С вещами нельзя

Чемодан Войцех уложил на скамейку рядом с собой: всё равно никто, кроме него, посадки здесь не ждал. Может, даже в одиночку займёт купе и с комфортом доедет до… как же… Войцех потряс головой, но это не помогло ему вспомнить название своей остановки. Наверняка какое-нибудь такое замудрёное, что аж язык сломать можно. В конце концов, это не слишком важно. Важнее то, что Войцех успел на поезд, а билет покоился в нагрудном кармане его рубашки.

Густой, похожий на молочное желе туман окутывал перрон, незримо лизал мыски ботинок. Наверное, было раннее утро, но по небу цвета дешёвого серого картона сказать сложно. Стало немного зябко; Войцех, поёжившись, потянулся уже к замку чемодана, чтобы достать одежду потеплее, но в последний момент передумал. Времени до отправления оставалось, в конце концов, совсем немного. Войцех сощурил глаза, вглядываясь в циферблат часов, — белый кругляш, висящий на литом чугунном столбе — но не смог разглядеть ни цифр, ни стрелок. Чёрт бы побрал эту близорукость.

Нет, всё-таки, на какой станции ему выходить? В памяти лампочкой вспыхнуло: его станция конечная, не пропустит. Это успокоило, но проверить билет всё ещё имело смысл.

— Не помешаю?

Хрипловатый голос раздался у самого уха так внезапно, что Войцех едва не вздрогнул. И обрадовался: хорошо, что хоть кто-то нарушил собой гнетущую тишину.

— Садитесь, — он подвинулся вбок, и незнакомец опустился на скамейку рядом. Лицо его было скрыто капюшоном длинного пальто, на плечах которого даже близорукие глаза различили форменные нашивки.

— Сегодня я ваш машинист. Огоньку не найдётся?

Войцех хотел было уже сказать, что не курит, но ладонь сама собой оказалась в нагрудном кармане и рядом с квитком билета нащупала зажигалку. Слабый огонёк вспыхнул в руках Войцеха, и его собеседник затянулся.

Войцех никогда не любил сигаретный дым и старался держаться от курильщиков подальше, но сизый дымок, вырвавшийся изо рта, пах, на удивление, не табаком. В нос Войцеха ударил резкий запах антисептика — словно кто-то прямо к лицу поднёс смоченный в спирте комок ваты. Во рту собрался кислый привкус рвоты, и, не удержавшись, Войцех сплюнул прямо под ноги. В лужице слюны осталась примятая капсула таблетки. Войцех смотрел на неё, пока тёр губы тыльной стороной ладони и пытался вспомнить, когда успел принять лекарство, — но в голове разливался лишь мутный туман, такой же, в котором утопал весь перрон.

Он вспомнит, если постарается ещё немного. Правильный ответ уже так близко — лампочка вспыхнула и выхватила из темноты, как прожектор, гранёный стакан, прикроватную тумбочку с дюжиной пузырьков и блистеров, хрустящий крахмал казённого постельного белья.

— Пора, — сказал вдруг машинист.

Дзынь. Лампочка лопнула от перегрева и разлетелась на осколки.

— Почему пора? — неожиданно для самого себя воспротивился Войцех. — Не было никакого объявления.

Ему почему-то стало страшно. Желудок подступил к горлу, и на мгновение показалось, что удержать его там не выйдет.

— Было, — спокойно возразил машинист. — Я же только что сказал: пора.

— Нет, — прошептал Войцех. — Нет. Здесь что-то не так.

Не так было всё: безлюдность, беззвучность, бесцветность, словно Войцех не поезда ждал, а оказался в кадре старого немого кино. Тошнота и таблетка. Туман цвета белоснежной больничной сорочки.

Дзынь. Дзынь.

— С тобой всё так, — примирительно отозвался машинист. — Всё хорошо. Так, как должно быть. Посмотри на это.

Старая жилистая рука аккуратно коснулась рукава Войцеха, и тот впервые понял, что сидит в одной рубашке, но совсем не мёрзнет. Было лишь немного промозгло — поначалу, потому что Войцех ещё помнил, что такое холод.

Нетвёрдыми пальцами он закатал рукав рубашки. Трубка, перехваченная куском пластыря, уходила иглой под кожу.

Дзынь. Дзынь. Дзынь. Войцех смотрел на неё, поджав губы, и морщился. В носу нестерпимо щипало.

— Ну, что такое? — мягко спросил машинист.

— Настоящим мужчинам нельзя плакать, — насилу выдавил Войцех.

Машинист склонил голову.

— Уже можно.

И Войцех заплакал. Слёзы катились по его щекам и терялись в бороде, оставляли тёмные пятна на песочного цвета штанах. Машинист сидел молча — наверное, ему это было не впервой. Он протянул Войцеху сигарету, тот, ничего не спрашивая, затянулся из его рук, и тысяча лампочек в голове вспыхнула и лопнула разом.

А потом остались лишь тишина, пустота, лавочка. Ждущий их поезд.

— Значит, так я и умер? — беспомощно спросил Войцех, шмыгая носом. — На больничной койке, утыканный капельницами, облысевший и справляющий нужду под себя?

— Какая разница, как ты умер, — пожал плечами машинист. — Главное — как ты жил. Смотри-ка.

Он расстегнул своё безразмерное пальто и достал из его недр потрёпанного плюшевого медвежонка с одним глазом.

— Помнишь?

Войцех слабо улыбнулся, потянувшись за игрушкой. Курчавый мех приятно щекотал пальцы.

— В детстве мы были с ним не разлей вода. Я просил родителей принести мне его в палату, но они не могли его найти.

— Что ж, нашли. После.

Уголки губ опустились вниз.

— Как они там?

— Больше всего хотят отправиться за тобой следом.

— И что, отправятся?

— Сейчас — нет, — машинист встал, и Войцех без дальнейших разъяснений понял, что теперь действительно пора.

— Оставь, — Войцех, подхвативший чемодан, растерянно посмотрел на машиниста. Узловатый палец указал на скамейку, и чемодан медленно опустился обратно на скамейку. — С вещами нельзя.

— А…

— Его можно, — машинист кивнул медвежонку. — Так и быть. Небольшая контрабанда получается. Но я разрешаю.

Он протянул руку. Повинуясь наитию, Войцех полез в нагрудный карман, где немногим раньше обнаружилась зажигалка. Пальцы наткнулись на нечто гладкое, холодное и тяжёлое — на диковинную, тускло поблёскивавшую монету неизвестного Войцеху происхождения. Войцех опустил её в сложенную лодочкой ладонь машиниста.

Тот больше ничего не сказал, а Войцех не спрашивал. В купе действительно не было ни души, и Войцех занял место у окна, усадив медвежонка на колени. Сразу после этого раздался свисток, поезд зашипел и, мягким рывком сорвавшись с места, тронулся.

Билет Войцех всё же проверил. Его бланк оказался полностью пуст с двух сторон. Стараясь не думать о том, что его ждёт на конечной, Войцех смотрел в окно, за которым ничего не было. Поезд мерно стучал колёсами, укачивая своего пассажира — большого человека с маленьким плюшевым медвежонком. Позади оставалась целая жизнь.

Впереди ждала неизвестность.