Самое прекрасное и необыкновенное

Был обычный июньский вечер. Дневная жара, так резво пришедшая после дождливого и холодного мая, еще не покинула город, а лишь несколько поубавила свой пыл. Легкий ветерок приносил долгожданную прохладу, а в тенистом сквере, под сенью цветущих лип, меня охватило настоящее блаженство.

С бутылкой минералки, я устроился на скамейке и замер в предвкушении нескольких минут отдыха после напряженного трудового дня.

Это уже сложившаяся традиция – вот такая вечерняя передышка в городском сквере.

Сделав глоток, я закурил сигарету и, откинувшись на спинку скамейки, стал лениво наблюдать за мелькающими по дороге автомобилями и редкими прохожими. Размышлял о событиях прошедшего дня и строил планы на день завтрашний.

Мою полусонную рефлексию прервало из ряда вон выходящее событие: на асфальтированной дорожке скверика, прямо напротив скамейки, на которой расположился я, возникло дрожание воздуха, марево, какое бывает над углями костра или в очень жаркий день над раскаленной солнцем дорогой. Через секунду, из этого марева появился непонятный агрегат, чем-то схожий с железнодорожной дрезиной, только гораздо меньшего размера, и вместо колес у агрегата были четыре толстые пружины. В хаотичном, на первый взгляд, порядке он был утыкан разной длины рычагами и циферблатами величиной с добрый советский будильник. На металлическом кресле, в центре дрезины (буду назвать ее так), восседал человек – мужчина в весьма необычном наряде: высокие, до колен, черные сапоги, светлые облегающие брюки, длинный клетчатый пиджак серого цвета и такую-же кепку. Шею незнакомца украшал светлый шарф, завязанный причудливым узлом.

Я оторопело смотрел на дивное явление, не в силах вымолвить ни слова. Окурок ожег мне пальцы и я, зашипев, не столько от боли, сколько от неожиданности, выбросил его в урну.

– Доброго дня, достопочтимый сэр, – незнакомец приподнял кепку и вежливо склонил голову. – Не будете ли вы столь любезны, сказать мне какой сейчас год?

Сэром меня еще никто не называл, но я уже оправился от первого потрясения, поэтому кивнул и пролепетал:

– Здравствуйте. 2025-й.

– Подумать только! Всего на сто пятьдесят лет ошибся, – он печально покачал головой.

Потом улыбнулся, от чего под тонкой полоской усиков показались ровные белые зубы и спросил:

– Не будет ли с моей стороны неучтивым составить вам компанию в этот чудесный день?

Я кивнул и чуть подвинулся на скамейке, как бы приглашая его присоединиться.

Мужчина легко спрыгнул с дрезины, несколько раз присел, потянулся и устроился рядом со мной. Затем достал из кармана плоский серебряный портсигар, извлек из него папиросу, помял ее в пальцах и закурил.

– Какая благодать! – он глубоко затянулся и зажмурился.

Я смотрел, как он курит и с любопытством оглядывается по сторонам, ожидая дальнейшего развития событий. Наконец, выбросив окурок, незнакомец повернулся ко мне.

– Я вижу вас разбирает любопытство, – он внимательно посмотрел на меня. – Кто я такой? И откуда взялся?

– Нет, – к этому моменту, я уже сопоставил все увиденное и услышанное, и понял, кто передо мной. – Я вас узнал. Вы – Путешественник во времени. Вы были в мире Морлоков и Элоев.

– Вот как! – синие глаза Путешественника подозрительно сощурились. – И откуда? Позвольте спросить.

– Ваш современник, Герберт Уэллс, написал о вас и ваших приключениях книгу, – ответил я. – И назвал ее «Машина времени».

– Уэллс? Уэллс? – Путешественник задумчиво потеребил кончик уса. – Ах да! Тот любознательный молодой человек с пытливым взором.

Он закивал:

– Как же, как же – помню.

Путешественник замолчал задумчиво глядя перед собой.

– Скажите, – осторожно начал я. – Каким ветром занесло вас в наше время и наши края?

– Видите ли, – он глубоко вздохнул. – Если вы столь осведомлены о моих приключения, то знаете, что я отправился выручать Уину. Хотелось, как лучше. Хотелось исправить ошибки. Но, в какой-то момент, мне пришлось встретится с самим собой. И Время этого не простило. Что-то нарушилось, произошел какой-то казус. И от этого меня уже долгое время бросает из эпохи в эпоху, с места на место. Я бывал и в далеком прошлом, и в необозримом будущем. Я посетил разные страны и континенты. Я замерзал в вечных льдах и изнывал от нестерпимого зноя в сердце пустынь. Я видел тысячи восходов и закатов. Вдыхал ароматы цветущих садов и смрад разложения тел множества погибших людей. Я любовался дивными летающими городами и с ужасом смотрел на гигантские пожарища. Где я только не был! Вот только домой, в свое время, мне не суждено попасть. Это мое проклятие.

Путешественник сидел опершись локтями о колени, и положив подбородок на сложенные руки.

– Расскажите, – робко попросил я. – Расскажите о прошлом или будущем. Мне очень интересно!

– Не могу, – он покачал головой.

– Нельзя? – я понимающе кивнул. – Оно запрещает.

Путешественник печально улыбнулся и покачал головой. Затем достал из жилетного кармана массивные золотые часы на цепочке, щелкнул крышкой и, взглянув на циферблат, произнес:

– Рассказал бы, с превеликим удовольствием, но у меня всегда всего лишь три четверти часа. А потом снова в путь. В неизведанное, – он спрятал часы в карман. – Времени осталось очень мало. Всего несколько минут.

– Тогда, – я стал лихорадочно соображать о чем мне его спросить. – Расскажите, что вы видели самое прекрасное и необыкновенное в своих путешествиях?

– Необыкновенное и прекрасное? – на миг он задумался. – Что ж, извольте. Я стоял на берегу Первобытного океана. Надо мной нависало темное небо с тяжелыми свинцовыми тучами, из которых то и дело били молнии. Они с треском погружались в пучины вод, вздымая чудовищной высоты фонтаны. Вокруг меня был безжизненный каменистый берег, о который разбивались огромные волны. Гигантские скалы истекали горящей лавой и она с шипением встречалась с морем. Ветер, ужасающей силы, рвал мою одежду и пытался свалить меня с ног, и лишь незыблемость моей машины, за которую я держался, не позволяла ему совершить это. Я смотрел на этот мировой котел в котором варилось то, что спустя миллионы лет станет жизнью.

Путешественник умолк.

– Пожалуй это самое прекрасное и необычное, что довелось мне увидеть, – он посмотрел на меня. – Вы понимаете?

Я растеряно пожал плечами.

– Смотрите, – Путешественник чиркнул спичкой. – Это огонь.

Он нагнулся и зачерпнул пригоршню песка:

– Земля.

Взял из моих рук бутылку и тоненькой струйкой вылил немного минералки себе на ладонь:

– Вода.

Затем поднялся и взмахнул руками:

– Воздух.

– Это…, – до меня стало доходить, что он имел ввиду.

Путешественник удовлетворенно кивнул и снова опустился на скамейку.

– Земля. Вода. Огонь. Воздух, – произнес он. – Четыре абсолютно безжизненных элемента. И они породили самое волшебное, самое чудесное, самое необыкновенное, что есть во Вселенной – Жизнь.

Мы молчали думая каждый о своем. Я думал о той цепочке случайностей, что привела к появлению жизни на нашей планете. О чем думал он – не знаю.

В его кармане мелодично затренькали часы. Путешественник достал их, взглянул на циферблат и прошептал:

– Время на исходе.

Затем поднялся и протянул мне руку.

– Рад был знакомству, – сказал он глядя мне в глаза. – Прощайте.

– Я тоже, – ответил я пожимая его крепкую ладонь. – Прощайте.

Путешественник легко взобрался на дрезину, помахал мне рукой и стал медленно таять в воздухе. Миг, и дорожка опустела, как будто никого и не было. Не было ни странного агрегата, ни человека в наряде конца XIX века.

Куда его занесет безжалостное Время? В начало или конец времен? Кто знает? И сколько ему еще скитаться из эпохи в эпоху и из страны в страну?

Сколько будет висеть над ним страшное проклятье? Когда оно исчезнет? И когда он сможет вернуться домой?

Думаю – никогда. С Временем шутки плохи.