Мир Артура держался на строгом распорядке. Подъем в 6:30. Зарядка — семнадцать минут. Душ — семь. Кофе — ровно 18 граммов зёрен, помолотых вручную. И две ложки сахара. Без горки. Каждое утро он отмерял их с точностью аптекаря, погружая серебряную ложечку в белоснежный фарфор сахарницы. Квартира была продолжением его разума: стерильная, упорядоченная, предсказуемая. Ничего лишнего, всё по правилам, установленным им сразу, как стал жить самостоятельно. Никакого хаоса и вольнодумства.
Поэтому, когда в один из вторников Артур заметил, что уровень сахара в сахарнице ниже, чем должен быть, он ощутил укол почти физического дискомфорта. Он списал это на ошибку, двойную порцию в утренней спешке. Но мысль, как песчинка в идеально смазанном механизме, осталась и царапала его.
В четверг сомнений не осталось. Сахара было предательски мало. Это было невозможно. Артур жил один. Гостей не принимал. Дверь на три замка, окна наглухо закрыты.
В пятницу вечером Артур провёл эксперимент. Купил новый пакет сахара и наполнил сахарницу до краёв. Затем взял столовый нож и разровнял поверхность до идеальной, девственной глади. Ни единой крупинки выше или ниже. Он сфотографировал результат на телефон. Теперь любая аномалия будет зафиксирована. С чувством восстановленного контроля Артур лёг спать.
Проснулся за три минуты до будильника, от необъяснимой тревоги. Подошёл к столу. Сердце пропустило удар. В центре идеальной сахарной глади зияла аккуратная, почти деликатная выемка. Словно кто-то невидимый с хирургической точностью зачерпнул одну-единственную ложку сахара. Ни следов. Ни пылинки на полу. Ничего.
Начался тихий, изматывающий ужас. Ужас не от угрозы, а от её отсутствия. Если бы в дом вломился грабитель, Артур вызвал бы полицию. Если бы завелись мыши, он расставил бы ловушки. Но как бороться с тем, что нарушает не закон или гигиену, а саму реальность?
Он рассыпал муку у порога и подоконников. Приклеил между дверью и косяком нитку. Установил на ноутбуке программу, которая включала запись с веб-камеры по датчику движения. Все напрасно. Мука оставалась нетронутой, нитка целой, а папка с записями — пустой. Но каждое утро из сахарницы исчезала ровно одна ложка сахара.
Артур перестал спать. Его идеальный мир рассыпался на крупинки, как этот проклятый сахар. Точность и логика, на которых он строил жизнь, оказались бессильны. На работе он делал ошибки, стал рассеянным и дёрганым. Все мысли были там, на кухне, в маленькой фарфоровой тюрьме его рассудка.
Через две недели Артур сдался. Всю ночь он просидел в тёмном углу кухни, вцепившись в тяжёлую сковороду и не сводя глаз со стола. Ничего не происходило. Под утро он задремал, всего на несколько минут. Когда вскинулся, на столе в сером рассветном свете стояла сахарница. С новой, свежей выемкой.
И тогда, в этой тишине и бессилии, пришёл запах. Фантомный, из глубин памяти. Запах антисептика, хлорки и увядающих цветов в больничной палате.
Артур вспомнил.
Его мать. Последние дни в хосписе. Она уже почти не ела, но до последнего цеплялась за одну-единственную радость — чай. Сладкий, как в детстве. Три ложки сахара на чашку. «Артурчик, сделай чаю, а? Сладкого-сладкого», — шептала она пересохшими губами.
А он, педант и поборник дисциплины, отказывал. «Мама, тебе нельзя. Врачи не велят. Сахар — это яд», — говорил спокойно и твёрдо, поправляя одеяло. Артур был уверен в своей правоте. Он заботился о её здоровье, даже когда здоровья уже не оставалось. Контролировал её рацион, её лекарства, её последние дни.
За день до смерти, он снова отказал. Это была её последняя просьба. Артур помнил взгляд — не обиженный, а просто угасший. Словно он лично засыпал землёй тлеющий уголёк её жизни.
Внезапно пришло понимание. Это не было гласом свыше, не было огненными словами в воздухе. Понимание пришло изнутри, так же как человек понимает, как сделать вдох.
Это не было проклятием. Не было призраком. Все было проще и страшнее. Это была справедливость. Идеальная, выверенная, как его собственная жизнь. Вселенная не мстила ему. Она просто восстанавливала баланс, по одной ложечке за раз. Она забирала тот сахар, в котором он отказал самому близкому человеку. Ту крошечную сладость, ту последнюю крупицу радости. Артур сидел на своей идеальной кухне и плакал. Беззвучно, впервые за много лет.
Когда силы закончились, Артур встал. Подошёл к столу и сделал кофе. Ровно 18 граммов. Посмотрел на сахарницу и положил серебряную ложечку на блюдце. Теперь каждое утро Артур пил черный горький кофе, а количество сахара в сахарнице уменьшалось ровно на одну ложку.