Сага о Кровавом Вороне

**Глава I: Зов Ворона и Шепот Льда**

Холодный норвежский ветер, пахнущий солеными брызгами фьорда и дымом очагов, рвал полы Эйвинду в грубый бок. Он стоял на краю высокого утеса, вглядываясь в серую, вздыбленную даль Северного моря. Пальцы его, привыкшие к веслу и топору, судорожно сжимали древний клык моржа – талисман отца. Но сегодня он не приносил утешения. В груди пылало иное пламя – пламя неутоленной жажды.

*Славой предков...* Мысль жгла, как раскаленный уголь. Его отец, добросовестный бонд, пахал каменистую землю и ловил рыбу, довольствуясь малым. Дед рассказывал саги о дальних походах, о звоне мечей в чужих землях, о золоте, льющемся рекой, и тронах, завоеванных силой духа и стали. Эйвинд слушал, затаив дыхание, и его собственная жизнь казалась ему тусклой, как этот осенний день.

– Эйвинд! – Голос сорвался сзади, резкий, как крик чайки. Это был Бьярни Железный Кулак, его друг детства, плечистый, как молодой дуб, с лицом, уже изборожденным парой боевых шрамов. – Опять витаешь в облаках? Старик Торкель зовет чинить забор. Овцы разбрелись.

Эйвинд медленно обернулся. Глаза его, серые, как море перед бурей, горели незнакомым Бьярни огнем.

– Забор? Овцы? – Он презрительно фыркнул. – Это все, что нам уготовано, Бьярни? Пахать, чинить, умирать здесь, в тени чужих саг? Разве в твоих жилах не кипит кровь ярлов? Разве ты не слышишь зов за морем? Зов *славы*?

Бьярни нахмурился, потирая могучий кулак.

– Слышу зов пустого желудка, друг. Мечты мечтами, но земля кормит. А за морем... там смерть. Много смерти.

– Смерть?! – Эйвинд шагнул к другу, его голос зазвенел. – Смерть – это удел слабых и трусов! Смерть в бою – это билет в Вальгаллу! К Одину! К вечному пиру среди героев! А здесь? Здесь мы просто... *гнием*.

Над их головами с резким, зловещим карканьем пронеслись два огромных ворона. Они сделали над Эйвиндом круг, их черные, блестящие глазки, казалось, смотрели прямо в его душу, а потом устремились вглубь суши, к темным лесам, покрывающим склоны гор.

– Вороны Одина... – прошептал Эйвинд, следя за ними взглядом. Сердце его забилось чаще. Знак. Это был знак. – Они указывают путь.

– Путь к чему? К старухе Астрид? – Бьярни усмехнулся, но беззлобно. – Говорят, она сегодня гадает у Священного Камня.

Мысль ударила Эйвинда, как молния. Астрид Прозорливая. Вёльва, к которой шли за советом и предсказаниями. Страшная, одинокая старуха, живущая на отшибе, чьи глаза видели слишком много. Решение созрело мгновенно.

– Именно туда! – твердо сказал Эйвинд. – Иди к Торкелю. Скажи, я... занят. Занят будущим.

Не слушая возражений Бьярни, Эйвинд сорвался с места и побежал по тропе, петляющей меж валунов и чахлых сосен, туда, куда укатились вороны. Лес сгущался, свет тускнел. Воздух стал тяжелым, наполненным запахом прелой хвои, мха и чего-то древнего, камня и костей. Он вышел на небольшую поляну, посреди которой возвышался огромный, покрытый лишайниками валун – Священный Камень. У его подножия, закутавшись в плащ из шкур неведомых зверей, сидела Астрид. Ее лицо, изборожденное морщинами глубже фьордов, было скрыто капюшоном, но из его тени горели два уголька – ее невероятно живые, пронзительные глаза. Перед ней тлел небольшой костер, дым от которого вился странными, змеевидными кольцами.

– Пришел... – проскрипел ее голос, сухой, как шелест мертвых листьев. Она не подняла головы, будто знала о его приближении заранее. – Сын бонда с сердцем конунга. Или безумца. Судьба твоя витает над тобой, как ворон над падалью. Сомнительная честь.

Эйвинд остановился, внезапно охваченный благоговейным страхом. Он заставил себя сделать шаг вперед.

– Вёльва Астрид... – начал он, голос слегка дрогнул. – Я пришел... за правдой. За видением. Что ждет меня за морем?

Астрид медленно подняла костлявую руку. Над костром висела связка странных костей и высушенных трав. Она бросила их в слабое пламя. Огонь вспыхнул ярко-зеленым, потом кроваво-красным, издав шипение и треск. Дым заклубился гуще, приняв очертания башен, мечей, рек... и горы сверкающего золота. Астрид вглядывалась в дым, ее губы беззвучно шевелились. Внезапно она вздрогнула всем телом, и ее глаза расширились от ужаса или прозрения.

– Вижу... – выдохнула она, и голос ее стал глухим, будто доносился из самой преисподней. – Вижу море крови... и золота, что желтее солнца... Вижу *трон*, Эйвинд сын Эйнара. Трон за морем, омытый кровью и золотом... – Она замолчала, будто собираясь с силами. – Но воздвигнут он... воздвигнут на *костях*... – Голос сорвался на шепот, леденящий душу. – ...на костях, которые *заговорят*.

Эйвинда бросило в жар, потом в холод. Трон! Кровь, золото... Это было оно! То, о чем он грезил! Но последние слова... "Кости, которые заговорят"? Что это? Предупреждение? Проклятие? Он не знал, но предостережение тонуло в нахлынувшей волне ликования и решимости.

– Где?! – вырвалось у него. – Где этот трон?

Астрид резко повернула к нему лицо. Ее взгляд был полон жалости и... страха? Страха *за* него или *перед* тем, что она видела?

– Ты сам найдешь путь, Кровавый Ворон, – прошептала она. – Или путь найдет тебя. Но помни шепот костей... Помни... – Она махнула рукой, резко и отрешенно. – Иди. Твоя судьба ждет не здесь. Она ждет в земле теней, под курганом Древнего Стража. Ищи знак... Знак двух воронов на камне цвета старой крови.

Эйвинд не стал спрашивать больше. Пророчество, страшное и манящее, как бездна, запало в самое сердце. Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова, и бросился прочь из зловещей поляны, чувствуя, как взгляд Астрид жжет ему спину. Два ворона снова появились над ним, каркая и кружа, будто указывая направление. Он бежал, не разбирая дороги, ведомый карканьем и безумной надеждой. Лес редел, сменившись каменистыми холмами, увенчанными древними погребальными курганами. И вот он увидел его: огромный, поросший бурьяном курган на самой вершине голого холма. И перед ним – валун. Не просто серый, а темно-красный, как запекшаяся кровь. И на нем – выбитый или проращенный лишайником в причудливом узоре – явный знак: **два ворона, клюющих что-то между ними**. Знак Одина. Знак *его* судьбы.

Сердце Эйвинда бешено колотилось. Здесь. Под этим курганом. Ответ. Сила. Начало пути к трону. Он оглянулся. Вороны уселись на соседний камень, наблюдая. Ни души вокруг. Лишь вой ветра в ущельях. Он подошел к основанию кургана, где виднелся темный провал, заложенный камнями, но частично обвалившийся. Кости предков... или Древнего Стража? Мысль о пророчестве Астрид на мгновение охладила его пыл, но жажда будущего была сильнее страха. Он начал растаскивать камни, срывая ногти, не чувствуя боли. Проем расширился, зияя чернотой и запахом сырой земли, тлена и... чего-то металлического, холодного.

Он протиснулся внутрь. Темнота была почти абсолютной. Он высек огниво, осветив факелом из смолистой ветки узкий проход, ведущий вниз. Стены были покрыты стершимися рунами и грубыми изображениями воинов и кораблей. Воздух стоял мертвый, неподвижный. Он спустился в небольшую погребальную камеру. В центре, на каменном ложе, лежал скелет в истлевшей кольчуге и шлеме. В костлявых пальцах он сжимал рукоять Меча.

Эйвинд замер. Меч был прекрасен и ужасен. Длинный клинок, казалось, впитывал слабый свет факела, отливая синеватым стальным холодом. Навершие рукояти было из черненого серебра в виде стилизованных вороньих голов. Руны на клинке мерцали едва уловимым бледным светом. Но главное – *холод*. Он исходил от меча волнами, заставляя зубы Эйвинда стучать, а дыхание превращать в пар.

Это был "Меч Зимней Луны". Он *знал*. Без сомнений.

Он протянул руку. В ту же секунду костяные пальцы скелета сжались крепче. Пустые глазницы повернулись к Эйвинду. Челюсть отвисла, и из черной пасти вырвался не голос, а сам звук тления, скрежет камня по камню, шелест вековой пыли, обретающий чудовищную форму слов:

**"С-т-о-о-о-о-й!"**

Эйвинд отпрянул, сердце готово было вырваться из груди. Драугр! Оживший мертвец-хранитель! Он схватился за нож на поясе, но страх сковал движения.

**"Ч-е-р-в-ь... п-о-л-з-у-щ-и-й к С-и-л-е... не д-о-с-т-о-и-н..."** – скрежетал голос из небытия. Скелет начал подниматься, кости скрипели и потрескивали. Пустые глазницы полыхнули холодным, мертвенным синим огнем.

Паника сдавила горло Эйвинда. Но тут же ее вытеснила ярость. Ярость оскорбленного достоинства, ярость человека, увидевшего свою судьбу и не желающего отступать.

– Я достоин! – крикнул он, голос сорвался на визг, но в нем была сила отчаяния и веры. – Мне пророчили! Вороны Одина привели! Этот меч... он *мой*!

Он не думал. Он бросился вперед. Не на драугра – к мечу! Его рука схватила ледяную рукоять поверх костяных пальцев. Холод пронзил его до костей, боль обожгла ладонь, как прикосновение к голому льду. Но в ту же секунду в его сознание ворвался **ШЕПОТ**. Тихий, металлический, звенящий прямо в костях черепа:

*"Слааааава... Кроооовь... Влаааасть... Бери меня... и возьми свое... ВСЕ..."*

Драугр замер на мгновение, будто удивленный дерзостью. Эйвинд, вдохновленный шепотом, собрав всю силу, дернул меч на себя. Костяные пальцы, ослабленные веками, с треском разжались. Меч Зимней Луны был в его руке! Невероятная тяжесть, нечеловеческий холод, и одновременно – прилив дикой, ликующей силы, затопившей его тело, заглушившей страх.

Драугр издал рев – звук обрушивающейся скалы. Он шагнул к Эйвинду, костлявые руки протянулись, чтобы разорвать дерзкого осквернителя. Но Эйвинд, движимый инстинктом и внезапной яростью, вскинул тяжелый меч. Холодный клинок, казалось, *сам* повел его руку. Со свистом, разрезающим мертвый воздух, меч опустился на шею драугра. Кость рассыпалась, как трухлявое дерево. Череп с глухим стуком покатился по каменному полу, синие огоньки в глазницах погасли. Оставшийся скелет рухнул грудой белесых обломков.

Эйвинд стоял, тяжело дыша, ошеломленный. Рука, сжимающая рукоять меча, онемела от холода, но внутри пылал костер триумфа. Он поднял Меч Зимней Луны. Клинок, казалось, *ликовал*, поглощая свет факела и отливая теперь холодным, голубоватым блеском. Шепот в голове стих, но Эйвинд *чувствовал* присутствие меча. Его силу. Его обещание.

– Слава... Кровь... Власть... – прошептал он, повторяя слова шепота. – Все будет моим.

Он выбрался из кургана, неся страшный трофей. Два ворона каркнули с камня, взмыли в небо и растворились в серых тучах. И тут же небо потемнело. С севера надвинулась черная стена шторма. Завыл ветер, первые тяжелые капли дождя хлестнули Эйвинда по лицу. Гром грохнул прямо над холмом, ослепительная молния рассекла мрак, ударив в старую сосну внизу, расколов ее пополам.

Эйвинд вскинул Меч Зимней Луны к небу, не боясь молнии.

– Видишь, Тор?! – закричал он в рев ветра. – Это знак! Знак твоего гнева... или твоего одобрения?! Но я иду! Иду за троном!

Шторм бушевал, но Эйвинд Кровавый Ворон стоял на кургане, озаряемый вспышками молний, с ледяным Мечом Судьбы в руке, и смеялся. Смеялся в лицо буре и своей прежней жизни. Путь начался. Путь, пророчески омытый кровью и золотом, и воздвигнутый на заговоривших костях. И первая кровь на новом мече была кровью не человека, а древнего стража из мира мертвых. Что это значило? Эйвинд не задумывался. Он чувствовал только мощь и зов далекого Альбиона. Воронья Крепость ждала своего строителя.