Сага

Хельга задумчиво смотрела в огонь, который отражался в её глазах. Искры летели в небо и пропадали там среди звёзд. Сидящие возле костра крестьяне негромко переговаривались, обсуждая завтрашнюю дорогу на ярмарку.

- Как зовут тебя, странница? - спросил бородатый глава многочисленного семейства, сидящий на скатанной попоне.

- Зови меня Хельгой, крестьянин… - капюшон чуть дрогнул, но лицо странницы так и осталось в тени.

- Расскажи нам что-нибудь, странница Хельга, пока готовится ужин. – продолжил он, протягивая к пламени руки, пытаясь отогреть их от вечерней прохлады.

- Что хочешь ты услышать, благороднейший муж?

Собеседник Хельги развернул плечи, услышав скромную похвалу в свой адрес. Крестьяне вокруг умолкли, прислушиваясь к разговору. Даже стреноженные возле повозок лошади перестали всхрапывать. Тишина куполом накрыла временный бивуак отдыхающих от тяжелого дневного перехода. Скоро под городом достопочтенного ярла соберутся гости и торговцы, на огромном торжище, отмечая завершение летних хлопот. Праздник Урожая – древняя традиция в этих краях…

- Может ты знаешь какую сагу о здешних местах. Мы сами издалека, уже третий день в пути на Великую Ярмарку.

- Может и знаю. – Хельга не поднимала глаз от очага и скрывая лицо в тени капюшона. – Слушайте. Я расскажу вам сагу о Владычице Тенистых Чертогов…

********

- Слушайте, потомки Асгарда и Мидгарда, слушайте и внимайте!

Я поведаю вам сагу не о сияющих богах, чьи копья пронзают небеса, и не о доблестных воинах, чей смех оглашает Вальгаллу. Моя песнь - о тех, чьи имена шепчут в сумерках, о тех, чей удел - тишина и покой вечный. Это сага о Хель, дочери Коварства, сестре Ужаса, Владычице Мира Мертвых, что зовется Хельхейм.

В те времена, когда стены Асгарда были еще юны, а вечное древо Иггдрасиль лишь раскидывал свои первые ветви, жил-был Локи - пылкий, переменчивый, не знающий удержу. От союза его с великаншей Ангрбодой, что звалась «Сулицей Печали», в утробе железного леса Ярнвидр родились трое детей. И были они столь ужасны видом и столь могущественны духом, что сами боги, узрев их, почуяли холодную дрожь предвестия.

Величайший провидец Асгарда, Один Всеотец, узрел в водах Мимирового колодца грядущее, от которого стыла кровь в жилах. Он увидел, как чудовищный волк Фенрир разорвет его собственные узы и пожрет солнце; как змей Ёрмунганд, обвивший Мидгард, поднимет волны, что смоют миры; и как дева с лицом живого трупа уведет в свои чертоги половину всех умерших. И повелел Один схватить этих детей.

Когда асы привели отпрысков Локи на суд в сияющие залы Гладсхейма, ужас сковал их сердца. Первым был Фенрир, чья пасть источала яд. Вторым — Ёрмунганд, чье дыхание было смертельным. А третьей… третьей была дева. Одна половина тела ее была прекрасна, как молодая богиня, с кожей цвета слоновой кости и ясным взором. Но другая — сине-черная, разлагающаяся, как труп, долго пролежавший в болоте. Глаз на этой половине был закрыт, а губы искривлены в маске вечной агонии.

Она не рычала, как ее братья, и не шипела. Она стояла в молчании, и от этого молчания становилось лишь страшнее. Один воззвал к ней: «Кто ты, дитя тьмы и обмана?»

И она ответила голосом, в котором шелестели опавшие листья и скрипел снег на могилах: «Я — Хель. Я — тот конец, что ждет всех, кто не падет в битве».

И тогда Один изрек свой приговор. Фенрира сковали волшебной цепью Глейпнир. Ёрмунганда низвергли в бездны океана. А Хель… Хель Один низверг в Нифльхейм, мир вечного льда и тумана, что лежал под одним из корней Иггдрасиля. «Ты будешь властвовать там, — провозгласил Всеотец. — Ты будешь вершить суд над теми, кто умрет от старости или болезни. Твоим уделом станут все, чья жизнь не была отдана стали. Ты будешь их королевой и их стражем».

И так Хель, изгнанная из мира живых, спустилась в подземное царство, чтобы обустроить свою вечную обитель.

Путь в ее владения лежал через мрачную долину, что звалась Хельвег — Дорога в Хель. Путник должен был пересечь ледяную реку Гьёлль, что ревела водопадами из кинжалов. Мост через нее, златоволосый Гьялларбру, стерегла дева Модгуд — «Яростная Битва», чей лик был столь же двойствен, как и у ее госпожи.

За мостом высились врата, за которыми лежал сам Хельхейм. Чертоги Хель, носящие имя Эльвиднир, что значит «Бедствие Вьюг», были не местом пыток, как христиане позднее толковали свой Ад, но обителью покоя и забвения. Здесь не было пламени, лишь вечный холод, сковывающий память и утоляющий страдания. Стены были сложены из гигантских змей, чьи пасти капали ядом в реки, что текли через залы. Этот яд был пищей для душ умерших, единственной пищей в этом царстве — он назывался «посудиной голода».

Сама Хель восседала на троне, что звался «Постелью Болезни». Лик ее, одновременно живой и мертвый, внушал не столько ужас, сколько благоговейный трепет. Она не была зла. Она была беспристрастна. Как снег, что укрывает землю зимой, она укрывала души, даровав им конец скорбям и страстям. Ее слугами были Ганглот — «Медлительный» и Ганглат — «Медлительная», чья походка была тяжела, как шаг смерти.

В ее владениях царил порядок. Воины, павшие в бою, шли в Вальхаллу к Одину или в Фолькванг к Фрейе. А все прочие — старики, дети, мирные земледельцы, ремесленники, скончавшиеся в своей постели, — все они приходили в Хельхейм. Их души, тени былых selves, медленно брели по туманным полям, их голоса были тихим шепотом, их мысли медленными, как движение ледника. Здесь были и знатные конунги, и последние рабы, ибо перед Владычицей Тени все равны.

Долгие зимы сменяли друг друга, а Хель правила в своем уединенном царстве, пока в мире живых не случилось событие, что навсегда связало судьбу Асгарда и Хельхейма.

Светлейшему из асов, Бальдру Прекрасному, стали сниться зловещие сны, предвещавшие гибель. Испуганная мать его, Фригг, взяла клятву со всех вещей и существ в мире, что они не причинят вред ее сыну. Огонь, вода, железо, камни, звери, птицы, яды, болезни — все поклялись любить Бальдра. Асы же, уверившись в его неуязвимости, сделали забаву: стали метать в Бальдра копья и камни, и все отскакивало от него, не причиняя вреда, и все смеялись.

Но Локи, чье сердце почернело от зависти и злобы, узнал, что есть одна-единственная вещь, слишком юная и слабая, чтобы давать клятвы, — это побег омелы. Коварный бог сорвал его, уговорил слепого бога Хёда метнуть ветвь в брата. Пронзенный омелой, Бальдр упал замертво.

Скорбь асов была безгранична. Но Один нашептал Герде, жене Бальдра, что есть шанс вернуть его. Было решено послать в Хельхейм гонца, дабы выпросить у его Владычицы освобождение души Бальдра. Выбор пал на самого быстрого из асов, Гермода, брата Бальдра. Один дал ему своего восьминогого коня Слейпнира.

Девять ночей и девять дней скакал Гермод по темным и опасным дорогам, пока не достиг моста Гьялларбру. Модгуд, пропустив его, указала путь к вратам Хельхейма. Слейпнир одним невероятным прыжком перемахнул через высокие стены, и Гермод очутился в тронном зале Эльвиднир.

И вот он предстал перед Хель. В мертвенной тишине чертогов его сердце бешено колотилось. Он увидел на троне ту, чье имя боялись произносить вслух. Одна половина ее лица смотрела на него с холодным любопытством богини, другая — с безразличием разложения.

«Гермод Смелый, — прозвучал ее голос, леденящий душу. — Что привело живого в обитель мертвых? Разве твой удел не в сияющих залах Вальхаллы?»

И Гермод, пав ниц, воззвал к ней: «Владычица Хель! Я пришел к тебе от имени всех асов и всех живых существ Мидгарда. Мы умоляем тебя отпустить Бальдра Прекрасного. Весь мир скорбит о нем, и без его света миры погрузились во тьму».

Хель слушала молча, неподвижно. Наконец, она изрекла свой суд, и слова ее прозвучали как приговор: «Мир живых плачет о Бальдре? Хорошо. Пусть так и будет. Если все в девяти мирах, и живые, и мертвые, искренне оплачут его кончину, тогда докажите мне, что скорбь его поистине безгранична. И тогда я отпущу его. Но если хоть один голос, хоть одно существо откажется пролить слезу по Светлому Богу… тогда он останется со мной навеки».

Сердце Гермода наполнилось надеждой. Он поклонился и, вскочив на Слейпнира, помчался назад в Асгард.

Весть, принесенная Гермодом, облетела все миры. И началось великое оплакивание. Плакали люди и боги, плакали деревья и камни, плакали металлы и звери. Весь мир утопал в слезах, и казалось, что условие Хель будет исполнено.

Асы послали гонцов во все уголки вселенной, чтобы собрать эти слезы. И вот, возвращаясь, они наткнулись в пещере на великаншу по имени Тёкк — «Благодарность». Она сидела, угрюмая, и пряла пряжу.

«Почему ты не плачешь, Тёкк? — спросили ее гонцы. — Почему ты не скорбишь о Бальдре?»

Великанша подняла на них свой суровый взгляд и ответила грубым голосом: «Живая Хель? Что дала она мне? Ни радости, ни солнца. Пусть Хель хранит то, что ей принадлежит. Я не пророню ни слезинки по Бальдру».

Гонцы, в смятении и гневе, вернулись в Асгард. Услышав весть, асы поняли, что это был сам Локи, принявший облик Тёкк. Надежда рухнула. Бальдр навсегда остался в Хельхейме.

Это событие стало точкой невозврата. Оно окончательно отрезало Локи от общества богов и предопределило ход Рагнарёка. Хель же, холодная и неумолимая, доказала, что закон ее царства нерушим. Ни мольбы, ни слезы, ни статус просителя не могут изменить установленного ею порядка. Ее решение было законом для всех, включая самого Одина.

Пришла Последняя Битва. Затрубил в свой рог Гьяллархорн Хеймдалль. Корабль Нагльфар, построенный из ногтей мертвецов, вышел в плавание, и Локи вел его руль. С армией великанов и мертвецов из Хельхейма он двинулся на Вигридр. И в этой армии были те, над кем правила Хель — души, умершие не в бою. Но теперь они шли в свою последнюю битву.

Сама Хель, как повествуют одни скальды, повела свое воинство на поле брани. Другие же говорят, что она осталась в своих чертогах, ибо ее власть — над успокоившимися, а не над поднявшими меч в день гибели миров.

Когда сошлись в последней схватке сын Одина Видар и волк Фенрир, когда пал Тор, отравленный ядом Ёрмунганда, и пал сам Один, миры погибли в пламени и льде.

Но сага о Хель на этом не заканчивается. Ибо из пепла старого мира, омытого водами великого потопа, возник мир новый. Зеленеющая земля поднялась из бездны, и на ней выжили потомки асов — Лив и Ливтрасир. И они дали начало новому роду людей.

А что же Хель? Ее царство, как и все в цикле бытия, преобразилось. Нет больше старого Хельхейма, как нет и старого Асгарда. Но смерть, как часть великого круговорота, осталась. И новая Владычица, быть может, с иным именем и иным ликом, но с той же беспристрастной сутью, правит в обновленных чертогах покоя. Она — вечный страж равновесия, напоминание о том, что за светом приходит тьма, за шумом битвы — тишина, за жизнью — вечный сон в ее холодных, но справедливых объятиях.

Такова сага о Хель, дочери Локи, сестре Волка и Змея, Владычице Мира Мертвых. Помните о ней, живущие, и чтите ее закон, ибо ее суд ждет каждого, кто не найдет свой конец на поле брани. И в этом суде нет ни злобы, ни милосердия — лишь неумолимая правда конца.

********

- Эта сага окончена благородный муж. Понравилась ли тебе она? – спросила Хельга, скидывая капюшон и поворачивая голову. Луна осветила её лицо полностью. Левый глаз пустовал провалом, зубы под ним скалились в обнаженной улыбке…