выходящей в коридор, и стал биться о неё с характерным влажным шлёпаньем, словно гигантская муха в банке.
Эх, если бы и он, как его лысый товарищ, просто смотрел в своё окно на противоположную сторону, всё было бы куда проще. Но нет, ему тоже приспичило таращиться на мигалки. А мигалки, между тем, уже уехали, звук сирены постепенно стихал, растворяясь в отдалении. Вера выждала добрых пять минут, надеясь, что зомби развернётся в другую сторону от её направления, но он стоял как вкопанный. Более того, лысый вдруг оторвался от окна и повернулся к своему «коллеге». Теперь они стояли лицом друг к другу, медленно наклоняя головы в стороны. И, кажется, даже переговаривались.
Вера ясно слышала:
— Ррр…
— Урр?
— Рррр…
Господи, да они действительно общаются…
— Привет, Валер. Как жена? Как дети?
— Вкусно, вот съел сегодня на завтрак…
АААА! Она с трудом сдержала вскрик, отгоняя от себя эту безумную фантазию. Надо держать себя в руках. Главное преимущество человека над такими плотоядными тварями — интеллект и способность к кооперации. Люди редко выживают в одиночку. Как говорил один из Вериных тиммейтов по игре: "лучше выживать внесколькиром". Когда люди спасаются и охотятся вместе, это не пугает. Но когда зомби начинают действовать внесколькиром — это уже страшно. Это катастрофа. Потому что это значит — у них есть разум. А если зомби разумны… всему конец. Тут без вариантов.
Вера решила ползти. Благо, благодаря матовому покрытию снизу стеклянных перегородок, её не должно было быть видно. Зомби уже не стояли вплотную к своим стёклам — они отошли чуть вглубь офисов, хотя по-прежнему глядели друг на друга. Её задача была проползти меньше сотни метров, и за поворотом начинался участок, ведущий к её родному офису. Там она, наконец, могла бы перевести дух, выпить воды — пересохшее горло будто залили песком — и закинуться обезболом с печеньем. Запасов в офисе хватало.
Она начала движение, осторожно, медленно, буквально втягивая пыль с ковролина при каждом вдохе. Периодически замирала, когда ей казалось, что те двое что-то учуяли. Иногда они начинали суетиться: бродили между столов, сталкивали вещи, гремели чем-то. Атмосфера накалялась. Вера ползла, как в замедленном времени, и ей казалось, что прошло не меньше часа, прежде чем она достигла конца пути.
Она так сосредоточилась на наблюдении за зомби, что почти забыла смотреть вперёд. И только когда в метре от себя заметила чёрные лакированные балетки, поняла, что совершила ошибку.
Вот и приехали…
Она подняла взгляд. Перед ней стояла девушка — напуганная, с распахнутыми глазами. Судя по смуглой коже и густым чёрным волосам, она была индианкой. Она прижалась к стене, как будто её туда пригвоздили. Так они и замерли: Вера, прижатая к ковролину, и девушка, пришпиленная к стене, — обе в полном ступоре.
Из соседнего офиса вдруг выглянул парень — азиат, с остроконечной чёлкой и широченными глазами. Увидев эту немую сцену, он исчез в комнате, а через минуту вернулся... с селфи-палкой.
Выражение его лица не предвещало ничего хорошего.
Поджав губы и сжав обеими руками свою импровизированную дубину, он бросился на Веру. Та, едва успев вскочить на ноги, отшатнулась, выставив перед собой ладони и приложив палец к губам, умоляя не шуметь. Азиат, видимо, принял её за зомби.
С другой стороны… а кто бы не принял? Белобрысая, измазанная пылью, ползущая по ковролину — да в такой обстановке?
Индианка, прижавшаяся к стене, всё ещё с ужасом смотрела на Веру. В её глазах читался немой вопрос: Что ты такое?..
К счастью, азиат остановился в трёх шагах. Прищурился. Вера не поняла, как он вообще что-то разглядел сквозь почти закрытые глаза, но на всякий случай показала ему большой палец и попыталась улыбнуться. Потом резко спрятала улыбку — мало ли, решит, что это оскал.
Индианка, наконец, выдохнула, расслабилась и осторожно направилась по стеночке к двери офиса, из которого и появился парень с селфи-палкой. Он жестом подозвал Веру следом.
Этот офис принадлежал российскому филиалу международной компании, занимавшейся торговлей сладостями по всему мира. Потому у них часто бывали стажёры и сотрудники из разных стран — по обмену. За полтора года работы в бизнес-центре Вера видела здесь и афроамериканцев, и французов, и немцев, и канадцев, и корейцев. А теперь вот — индианка и ещё один азиат.
Новых персонажей разблокировали. Отлично.
Их офис оказался небольшой — всего около сотни квадратных метров. Слева от входа располагалась компактная кухня, совмещённая с обеденной зоной. За столом, тесно придвинутыми к стене, сидело пятеро испуганных людей. Стоило Вере появиться в дверях, как вся пятёрка дружно вздрогнула. Каждый судорожно схватился за первое, что оказалось под рукой: кто-то за стул, кто-то за указку, один парень замахнулся… пакетом ультрапастеризованного молока.
Вера быстро кивнула им, подняв руку в знак приветствия. Азиат, шедший следом, встал рядом и жестом "стоп" заверил: всё в порядке, не зомби. Увидев это, обитатели кухни отступили, снова опустились на места и занялись своим делом — первый нервно постукивал ногой, второй грыз заусенцы, третий просто смотрел в никуда.
Ещё один нервно сновал вдоль окон, то и дело выглядывая наружу. Седовласый мужчина в мятом пиджаке — громко и без цензуры матерился на русском, прикладывая телефон к уху. Судя по раздражению в голосе, связи всё ещё не было.
Проходя мимо двери в кладовую, Вера едва не подпрыгнула от неожиданности: кто-то за ней с истошным рыком ударился о деревянную поверхность. Гулко, отчаянно. Судя по звукам, внутри были не один, а несколько человек… или уже не совсем людей. Она вопросительно взглянула на мистера Селфи-Палку. Тот кивнул и на английском тихо подтвердил:
— Зомбэ.
— Хау мэни (сколько их)? — переспросила она.
— Сри, — ответил он и показал три пальца.
Понятно. Видимо, кто-то из сотрудников обратился, и оставшиеся успели их запереть в подсобке, прежде чем стало слишком поздно.
Тем временем к ругающемуся матюками седому подошла индианка, легонько похлопала его по плечу и указала на Веру. Он повернулся, с усталым вздохом отложил бесполезный телефон и изучающе посмотрел на неё.
— Привет, по-моему, я тебя где-то видел, — сказал он.
— Возможно. Я работаю в игровой компании, недалеко от вас, — кивнула Вера.
— Точно. Не ошибся. Александр я. А это Пушпа, — он кивнул на индианку, — и Жуйсян, — указал на азиата.
— Вера, — представилась она и слабо махнула рукой каждому.
— Эти двое у нас по обмену. По-русски не говорят, — сказал Александр с усталой полуулыбкой. — Мы, конечно, научили их паре слов… в основном матерных, конечно, но с ассимиляцией пока туго.
Он говорил вполголоса, шутки давались с усилием. По нему было видно - старался не впадать в уныние.
— А те, кто на кухне? — спросила она, стараясь поддержать разговор.
— С соседних офисов. Кто с этого этажа, кто с верхнего. Присоединились к нам, когда начался… весь этот ад. Пойдём, познакомлю.
Они снова прошли мимо кладовки, из-за двери доносился грохот, рычание и скрипы.
— Это тоже наши. Женька, Танька и Стас. Обратились сразу, как только рассеялся туман, — тяжело вздохнул Александр.
— Туман? — Вера в удивлении приподняла брови.
— Угу, туман. — Он кивнул. — Думаю, всё из-за него. Ты разве не видела тумана?
— Видела… — Вера задумчиво кивнула. — Только не подумала, что это из-за него…
— Вы о странном тумане? — Спросил кучерявый мужчина на кухне.
— О нём речь, о проклятом. Люди начали меняться сразу после него. С катушек слетели....
— Да, я тоже думаю, что всё началось именно с него, — заговорил парень Вериного возраста. — Он вонял чем-то химическим… будто кислотой. Думаю, это было что-то вроде террористической атаки. Распыление вируса, говорю вам... Наш район стал испытательным полигоном походу.
— Значит, нас должны были оцепить… перекрыть, — пробормотал бородатый мужчина, опираясь на столешницу. — Хрен его знает, сколько мы тут просидим.
— Это Вера, — представил её Александр остальным.
— Валера, — кивнул молодой человек.
— Алексей, — представился бородач.
— Костя, — отозвался мужчина в синем костюме.
— Марат.
— Ваня, — добавил кучерявый, и вдруг прищурился, посмотрев на Веру пристальнее. — Эй… у неё царапина! — Он указал пальцем на её левую голень.
Реакция была мгновенной: все отшатнулись, будто перед ними стояла не женщина, а граната с выдернутой чекой.
— Александр, вы её не проверили? А вдруг она укушена?! — настороженно спросил Валера.
— Вообще-то она здесь, и она вас слышит, — вмешалась Вера, недовольно сдвинув брови. — И нет, я не укушена.
— Да какая, к чёрту, разница, — вздохнул Александр, по-прежнему сохраняя свою грустную, почти флегматичную интонацию. — Вон та троица в кладовке не была укушена. Но всё равно обратились. И чего теперь?
— Мы не знаем, как оно работает… — буркнул Ваня. — Может, оно и через царапины передаётся.
— Меня поцарапали шпилькой в лифте, — пояснила Вера. — Когда свет отключился, кабина резко дёрнулась, и девушка рядом нечаянно задела меня шпилькой.
Вера врала. Делала это спокойно, не краснея и даже не сбиваясь. Она не позволяла себе задумываться о том, что, возможно, уже заражена, что в любой момент может потерять контроль и превратиться в плотоядное чудовище. Эта мысль казалась настолько чуждой, что её сознание попросту отталкивало её. Она не могла представить себя рычащей, обезумевшей тварью, бросающейся на этих незнакомых людей, которым так же страшно, как и ей самой.
Кроме того, она не собиралась позволять кому-либо загнобить её или вытолкнуть за дверь, как ненужную деталь в механизме их хрупкого выживания. Ей был нужен покой — хотя бы на час. Передышка. Возможность перевести дух и прийти в себя.
Вообще, Веру всегда раздражали те моменты в фильмах и книгах про эпидемии, где малейшего подозрения было достаточно, чтобы кого-то тут же линчевали — будь то царапина, порез или усталый взгляд. Но она понимала, откуда берётся этот страх. Люди боятся за себя, боятся стать следующими. Им проще действовать упреждающим ударом, не давая заражённому даже шанса — но порой в этих действиях кроется жестокая слепота.
— Не знаю… — хмуро пробормотал Валера, скрестив руки на груди.
— А чего тут знать? — вмешался Алексей, глядя на Веру с внимательной, но не враждебной оценкой. — Девчонка вроде нормальная. Не рычит, не бросается, мяса не просит. Ну, будем приглядывать. Если что — зомби всё-таки не такие уж резвые. Справимся с этим задохликом, если чего… Без обид, Вера.
Да уж. За свою жизнь она слышала в свой адрес много всего. Но "задохлик" — это что-то новенькое. Неужели она и вправду сейчас выглядит настолько убого? Хотя, эти слова были сказаны не для неё, а для нервничающих мужчин.
— Так и поступим, — подытожил Александр. — Не стоит паниковать раньше времени.
— Да куда уж раньше? — медленно и сдержанно отозвался Костя, глядя в пол. — Вы вообще оглянитесь. Час назад я работал на своём месте. Напротив сидела моя коллега, мы обсуждали задачу. И вдруг она просто сложила руки на стол и уткнулась в них головой. Я подумал, что ей просто нехорошо или устала, решила вздремнуть. Думал, минут десять подождать и разбудить. Только она глаза закрыла, минуты не прошло как открыла — уже другим человеком. Нет… не человеком. Она посмотрела на меня и зарычала. Никто её не кусал, и до этого разговаривала со мной, как сейчас эта девушка говорит с нами.
Он вздохнул и, передёрнув плечами, замолчал.
— Мы уже решили, — спокойно напомнил Александр. — Подождём. Нам всё равно деваться особо некуда.
— Сидеть тут долго не вариант, — заметила Вера. — Нужно что-то предпринимать. Хотя бы попытаться выбраться или подняться повыше — на крышу, например.
— Дельная мысль, — кивнул Алексей. — Если действительно на крышу выйти — может, заметят нас, спасут.
— Вы серьёзно верите, что за нами кто-то придёт? — подал голос Марат, оглядывая всех с каким-то печальным весельем. В его глазах блуждала смесь отчаяния и надвигающейся апатии. — Да кому мы нужны? Самое простое и логичное для властей сейчас — разбомбить весь район к чертям собачьим. Только так можно предотвратить дальнейшее распространение этой… Заразы!
— А ты с чего взял, что заражён только этот район? — подняла брови Вера. — А если и соседние? А если весь город? А если, чёрт побери, вся страна? Мир?
— Полегче, — сказал Валера, посмотрев на неё с тревогой. — Нам только этого для полного комплекта не хватало.
— А что, по-твоему, "не хватало"? — возмутилась она. — Я не говорю, что это точно так. Я говорю: нам надо понять, что происходит. Если мы поднимемся на крышу, осмотрим город — у нас будет хоть какая-то информация. Мы увидим, есть ли движение, работают ли экстренные службы, есть ли пожарные, вертолёты, техника… хоть что-то.
— Хоть кто-нибудь из вас за последний час слышал вертолёт? — холодно спросил Марат. — Я вот — нет. Ни одного. Только крики и редкие выстрелы где-то на улице. Если бы было кому, они уже давно бы прочёсывали город сверху. А раз не слышно — значит, некому. Ни армии, ни спасателей, ни полиции. Никто за нами не придёт.
В воздухе повисло тревожное ощущение чужой и страшной правоты. Слова Марата — жуткие и пессимистичные — звучали разумно. И это пугало больше всего. Где государство? Где реакция? Ни эвакуации, ни предупреждений, ни помощи. Единственное, что они ощутили — отключение света. Будто кто-то просто выдернул шнур из розетки и оставил их тонуть в панике и неизвестности. Ни инструкций, ни связи. Только тишина и темнота.
Тяжёлые думы нарушил встревоженный Жуйсян, подскочивший к стеклянной стене импровизированной переговорной и с заметным акцентом произнёс:
— Colleagues, come quickly to the window! There are people down there! (Коллеги, быстро к окну! Там люди внизу!)
Все моментально сорвались с мест и столпились у окна, отодвигая в сторону длинные вертикальные жалюзи. С двадцать первого этажа открывался широкий обзор на улицу внизу. И то, что они увидели, заставило сердца забиться быстрее.
— Военные?! — воскликнул Костя, щурясь на движущуюся по дороге колонну из шести машин.
— Какие же это, к чёрту, военные, — с недоверием отозвался Алексей. — Ты вглядись. Это не армейская техника. Вон тот пазик как броневик на коленке собрали. Обшитый металлом, как консервная банка, с каким-то самодельным турельным модулем. Впереди — тундра , кажется, с гранатомётчиком. Позади — пикап с пулемётчиком. Это не армия. Это… я не знаю. Сборная солянка выживальщиков.
— Похожи на сталкеров, — поправила Вера, не отрывая взгляда от колонны. — Может, стоит привлечь их внимание? Помахать, покричать?
— Ага, щас. Как будто они нас увидят с двадцать первого этажа, — хмыкнул Марат с явной издёвкой.
— Интересно, — задумчиво протянул Александр. — Катавасия только полтора часа как началась, а уже по улицам ездят такие… энтузиасты.
Однако внимание быстро переключилось. На шум моторов отовсюду высыпали зомби. И что пугающе непривычно — не все из них были вялыми. Некоторые двигались аномально быстро, рывками, как на ускоренной съёмке. Они были полураздетыми, с обнажёнными бледными телами, без волос на голове. И явно не теряли времени даром — они мчались к машинам с пугающей ловкостью.
— Это что за хрень?! — выдохнул Валера, указывая на фигуру, прыгнувшую на кузов газельки.
Существо почти уже и не походило на человека. Оно было огромным, не меньше двух с половиной метров ростом, покрытое жёлто-коричневой кожей с наростами, заметными даже с такого расстояния. Оно двигалось резкими, хищными скачками.
— О-хре-неть… — только и смог вымолвить Ваня.
Пушпа села в кресло, ноги перестали держать. Сейчас у всех на лицах читался одинаковый коктейль эмоций — страх, замешательство и дикое недоумение.
Внизу началась стрельба. Пулемёты вели длинные, мощные очереди. Из борта пазика выехали металлические трубы, и спустя мгновение из них вырвались струи огня. Пламя обжигало зомби и мутантов. Вопли. Паника. Горящие тела метались по улице, сталкивались друг с другом, врезались в стены, машины, мусорные баки. Те, кто был захвачен пламенем, пытались инстинктивно погасить его, катаясь по земле, но всё тщетно.
Машины не останавливались, но их рев и огненное шоу явно привлекли внимание кого-то большого. Кто это был — не видно. Но колонна начала изменять построение. Замыкающий автомобиль резко сдал назад и свернул в проулок. Раздался оглушительный хлопок — выстрел из гранатомёта, громкий, тяжёлый, совсем не похожий на автоматные очереди. Остальные машины дали проход пикапу, и тот, выжав из себя всё, рванул вперёд. Один за другим автомобили скрылись за зданиями, но звуки стрельбы продолжали доноситься ещё добрых десять минут. Затем наступила тишина.
— Я не понял… — нарушил молчание Костя. — Это что вообще за твари такие были? Я не про зомби…
— Похоже, следующая ступень их эволюции, — мрачно заметил Марат, глядя в сторону кладовки.
Там, за закрытой дверью, всё это время были заперты трое зомби. Все вдруг осознали, что давно не слышали оттуда стуков или рычания. Только глухое урчание. И ещё… под дверью медленно расползалась багровая лужа.
Жуйсян, указывая на неё своей селфи-палкой, настороженно сказал:
— Look, there’s blood. I think they’re eating each other in there. (Смотрите, тут кровь… Я думаю, они там жрут друг друга.)
— Чтооо?! — глаза Валеры распахнулись от ужаса.
— Он говорит, что они там друг друга едят, — пояснил Александр.
— Они и своих едят? — ошарашенно выдохнул Валера. — Ну ничего себе… Может, они и правда друг друга перебьют? Ну хоть в пределах этого здания? И мы сможем улизнуть?
— Да перестань ты, — скривился Марат. — Даже если и сожрут друг друга… Ты вообще видел, кто теперь по улицам гуляет?
Вера опустилась в мягкое компьютерное кресло. В теле поселилась тяжесть: руки налились свинцом, ноги отказывались слушаться, а голова будто набухла от усталости и боли. Только теперь, немного отдышавшись и оказавшись в относительной безопасности — рядом с нормальными, адекватными людьми, в тихом офисе, — до неё стало по-настоящему доходить, как сильно она вымоталась. Организм сдавал позиции. Ей было по-настоящему хреново. Ощущение, будто жёсткое похмелье наложилось на нервный срыв.
Вера с трудом поднялась и направилась в кухню, стараясь не смотреть на пол, где темнела свежая лужица крови. С полки взяла чью-то кружку и накачала себе воды из бутыли помпой. Осушила стакан залпом. Горло было сухое, язык аки наждачка. Жажда не ушла. Тогда она налила ещё, выпила второй стакан, но и после него не стало легче. Села на диван. Глаза хотелось закрыть, позволить себе хотя бы пару минут сна, но страх не отпускал. Закроет глаза — и всё, очнётся, когда уже поздно.
Вскоре в кухню набежали остальные. Все возбуждённо галдели, обсуждая то, что видели внизу, но Вера заметила: никто как и она не мог напиться. Один за другим, они хватались за кружки, наливали, пили — и снова наливали. И снова пили. Как одержимые. Они сами не замечали своей жажды — слишком были заняты обсуждением увиденного. И Вера решила ничего не говорить. Мало ли… А вдруг сильная жажда — один из симптомов заражения? Как ляпнет, ещё напугает кого-то — и понесётся паника. Нет уж. Лучше просто пока понаблюдать.
И тут сверху раздался крик. Пронзительный, душераздирающий, женский. Все замолкли в одну секунду. Плечи опустились у всех. Сердца застучали. Крик продолжался почти минуту, перемежаясь рычанием и грохотом — наверху падала мебель, кто-то явно боролся за жизнь. И, судя по всему, проигрывал.
Марат тяжело опустился на ближайший стул, зажал голову руками. Похоже, его тоже накрыло — не только жажда, но и головная боль. От напряжения на лбу выступили капли пота.
— Ну… что будем делать? — осторожно поинтересовался Костя. — Мы же не можем тут навсегда остаться?
— Предлагаю, разойтись по домам, — сказал Александр, стараясь пошутить. — Рабочий день окончен. Спасибо, что пришли!
— Так, может, и правда собираться? — подхватил Валера, вскинув голову. Надежда в голосе звучала едва ли не мольбой.
— Стоп, стоп, стоп, — вмешался Алексей. — Ещё раз. Я один, что ли, видел весь этот фильм ужасов в прямом эфире? Люди с оружием, мутанты, огнемёты, твари, прыгающие по капотам… Вы серьёзно хотите на улицу? Выгляните в окно! Там чистилище, а не город! Ладно мертвяки — они хотя бы медленные, предсказуемые. А если наткнёмся на ту тварь, что прыгала по машинам, как кенгуру? Или на олимпийского зомби-бегуна? Мы ведь безоружны. У нас ничего нет, чем можно было бы защититься.
— Ты прав, Алексей, — кивнул Александр. — Но у нас дома семьи. Жёны, дети, родители… Понимаешь?
— А у меня, думаешь, нет?! — глянул на него исподлобья. — Я тоже не один. Но давайте включим головы. Сколько этажей вниз? Двадцать один. Лифты не работают. Лестница, скорее всего, всё ещё полна этих тварей. И если мы хотим выбраться — нам надо прорваться. А чтобы прорваться — нужно оружие. А у нас его нет. Никакого.
— Даже охрана без оружия ходила по БЦ, — мрачно вставил Александр. — Всегда были с рациями, максимум — с дубинками.
— Были, — поправил его Марат, не меняя позы. — Теперь уже действительно были.
Их мозговой штурм нарушил странный звук — «чааавк… чпок… чвааак…» Будто кто-то что-то обматывал скотчем. Все тут же поднялись и высыпали в общий зал. Там они застали интересную картину.
Жуйсян стоял с вытянутыми руками, а Пушпа усердно накладывала ему на конечности журналы и туго приматывала их скотчем. Он выглядел как бюджетная версия маскота Michelin. Только угловатая, топорная и крайне неуклюжая.
— Что за… — начал было Костя, но не закончил.
Жуйсян, заметив взгляды, гордо вскинул подбородок и объявил:
— Намана. — Довольный китаец поднял палец вверх и улыбнулся белыми ровными зубами.
Идея с бронёй из журналов и скотча пришлась всем по душе. Вдохновлённые изобретательностью Жуйсяна, они решили пойти дальше — но перед тем как обматываться, отряд прошерстил не только свой офис, но и соседние. Всё, что хоть как-то напоминало оружие, принесли в общий зал. Арсенал, конечно, получился скромный. Пара швабр, пара крепких деревянных черенков, кто-то вытащил из-под чужого стола селфи-палку, а один парень с тихой гордостью демонстрировал тяжёлую трость — резную, будто из старого советского запаса.
На кухне нашлись ножи, но они были кухонными, туповатыми — разве что масло на хлеб мазать. Однако на безрыбье, как говорится, и швабра — копьё. Некоторые ножи примотали скотчем к черенкам, получив нечто, отдалённо напоминающее копья. Остальные оставили свои палки как есть. Лучше уж так, чем совсем с голыми руками.
Пара человек нашла рюкзаки. Наполнили их всем, что удалось достать из вендингов: бутылками воды, печеньем, сэндвичами, сушками и парой одиноких хот-догов в вакууме. Все, кто собирался идти, начали обматываться журналами — в ход пошли в основном красочные глянцы про торты, капкейки и прочую кондитерскую романтику. Получилось как-то даже весело, если не думать, зачем они это делают. Но защиту из глянца сопровождал характерный звук: шорк-шорк-шорк — скотч и бумага терлись друг о друга, шурша на весь этаж. Вроде бы всё надёжно, но очень уж шумно. Впрочем, выбирать не приходилось.
Вера объяснила, что лестница их корпуса, скорее всего, была плотно забита заражёнными — она сама видела, как туда с хрипами устремилось не меньше десятка. А возможно, и двух. Поэтому им нужен был обход — через первый корпус. К счастью, он соединялся с их зданием напрямую: нужно было пройти по длинному коридору, свернуть у кухни и туалетов, пересечь холл с лифтами — и вот она, заветная лестница.
Вышли они в полдень. Никто не стал тянуть время, садиться на дорожку или говорить «последние слова». На их этаже было относительно спокойно: рабочий день ещё не начался в полную силу, большинство сотрудников не успели прийти. Коридоры были пусты. Лишь у уборщицы не оказалось шансов — она не пережила утро как человек, и её пришлось, сдержанно говоря, нейтрализовать.
Шли колонной. Впереди, уверенно держа самодельное копьё, шагал Алексей. Замыкали строй Вера и Жуйсян.
Когда подошли к тяжёлой белой двери на доводчике, ведущей на лестницу, Алексей поднял руку, давая сигнал остановиться. Он замер, прислушиваясь, глаза сузились, пытался уловить не звук даже, а само предчувствие опасности. Несколько долгих секунд он стоял неподвижно, затем осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Снова пауза. Потом дверь открылась шире.
Лестничная клетка была душной, как обычно. Окна здесь — в половину стены никогда не открывались, вентиляция не справлялась, и всё помещение напоминало парилку. С запахом, будто в ней неделями варилось тухлое мясо вперемешку с канализацией. Значит, кто-то здесь уже «пообедал».
Несмотря на удушливый смрад, внутри было тихо. Это дало группе надежду. Один за другим они перебрались внутрь, стараясь не дышать слишком глубоко. Спуск начался. Никто не говорил. В гробовой тишине до ужаса отчётливо звучало только шорк-шорк-шорк — журчащий звук трения скотча о скотч, бумаги о бумагу. Он раздражал и пугал, но был неотделим от их экипировки.
Спустились на два пролёта. И тут Алексей резко остановился. Все едва не налетели друг на друга. Он застыл, всматриваясь вниз. Напряжение сгустилось до предела. Он стоял истуканом, слушая, будто сам воздух мог выдать присутствие врага. Две минуты пролетели как целая жизнь. Кто-то едва удержался от нервного смешка. Кто-то вспотел так, что скотч начал отлипать от рубашки.
Наконец, Алексей поманил рукой — путь чист. Они двинулись дальше.
Но как только середина группы достигла следующей площадки, причина его тревоги стала ясна: тяжелая металлическая дверь, ранее висевшая на петлях, теперь лежала в коридоре. Под ней расплющенным лежал кто-то мёртвый. Именно мёртвый — без признаков движения. Похоже, ему не повезло оказаться не в том месте и не в то время.
В этот момент снизу послышался гул. Потом — топот. Затем — хриплое, неестественное рычание. Всё это быстро нарастало, превращаясь в звуковую волну ужаса.
— Назааад! Назааад! — крикнул Алексей, уже срываясь на визг.
Этаж с выломанной дверью, к несчастью отряда, тоже не был пуст. После первых криков и панических звуков преследования из опенспейса в коридор вывалилось около десяти каннибалов.
Вере повезло столкнуться взглядом с одним из них. Никогда в жизни она не видела такого равнодушного, пустого выражения глаз.
Глаза человека — это прямая трансляция, без фильтров и масок. Улыбка может быть вежливой, даже тёплой, но глаза выдают всё. В них может прятаться грусть — тихая, пронзительная, словно сквозняк в пустой комнате, даже если на лице — широкая улыбка. А иногда наоборот — человек скорбит, кивает с сочувствием, опускает взгляд, но в глубине глаз прячется едва заметная искорка злорадства. От неё становится не по себе. Но хуже всего — не ложь. Хуже только пустота. Когда встречаешь взгляд, в котором ничего нет. Ни боли, ни радости, ни злобы, ни сочувствия — просто глухая, гладкая равнина равнодушия. Такие глаза невозможно читать. В них нет сигнала, нет чувства, нет намёка. Человек становится непрозрачным, как чёрное матовое стекло — смотришь в него, а ничего не отражается. От этого по спине пробегает ледяной холод. Потому что непредсказуемость страшнее враждебности. Потому что, когда не понимаешь, что у человека внутри, не знаешь, чего от него ждать. А неизвестность, как известно, пугает больше любого врага.
И вот тут её предёрнуло. Сплошная пустота. Даже Вера, с её откровенно плохим зрением, смогла увидеть эту страшную пустоту. Эти зомби — всего лишь оболочки. Души там больше нет.
Она бросилась наверх, догоняя Жуйсяня. За спиной дышали Пушпа и Валера. Куда подевались остальные — неизвестно.
Мертвецы посыпались отовсюду. Они догоняли снизу, выпрыгивали из боковых коридоров, а сверху кто-то уже мчался навстречу.
Один из них, издав низкое победоносное урчание, прыгнул на Жуйсяна, но тот встретил атаку ударом черенка от швабры.
Зомби с досадливым рыком врезался в стену, но ненадолго.
Жуйсян, Вера и Валера успели промчаться вперёд. А вот Пушпе повезло меньше. Сначала она не могла решиться обойти нападавшего. А когда, наконец, собрала волю, было уже поздно — монстр перехватил её за плечо и впился в шею. Шею! Шею-то тоже надо было заклеивать, Пушпа! Что уж теперь говорить…
Индианка беспомощно протянула руки к Валере, смотря на него с ужасом. Её лицо застыло в изломанной, неестественной гримасе — смесь боли и последнего бессмысленного сопротивления. Глаза распахнулись до белков; зрачки, расширившись в прощальном изумлении, медленно стекленели. Рот полуоткрыт, губы дрожат, с них срывается хриплый, сдавленный звук — не крик, а скорее гортанный, рвущийся всхлип, словно в лёгкие залили грязную воду. Шея судорожно подёргивалась — и в этом резком движении ещё теплится что-то живое, отчаянное. Но мертвенные пальцы уже впились в плечи, сжимая до хруста, а гнилой, влажный храп зомби звучал слишком близко — прямо у самого уха. Зубы рвали плоть, и лицо исказила агония, будто вся боль пронеслась через мышцы одним резким, колющим током. Нижняя челюсть дрожала, кожа стремительно бледнела, покрывалась пепельной синевой. Взгляд — уже не видел, только смотрел. В никуда. Губы ещё двигались бессмысленно, как у рыбы, выброшенной на берег. Последние искры в глазах угасали, оставляя только застывшую маску боли, страха и безысходности. Да и снизу уже налетели новые зубастые клещи и впились в её икры, разрывая глянцевую защиту. Валера опомнился и еле оторвался от кровавого зрелища, вынырнул из шока в последний момент.
Шесть пролётов вверх они бежали на одном адреналине, мышцы затекли, ноги едва поднимались, спина сама кренилась вперёд. Хотелось остановиться, передохнуть. Но нельзя! Нельзя!
Они уже миновали свой этаж, деваться было некуда — только на патио, и оттуда забаррикадироваться. Подняться почти на двадцать этажей — задача непростая, особенно когда путь усыпан плотоядными Homo insipiens — людьми неразумными.
Тройка выживших всё поднималась и поднималась, а их преследователи не знали усталости. После расправы с Пушпой они оторвались от добычи на мизерное расстояние. Запах человека подстёгивал их двигаться, превозмогать усталость.
Поднявшись на тридцать восьмой этаж, Валера, обливаясь потом и задыхаясь, встал, указал рукой на дверь и предложил укрыться, передохнуть, иначе он щас сдохнет.
Китаец отрицательно покачал головой — он тоже устал, как и Вера. Сорок второй этаж совсем близко — рукой подать. Зачем останавливаться, когда плотоядные твари всего в пяти пролётах?
Но Валера не послушал.
Жажда и слабость переполняли его, ноги налились бетоном. Он потянулся к ручке, открыл дверь настежь. Он даже крикнуть не успел. Весь коридор был заполнен мертвецами — не меньше пятидесяти. Парня мгновенно втянула кишащая, ревущая, рычащая толпа. Она всосала его в себя, как бездонная бездна.
Вера в шоке даже не заметила, как по её ногам потекли желтоватые струи стыда. Зато Жуйсян быстро сориентировался, схватил её за руку и потащил наверх. Тем временем толпа каннибалов делила потроха Валеры на пятьдесят частей. Снизу поднималось ещё с двадцать особей.
На сороковом они наткнулись на ещё одну заражённую уборщицу, но Жуйсян быстро её ликвидировал — просто столкнул с лестницы. Мертвячка сломала ногу и не смогла подняться. Волна собратьев прошлась по ней, делая из неё отбивную. Вот он — сорок второй этаж. Вот он.
К счастью, дверь на патио для выжившей парочки оказалась не заперта. Её на самом деле никто не закрывал — сюда часто поднимались на лифтах люди, чтобы посидеть на мягких диванах и провести переговоры с видом на город. По правилам пожарной безопасности дверь должна быть открыта.
Жуйсян и Вера вбежали на крышу. Китаец закрыл дверь за собой, протиснул черенок в зазор между ручкой и дверной коробкой — подпер проход. Мертвецам будет проблематично пробраться внутрь, но всё же возможно. Дверь надо было подпереть покрепче. Они начали стаскивать мебель ко входу. Делать это на прорезиненном пробковом покрытии было непросто, но кое-как дотащили кресло и подпёрли им дверь. Казалось, теперь можно было расслабиться.
Но не тут-то было. На крыше уже скрывались люди. Точнее, когда-то люди — теперь такие же зомби, как и те, что беснуются за дверью. Жуйсян не заметил, как сзади к нему подошёл коренастый зомби и схватил, притягивая к себе. Он попытался впиться в его трапецию, но та была защищена скотчем и журналом по выпечке за 2025 год.
Вера бросилась на помощь. Она подбежала сзади и стала бить зомби селфи-палкой, щедро одолженной самим Жуйсяном перед спуском вниз. Один удар, второй — палка сломалась. Вера отшатнулась.
Жуйсян всё же вырвался, но заражённый успел оттяпать ему ухо — благо, не половину лица. Он ударил коренастого ногой в живот, и тот, рыча, завалился. С другой стороны патио к ним уже стягивалась пятёрка мертвецов.
Тут послышался хруст — черенок палки сломался. Дверь потихоньку начала поддаваться под натиском кишащей толпы.
Вера судорожно оглядывалась по сторонам, изо всех сил пытаясь что-то придумать. Отбиваться было нечем. Она решила всё же подпереть дверь, а Жуйсяна оставить отвлекать заражённых.
Подхватила кофейный столик и на пошатывающихся ногах донесла его до двери. Та отъезжала всё больше — уже виднелись измазанные кровью кривые руки заражённых, они активно просовывали их наружу, пытаясь выбраться.
Вера поставила столик на кресло и проверила, как там Жуйсян. Тот взял обломок селфи-палки и зарядил им в глаз женщине-зомби. К сожалению, этого оказалось недостаточно — обломок, видимо, не дошёл до мозга. Зомби в строгой чёрной юбке-карандаше и белой замызганной рубахе тянулась к нему изо всех сил. И тут поднялся и снова приблизился к нему коренастый.
Жуйсян понял, что не потянет схватку, начал сдавать назад. Оглядевшись, он нашёл глазами Веру. Что-то сказал ей на китайском, затем посмотрел наверх и заговорил с кем-то невидимым там. Потом развернулся и резвой ланью побежал к краю крыши.
На патио, да и в целом обустроенных крышах, всегда стояли ограждения ради защиты от несчастных случаев, и через этот заслон он перелез, встал на край. Вера поняла. Она всё поняла. Только и смогла проблеять:
— Н-н-не надо...
Но Жуйсян не слышал и не слушал её. Если уж умереть, то по-своему, на своих условиях, по собственному выбору, а не в зубах этих тварей. Пожалуй, это было решение. Он вновь что-то прокричал и спрыгнул.
Вера задрожала, рот сжался в корявом спазме, и из глаз хлынули горячие потоки солёных слёз. Позади раздавалось то самое ненавистное для неё звуки — рычание голодных, беспощадных тварей. Она обернулась и в оцепенении наблюдала, как к ней приближаются каннибалы, как дверь уже почти поддалась давлению толпы с лестницы, как кресло неохотно, но всё же сдвигается. Внутри она кричала, но ни звука не вышло наружу. И вдруг страх исчез. Дикое, отчаянное безразличие окутало её.
Она достала кейс с наушниками из бокового кармана рюкзака, откинула сам рюкзак в сторону и вставила капельки в уши. Сделала шаг назад, отступая от приближающихся тварей. Тапнула по капельке — и зазвучала музыка из её детства.
Ритмичная, бодрая — та самая, под которую они когда-то с друзьями колбасились, угорали всем двором, представляя себя на дискотеке. Это была песня The Sound of San-Francisco от Global Deejays.
Улыбнувшись, она зашагала к краю крыши, там, где ещё мгновение назад был Жуйсян. Через стеклянное ограждение ей так просто не перелезть. Она подставила плетёное кресло к краю, забралась и перелезла. Ей перехватило дыхание, на миг безразличие отступило, и горло сжалось холодным комом страха. Она заплакала, стоя и глядя вниз.
Попытаться сопротивляться? Драться до последнего против орды голодных, зловещих мертвецов? Шансов нет. Даже если бы было оружие, даже если бы пришли военные, которых до сих пор нигде не наблюдалось. Что её ждёт дальше? Жизнь в бесконечных бегах, страхе и борьбе с нескончаемой, кровожадной хтонью? Разве это жизнь? Разве можно быть счастливой, когда ни в одном месте и ни на секунду не ощущаешь себя в безопасности? Нет. Невозможно жить в постоянном ожидании своей смерти и смерти тех, кого ты любишь.
Слёзы высушил ласковый ветерок. Небо — прекрасное, голубое, солнечное. Она глубоко вдохнула и улыбнулась. На той стороне её уже ждут. Самые любимые и близкие — бабушка и сестра. На той стороне нет боли, страха и каннибалов. Сквозь наушники донёсся грохот — дверь вылетела, и твари уже шли к ней. Она не стала оборачиваться и смотреть. Но отчётливо почувствовала толчки за спиной — значит, зомби, что были на крыше, уже добрались до заслона. Нельзя терять ни одной драгоценной минуты. Она начала подпевать, улыбаясь и дрожа от волны восторга, лёгкости и возбуждения:
— Если вы отправляетесь в Сан-Франциско, украсьте ваши волосы цветами… Если вы поедете в Сан-Франциско, то встретите там замечательных людей... (Слова песни The Sound of San-Francisco от Global Deejays)
Она отпустила железные поручни, широко расставила руки, повернулась спиной к земле и полетела вниз, стараясь улыбаться и слушать музыку. Пока отталкивалась и летела, всё же заметила, как стекло облепили несколько десятков зомби.
Ну и пусть. Она уже не достанется им. Твари возбуждённо скребли заслон, жалобно урчали и жадно смотрели на улетающую Веру. А Вера смотрела в голубое небо, подпевала песне, улыбалась, летела — и представляла лицо своей бабушки. Её уже ждут. Там, где спокойно и хорошо.
Авторские права
Весь текст книги является исключительной интеллектуальной собственностью автора — Жени Дени. Все права на содержание, персонажей, сюжетные линии и диалоги защищены законодательством об авторском праве.
Обложка книги и все иллюстрации также созданы автором и принадлежат исключительно ей. Любое использование, копирование, тиражирование или распространение текстового или графического материала без письменного разрешения автора строго запрещено.